Ирина Абражеева
Амнистия Души, или К себе сквозь хаос
«Уж поверьте мне, никогда не поздно или, в моём случае, никогда не рано, быть тем – кем хочешь быть. Нет временных рамок – начни, когда захочешь. Ты можешь измениться или остаться прежним – для этого нет каких-то правил. Мы можем сделать лучший или худший выбор, надеюсь, ты сделаешь лучший. Надеюсь, ты увидишь много удивительных вещей. Надеюсь, ты встретишь людей с разными точками зрения. Надеюсь, ты будешь гордиться своей жизнью. А если поймёшь, что нет, надеюсь, у тебя хватит сил начать всё сначала…»
«Загадочная история Бенджамина Баттона»
Фрэнсиса Скотта Фицджеральда
Предисловие
Я прилетела в Дахаб, когда ноябрьская жара уступила декабрьской прохладе. Выбрав тихое кафе, села и по привычке взяла в руки смартфон, чтобы записать свои наблюдения. Зашла в мессенджер и провалилась в виртуальную реальность. Молодой арабский мужчина принёс капучино и вернул меня в действительность. Оказалось, что солнце уже высоко, а я не заметила, как нырнула в рутинные задачи и пропустила ласки тёплого ветра, убаюкивающий шум волн и касание ранних лучей. Мы так легко отказываемся от живого удовольствия ради виртуального забытья… Я убрала телефон и начала жадно впитывать окружающий меня пейзаж.
На скалистых берегах ютились сотни кафе с выставленными вдоль воды шезлонгами, покрытыми выцветшими от солнца и солёного ветра плетёными ковриками в арабском стиле. Потрёпанные зонтики и повреждённые временем деревянные столы дополняли интерьеры прибрежных кафе. Начинающие дайверы в полной экипировке получали инструкции. В памяти всплывали сцены из фантастических фильмов, навевая мысли о том, что эти молодые люди готовятся к важной миссии, хотя для кого-то первая близость с глубиной может иметь гораздо большее личное значение, чем выполнение гражданского долга. Плотно обтягивающие гидрокостюмы подчёркивают красиво сложенные тела дайверов, а маски придают загадочности и оставляют место для фантазии. Здесь собираются любители и профессионалы фридайвинга всех национальностей со всего мира. Слышу обрывки французского, итальянского и периодически русского… Воды Красного моря изобилуют сотнями и тысячами живых организмов буквально в пятнадцати-двадцати метрах от берега. Красота!
Тем временем любители понежиться на солнце занимают территорию на суше. Наблюдая за прибрежной жизнью, я заказала вегетарианский карри. Пожалуй, сегодня не пойду в море – солнце прячется за тучами, и вода от этого кажется прохладней. Тем более что, процесс надевания гидрокостюма я нахожу для себя весьма утомительным и малоприятным. Сначала нужно зайти в воду примерно по колено, сесть на дно, оказавшись укрытым водой, и натянуть брюки, а затем верх, состоящий из боди с застёжкой между ног и капюшоном. Можно, конечно, помазаться шампунькой, чтобы ускорить дело, и костюм заскользит как по маслу. После – маска, грузы и, наконец, ласты. Процесс требует сноровки и с непривычки занимает у меня чуть больше времени, когда другие, более энергичные, справляются довольно бодро. Но даже если успеваю замёрзнуть во время одевания, то потом в гидрокостюме быстро согреваюсь. Экипировавшись по всем правилам, можно наслаждаться подводными красотами. Да, в этом году я припозднилась, и вода уже не такая тёплая, но подводный мир всё же изобилует живописными рифами и медлительными рыбами. Мне необходима такая тишина. Именно поэтому я здесь и периодически погружаюсь. В этом месте можно быть невидимкой, теряясь в воде среди множества людей в масках. На десять метров легко нырнуть даже новичку, и будет уже достаточно, чтобы ощутить кайф, когда вы словно взлетаете из глубины к поверхности воды, а сквозь ярко-бирюзовую толщу видно солнечные лучи и сияние кристаллов. Завораживающее зрелище – только вы и стихия. Как раз то, что мне необходимо. Дахаб для этого идеальное место. На первый взгляд он кажется пристанищем маргиналов – здесь люди будто отреклись от всех благ цивилизации. Пляжи не похожи на картинки египетских курортов Хургады и Шарм-эль-Шейха: из-под пенной кромки воды выглядывают мрачные коралловые берега, когда во время отлива они оголяются, выглядят, как выжженная земля. Плетёные египетские коврики лежат прямо на земле и редко пустуют из-за пляжных собак. Мусор кругом.
