Ирина Андрианова
Собака как символ ура-демократичности
Признать, что переусердствовал в защите слабых, гуманист опасается еще и потому, что эдак можно ненароком и с противоположным лагерем проассоциироваться. Ведь пакет идей об ужесточении законодательства (против собак ли, или мигрантов, или гомосексуалистов etc) – это как бы прерогатива сторонников «сильной руки», всяких силовиков-державников. Поэтому персонаж, идентифицирующий себя в либеральном тренде, лучше помрет, чем признает, что ему давно хочется, чтобы кто-нибудь обуздал обнаглевших кавказцев или ограничил свободу собачек. Вообще в идее по ограничению чьей-либо свободы либерал сразу узрит призрак фашизма и скорее согласиться продолжать мучиться, чем позволить «выпустить коричневую гидру на волю». Хотя примеры перезагрузки системы стереотипов тоже есть. Так, на рубеже 80-х и 90-х безусловной ценностью была свобода предпринимательства, в то том числе – строительного. Сегодня же в конфликте любых застройщиков и общественности абсолютное большинство симпатий любых общественных сил (кроме совсем уж проправительственных) оказывается на стороне жителей. Теперь они – «слабые», которых надо защищать (в существующих правовых условиях это действительно так). Но по всем остальным объектам «жаления» перезагрузки мозга пока не произошло. Собачки по-прежнему проходят в разряду слабых и угнетенных, нуждающихся в защите своих прав. Соответственно, позиция собаколюба символизирует личность либерально-демократическую. Позиция, наоборот, сторонника прав людей против прав собак сразу ассоциируется с фашизмом. Заметьте – в деле поддержки «слабеньких» не срабатывает даже такая безотказная демократическая ценность, как права человека. Что лишний раз показывает, насколько чаще мы оперируем не вещами, а их символами.
