Ирада Нури
Няня лёгкого поведения
Пролог
– О Боже, это она!
– Кто?
– Дочь, той женщины…
– Да, вы что?! Которая?..
– Вон та, со светлыми кудрями и в розовом воздушном платье. Ангелочек, не иначе! Так сразу и не скажешь, что у неё дурная кровь.
– Вы правы, она такая хорошенькая… Неужели, все, что о них говорят, правда?
– Не сомневайтесь, истинная правда. И, пусть вас не вводит в заблуждение эта невинная мордашка, как известно, яблоко от яблони не далеко падает. Поверьте, когда этот "ангелочек" вырастет, она ещё задаст жару всем, кто сомневался в том, что дочь потаскухи годится на что-то иное, чем разбивать чужие семьи и повсеместно сеять одно зло.
– Бедное дитя…
– Бедное? Пожалейте лучше себя, дорогуша, ибо уверяю, она-то вас уж точно не пожалеет! Живут же такие гадины на свете! И мамаша здесь, будь она неладна, строит из себя королеву, а на деле – дешёвая распутница, пробы ставить негде.
– Какой ужас!..
Да, действительно есть чему ужаснуться. Две немолодые, безвкусно одетые и совершенно неухоженные женщины с одинаковыми мелкими кудряшками, смешно подпрыгивающими при каждом движении их голов, стояли возле широко распахнутого окна и абсолютно не стесняясь того что могут быть услышанными поливали грязью тех, кто в сущности не сделал им ничего дурного. Безобразные, отчаянно вызывающие в памяти сравнение с персонажами Льюиса Кэрролла Труляля и Траляля они упивались тем, что обвиняли в собственных неудачах других людей.
Я стала невольной свидетельницей этого разговора, когда мне было пять. Не понимая ни слова, но читая злобу и враждебность во взглядах, устремлённых на меня, я не придумала ничего лучше, как испугаться и расплакаться, укрывшись в заботливых и нежных маминых руках, которая стояла несколько поодаль от остальных гостей собравшихся в тот день в доме миссис Лайтвуд. У Сабрины, внучки хозяйки дома, с которой вместе мы ходили в детский сад, был день рождения. Впервые на такой праздник пригласили и нас. Мама так радовалась, что у меня, наконец, появилась подруга! Но как оказалось, радость была недолгой.
Обхватив маму крепко-крепко, я пыталась справиться с ознобом, сотрясающим всё тело под тонким платьицем. Детское сознание отказывалось понимать: почему никто в нашем небольшом городишке, где всего-то три улицы и все жители друг с другом знакомы, не любит нас. Сердечко колотилось как сумасшедшее, грозя выпрыгнуть из груди. Спазмы в горле душили, а слёзы бесконечным потоком стекали по щекам вниз.
– Ш-ш… успокойся солнышко всё хорошо, – тихий шепот родного голоса постепенно проникал в сознание. Тепло рук и знакомый запах цветочных духов смешанный с запахом капельки ванили, которую мама добавила в печенье, что мы принесли с собой, дарили тепло и уют. Крепко обнимая, мама пыталась передать мне своё спокойствие, я это чувствовала и, благодаря ей, нервный озноб стал постепенно стихать.
Я всё ещё боялась повернуться и, крепко зажмурившись, уткнулась в мамин живот, твёрдо веря в то, что она сможет защитить меня от жестокости окружающего мира.
– Нет, всё совсем не хорошо! – неприятный женский голос за спиной сорвался на визг, – вам не место среди приличного общества! Забирайте свое отродье и немедленно покиньте этот дом!
– Мередит…– несмотря на кажущееся спокойствие, мамин голос подобно туго натянутой струне дрожал от напряжения.
– Молчать! Не смей произносить моего имени своим грязным ртом, мерзкая потаскуха! Будь, ты проклята за всё зло, что мне причинила! Убирайтесь! Убирайтесь немедленно, пока вас обеих за волосы не выволокли отсюда вон!
Я чувствовала мамину боль. Она не оправдывалась, не умоляла, а просто стояла и смотрела в глаза окружающих, в которых не читалось иных чувств кроме ненависти и презрения.
За что они так с нами? Неужели то, что мама такая красивая – плохо? Я множество раз замечала, с каким восхищением смотрели на неё все мужчины, когда поблизости не крутились их жены и невесты. Каждый мечтал, чтобы ясный взгляд блестящих серых глаз был предназначен ему одному.