Несмотря на внешнее неблагополучие, это место – настоящее благословение. При желании тут можно погрузиться в тишину и тепло, легко создавая себе комфортное и безопасное пространство – пространство, где было бы легче встретить новую волну жизни. Эти волны каждый раз накатывают с большей силой, и чтобы не разбиться вам о скалы, нужно научиться их пропускать. Расслабиться настолько, чтобы отдаться воли стихии тотально. Позволить волне жизни пройти сквозь вас, просто наблюдая за ней.
Чаще всего, когда мы испытываем боль, сразу хочется её анестезировать, не чувствовать, сбежать, но если следовать этим путём, произойдёт побег от самой жизни. Боль не приходит, чтобы сломать нас. Она необходима, чтобы замедлиться и заметить, какой процесс пробивается сейчас, что на самом деле нужно прожить и отпустить. А отпускать всегда больно. Особенно когда-то дорогих сердцу людей… В жизни каждого человека наступает этап, когда важно что-то признать, чему-либо дать место. Я не раз проживала подобные периоды внутри себя. Периоды межмирья – когда уже всё не так, как раньше, но пока не знаешь, как будет по-другому. Боль пробуждает и исцеляет душу. Боль проявляет то, что спрятано. Понять, что в этот момент рождается новое, можно, не избегая боли, но наблюдая за ней. Она – инициация, переход. Важно наблюдать. После таких периодов я каждый раз по-новому чувствую мир и всё, что происходит вокруг меня.
Мой путь не был гладким. Это долгая, извилистая дорога. И здесь не какая-то одна история, которая принесла мне триумф. Шаг за шагом я разбиралась сначала с питанием и здоровьем, затем с мамой, потом с собственной сексуальностью и материнством. В каждом этапе жизни меня беспокоили разные вопросы. И это нормально. Я то собирала себя заново, то вновь обнаруживала абсолютно разобранной и потерянной.
На веранде Дахабе я почувствовала огромную усталость после интенсивной работы, но наряду с тем и ясность. Шёл период тишины и наблюдения, и вместе с погружением на дно Красного моря, я ныряла в глубины своего сознания, одновременно поддерживая тело и душу. Ещё не закончился сезон сладких манго, и уже пошли огромные апельсины и гранаты. Солнце хоть и пряталось чаще за тучами, но всё равно согревало. Нежно не обжигая. Я, зажмурившись, делала глубокий вдох и медленный расслабленный выдох, чувствовала, наблюдала, как тело становилось более мягким. Ещё один вдох и выдох. Открыла глаза и увидела перед собой девушку, пристально смотревшую на меня:
– Вы так улыбаетесь, наверное, очень счастливы? – спросила и улыбнулась тоже.
Надо признать, среди дахабских жителей нечасто встречается такое дружелюбие и открытость в разговорах с незнакомцами. После привычки знакомиться со всеми подряд на Бали, мне было даже не по себе, что соседи каждое утро усиленно делали вид, будто я просто предмет мебели. Вика, так звали девушку, которая ждала моего ответа, оказалась инструктором по йоге и любительницей понырять. После того как мы договорились поплавать на следующий день вместе, она шустро натянула гидрик и скрылась в толще морских волн. В Дахабе желающих понырять даже в начале декабря оказалось достаточно. Энтузиасты фридайвинга в любую погоду смотрятся довольно впечатляюще, спускаясь по каменным ступенькам к воде и держа в одной руке длинные ласты и маску, а в другой – надувную подушку для буйка и пояс с грузами.
