bannerbannerbanner
полная версияС колен мутовок

Иоланта Ариковна Сержантова
С колен мутовок

Полная версия

Воспоминаний больше нет…

Воспоминаний больше нет…

И нет следов, полоской свет

Не пробивается под дверью.

Я не хочу, я не поверю,

Что так бывает, было, будет.

И в том меня иной осудит,

Другой – жалея, но поймёт.

Рождения укор, намёк

Нам дан, да распознать непросто,

Лучи волшебны, ярки, звёздны,

Но нет уже давно самой…

Покуда можешь петь – ты пой,

Не жди другого дня и часу.

Они проходят быстро. Разом.

Дуб

Сражённый снегом, пал столетний дуб.

И лет ему в глазах иных немного.

Не нюхал жизни он, и та дорога

Вблизи которой рос, и ближний сруб,

Да от него протоптана тропинка, -

Вот это всё, что видел он вокруг.

И дятла, – то ли враг, а, может, друг,

И белку, с грациозной рыжей спинкой.

Ну а теперь, он молча, снизу вверх

За ворона круженьем наблюдает,

Тот никогда без дела не летает,

Где облако срезает лунный серп.

Дуб больше не увидит ничего,

Услышит в забытьи огня томленье,

Он, как и мы, у времени поленья,

Ленивого течения его.

Прошлое

Мерило вдохновенного труда -

Мелькнувшие ушедшего картины…

Фиалкой крашены минувшего седины,

А из ответов – мокрым снегом – "да".

И больше ничего. Имеет право,

То, пошлое, в котором мы бесправны.

Новогодье

В чужом дому Рождественская ель.

В родном дыму, под слоем жирной сажи

Труба печная. "Скоро ли апрель?" -

Один подумает, иной сквозь зубы скажет.

А заоконье тихо и темно,

Светло от снега, непривычно тихо.

А Новогодье топчется давно,

Скрипит шагами. Чутко дремлет лихо

Его будить до времени не след,

Ему бы спать навечно беспробудно,

Закутавшись в шотландский тёплый плед,

И под волынку, что играет нудно.

С сербской перчинкой

Хвала ли прошлому иль "Любо!" Новогодью

Снег бел везде, лишь на рассвете прян.

Искрится, и весенним многоводьем

Он будет непокоен, как и пьян

Победами. Воздвигнувший вершины

Он к ним спешит. Но от себя побег

Возможен, да сорвать венок крушины…

Не сможет звер, не может человек.

Но в Рождество бывает сваки случај.

И Сунце, расправляя плечи, лучик

Пошлёт тебе на сердце, как любовь.

И ты воспрянешь духом, може, вновь.

Звезда

День занемог. И в пламени заката

Он таял,как другие,но когда-то

Закончится пустых волнений срок.

Звезда его скатится на восток,

А горизонт напротив сплавит солнце,

И каплями стечёт за край зонта,

Да жизнь, что, так казалось, всё "не та",

Оставит у порога узелок.

А в нём всё то, что сделал. Что ж не смог, -

Оно поболе. И бежит по полю,

Утаптывая землю, плюща волю,

Что стынет подле H'edera, плюща.

И некому рыдать, и навещать…

Ну, – кроме той… звезды, чей бледный свет.

Опять смолчит, чтоб не ответить "нет".

Волки любят волю

Кружил главу вчера ли первый снег?

Сегодня же в сугробах по колено

Мороз гуляет. Лось ушёл налево.

Вослед ему, переходя на бег,

Бреду по лесу, словно бы в бреду,

И оступаясь, радости не пряча,

Нос к носу с волком. То ли не удача?!

Да только он, предчувствуя беду,

Уходит, обернувшись. Я ж вдогонку

Ему кричу: "Прости! Мне жаль людей.

Не все мы плохи." Но один злодей

Испортил шкуру в месте том, где тонко.

Красиво зверь уходит. Не неволю.

И у него на шее виден шрам.

А в этом есть какой-то шик и шарм

Определённый. Волки любят волю.

Зима

Мороз ударил по столу земли,

Зима скрипит шагами в закоулках,

И в арках непременно скользких, гулких,

Что дворники метут. В метель мели! -

Её не замечая. Снег же мелом.

Дороги перепачкав пылью белой,

В ней сам увяз едва ли не по плечи.

А там, в домах, конечно, топят печи,

Из чайников струёй – горячий пар…

Зима не наказание, но дар,

То время, что до времени застыло.

И, лишь пройдёт, то сразу станет мило.

В мелу метели

Округа вся в мелу метели,

Позёмка скатерть гладит, стелет

На стол дороги ледяной,

А ветер тянет. Озорной

Снежок щекочет щёку. Мимо

Летит сова. И ворон милой

Своей несёт чего-то в клюве.

Её он точно очень любит,

И в этом признаётся часто -

Кричит с небес, что очень счастлив.

А как уж то со стороны…

Да хриплый глас нежней струны

Звучит для той, кому он люб.

И пусть неловок или груб. -

То оболочка, облик, блик.

Но лик души, – он в ней велик.

Округа вся в муке из снега.

И ветер студит студень лужи,

Она всё крепче, мельче, уже.

Как жизнь с начала до побега

Туда, где вОроны летают,

И снег ложится, но не тает

На лоб, и сухо – мимо щёк.

– Эх, жизнь…

– Живи…пока…ещё…

Я в зеркале…

Я в зеркале увидел солнце.

Мороз заглядывал в оконце,

Крахмалил скатерти дорог

Так долго, что и сам продрог,

Покрыл глазурью наста тени

Дерев, ветвей и их сплетений.

Прижавши губы к складкам гладким

Коры, оставил след не сладкий.

Но праздничный, волшебный блеск.

Так то ж не бал, а тёмный лес,

В котором принято блудить,

Чтоб позже, пОутру будить

В себе стеснения озноб.

Ты ж не таков, не пошлый сноб,

Который, раб чужого мненья,

Не ищет лишние волненья,

Они по множеству причин

Почин тревоги и морщин,

Что видны в зеркале. А звёзды…

К ним относиться как серьёзно?

На небесах живут они,

Ночами почитая дни,

Слывут подоле, чем бывают.

Чей лай, что ветром раздуваем,

Нас принуждает встать к окну?

Я промолчу, не намекну.

Рейтинг@Mail.ru