Но мама не смотрела ни на кого. Для неё всегда существовал лишь один мужчина – мой папа. Как часто бессонными ночами, думая, что я уже сплю она прижимала к себе его фотографию – единственную память, что осталось после того как он, возвращаясь в страшный ливень домой, слетел в своём грузовике со сломанного участка моста.
Вместе с ним той ужасной ночью мы потеряли не только любящего мужа и заботливого отца, но и надежную защиту от озверевших жителей крошечного провинциального городка, для которых всё, что отличалось от них самих, считалось смертельным грехом. Они возненавидели мою мать только потому, что своей утонченной красотой и изысканными манерами она словно бы бросала вызов всему их прогнившему насквозь ханжескому обществу. Резко отличаясь от них во всём, она наносила смертельное оскорбление всем им уже одним своим существованием.
Мне было страшно. Я боялась, что кто-нибудь обидит нас, причинит боль. Собрав в кулачки всю свою решимость, я оторвала заплаканное лицо от маминого нарядного платья, на котором осталось влажное пятно от слёз, и, избегая смотреть по сторонам, прошептала:
– Мамочка, пойдём… пожалуйста, уйдём отсюда.
Она опустила на меня глаза. Господи, сколько же добра и любви было в том её взгляде! По – прежнему прижимая к себе, оберегая от всего остального мира, она сквозь осуждающе глядящую свору, готовую в любой момент наброситься на неё, спокойно и степенно повела меня к выходу. Не теряя достоинства, с гордо поднятой головой она шла, в то время как толпа сама вынуждена была расступаться перед ней. Никто не посмел оскорбить её.
И даже тогда, когда за нашими спинами демонстративно захлопнули дверь она ни разу, не обернулась, продолжая идти вперёд и вести меня за собой.
Это стало последней каплей. Втайне от всех, под покровом ночи, с одним единственным кожаным чемоданчиком, мы спешно покинули ненавистный город.
Представляю, как радовались местные жители, узнав о том, что угроза их благополучию навсегда исчезла.
Мама… Её не стало три года назад. Внутренние переживания и смертельная тоска постепенно подточили хрупкий организм, и у неё однажды попросту остановилось сердце. Она так и умерла, храня верность памяти того единственного, кого по-настоящему любила всю свою жизнь.
Ну, а я … гм, пожалуй, об этом, стоит рассказать подробнее…
Глава 1
– Это шутка такая? – я не могла поверить в то, что сейчас услышала.
– Прости, Рэйн, так получилось, – несмотря на извинения, в голосе Майкла не слышалось и намёка на раскаяние. – Ты пойми, такой шанс выпадает лишь раз в жизни, я не могу отказываться от него лишь только потому, что накануне отъезда моя неуклюжая партнёрша неудачно приземлилась и серьёзно повредила связки.
– Неудачно приземлилась по твоей вине, Майк! А теперь, когда я из-за тебя лишена возможности принять участие в турнире своей мечты, ты попросту решил заменить меня другой партнёршей? Ты, в своём уме?
– Прости, Рэйн, но мы с Джессикой уже всё решили. Мы едем без тебя, прости.
Простить? О каком прощении может идти речь, когда человек, которому ты доверяла, как самой себе, ради своей цели просто променял тебя на другую? Будь на его месте кто-нибудь другой, я бы не удивилась, но это был Майк! Мой Майк! Тот самый, с кем мы были неразлучны последние пятнадцать лет и, который со временем из партнёра по танцам превратился сначала в моего близкого друга, а затем и в жениха!
Приехав в Лос-Анджелес, мы долгое время пытались привыкнуть к совершенно незнакомой обстановке. Мама неплохо шила и после мытарств сумела устроиться в одну из театральных мастерских обшивающих представителей бомонда. Там, весь день крутясь среди вороха тканей, блесток и перьев, я всерьёз заболела сценой. Одна из клиенток, увидевшая меня вертящейся перед зеркалом, посоветовала маме отдать меня на танцы, проча великое будущее.
Да, в чём-то она оказалась права. Впервые очутившись в танцевальном классе, я сразу же почувствовала, что это – моё!
Ко мне подбежал красивый мальчик, и с восхищением уставившись на мои локоны, еле слышно прошептал:
– Они настоящие?