Из всех мест, в которых я когда-то побывала, в Дахабе наиболее разношёрстная публика. Обычно там, где проживает много экспатов, собираются довольно похожие по «калибру» и интересам люди, но здесь все очень-очень разные, и каждый выбирает Дахаб по своей причине. Например, я узнала про это место, когда впервые услышала про лотосовые роды. Оказалось, что в Дахаб приезжают беременные женщины из России, чтобы родить прямо в море. Подумав про это, я поёжилась. Хотя и готова была разродиться новой собой, но лезть в воду в декабре без гидрика не рискнула бы. Для меня было удивительным, как в такой маленькой деревеньке находилось место для столь разных, как принято сейчас называть, комьюнити. Мы жили в районе площади Ассала, которая считается центром. Площадью даже язык не поворачивается назвать пятачок, где расположены пару ресторанов, самые крупные магазины (насколько они могут быть крупными в деревне), аптека, два овощных ларька и детский сад. Этот район – мекка кайтеров. Виндсёрфинг и кайтинг – особые виды удовольствия, неподвластные моему пониманию. Возможно, люди испытывают наслаждение от парения в небе высоко над водой или от ощущения, что по воде можно ходить – что-то из разряда всемогущества. Думаю, любой человек, превозмогая себя в чём-либо, получает исключительное удовлетворение, потому что в такие моменты вырабатывается дофамин, который и побуждает нас делать всё то, чему мы посвящаем своё время и энергию. Должен быть высокий уровень мотивации, потому что разобрать и собрать кайт не так-то просто. Когда я наблюдаю за несущимися по воде кайтерами, пытаюсь представить, что они чувствуют, ловя ветер с помощью большого воздушного змея и стараясь не упасть со всем снаряжением в воду. В общем, людей, живущих в Дахабе, я мысленно разделила по стихиям: водные (дайверы и фридайверы), воздушные (кайтеры и виндсерферы) и люди земли (йоги). Дахаб стал местом паломничества для адептов этих направлений.
Сейчас сидя в кафе на набережной Лайт Хаус, я чётко вижу границу на воде. Здесь ровная гладь с мягкими волнами, а буквально двести метров левее, где береговая линия резко меняет курс, бушуют волны, разрисовывая синеву моря пенными белоснежными узорами и подхватывая несущихся на воздушных потоках кайтеров и виндсерферов. Объективно для них больше подходит другой район Дахаба – Лагуна. Он находится в двадцати минутах езды на машине от Ассалы, где песчаный берег поделили крупные сетевые отели. Там нет коралловых рифов, вход в воду мягкий, неглубоко, что очень удобно для тренировок на доске с парусом. Отдельно хочется сказать про удивительных зимовщиков – это йога-люди, которых можно периодически наблюдать у кромки воды на рассвете. Излюбленное место для практикующих асаны – крыши дахабских домов. Особенно это вдохновляюще выглядит на закате, когда солнце, неспешно окрашивая небо в оттенки розово-фиолетовой сладкой ваты, прячется в синайской пустыне, чтобы утром снова показаться с другой стороны обрамляющих залив горных массивов Саудовской Аравии.
В этом месте я выбрала родиться в новом качестве писателя и одновременно отпраздновать свой личный юбилей – десять лет с тех пор, как моя жизнь резко поменяла вектор. Сложно определить, когда конкретно случилась точка невозврата. Раньше я думала, что это была болезнь, но теперь мне кажется, что всё произошло благодаря диалогу с одним случайным знакомым. Знаете, иногда происходят такие встречи, во время которых бывает произнесено всего одно предложение, кардинально влияющее на дальнейший ход событий.
