Делюсь с тобой рецептом рыбы, которую высоко оценили все наши девы. На самом деле, рыба показалась вам «волшебной» не из-за вида, а из-за особого кляра. Хотя раньше я говорила тебе, что можно какие-то компоненты менять или игнорировать, в этом рецепте важно буквально все. И если ты правильно подготовишь кляр, то даже самая простенькая рыбка типа нашего минтая покажется тебе королевской. Проверено многократно, и я сейчас просто счастлива, что этот секрет узнают не только мои близкие друзья, но и тысячи женщин по всей России.
Ингредиенты:
4 ст. л. пшеничной муки + для обваливания
1 ч. л. куркумы
1 ч. л. сладкой паприки
2 ч. л. зиры
1 ст. л. густой острой аджики
1 яйцо
3–4 зубчика чеснока
1 ст. л. майонеза
1/2 пучка петрушки
по 1 ст. л. мелко нарезанной зелени мяты, укропа, петрушки, кинзы (по желанию)
1/2 стакана воды
500 г любой рыбы без костей или мелочи вроде бычков или корюшки
растительное масло для жарки
Итак, в глубокой миске соединяем все ингредиенты кляра. Всыпаем муку (можно смешать ее с крахмалом 1:1), добавляем куркуму, сладкую паприку, зиру (будет идеально, если ты зиру разотрешь пестиком!) и аджику. Острая аджика и зира – обязательные ингредиенты, поэтому не фантазируй и не экспериментируй.
Далее вбиваем яйцо, добавляем пропущенный через пресс чеснок и ложку майонеза. Мелко нарезанная зелень тут не то чтобы обязательна, но всячески приветствуется, ибо дает очень свежий акцент. Вливаем полстакана воды. Возможно, потребуется больше муки, главное, чтобы тесто было густым, как сметана. Солим будущий кляр для рыбы по вкусу и размешиваем.
А теперь – внимание! – каждый порционный кусочек рыбы обваливаем в муке и после этого погружаем в кляр, чтобы он там утонул.
Разогреваем на сковороде растительное масло и жарим рыбу так, как обычно: достаем ее из кляра вилкой и укладываем в сковородку.
Готовую рыбу хорошо бы выкладывать на бумажную салфетку, чтобы лишний жир впитался. Тогда она будет изумительно вкусной не только горячей, но и совсем остывшей. Поверь, даже если у тебя никогда не получалась рыба, или в семье нет рыбоедов, то наш арабский каммон хут все съедят в первую очередь.
Девочки ушли, мы остались с Ланой наедине, и тяжело отдуваясь, обмахиваясь платочками от зноя, опустились на лавочку местной кафешки. Вентилятор натужно гудел, пытался кромсать в клочья жаркий воздух, и даже робко плевался каплями воды из-под наброшенной на него влажной тряпки. Кофе в такую жару казался глупостью несусветной, но что делать, если утром в отеле мы его выпить не успели, а тягучая сладкая кола, пусть и прохладная, не воодушевляла совершенно. Поэтому все-таки выбрали кофе, густой, ароматный, с яркими нотами кардамона и илистой черной гущей на дне.
– Ты чего это сегодня такая заторможенная? Акклиматизация? – с места в карьер спросила меня моя прямолинейная подруга.
Однако для того, чтобы вы поняли, как это прозвучало, вам нужно сначала представить нашу Лану. Постараюсь ее описать…
Если мы с вами примерно одного возраста, то вы еще помните таких наших гениальных певиц, как Людмила Зыкина, Ольга Воронец, Валентина Толку-нова… Главное, что их объединяло (помимо неповторимых голосов) – это исключительная русская стать, горделивая осанка, величественная посадка головы и густые косы, забранные в высокую прическу или мудреный хвост, опоясанный жемчугами.
Такова была и наша Лана.
Мы увидели ее в аэропорту Аммана в роскошном восточном платье и таком же цветастом шелковом хиджабе, она царственно возвышалась над толпой, горделиво поглядывая на суетящихся вокруг людей. Да, на ней и вчера, и сегодня были восточные одежды, но я бы легко представила Лану и в русском сарафане, и в наряде екатерининских времен, и в парчовом бальном платье.
– Лан, а ты в театре никогда не играла? – некстати спросила я.
– Играла? Не совсем… Пела, скорее. А ты почему спросила?