Так началось наше знакомство с Майклом Риверсом, подающим большие надежды юным дарованием. В короткий срок став совершенно неразлучными, мы уговорили педагогов поставить нас в одну пару. Да, нелегко было соответствовать такому партнёру. Позабыв обо всём, я дни и ночи напролёт проводила в бесконечных тренировках и однажды услышала заветное: «Майк, ты будешь партнером Рэйн".
Нужно ли говорить, как я была счастлива? Мир сузился до дома и танцевального зала. Едва прибежав из школы, я, забывая про еду неслась на встречу с Майком, к которому с каждым днём привязывалась всё крепче и крепче.
Время шло, мы росли и постепенно дружеские чувства переросли в нечто гораздо большее. Ни у кого, знающего нас, не возникало и тени сомнения в том, что в итоге мы поженимся. Поступив в школу искусств, мы с отличием окончили её. Казалось, весь мир принадлежал нам.
Когда мамы не стало, Майк ни на минуту не оставлял меня наедине с моим горем. Мы стали близки… по-настоящему близки. Он переехал в мою маленькую квартирку, и с тех пор мы больше ни разу не разлучались.
А потом появилась Джессика. Высокая, рыжеволосая красотка сразу положила глаз на моего партнёра. Приехав из Чикаго, она под предлогом того, что не знает никого в большом городе, всюду следовала за нами по пятам, умудрившись превратить наш бессменный дуэт в бессмысленное трио.
Теперь мы ничего не предпринимали, не посоветовавшись предварительно с Джессикой, которая с авторитетным видом отвергала любые мои доводы и принимала предложения Майка и свои собственные.
Ослеплённая любовью, я и дальше бы пребывала в неведении относительно её истинных намерений, если бы не, то приглашение, что пришло два месяца назад от организационного комитета очень престижного международного турнира. Это был настоящий джекпот! Такой шанс выпадает раз в жизни, и упускать его было бы верхом глупости. Собрав группу из десяти человек, мы приступили к бесконечным репетициям сложнейшего технически и невероятного по красоте постановочного номера.
Само собой, что солистами были мы с Майком. Остальные, в том числе и Джессика, составляли удачный фон, гармонично вписываясь в общую композицию. Все два месяца, оставшиеся до конкурса, пролетели в сплошных тренировках, на которых мы с ювелирной точностью оттачивали каждое па.
И вот, когда до отъезда оставалось всего пять дней, случилось непредвиденное – Майк не смог удержать меня над головой во время высокой поддержки, и я неудачно приземлилась на паркет, сильно повредив ступню.
Боль, ослепляя, молнией проскочила по всему телу. Вскрикнув, я без чувств провалилась в темноту.
Придя в себя на больничной койке с загипсованной ногой, я просто не могла поверить в то, что всем моим стараниям и надеждам пришел такой нелепый конец.
Но, я держалась ради Майка. Я не хотела, чтобы он расстраивался из-за того, что нам не удалось выступить, и поклялась сама себе, что превращусь в самую послушную больную на свете, чтобы ни в коем случае не огорчать его ещё больше.
Но, как оказалось, роль сиделки Майка не устраивала, впрочем, как и нездоровая партнёрша. Не прошло и суток, как мне сообщили, что, несмотря ни на что, "шоу должно продолжаться" и моё место в этом шоу займёт ставшая уже ненавистной, Джессика.
Слишком прямолинейная и местами наглая, она даже и не пыталась скрыть своего ликования. Вцепившись в рукав джинсовой куртки Майка, она, будто боясь, что он убежит ни на минуту не отпускала его от себя. Вот и сейчас, видели бы вы с каким злорадством она смотрела на меня спорящую с Майком. Закутанная в больничный халат и сидящая в инвалидном кресле, я не представляла для неё никакой угрозы.
Я и не собиралась угрожать. Мне и так всё стало ясно – между этими двумя, была связь. Теперь уже не имело смысла разбираться в том, а не подстроено ли часом было моё падение? Всё куда-то ушло. Я сидела снизу – вверх смотрела на этих двоих и ничего не чувствовала. Совершенно ничего. Слёзы я выплакала уже давно, ещё ребёнком, и даже когда потеряла мать, несмотря на горечь, не могла выдавить из себя ни слезинки.
– Рэйн, пойми, Майк слишком талантлив, чтобы рушить свою карьеру превратившись в твою сиделку. Нужно время чтобы твоя нога зажила, но у нас его нет! Турнир через несколько дней, ты не можешь быть настолько эгоистичной, чтобы требовать от него…
– Джессика, – выслушивать наставления от этой девицы, не было желания, – держись крепче за свой трофей, ты его заслужила. Майк, ты прав, поезжай, такого шанса упускать нельзя.