Судьба, как искусный режиссёр, вводит второстепенных героев – волшебных помощников – в повествование в незначительный, казалось бы, эпизод, после которого путь героя обретает новый смысл. Так, на первом курсе университета я решила бросить учёбу. Причина была банальна: я по складу гуманитарий и поступила на бюджет на факультет географии лишь благодаря тому, что мы сдавали русский и биологию. А во время обучения оказалось, что для эколога гораздо важнее математика, физика и химия, а ещё ненавистная мне геология. И вот уже прошло несколько месяцев обучения, а на паре по геологии я не была ни разу, потому что вначале необходимо было получить допуск к посещению лекций – собственноручно изготовить некий журнал со справочниками минералов. Я не сделала этот журнал-справочник и, соответственно, не получила допуск. У моей подруги Насти в лицее начались каникулы. К тому времени я решила, что не хочу продолжать учиться на эколога и, в принципе, в универе. Забила на пары, и мы поехали в Москву, как говорится, разгонять тоску. Макс, мой друг, договорился со своим то ли знакомым, то ли родственником Юрой, у которого была свободная квартира, что остановимся у него. Юра с Максом встретили нас на лупатом мерсе1. В тот момент я мечтала о свадьбе на белой Toyota Марк II, поэтому лупатый мерседес мне казался пределом грёз. Я была в восторге! Вообще, завязалось очень вдохновляющее знакомство: Юра, парень из неблагополучной семьи, приехал в столицу на учёбу из провинциального города и всего добился сам: в двадцать три года у него уже имелись две квартиры в Москве и свой, довольно успешный бизнес. Помню, прикатили мы нашей прекрасной компанией в столичный клуб, и Настя, более прямолинейная, чем я, сказала без стеснения: «Поедем отсюда, не наш уровень». Макс был в шоке от таких провинциальных понтов, но тем не менее мы отправились ужинать в известный и престижный ресторан «Генацвале на Арбате». В семнадцать лет мы были достаточно амбициозными и уверенными, что таким исключительным красавицам, как мы, величие мира по плечу. Я не представляла, чем буду заниматься, но абсолютно не была настроена возвращаться в универ. В один из вечеров Юра, пристально посмотрев на меня, сказал такую фразу: «Ира, я крутой юрист, но талантливый человек талантлив во всём. Если бы я выбрал стать хирургом, как хотел изначально, то был бы не менее крутым доктором. Это просто выбор. Выбор хорошо делать то, чем ты занимаешься». Я поверила ему. И запомнила наставление на всю жизнь. Так и происходит – когда человек понимает, о чём говорит, когда он говорит из опыта и соединён со своей внутренней силой, его слова, словно меткая стрела, попадают чётко в цель. Семена, брошенные таким собеседником, прорастают в сознании непоколебимой, ясной верой в гениальность, потому что не возникает ни капли сомнения. Экзамен по геологии я сдала на «четыре». За одну ночь сделала альбом-справочник с минералами, чтобы получить доступ, а за вторую выучила все билеты. Статус студента был восстановлен во многом, конечно, благодаря нашему куратору, учителю химии, которая не позволила мне сразу забрать документы.
Подобные встречи в жизни, как маяки, помогающие держаться берегов, чтобы не потеряться в дрейфующем море. Мы часто даже можем не осознавать, как влияем на человека вскользь брошенной фразой за неспешной прогулкой или, казалось бы, случайным разговором по телефону. Можно бесконечно пытаться засадить семенами бесплодную почву и потратить несметное количество энергии впустую, а можно случайно, не преследуя никаких целей, уронить слова, и они дадут удивительные плоды. Для этого не нужны никакие специальные практики, а лишь желание и стремление души. Тогда Вселенная обязательно поможет – устроит встречу с нужным человеком. И, возможно, после вы больше никогда не увидитесь, но тот разговор будет светить маяком на пути ещё долгие годы. А если вы будете счастливы оттого, что рядом с вами оказался учитель, готовый делиться своей мудростью, – вот наивысшая милость.
