Ирена Р. Сытник
Харри Ильбред
Глава 9
Должность офицера по особым поручениям оказалась легче работы письмоносца, хотя, иногда, тоже приходилось много времени проводить в седле, передавая устные или письменные приказы принца близким и далёким подданным. Став почти правой рукой Геолайта, Хариесс приобрела в обществе ощутимый вес. Многие высокопоставленные аристократы и вельможи, чиновники и военачальники старались завести с ней дружеские отношения, а знатные дамы и девицы пробовали соблазнить или вскружить голову своими женскими чарами. И хотя Хариесс никогда не занималась политическими или придворными интригами, но не была лишена проницательности и разумной логики. Она со всеми поддерживала хорошие отношения, но провела между собой и остальными незримую черту, через которую не позволяла переступать никому, даже принцу. Из-за этого многие придворные начали считать Харри Ильбреда высокомерным выскочкой. Но все без исключения уважали его честность, твёрдость и воинское искусство, которое никто не рисковал оспаривать.
Хариесс часто сопровождала Геолайта в поездках по провинции, или на остров Латор, где жили супруга и дети принца, или в охотничьи угодья, куда Его Высочество приглашал только очень близких друзей. Поездка с принцем на охоту говорила об очень высоком статусе придворного, а Хариесс побывала на княжеской охоте уже четыре раза. Здесь она на практике применила почерпнутые у Андросса знания, ещё раз доказав господину, что она не только хороший воин, но и прекрасный помощник.
Когда принц в очередной раз пригласил Хариесс поохотиться на остров Малес, где водились необычные олени с большими развесистыми рогами и великолепной узорчатой шкурой, девушка с энтузиазмом начала собираться в дорогу. Ульма всегда расстраивалась, когда госпожа покидала её надолго, но в этот раз вела себя совсем несносно. Она уговаривала Хариесс не ехать, твердя, что ей приснился дурной сон, просила взять с собой, чтобы она была рядом и смогла позаботиться о ней, когда с госпожой случится несчастье. Слёзы, нытьё и причитания рабыни достали Хариесс, и она, не выдержав, грубо накричала на неё, пригрозив, что если та не заткнётся, то отведёт её на рынок и продаст первому встречному. Угроза подействовала и Ульма умолкла. Спрятавшись в уголок, она продолжала тихонько стенать, теперь уже от обиды. Сердясь, и на рабыню, и на себя, Хариесс хлопнула дверью и уехала во дворец. На другой день, вместе с принцем и несколькими его друзьями, она взошла на корабль, и они отплыли к островам. Стоя на палубе и бросая прощальные взгляды на удаляющийся берег, Хариесс заметила знакомую фигурку, закутанную в яркое покрывало, сиротливо стоявшую у края пирса. Запоздалое раскаяние укололо сердце виолки, и она, подняв руку, послала рабыне прощальный жест.
Анис и Малес – два больших лесистых острова, на которых, охраняемые княжескими егерями, расплодились бесчисленные стада всевозможных диких животных, частично или полностью уже истреблённых на Гритланде. Острова объявили княжескими охотничьими угодьями, и использовали как заповедники и места для охоты княжеской семьи и приближённых.
Остров Малес – самый большой из двух, походил на лежащего на боку дракона с вытянутой на восток шеей. Хорошо оборудованный охотничий лагерь – один из нескольких, раскиданных по острову – назывался «Стоянка у Столба», по имени высокой колоннообразной скалы, высившейся рядом. Он располагался на берегу удобной бухты, пригодной для стоянки небольших лёгких кораблей. Места вокруг простирались живописные: берег бухты, усеянный серыми округлыми валунами, круто поднимался вверх, и его каменистые обрывистые склоны застилала короткая, мягкая, но цепкая изумрудная трава с мелкими листочками и яркими жёлтыми крошечными цветочками. Наверху берег переходил в ровное плоскогорье, поросшее густыми травами и лиственными лесами, сплошным зелёным пологом покрывавшими остров. Над зеленовато-аквамариновым морем на самом горизонте голубело несколько конусовидных вершин, покрытых снежными шапками. Вода в бухте и небо над островом были спокойными, чистыми и нежно-голубыми.