– Рэйн, – Майк отчаянно пытался изобразить раскаяние, но оно у него не получалось, – извини. Обещаю, что добуду победу для нас.
Для нас? Глупый, нас больше не было.
– Угу, – кивнула я, – буду ждать. Ребята, – я нарочито зевнула, давая понять, что их визит чересчур затянулся, – вы уж извините инвалидку, но я что-то сегодня устала.
– Да-да, конечно, отдыхай, – с каким облегчением оба вздохнули, когда стало понятно, что изображать участие больше не нужно. Легко приложившись холодными губами к моему лбу, Майк в сопровождении новой "примы" покинул палату.
"Катитесь вы к чёрту!" – едва не крикнула им вслед. Сметя на пол всё, что стояло на прикроватной тумбочке в порыве гнева, я попыталась следом опрокинуть и её. Но тумбочка-зараза, была привинчена к полу и совершенно не желала очутиться на полу в горизонтальном положении. Пнув с досады её здоровой ногой, я подъехала к окну.
На посыпанной гравием дорожке показались Майк с Джессикой. Не подозревая, что за ними наблюдают, они и не пытались скрывать своих отношений: обнимая одной рукой её за талию, другой, он убрал упавшую ей на лицо огненную прядь. Сколько интимности было в этом, казалось бы, простом жесте.
Он не вернётся! Теперь, когда у него была Джессика, неудачница вроде меня ему была не нужна.
Я провожала их взглядом до самых ворот, за которыми они вскоре исчезли, и остро понимала, что на этот раз осталась совершенно одна. Полагаю, самое время начать думать о том, что буду делать, когда выйду отсюда.
Назад для меня пути уже не будет, теперь – только вперёд!
Глава 2
– Мне очень жаль мисс, но боюсь, что у нас для вас ничего нет, – невзрачная серая… нет мышью, пожалуй, назвать язык не повернётся… Скажу лучше так: неопределённого возраста, одетая в серое каракатица, близоруко щурящаяся сквозь толстые линзы огромных в пол-лица очков, доставшихся ей, скорее всего, в наследство от прабабушки. Редкие чёрные усики над верхней губой резко контрастировали с бледной, наверняка годами не видевшей солнца, кожей и вызывали немедленное желание схватиться за пинцет. Но самым примечательным в этой особе женского пола было не это, а её поистине уникальные, ни с чем не сравнимые, уши.
Как-то в детстве, я уже и не вспомню где именно, слышала, что продолжительность жизни человека можно определить по ушам – чем они короче, тем меньше человек проживёт. Ну что же, если верить этому правилу, глядя на даму за столом можно было с абсолютной уверенностью утверждать, что передо мной представительница самых долго живущих долгожителей на свете. Её, не побоюсь этого слова, колоссальные ушные раковины, казалось, жили собственной жизнью, пробиваясь на свет Божий сквозь зачёсанные на них волосы, смешно двигаясь в такт разговору.
Стараясь не слишком глазеть на это чудо природы, я попыталась сосредоточиться на разговоре:
– Почему? Тут ведь в объявлении сказано, что…– я замолчала на полуслове. Проследив за её нервным взглядом, брошенным вправо, я всё поняла.
Сквозь стеклянную перегородку, отделяющую кабинет от общего зала, можно было разглядеть других работников, преимущественно женщин. Но были и стойки, за которыми находились мужчины. Как раз на одного из этих мужчин в этот самый момент и был устремлён наполненный тоской взгляд, многократно увеличенный толстыми линзами очков. Да тут любовь, не иначе.
Словно почувствовав, что за ним наблюдают мужчина, поднял глаза и, перехватив мой взгляд заинтересованно улыбнулся. Это не осталось незамеченным для моей собеседницы. Дрожащими от возмущения пальцами схватив в охапку мои бумаги, она, ничуть не церемонясь, всучила их мне в руки, ради чего даже встала из-за стола и, подхватив меня под локоток, лично проводила до лифта:
– Мне очень жаль, но ничем помочь не могу, в ближайшее время никаких свободных вакансий не ожидается. Желаю вам поскорее найти работу в другом месте. Прощайте.
Она так вошла в раж, что самолично нажала на кнопку, везущую вниз. Перед тем как двери лифта захлопнулись, я успела заметить торжествующую улыбку на её лице.