Мне повезло с наставником, но случилось это немного позже.
В универе я особо не пыхтела над домашкой и больше мне было интересно общение на переменах со старшекурсниками, чем изучение дисциплин. Теперь понимаю, что божественное постоянно вело меня и направляло. Я сама однажды решила вырвать свою руку из ладоней Бога и упасть во тьму. Удивляюсь, как могла жаловаться на судьбу, ведь мне давалось всё довольно легко, несмотря на мой непростой характер. Всегда очень везло с людьми, которые мне помогали. Но я не знала, что такое благодарность, и всё принимала как должное, наивно полагая, что раз у меня эффектная внешность и высокий интеллект, то люди должны заслужить моё внимание! Друзья на третьем курсе помогли устроиться на практику в проектный институт, где я осваивала работу эколога на этапе проектирования нефтегазовых объектов. За месяц сложились хорошие отношения с коллегами. Работа понравилась, несмотря на то, что было много математики. Я училась рассчитывать количество отходов и выбросов в окружающую среду при строительстве. На четвёртом курсе практиковалась там же и получила неплохую сумму по договору. Поэтому было неудивительно, что в начале пятого учебного года мне предложили официально трудоустроиться. Одна из сотрудниц отдела экологии уходила в декретный отпуск, и мне досталась её должность инженера. Да, работу я получила самой первой из группы и была настроена сделать блестящую карьеру. Переполнял бесконечный драйв и неисчерпаемая энергия, помноженные на чувство превосходства и собственной исключительности. К окончанию университета, казалось, у меня было всё: привлекательная внешность, благополучная личная жизнь, материальная опора в виде перспективного молодого человека и работа, которой я была более чем довольна. Выпускной в универе был не самым зрелищным и проходил в каком-то кабаке в старой части города. Я не очень-то спешила на банкет, потому что мне страшно хотелось поехать в офис. Я собой гордилась. Помню, как поднималась на третий этаж в кабинет к директору в платье от Dolce&Gabbana в бельевом стиле из бордового шёлка, подчёркивавшего фигуру, и ультрамодных шпильках от Sergio Rossi. Специально приехала, чтобы лично показать шефу диплом. Тогда я производила впечатление высокомерной особы. Вряд ли меня многие любили. Да и что я-то знала о любви?! Мне просто нужно было быть лучшей! Гордая, эгоистичная девчонка, которой легко удавалось вертеть людьми, но одновременно зависящая от мнения этих людей. Неблагодарная девочка, неспособная оценить по достоинству заботу и красоту этого мира, входившая в офис, в аудитории с чувством собственного превосходства, была на самом деле раздавлена и разбита. Сейчас, оглядываясь назад, вижу во всём лишь то, что мне на самом деле помогало вспомнить что-то важное об истинной себе. Но жить в постоянном сравнении очень тяжело. Когда замечала, что я в чём-то лучше других, мне становилось легче. Но если встречала человека, который оказывался в чём-то успешнее, впадала в хандру и жила с чувством уныния и недостаточности. Сейчас понимаю, насколько была фартовой, и какое множество возможностей всегда меня окружало! Однако всё время жила в недостаточности. Хоть и считала себя красивой, но ощущала недостаточно идеальной. Наверное, единственное, в чём я не сомневалась – это ум. Всех вокруг считала виноватыми, а убивающая жалость к себе стала моим неизменным спутником. Именно жалость к себе вынуждала верить – что-то не для меня. Для кого угодно, но не для меня. И парадокс в том, что именно жалость порождает желание постоянно подтверждать свою исключительность. Только потом научилась замечать – жизнь уже многое даёт, а тогда меня, словно на качелях, качало из состояния дефицита и собственной ничтожности до ощущения невыразимой грандиозности. В тот период жизни я не способна была испытывать благодарность. Осознание пришло гораздо позже. На пятом курсе универа всей группе перенесли госэкзамены, потому что я уехала в Таиланд. Отдых в пятизвёздочном отеле Amari привлекал гораздо больше, чем томление в экзаменационной. Меня вообще мало интересовало что-либо, кроме удовольствия, а мнения других людей – меньше всего. Что и говорить про госэкзамены… С самого детства я отличалась бунтарским духом: исправляла оценки, воруя школьный журнал, уводила весь класс с уроков. Бунтарство помогло мне выжить в бесконечном стремлении к саморазрушению. В четырнадцать лет писала записки учителям от имени родителей, что пропускала школу по болезни, а на самом деле мы с одноклассницей Мариной нюхали клей в подъезде. Да, у нас была замечательная подъездная компания, и тусить нравилось гораздо больше, чем ходить на уроки. Но несмотря на печальные прогнозы некоторых учителей, ещё до выпуска с географического факультета у меня была запись в трудовой книжке и официальная должность инженера третьей категории в проектном институте.