Вот тут я ей и выпалила про Зыкину, про первое впечатление, про Альфию, рассказ которой мне не давал покоя все утро. Что-то такое сумбурно-женское и совсем не логичное. Но Лана меня, как ни странно, поняла, и тоже задумалась…
– Знаешь, тебе не понять, но я вот вырвалась в Иорданию из Саудии и словно родины глотнула. Ты даже не представляешь, до чего, оказывается, можно скучать по зеленому цвету, по живым травинкам и листочкам, по утренней росе на каком-нибудь корявом пне… И это притом что моя жизнь, слава Богу, далека от тех кошмаров, которые довелось пережить Альфие.
– Успокой меня, скажи, что ты счастлива…
– Счастлива? Наверное… Но ты меня взбудоражила этим рассказом. Скажи, чем мы можем ей помочь?
– Она уверяет, что справится сама. Но у Альфии такое огромное сердце, что ее главная мечта связана не с личной жизнью, не с дочерями и сыном даже.
– С чем же?
– А ты мне сама сейчас ответишь… Если захочешь. Альфия, например, говорит, что у всех русских девочек, которые собираются замуж за восточных мужчин, может возникнуть море проблем.
– Это да…
– Ты-то сама как оказалась на Востоке?
– Ну, это длинная история. И про театр тебе не пригрезилось… Хотя я росла очень-очень русской, понимаешь?
– Да! Как Марья Искусница из сказки.
– Эх, ни черта ты не понимаешь! Я бы полцарства отдала за березовую рощу. За одно тощее деревце! Меня любая наша березка в трепет приводила. У нас же только финиковые пальмы, да и те в жару дохнут… А я – северная. И родичи, соседи у меня были наши, посконные северяне… И детство пионерское. А по поводу «искусницы» у меня вообще отдельная история есть… У нас была знакомая тетя Зоя, работала в ИТУ (исправительно-трудовой колонии) на станции Веселой завскладом. При таком знакомстве, как ты понимаешь, проблем в нашей семье с мясом и овощами никогда не было, так как ЗэКа (а попросту зэки) выращивали овощи в теплицах, ну, и свиней разводили. Смешная она была, тетя Зоя… Ее вечной присказкой было: «Все сделала чики-пыки, как Марья-искусственница»… Мы с мамой всегда хохотали в голос, потому как объяснять тете Зое разницу между «искусницей» и «искусственницей» было бы бесполезно. Школу она не закончила, война началась, с ней и детдом, ранняя трудовая деятельность и так далее. Мне она была как бабушка! И ее немецкая овчарка Дик, и три сына-офицера, которые были как братья, ты не поверишь, но я помню все…
– Но сейчас-то, сейчас ты от всего этого далека, как от Альтаира?
– И да, и нет. Замуж я выскочила рано. И мой первый муж был не кто-нибудь, а главный дирижер музыкального театра. Любовь, как тогда казалось, была жуткая, как в «Жестоком романсе». Я – вся такая Ульяна Громова из «Молодой гвардии», восемнадцать лет – коса до пояса, голос до мурашек… Могла арию Марфы так спеть – весь зал рыдал… И он – на двадцать пять лет старше, талант и ревнивец, ну, и пьяница от искусства, как полагается… Если бы не удрала вовремя, то, наверное, прибил бы в припадке ревности или собственной непризнанности.
– Далеко удрала-то?
– В родимые края. В самый распрекрасный Магадан. И сразу начала там активничать на местном телевидении. Мне казалось, что у меня второе дыхание открылось. И замужем побыла, и годы еще совсем девичьи, и дела в стране происходят немыслимые…
– И чем закончилось?
– Ты не поверишь. Правда… Никто не верит. Создали мы телевизионный проект, с презентацией которого приехали на Аляску. Отстрелялись, как положено, выступили-отрапортовали… А в это время там же работала команда ученых. И был среди них высокий, странноватый и очень импозантный мужчина по имени Фарух… Скажи, вот ты веришь в любовь с первого взгляда?
– Да!
– А я, дура, не верила. Но когда он ко мне подошел, взял за руку, пригласил на танец, когда мы проговорили на моем плохом английском много-много часов, меня словно в сердце что-то толкнуло. «Лана, – сказал он, – я должен завтра улетать в Нью-Йорк. Ты полетишь со мной?» Представь, несколько часов – и трындец всей жизни. Ты решаешь: или-или… Ты еще ни черта не понимаешь, но чувствуешь нутром, что это вот, без всяких высокопарных слов о любви, и есть твое родное, твоя вторая половина…
– И ты сказала «да»?
– Ну, конечно, раз я здесь и сейчас. Я сказала «да!» и перечеркнула все свои мечты о карьере, о будущем, о родине… Я и жалею и не жалею… Господи, что пережили мои родители, мои близкие, мои друзья и коллеги…
– Оно стоило того?