Бедняжка! Как же тяжело ей, наверное, приходится весь день оберегать предмет своей мечты от любого женского глаза. Вот только принесёт ли это какие-то плоды? Не знаю. Ясно лишь одно – мне опять отказали!
Прошел месяц с тех пор как я, полностью поправившись, занялась поисками работы. И, если изначально я была полна радужных надежд на то, что особых проблем с этим у меня не возникнет, то уже очень скоро мне пришлось столкнуться с жестокой реальностью – для меня мест не было. Не важно, на какую должность я претендовала, всюду было одно и то же: злобные взгляды и необъяснимая агрессия со стороны женского персонала и масляные похотливые улыбочки со стороны мужского. И, если мужчины сразу же начинали предлагать вакансию личной помощницы, от которой я сама бежала как от огня, то женщины наоборот категорически отказывались брать даже в уборщицы.
Тяжело вздохнув, я поплелась к автобусной остановке. Мысли, подобно сумасшедшему рою пчёл, бесконечным потоком кружились в голове.
Нет, ну почему же так не везёт? Майк так больше и не появлялся. До меня доходили слухи что, заняв третье место на турнире, они вместе с Джессикой подписали контракт с какой-то танцевальной труппой, выступающей на Бродвее. Перебравшись в Нью-Йорк, он окончательно дал понять, что между нами всё кончено.
Думаете, меня это задело? Нет, уже нет! В тот день, проводив их с Джессикой взглядом до больничных ворот, я вычеркнула их обоих из своей жизни. Страшным было другое – моя неистовая любовь к танцам, без которых я не представляла своей жизни ушла вместе с ними. Я больше не хотела танцевать, более того, я хотела навсегда забыть об этой стороне своей жизни как о самом страшном сне.
– Эй! Куда, ты прёшь! – меня оглушили звук сигнала и резкий визг тормозов. Следом за ними понеслась такая брань, от которой я немедленно пришла в себя.
Как оказалось, эксклюзивный отборный мат от водителя автобуса предназначался мне, погрузившейся в себя настолько что, идя не разбирая дороги, едва не угодила под колёса его железного коня.
– П-прости-те, – пролепетала я, начиная понимать, чего только что избежала. Приросшая к месту, трясущимися руками прижимая к груди сумочку, я растерянно смотрела на несущегося ко мне на всех парах разъяренного мужчину средних лет.
"Убьёт!"– мелькнуло в голове за секунду до того, как с моим противником стали проходить необъяснимые метаморфозы. По мере приближения ко мне, гнев на его лице самым невероятным образом стал уступать место сначала удивлению, а затем и … хм, даже и не знаю, как охарактеризовать идиотскую улыбку, растянувшую до ушей его поросшую трёхдневной щетиной физиономию в тот самый момент, когда он уже более спокойный притормозил возле меня.
– Испугалась? Бедняжка, прости, что напугал, – разъяренного неандертальца словно подменили.
Плохо соображая от страха, я лишь пораженно хлопала глазами.
– Водитель! Эй! Ты что, уснул там, что ли? – из автобуса, который он так неожиданно покинул, стали доноситься недовольные голоса спешащих по своим делам пассажиров.
– А ну, заткнулись там! – гаркнул в их сторону мой спаситель, после чего, вновь расплывшись в улыбке, обратился ко мне – Всё в порядке? Тебя подвезти?
– Н-нет, спасибо, я тут недалеко живу, – соврала я, махнув рукой в сторону ближайшего дома. – Простите меня, пожалуйста, я пойду.
– А может…– кажется, мой рыцарь решил идти до конца, но тут его грубо прервали. Какой-то особенно раздражённый пассажир решил во всеуслышание усомниться в законности его происхождения. Это в момент отрезвило отвлекшегося работника общественного транспорта:
– Что, ты сказал? А ну иди сюда, жирная свиная туша, я из тебя сейчас бекона нарежу! – позабыв о моём существовании, любезный кавалер вновь превратился в неандертальца и на полной скорости понёсся обратно к автобусу. – Ах ты…
Вы уж меня извините, но я не стала дожидаться логического завершения дальнейшей разборки в виде срочно примчавшейся кем-то вызванной патрульной машины, а поспешила немедленно ретироваться с места происшествия. Пройдя пешком два квартала до следующей остановки, я благополучно села в свой автобус, и без дальнейших приключений добралась до дома.
Зато возле дома меня ожидал сюрприз.