Глава 1. Монитор отклонения
Я считаю, что мы должны быть предельно благодарны за жизнь своим родителям, тому, что они встретились, и мы появились на свет. Однако детская психика устроена так, что часто ещё маленькие мы берём ответственность за жизнь родителей, ошибочно полагая, что можем на неё повлиять.
Меня разъедало сумасшедшее чувство вины за появление на свет. И это чувство стало гипертрофированным со смертью моего отца, которая случилась сразу после моего шестнадцатилетия.
В августе 2001 года мы должны были увидеться с папой. Я ждала, пока у мамы будет отпуск, чтобы поехать вместе. Но в конце июля его не стало. До сих пор точно неизвестно, что на самом деле произошло: несчастный случай или убийство. Похорон не было, и возможности попрощаться тоже. Я злилась на дедушку и маму и на всех вообще. Когда приехали, чтобы поставить памятник на могиле, я разговаривала с отцом, стоя перед куском безжизненной земли. Смерть – конец. Это та цель, в направлении которой мы все идём. «Тогда зачем всё это», – задавалась я вопросом. Какой смысл в жизни? К чему бороться, работать, рожать, страдать и радоваться, если в конце всё равно смерть? Человек опускается в могилу рано или поздно. Было бы гораздо проще умереть прямо сейчас! Мир совсем потерял краски, но, по правде, он никогда и не был привлекательным для меня. А теперь единственный человек, кто, как я думала, понимал меня, исчез. Теперь казалось, что его вовсе не было. Я пыталась найти смысл в изменившейся жизни, читала Фрейда2. Всегда любила читать. Ещё в двенадцать лет прочитала все книги Эдуарда Тополя3, но в книгах не находила ответов или не видела их. Меня охватывала паника – я не хотела принимать участие в таком укладе, жить по таким правилам. Всё бессмысленно!
Жить с таким грузом становилось легче, только когда я бесконечно себя наказывала. Но вина как будто шептала внутри: «Ты не человек, ты недостойна!» Я жила с этим очень долго. Помню, когда устраивалась на вторую работу, директор сказала: «Назови свою цену». Я запросила настолько минимальную зарплату, что она назначила мне оклад на тридцать процентов больше, а потом ещё подняла на тридцать процентов.
Искренне завидую людям, которые говорят: «Благодаря маме я выработала иммунитет к чужой оценке…» или «Я помню, как меня всегда поддерживали родители». У некоторых моих друзей были такие семьи, и я приходила погреться у их благополучия, словно у костра холодной ночью в горах.
У меня же было несколько иначе.