Лагерь скрывался за невысокой стеной, сложенной из дикого камня, издали напоминая примитивную крепость. Посредине высилась наблюдательная вышка для осмотра территории. Дома для гостей были весьма просты и сложены из цельных брёвен. В лагере постоянно находились небольшой отряд стражи, охранявший угодья от браконьеров, и несколько слуг, следившие за порядком в домах и прислуживавшие гостям.
На дорогу от Орадона до острова уходил целый день. Покинув город утром, в бухту корабль вошёл поздним вечером. Переночевав в лагере, утром, принц и сопровождающие, отправились на север, в отдалённую долину, так как рядом с лагерем животных давно распугали и частично истребили.
Отправились пешком, так как лошади могли отпугнуть желаемую дичь. До долины было пару часов ходьбы. Люди шли гуськом по узкой тропе, протоптанной лесными быками. Благодаря широким копытам и массивным тушам, они прокладывали в зарослях целые дороги.
Под густым плотным лиственным пологом царили полумрак и прохлада, витали запахи влажной земли, прелых листьев и аромат каких-то цветущих растений. Воздух наполняли шелест листьев, щебет и трели птиц, шорох мелких грызунов в траве или подлеске.
Люди не опасались нападения хищников, так как на острове не водились такие крупные и опасные звери как гиззард или йол, а более мелкие старались держаться от людей подальше. Шли, как на прогулке: с шумом, разговорами, смехом, даже песнями. Шестеро охотников, считая принца, плюс егерь, идущий впереди. Все вооружены охотничьими луками или арбалетами. Только егерь нёс на плече копьё, чтобы добивать раненых животных, да Хариесс, как всегда, была при полном вооружении: оба меча, пояс с метательными и боевыми ножами, шиповатые браслеты на руках и, в дополнение, небольшой охотничий арбалет. Вид офицера вызывал много шуток, хотя присутствующие знали, что рыцарь Ильбред живёт по правилам своей родины: никогда не оставаться безоружным, даже в собственной спальне.
Продвигаться в зарослях при полном вооружении, да ещё в поддетой под камзол кольчуге, тяжело, неудобно и жарко, но Хариесс терпела. Ей и в голову не пришло, оставить экипировку в лагере. Без мечей и кольчуги она чувствовала себя голой и беззащитной. Хотя, вроде бы, какая опасность может подстерегать на уединённом, защищённом законом и стражей, острове?
Так думали все, включая и принца. И как они потом благодарили богов за странные обычаи рыцаря!
Тропа, по которой шли охотники, ныряла в небольшое ущелье, образованное расколовшимся в незапамятные времена каменистым холмом. Узкое, короткое и прямое, с выходом в небольшую долину с извилистым озером. На выходе из ущелья лежало множество огромных камней – великолепное место для засады.
Хариесс почти всё время шла рядом с принцем. Но когда они покинули ущелье, и девушка увидела нагромождение камней, то инстинктивно вышла вперёд. Место виолке не понравилось и, как оказалось, предчувствия её не обманули. Лишь только охотники показались из сумрачного зева расселины, из-за ближайшего камня вылетела стрела, направленная в грудь принца. Хариесс заметила её краем глаза и среагировала мгновенно, благодаря заложенным на подсознании привычкам: оттолкнув господина, закрыла своим телом. Стрела вонзилась ей в грудь, но не смогла преодолеть барьер кольчуги. Заметив выглядывавшего из укрытия стрелка, виолка вскинула арбалет и выстрелила в ответ. Выстрел оказался точным и смертельным: стрела попала разбойнику в глаз. Отбросив бесполезный арбалет, на перезарядку которого не осталось времени, девушка выхватила меч, так как из-за других камней начали подниматься прятавшиеся там разбойники.