– Оно того стоило!
Мне так не терпелось продолжить разговор с Ла-ной, задать ей миллион вопросов, что я едва выдержала, пока мы добрались до отеля. Воспользовавшись тем, что наши подруги и соседки по комнатам первым делом отправились в душ, смывать джерашскую пыль, а мы с Ланушкой вроде как и не пропылились совсем в прохладе местной кафешки, я уговорила ее на чашку кофе и демонстративно широко распахнула глаза:
– Ну?
– Ой, ты такая смешная… Чувствую себя довольно глупо. Я как-то не привыкла давать интервью.
– Да какое там интервью. Просто у меня была подружка, которая вышла замуж за саудита, так она из своей Джидды через десять лет удрала и таких ужасов мне понарассказывала… Хотя супруга обожала, как кошка, до царапанья.
– Мы с тобой остановились на том, если ты помнишь, что мое замужество решилось за тридцать минут. И поверь, ни кошкой, ни собакой, ни даже Джульеттой я себя в тот момент не чувствовала. А вот интуиции всегда доверяла. Мне вообще кажется, что самый главный женский орган тот, в котором запрятана эта самая интуиция. Если уметь к ней прислушиваться, то многих бед можно избежать, а ошибок – не наделать. Думаю, что в тот промозглый вечер на Аляске я себя, наконец, услышала. Мне показалось, что Фарух – не столько мужчина всей моей жизни, сколько мой близкий человек, вторая половина, муж и, возможно, отец моего сына. Так оно, впрочем, и оказалось. Веришь, меня совершенно не интересовали его профессия, достаток, даже то, кто он по национальности и откуда родом. Я даже не спросила, куда мы должны уехать. Он просто попросил меня стать его женой, и я согласилась. Если бы доверие можно было измерять в каких-нибудь, скажем, литрах, то мое доверие к нему в тот момент равнялось бы объему Байкала.
– В тот момент? А сейчас?
– И сейчас тоже. Мне иногда даже смешно, когда я от скуки (Фарух работает, я – нет) начинаю заниматься личным психоанализом. По запчастям мы с ним не совпадаем ни в чем: ни в темпераментах, ни в характерах, ни в религии, ни в традициях, ни в отношении к друзьям и к деньгам… Но когда все эти несовпадения складываются, оказывается, что мы похожи, как однояйцевые близнецы.
– Единство и борьба противоположностей, – с умным видом произнесла я и заткнулась, заметив, как Лана чуть наморщила нос. Степень доверительности между нами была еще на начальной стадии, и спугнуть ее желание рассказать о себе можно было в любой момент.
– Ты вот заговорила о Саудовской Аравии. Но это наш временный дом, о котором я, конечно же, еще расскажу. Большую часть нашей жизни мы все-таки прожили в Штатах. И, наблюдая за работой мужа, за его карьерой, я поняла, что определение «русский Ваня» – понятие интернациональное. Веришь, я никогда и никого не встречала с такой гениальной одаренностью, помноженной на трудолюбие, какие присущи Фаруху. Но и никого на моей памяти так не эксплуатировали, не обводили вокруг пальца, как моего супруга. Да, ему платили огромные деньги.
Но… Как тебе объяснить? Он приходил в фирму и взваливал на плечи тот объем работы, который до него выполняли несколько отделов. Эти отделы, кстати, никто не увольнял. Они так же продолжали получать зарплату. А пахал, словно деревенский мерин, мой Фарух.
– Как-то я в нем узнаю брата Колю, – пробормотала я опять и тут же хлопнула по губам ладошкой.
– Не удивляюсь, – хмыкнула Лана. – Все поцелованные Богом люди в чем-то похожи и такие же дети до старости… Кстати, о старости. У нас, наконец, родился мой долгожданный сыночек. И в этот момент я стала отчетливо осознавать, что разница в 17 лет между мной и мужем – колоссальная. Что если он будет так же ишачить на какого-то дядю, то мой сын рискует просто потерять отца, а я – мужа. Он же просто сгорал на работе. И тут нам подвернулась Саудия и возможность открыть собственный бизнес. Конечно, уезжать из сытой и ленивой Америки было страшно. Пустыня, зной, песок, нефть, ислам, шейхи какие-то – вот и все, что я знала об этой стране. Но вариантов не оставалось. Или Саудия, или родина Фаруха – Индия. А мне, с моими сосудами, влажная жара родины мужа казалась просто адом. Зная это, муж выбрал Аравию.
– Не пожалела?