Папа уже страдал от алкогольной зависимости, когда родители познакомились. Одно из самых ярких воспоминаний детства – это случай, когда мы пришли с мамой вечером домой, а он лежал без сознания в луже крови. Один. Вокруг валялись какие-то бутылки, стаканы. Судя по обстановке, приходили его товарищи, и встреча закончилась конфликтом. Мне шесть лет, мама работает на двух работах. Конечно, ей было очень тяжело. Она уехала за папой на Украину из Кировской области, и вернуться на руках с маленьким ребёнком для неё было невозможно. Видимо, мама считала, что должна быть сильной. Позже родители разошлись, и я уехала с папой жить на Украину. Мама не очень любит вопросы о прошлом, мы редко говорили о папе. Помню, как она рассказывала, что я ушла с папой на улицу, но он, встретив друзей, оставил меня стоять одну, сказав «жди меня здесь», и ушёл бухать. Тогда кто-то из знакомых увидел меня одиноко стоящую на улице и привёл домой. Конечно, несмотря ни на что, я папу любила, всё прощала и искренне верила, что это со мной что-то не так. Помню его как светлого и доброго человека. Хотя детство практически полностью забылось.
С наркотиками была недолгая история, поэтому я искренне верю, что сверху меня ведут, возможно, папа, бабушка или кто-то ещё из рода, желающие мне добра. Из-за бунтарской, безбашенной природы я вечно сваливалась в какое-то дерьмо, но там, наверху, кто-то заботливо подстилал мне соломку. Страшно подумать, что случится, если запас благочестивой кармы закончится… С моей жаждой приключений даже боюсь представить, что бы могло быть ещё. Позже я раскрою тему зарождения жажды и её причины, а пока хочу вернуться к идее, которая избавила меня от чувства вины. Правда, случилось это уже после тридцати лет, когда я сама стала матерью. А пока начнём с истоков.
Хочу предложить вам посмотреть на моё детство не как на трагедию, где два человека, которые когда-то полюбили друг друга, испортили себе жизнь, а как на гениальный механизм природы! Мы знаем, если женятся брат с сестрой, то с точки зрения генетики – это не очень хорошо. В первую очередь, потому что кровосмешение между близкими родственниками является генетически несовместимым. Если у пары, состоящей не из близких родственников, риск рождения отсталого и бесплодного ребёнка составляет всего три процента, то у пары брат-сестра такой риск возрастает до девяноста процентов. Если мы максимально разные, то у нас лучше потомство.
Так вот! Родители (я уверена, не только мои) полюбили друг друга за максимальную разность, чтобы благодаря ей родился кто-то максимально уникальный. Вы просто осознайте это! Некий неповторимый вкус, который сложился из двух, казалось бы, несовместимых фруктов. Мой папа – хулиган и пофигист, встретил и полюбил маму, строгую, умную, ответственную. И мама влюбилась именно поэтому! Однако такое различие и стало потом причиной непонимания в семье и развода.
После расставания родителей с папой я жила недолго. Он ушёл в запой, и меня забрал к себе дедушка, а через год я вернулась в Россию к маме. Дальше классика жанра. Где-то на подсознательном уровне я понимала, что стало причиной конфликта, и поскольку я выросла всё-таки с мамой, то совершенно неосознанно старалась подавить в себе ту часть, которая досталась от папы. Помню, в детстве слышала в свой адрес выражение «штерновская порода» – по фамилии бабушки, папиной мамы. Папа был бунтарём, опирался на свои желания и бросал вызов устоям. Для моей контролирующей, правильной мамы его стратегия обладала разрушительной силой. Она не могла допустить отклонения от правил, папины запои воспринимала, словно его уход в персональный ад. Мама настолько выбирала безопасность, что в какой-то степени становилось безжизненной. Для меня выжить – означало отказаться от себя, от бунтарской, творческой, сумасшедшей натуры. Я всю жизнь жила с ощущением виновности за своё существование, не понимая удивительный механизм природы, и мне казалось ошибкой моё появление на свет. Я не могла поверить, что родилась для наркотиков, страдания и тоски. И перестала доверять себе. Мама выжила, значит, она знает лучше.