Зная, что ни у кого, кроме неё, нет серьёзного оружия, а нападавшие облачены в панцири и шлёмы, защищавших их от стрел, она приказала:
– Назад! В ущелье! Забирайте принца и уходите, я их задержу!
– Мы дадим этим негодяям бой! – упрямо и сердито ответил Геолайт.
– С охотничьими ножами против мечей? Уходите, не мешайте мне!
– Но их много, долго ты продержишься?
– Сколько смогу, а вы бегите в лагерь!
Принц, возможно, упорствовал бы дольше, но один из друзей схватил его за руку и потащил к ущелью.
Хариесс, пятясь, тоже отступала, не сводя с противника взгляда, пока не достигла входа в ущелье. Закрыв спиной расселину, остановилась. Весь вид девушки говорил, что войти в проход враги смогут только через её труп. И хотя разбойников было несравненно больше, виолка не боялась – от этого чувства её отучили ещё в детстве.
Враги, почувствовав непоколебимую уверенность защитника стоять до конца, заколебались, и не спешили нападать. Выстроившись полукругом, насколько это было возможно, бросали на девушку злобные взгляды, не решаясь начинать схватку. Позиция виолки имела одно несравненное преимущество: нападать враги могли только по одному. Наброситься всем сразу не позволяли камни, послужившие им укрытием, а теперь только мешавшие вести полноценный бой. А в поединке девушке не было равных.
Нападавшие, лица которых скрывали шлёмы, нерешительно топтались перед рыцарем, пока чей-то властный голос не послал их в атаку. Тогда вперёд вышел один и завязал бой. Он нападал осторожно, словно пробуя силы противника. Но его короткий меч, хороший в ближнем бою, не мог соперничать с длинным клинком, который вскоре нащупал щель в латах противника и вонзился в неё с жадность и силой голодного хищника, проткнув бедолагу почти насквозь.
Когда первый нападающий упал, разбойники взвыли от ярости и досады, и сразу двое ринулись в атаку, толкаясь и мешая друг другу. Хариесс выхватила второй меч и отбивалась уже двумя клинками. Не потратив много времени и сил, она, вскоре, поразила и этих двоих. Увидев смерть ещё двух членов, разбойники вновь заколебались, и только строгий окрик и грубые тычки предводителя заставили ещё одного «добровольца» выйти вперёд. Хариесс не стала церемониться и с этим: несколько умелых выпадов и хитроумных приёмов выбили меч из рук противника, а удар по горлу почти отделил голову от шеи. Заливая всё вокруг бьющей из артерии алой кровью, он свалился к её ногам.
Ещё несколько раз посылал предводитель в атаку своих людей, но всё заканчивалось тем, что гора мертвецов перед девушкой лишь росла. Когда рядом с предводителем осталось всего трое, он пришёл в ярость. Грязно ругаясь и выкрикивая в адрес рыцаря угрозы и оскорбления, он попытался поколебать холодную невозмутимость защитника ущелья, но они не оказали на того никакого воздействия.
Видя, что ни сила, ни оскорбления рыцаря не берут, разбойник решил пойти другим путём. Подобрав лук и стрелы убитого девушкой стрелка, удалился. Его действия и уход обеспокоили виолку, так как не сулили ничего хорошего.
Вскоре он вернулся и стал напротив, натягивая тетиву и злобно щерясь. Хариесс не боялась: охотничья стрела не пробьёт стальную кольчугу, даже пущенная с такого близкого расстояния. А рана в руку или ногу, хотя и будет болезненной, но не смертельной. Она внимательно следила за рукой стрелка, хотя и понимала, что с такого близкого расстояния не сумеет увернуться, как бы быстро ни двигалась.
