Ирина Александровна Попова
Зарисовка «Жить собой». Фрагмент из книги «Зарисовки памяти»
Это был обычный ничем не примечательный будний день, когда Федор Семенович в очередной раз совершал свои повседневные дела. В четыре часа утра он уже бодрствовал. Сперва подкинул дров в печь. Позже сварил кашу, поел сам и покормил кота. Далее принялся расчищать тропу к дому. «Этой ночью много намело!» – подумал старик, поднял голову кверху и стал вглядываться в ночное звездное небо. Вокруг было тихо, ни души, вся деревня словно затаилась перед дневной суетой. Дед наслаждался этим временем суток. Он стоял и просто слушал. Утренние часы были для него особенными, оставаясь один на один со своими мыслями, он был самим собой, поэтому в очередное утро старик замер в надежде продлить эти волшебные минуты удовольствия.
На самом деле Федор Семенович не был стариком, но сам себя так называл. Он мужчина в хорошей физической форме с легкой сединой, лет 55-60, с усами и густой, но не длинной бородой. Его волосы были зачесаны назад и равнялись по бороду. Брови были густыми и нависали над добрыми, но печальными голубыми глазами. Сам мужчина выглядел серо и мрачно, что добавляло его образу некоторую запущенность и с десяток лет. Руки грубые и мозолистые, потому что он предпочитал совершенствовать постройки на участке самостоятельно, так он скрашивал свои дни и отвлекался от мрачных мыслей. Его повседневный уклад был однообразным и скучным, как у большинства пенсионеров, к коим он себя и приравнивал. Федор Семенович очень любил спокойствие и однообразие, это давало ему какую-то определенность и стабильность относительно завтрашнего дня. Поэтому он ценил деревенскую жизнь и ее жителей.
Спустя какое-то время дед, как обычно, встрепенулся: «Ах, как хорошо!», вытер пот со лба, тяжело вздохнул и продолжил чистить дорожки к дровнику и сараю, в котором жили три курицы, петух и корова Клава. Он быстро прибрался в курятнике и коровнике, собрал яйца, надоил молока и накормил скот.
Иногда, выполнив ежедневную работу в сарае, пенсионер устраивался в стоге сена, доставал ручку и оставлял какие-то заметки в своем ежедневнике. Позже погружался в свои мысли или рассказывал питомцам занимательные истории из своей жизни, послушать их прибегал даже из дома кот, которому было скучно одному сидеть в четырёх стенах, пока дед суетится во дворе. «Шерстяной» запрыгивал к пенсионеру на колени, чтобы не морозить свои лапки, сворачивался калачиком и внимательно слушал, получая нежные поглаживания дедушки, пока тот увлечен своими воспоминаниями.
Этого четвероногого друга звали Марс, он хоть и находился уже в возрасте, но по-прежнему оставался игривым. Кот был гладкошерстным с полосатым окрасом из трех цветов: белым, черным и коричневым. Его большие ореховые глаза располагались близко друг к другу, поэтому выражение узкой мордочки было весьма забавным. На ней же красовались длинные роскошные усы, брови и розовый нос. Грудка была благородная, белая, как и манеры котика. Хвост длинный и часто выражающий эмоции полосатого друга. Марс всегда внимательно следил за дедом в ожидании подходящего случая для игры или же чтобы выпросить что-нибудь вкусное, например свежее молоко.
Закончив свой досуг, старик натаскал дров в дом, каждый раз запинаясь о кота, кружащегося и мяукающего в надежде, что в этот раз его все же угостят такой желанной чашкой первосортных свежих сливок. «Ух, я тебя! Полосатый бродяга!» – ворчал дед на кота, грозя и размахивая огромным кулаком в его сторону.
«Ку-ка-ре-ку!» – пропел петух, вырвав пенсионера из идиллии утренних ритуалов.
«Как жаль!» – подумал Федор Семенович.
С первыми петухами просыпалась и деревня, а это значило, что скоро на улицы выйдут лыжники, собачники, мужики со своими бензопилами, разрезающими тишину и умиротворение зорьки. Он любил свою деревню, был общительным и приветливым, но с возрастом суета, особенно назойливая соседка Люда стали его омрачать, поэтому он старался закончить свои дела прежде, чем она выйдет во двор. Из дел оставалось только расчистить возле забора снег, чтобы освободить путь к дому для почтальона, которого с нетерпением в очередной раз поджидал Федор Семенович.
К тому времени, как мужчина закончил свои повседневные утренние ритуалы, деревня уже полностью ожила. Односельчане, проходящие мимо, здоровались и интересовались, как у пенсионера здоровье и чем могут помочь. Со всех сторон доносились разные звуки: шум пилы, лай собак, песни и, конечно же, свежие сплетни. Дедушка не очень это любил, поэтому поспешил закончить все дела и удалиться в дом. Как вдруг за спиной раздался противный и пробирающий до мурашек голос соседки справа: «Федор Семенович, голубчик, добрейшее утречко! Давно не виделись!»
«Вот черт!» – погрустнел пенсионер.
Обернувшись, старик увидел обрюзгшую плотную старуху в ярком платке, заметно поношенной старой дубленке, явно не по размеру, в не единожды заштопанных носках уже со свежей дырой и в наскоро обутых галошах. Она опиралась на забор и стояла на безопасном расстоянии. Это была та самая Люда. «Ох, и зловредная старая карга!» – вскрикнул пенсионер про себя, стараясь скрыть раздражение. На ее лице замерла не улыбка, а ехидный оскал, губы были окрашены в ярко-красный оттенок помады, на зубах золотые коронки, ослепляющие глаза на солнце, брови прорисованы домиком насыщенно черным карандашом, веки нависали на злобных глазах, прожигающих своим холодом, а щеки свисали до уровня второго подбородка.