Секрет целостности лежит в том, чтобы объединить в себе два родительских противоположных начала и создать из них что-то неповторимое и уникальное. Когда вы поймёте, что вашей силой является объединение контрастных проявлений, всё изменится, и больше не будет необходимости прятать свои тени. Понятие «тени» и «персоны» ввёл психолог Карл Юнг. «Персона» – это всё, что нам нравится, наши положительные (по нашему же мнению) черты. «Тени» – те проявления, которые мы в себе не любим и не признаём. Кто-то считает недостойным завидовать и не замечает, как данная эмоция овладевает им. Другой может спокойно мириться с завистью, но не любить в себе жадность и эгоизм. Часто в «тень» уходят «животные проявления»: то, что раньше считалось нормальным, а сейчас порицается обществом. «Тени» формируются из установок, диктуемых социумом и окружением. Нам говорят, как можно и нельзя себя вести. В подсознании ребёнка формируется понимание, что если он будет «плохо» себя вести, родители откажутся от него. Вся информация, которую мы потребляем, формирует внутри нас идеи о том, какими нам можно быть, а какими – нельзя. «Тень» – естественная часть любого человека. Мы все рождаемся цельными и лишь позже на подсознательном уровне начинаем делить себя на «персону» и «тень». И, возможно, мироздание специально так устроено, чтобы нам было веселее, ведь тогда жизнь превращается в великий квест под названием «Собери себя сам». Мы не можем отгородиться от своей «тени» и, испытывая негативные эмоции, начинаем чувствовать себя недостойными, что приводит к чувству вины. В «тени» лежит очень много энергии. Непринятая сторона всегда является маркером того, в чём мы можем стать лучше!
Я отказалась от своей творческой части, пытаясь стать хорошим инженером, и это погубило меня. Вела фальшивую жизнь переодетого существа. Так тщательно старалась быть как все, что забыла саму себя. Как лесная тропинка зарастает, если по ней никто не ходит, так и все мои проявления пылились в дальнем углу подсознания, а сознательное напрочь блокировало мой естественный облик. Я потеряла себя. И только спустя восемь лет это осознала и позволила себе отгоревать.
Мы живём в мире, которым правит успешный успех. Нас с детства учат быть сильными и встречать сложности с улыбкой. Возможно, это заложено в нашем культурном коде послевоенного времени, когда иначе было не выжить. «Вперёд и с песней», – говорили мне, несмотря ни на какие трудности. И правда, военные песни сегодня для меня самые душевные и придающие силы. Но когда мне было шестнадцать, я чувствовала себя одиночкой в целом мире, никому не нужной и покинутой. Никого рядом, кто мог бы выдержать мои чувства. Думаю, маме было очень сложно со мной, поэтому проще было подавить. Я тогда не понимала, что самое лучшее, чем можно помочь человеку в такой ситуации, – это позволить горю просто быть. Столько, сколько нужно. И дать поддержку, разделить печаль. Стать опорой, чтобы человек не чувствовал себя одиноким. Позволить ему выражать злость, выгружать эмоции, не беспокоясь о том, какое воздействие его слова будут иметь на того, кто находится рядом. Прожить и позволить телу провести необходимую работу.
В течение многих тысяч лет тема смерти была естественна, но сейчас она считается тем, что нужно избегать. У нас пропала культура ритуальности, цикличности, умирания… Нас не приучают с раннего детства, что смерть – часть жизни. Совершенно естественная её часть. Именно неготовность встретиться со смертью, растерянность и неясность порождают много страхов, отчаяния и прочих негативных чувств, с которыми действительно непросто справиться. Урбанизация современного мира привела к тому, что сегодня данная часть жизни не уважается. Мы так боимся смерти, что всеми способами стремимся отгородиться от старения, как будто этого с нами не произойдёт или не происходит. Скорость сегодня такая, что некогда подумать о важных понятиях – смыслах и ценностях. Вся жизнь заточена на закрытие базовых потребностей. Неготовность встретиться со смертью отдаляет нас от самих себя и от важных вопросов, которые иногда очень полезно себе задавать.