Разбойник медленно натягивал тетиву, слегка поводя луком, словно выискивая наиболее уязвимое место. Хариесс не двигалась, словно происходящее её не касалось. Но внимательный взгляд замечал малейшие подробности. Она не пропустила момент выстрела и резко метнулась в сторону. Стрела, с силой, приданной ей до предела растянутой тетивой, ударила в левый бок, скользнула по кольчуге и застряла в камзоле. Хариесс выдернула её и отбросила в сторону. Это стало единственной и фатальной ошибкой. Нужно было хотя бы сломать стрелу или бросить себе под ноги. Но девушка бездумно отшвырнула её прочь. И, пока она была занята боем с очередным противником, которого послал предводитель, он подобрал стрелу и вновь натянул тетиву. Отозвав своего человека, он выстрелил в упор, целясь ей в ноги. Стрела пробила правое бедро, причинив сильную боль. Хариесс не стала её выдёргивать, чтобы не увеличивать рану и не истечь кровью. Ослабив нагрузку на раненую ногу, виолка ни на шаг не сдвинулась с места.
Но она отомстила за рану. Не успел стрелявший отступить, как она метнула нож, попав ему в горло.
Оставшись без предводителя, разбойники, как ни странно, не отступили. Они отошли на безопасное расстояние и уселись на камни, не сводя с девушки внимательных взглядов, словно чего-то ожидая. Хариесс, ожидая очередной пакости, тоже не покидала своего поста.
Рана беспокоила её. Боль была необычной, не такой, как при простом ранении. С каждой минутой она усиливалась и расходилась по всему телу. Через какое-то время девушке показалось, что по её жилам вместо крови бежит раскаленная лава, а весь правый бок онемел. Она поняла, что стрела была отравлена. Поэтому предводитель так старался ранить её, понимая, что по-иному от противника не избавиться. Ему было достаточно лишь одной, самой лёгкой раны, даже просто царапины, а яд, попавший в кровь, довершит дело.
Онемение достигло пальцев правой руки, и они бессильно разжались, выпустив рукоятку меча. Разбойники оживились, встали со своих мест и начали медленно приближаться. Хариесс хотела наклониться, чтобы подобрать меч, но потеряла равновесие и упала на колени. Она облокотилась плечом о камень, и это спасло её от полного падения. Попробовала подняться, но ноги уже не слушались. Жгучая боль разлилась по всему телу, грудь словно сжало обручем, и она начала задыхаться. Перед глазами всё поплыло, и мир утонул в багровой тьме. В ушах нарастал шум, в котором она с трудом различала лихорадочные удары собственного сердца. Она даже не заметила и не почувствовала, как разбойники, уже безбоязненно, приблизились, и один ударил её по лицу, разбив в кровь губы, вымещая на беспомощном теле всю ярость и злость за погибших товарищей. Они начали пинать её ногами, но, из-за полного онемения, девушка не чувствовала ни ударов, ни боли. Затем чья-то рука грубо схватила её за волосы и запрокинула голову, открывая беззащитное горло. Последнее, что ощутила Хариесс – холод металла на коже, а затем всё поглотила тьма…
Глава 10
Боль… Боль… Жар и невыносимая боль во всём теле… Боль, от которой крик сам рвался из груди, избавление от которой хоть на короткое время казалось благословением Небес… Она металась в бреду, и видения её были ужасны и болезненны. То она погружалась в жерло вулкана, и раскалённая лава сжигала тело до костей, то её варили в котле какие-то странные существа, то разрывали на части и рубили на куски, а она не могла ответить ударом на удар, потому что вместо рук и ног у неё торчали кровоточащие обрубки…
Не выдержав боли, душа её удалилась в мир без света и звука, без чувств и ощущений, без слов и без движений. Не ощущая более ни боли, ни тепла, ни холода, ни собственного тела, она дрейфовала в бесконечной тьме, и впервые за много мучительных дней ей было спокойно и уютно, как младенцу в чреве матери. Иногда до неё доносились какие-то отдалённые размытые непонятные звуки, но она не обращала на них внимания. Её было хорошо здесь, и она не хотела возвращаться в мир боли и страданий.