– Ты знаешь, нет. Я не знаю, что тебе такого ужасного рассказала твоя подруга и почему она оттуда убежала, но я рассуждаю так – жить можно везде.
– Ну, как же! А бесправие женщин? Полное, абсолютное… А эти дурацкие наряды? А необходимость жить по законам шариата?
– Давай по порядку. Чем тебе не нравятся мои наряды? По-моему, очень удобно. Носить исключительно черный хиджаб вовсе не обязательно. Он может быть и ярким, и кокетливым, и дизайнерским. Кроме того, в зной, в пекло с непокрытой головой из дома особо не выйдешь. Шляпы мне не идут. Точнее, я их не люблю. Зато платки и шарфы обожаю. Так что хиджаб – это плюс. Теперь о «халате» – абае. Скажи, вот ты в Москве всегда готова выбежать из дома за продуктами, скажем, не ругаясь, что вечно нечего надеть? В нарядном не пойдешь, а любимые джинсы постираны, спортивный костюм испачкан клубникой, в домашнем халате стыдно… Согласна? А у нас – абая. Она всегда висит на плечиках чистая и опрятная, летняя и «зимняя». И я могу выйти в ней в город, даже если под ней буду только я. Хоть в нижнем белье, хоть без. Утрирую, конечно, но с точки зрения практичности тоже очень удобно.
– Ладно, убедила, чертяка говорливая. Но с шариатом-то – швах?
Лана рассмеялась:
– Знаешь, с чем швах? С деревьями и кустиками. Они, подлецы, только зазеленеют, как сразу чахнут. Вот по зелени скучаю смертельно. А все остальное – это от лукавого. У меня огромный дом, бассейн, крыша – почти второй двор. Мне это надо все убрать, потому что по нашей советской ментальности я терпеть не могу домработниц, а порядок обожаю. Еще мне надо все перестирать и перегладить, приготовить завтрак, обед, ужин, отвести сына в школу и встретить из нее, проверить уроки, сходить в магазины. Какой, к чертям, шариат? К тому же я не рассказала о своей второй любви всей жизни…
– Только не говори, что у тебя есть любовник!
– С ума сошла? У меня есть четыре собаки! Сын смеется, что у нас в семье пятеро детей, и он не самый главный. Вот сейчас сижу тут с тобой, треплю языком, а сама, знаешь, о чем переживаю?
– О чем?
– О том, что мои бусики-пусики, прости за выражение, загадят весь двор до моего приезда. Это в России хорошо: покакала собака, все в землю ушло – и перегной. А ты на мраморных плитах побегай, пособирай… Но больше всего времени, безусловно, уходит на готовку. У нас в семье странная кухня: русско-индийско-американско-арабская. Но последнее время все-таки больше американская и индийская. Сын любит кое-что из русской еды, а вот муж только тактично «угощается» всем, что не его родное. А ведь ему после операции на сердце нельзя ни острого, ни жгучего, ни кислого, ни сладкого. Вот и мудрю… Ну, и еще так, для общего представления о том, какие я выводы сделала из американской и саудовской кухни (индийскую пока оставим в стороне). Ты знаешь, обе эти кухни неуловимо похожи, хотя на первый взгляд это и не бросается в глаза. Во-первых, давай начнем с обязательного и протокольного, с того, что у нас называют режимом… Мы в России «режим» знаем только детсадовский и больничный. Здесь же еда – это святое, и она строго по режиму. Каждая американка знает, что дома должен быть завтрак, на службе – ланч, дома ужин. Плюс обязательные, включенные в трудовой договор, кофе-брейки, во время которых американцы умудряются перекусить еще два раза. Примерно столько же раз в день едят и саудиты. Просто у них чуть смещены временны́е акценты: есть ранний завтрак, есть завтрак, потом обед и поздно вечером ужин с чаепитием. Для чая тоже выделяется пара коротких перерывов во время рабочего дня. И американцы, и саудиты стараются не есть калорийную пищу, но качество этой «здоровой пищи» отличается в разы. В Америке молоко и йогурты – это вода водой, зато полно всяких арахисовых паст, карамелей, кленовых сиропов и майонезов, а в Саудовской Аравии это натуральное молоко (но в чае), легкие сыры и огромное количество злаков и бобовых. И там, и там все ратуют за фрукты и овощи. Но в США это пластиковое нечто, если не покупать в хорошем, дорогом магазине, а в Саудии – не такое красивое, но натуральное, выращенное на земле. Собственно, сейчас расскажу тебе о тех рецептах, которые прижились у нас дома, и ты сама все оценишь.