Проходили дни, или часы, а может года, так как в этом мире не существовало понятия времени. Но всё чаще и чаще её стало что-то беспокоить, словно зудение водяной мухи над ухом в сонной тишине уютной спальни. Хариесс пыталась игнорировать это зудение, но, помимо воли, начала прислушиваться, уловив в далёком тихом звуке что-то знакомое. Не привыкший к бездействию разум начал анализировать невнятный голос, выискивая в памяти соответствия произносимым словам. Одно слово повторялось чаще всего. Слово казалось знакомым, но разум никак не мог его распознать. Это беспокоило и раздражало. Голос нарушал её покой. Слово, которое она не могла понять, словно колючка, царапало разум, пока память не проснулась окончательно и не выдала нужную информацию. Она узнала и голос, и произносимые им слова. И когда девушка всё это осознала, благодатное ничто отвергло её и выбросило в реальный мир, как водные глубины выталкивают погружённое в них тело.
Хариесс открыла глаза и увидела над собой полные страдания и любви глаза Ульмы. Разлепив сухие губы, произнесла первые осознанные слова, за много дней бреда, криков, стонов и мёртвого молчания.
– Ульма… Ты…
Глаза рабыни округлились от удивления, а затем наполнились слезами радости.
– Слава Небесам и Богине-Матери! Вы очнулись, госпожа! – воскликнула она.
Хариесс вновь смежила веки и прошептала:
– Хочу спать…
И тут же вновь погрузилась в нежную тёплую тьму. Но теперь не в бездушную, бездвижную, уводящую от жизни тьму. А просто в сон – глубокий, без сновидений, исцеляющий сон.
С этого момента здоровье Хариесс пошло на поправку. Она уже не бредила, не впадала в беспамятство, не отключалась в мёртвой неподвижности. Она спала, спала и спала; в перерывах между сном ела, пила, испражнялась. Преданная Ульма кормила её горячим бульончиком или протёртым овощным супчиком, выносила из-под неё горшки, обтирала её тело влажной губкой и переодевала в чистую одежду. Хариесс не задавалась вопросом, где она и что с ней, и почему рабыня выглядит такой измученной и похудевшей. Голова её ещё плохо соображала, но память потихоньку восстанавливалась. Она узнавала почти всех, кто заходил в комнату, начала понимать, где находится, а затем вспомнила и всё остальное. На пятый день после первых произнесённых слов, она спросила:
– Сколько я была в отключке?
– Двадцать и один день.
– Рана так тяжела?
– Вас отравили ядом ядозуба, госпожа. Если бы не доктор Орзит, личный лекарь Его Высочества, вы бы умерли. Он хорошо знается на ядах, и буквально вытащил вас с того света.
Этот разговор утомил девушку, и она снова уснула. Она была ещё очень слаба, без помощи Ульмы не могла поднять даже руку. Но доктор Орзит уверил её, что слабость и онемение со временем пройдут.
Кроме лекарств, прописанных доктором, и горячих похлёбок Ульмы, девушке назначили специальный массаж. Каждое утро и вечер приходил помощник лекаря и разминал ей каждую косточку и каждую мышцу. Вначале эти болезненные процедуры вызывали только раздражение, но со временем девушка заметила, что после них ей становится лучше. Она уже могла двигать руками и ногами без посторонней помощи, могла самостоятельно повернуться на бок или приподняться на локте.
Прошло ещё декады две, прежде чем Хариесс, поддерживаемая преданной Ульмой, смогла самостоятельно встать с кровати и пересесть в специальное кресло на колёсиках. Рабыня вывезла её на балкон, чтобы она могла подышать свежим воздухом и насладиться теплом солнечных лучей.
Ещё через несколько дней Хариесс начала восстанавливать силы по собственной системе. Сначала она выполняла простейшие упражнения лёжа, затем сидя, а потом встала с постели. Ульма всегда находилась рядом, готовая помочь, подхватить, поддержать. Из рассказа доктора Орзита, Хариесс узнала, что, как только её привезли в Лоэрдан, и по городу распространились слухи о происшествии на острове, рабыня тут же примчалась во дворец и сумела добиться аудиенции у доктора Орзита, которого уговорила взять её в сиделки к госпоже. И доктор, и принц уже знали, что под мужской одеждой скрывалось женское тело, и это поразило их до глубины души. Так как Хариесс была без сознания и не могла ответить на их вопросы, Геолайт лично допросил рабыню, и Ульма честно изложила принцу историю Хариесс Ильбред. Удовлетворив любопытство и видя искреннюю преданность служанки, принц отправил её к госпоже, разрешив находиться во дворце. Доктор также рассказал о самоотверженности рабыни, о бессонных ночах, проведённых ею у постели страдающей госпожи, о слезах и мужестве, когда она помогала доктору кровопусканием и прижиганием изгонять из тела больной яд. Рассказал, как зовущий, молящий, призывающий голос Ульмы вывел её из ступора, в который она впала, не выдержав болезненных судорог, сотрясавших её тело. Если бы не голос рабыни, на который она в конце концов отозвалась, через несколько дней её ступор перешёл бы в смерть. В выздоровление больной не верил уже никто, кроме преданной Ульмы, а принц уже подумывал о похоронных почестях, только не знал ещё, как хоронить Хариесс: как героя или как героиню?
Хариесс и прежде не сомневалась в преданности и любви рабыни, но не знала, насколько сильна её любовь, и как безгранична преданность.
Делая упражнения и поглядывая на стоящую рядом Ульму, ждущую ласкового слова хозяина, словно собачка, виолка впервые почувствовала угрызения совести. Она воспринимала любовь девушки, как должное, в душе даже слегка посмеиваясь над этой любовью. Она предавала её, грубо обращалась, бросала и забывала… Так кто же она после этого, как не животное, не знающее благодарности?
Сев в кресло, чтобы перевести дух, Хариесс подозвала Ульму. Рабыня опустилась у её ног, с любовью глядя в глаза. Хариесс положила ей на голову руку и нежно взъерошила волосы.
– Ульма, хочешь на свободу? – спросила.
Рабыня отшатнулась, словно от удара, и её глаза наполнились слезами.
– Вы хотите избавиться от меня? – произнесла дрожащим от обиды голосом.
– Нет. Я хочу дать тебе свободу, деньги… Отблагодарить за всё, что ты для меня сделала.
– Что я буду делать на свободе? Куда пойду? Где буду жить?.. Если хотите отблагодарить меня, то купите красивое платье, или ожерелье, или гребень для волос, усыпанный камнями… Я видела такой в волосах одной придворной дамы… Но не прогоняйте от себя! Я хочу служить вам и жить рядом с вами, я хочу согревать по ночам ваше тело, подавать по утрам завтрак, расчёсывать ваши волосы и чистить вашу одежду… Пожалуйста, госпожа, не бросайте меня!..
Видя, что рабыня сейчас зарыдает, Хариесс успокаивающе произнесла:
– Я совсем не хочу лишаться твоего общества, Ульма… Но разве ты никогда не мечтала стать свободной?
– Нет. Я родилась рабыней, моя мать рабыня, и мать моей матери… Я не понимаю, в чём прелесть свободы. Мне странно видеть, как люди мучаются, не имея еды и крыши над головой, и при этом не желают отдать себя какому-нибудь господину, который позаботится об их пропитании и жилье. Я всегда не одобряла рабов, которые убегали от своих господ.
Хариесс засмеялась.
– Это потому, что тебе досталась такая добрая госпожа, как я… А если бы тебя купил грубый похотливый мужлан, который насиловал бы тебя в любое время дня и ночи, наказывал за непослушание плетью, сажал в карцер на хлеб и воду, за малейший проступок, ты бы заговорила по-другому.
– Возможно, – согласилась девушка. – Но я служу у вас, и хочу оставаться вашей рабыней… Если боги позволят, то навсегда.
– Что ж… Будь по-твоему… Но если ты когда-нибудь передумаешь, знай: я отпущу тебя по первому требованию. Клянусь именем Богини-Матери!
