Ирина Дегтярева
Операция «Пилот»
Они дружно перетаскали пакеты с продуктами в теплую прихожую, где на вешалке висел отцовский старый бушлат, залатанный матерью много раз. На Игоря привычно нахлынуло ощущение, что он дома, причем не здесь, а в Новосибирске. Вот так же там висел отцовский форменный бушлат, только новехонький, пахло кожей от портупеи и ремня. Но все забивал ядреный запах гуталина, которым отец натирал ботинки.
Из приоткрытой двери со двора тянуло запахом сырой весенней земли. Игорь слышал голоса родителей и сына с кухни. Он прислонился плечом к бушлату, едва не оборвав его с вешалки, и подумал: «Что здесь будет, если они начнут бомбить?»
Помотал головой, отгоняя от себя пессимистичные мысли. Скинул куртку и заглянул к сыну в комнату, находившуюся ближе остальных ко входу. Мгновенно вспыхнул, потому что ту же картину наблюдал здесь неделю назад:
– Что за бардак у тебя в комнате?
– Бандера прийде – порядок наведе! – огрызнулся Данила, прибежавший с кухни.
Игорь отвесил сыну крепкую затрещину.
– Еще раз услышу, пришибу! – пообещал он настолько грозно, что Даник даже не попытался возмущаться и, подбирая по ходу движения разбросанные носки, пошел к шкафу у окна.
Дед, ставший свидетелем этой сцены, покосился на Игоря и торопливо вышел из комнаты. Непонятно было, то ли Игоря взбесил лозунг сам по себе, то ли напугало, что сын так неуместно его использует и, если кто-то станет свидетелем такой интерпретации, могут быть крупные неприятности и у самого мальчишки, и у его близких. Раз подобным образом иронизирует, значит, и дома ему такое внушают. Выводы сделают незамедлительно, и поможет ли положение Игоря, не припомнят ли его отцу, что тот присягал на верность ненавистному теперь Советскому Союзу?
Тему войны за столом тщательно обходили, словно зловонную навозную лужу на скотном дворе. Все знают источник, мирятся с запахом и роем мух как с чем-то неизбежным. Но лица у родителей выглядели тревожными. Мать рассеянно уже во второй раз пыталась подсолить борщ в тарелке Игоря. Отец выпил привезенной сыном водки и хмуро гонял по тарелке маринованный гриб, скрипевший и выворачивающийся.
– Ты сегодня в будний день… – закинул удочки отец, наконец поймав увертливый гриб и отправив его в рот.
– Выдалось немного свободного времени. – Игорь взглянул на часы. Уже наступил тот момент визита к родителям, когда он начинал тяготиться обстановкой и недоговоренностью. Будто знает, каким будет исход войны, но скрывает. А они ждут, что он хотя бы подмигнет, намекнет… – Уже пора бежать.
Около машины отец, в дождевике вышедший проводить Игоря, под шелест разгоравшегося дождя пробормотал, обняв сына:
– Ты уж поосторожнее…
Игорь кивнул, понимая, что недосказал отец. Речь не столько о войне, ведь Стремнин-младший бывает и на передовой, сколько об атмосфере подозрительности, охватившей сейчас все спецслужбы. Неловко сказанное слово, связи, в том числе и родственные, рабочие моменты, которые легко интерпретировать так, словно ты действуешь в интересах России, – все это может стать фатальным. И не факт, что посадят, а не просто взорвут в подъезде или застрелят на улице. Игорь знал о таких случаях, произошедших с его коллегами. Был на похоронах некоторых из них на Лукьяновском кладбище, куда попасть в качестве покойника теперь затруднительно – погост давно полузакрытый. Но этих похоронили. И все делали вид, что ликвидированы они коварными российскими спецслужбами.
Как сейчас, стояла перед мысленным взором картина – мокрое, залитое осенним дождем кладбище, люди в плащах, некоторые в форменных куртках, и каждый из них опасался посмотреть кому-нибудь из присутствующих в глаза, особенно жене и матери. И запах осени и свежевскопанной земли навязчиво преследовал Игоря после тех первых похорон еще несколько дней. Затем случились новые смерти…
Игорь собирался заехать к родителям еще раз Восьмого марта, во вторник. Хоть на Украине и не праздновали, он мать поздравлял. Скорее всего, вечером, раньше Тарасов вряд ли отпустит. Его благодушие и щедрость, когда он послал Игоря съездить в Борщаговку, своего рода взятка, чтобы тот был посговорчивее, общаясь с болгарином.
Но в последующие дни события стали развиваться довольно резво. Сначала болгарин и работа по пилотам. Затем в зону активного внимания Игоря снова попал араб. Это Игоря отчасти даже порадовало – все же разрядка, а то головы не поднять от информации, обрушившейся по всем каналам. Как шквальный огонь, какой сейчас вели русские, атакуя нацистов местного украинского разлива, безумных в своем раздутом фанатизме, помноженном на садизм в анамнезе. Игорь, как и Руслан, как и Тарасов, ненавидел этих тварей, но лучше было кидать под русский артогонь их и наемников, нежели жертвовать своими людьми, обученными, проверенными временем. Те еще пригодятся, когда русские сметут нечисть в серой зоне, словно радиоактивной, зараженной, залитой кровью и нечистотами. Пригодятся спецы не для войны, быть может, а для сотрудничества, восстановления страны. В глубине души Игорь на это надеялся, но не верил. Слишком уж они погрязли во всем этом. Их сметут вместе с нацистами и сатанистами, которые сейчас правят бал, последний, как на «Титанике». Но все же остались выжившие с затонувшего лайнера…
Желание Игоря контактировать с Гинчевым только через Тарасова не воплотилось в жизнь. Уже на следующий день полковник потребовал, чтобы он подъехал на конспиративную квартиру военной разведки, где они обычно в Киеве встречались с агентами ГУР, действующими за границей, когда тем удавалось выбраться на Украину транзитом через несколько стран, тщательно заметая следы.
Через полчаса ожидания туда явился Гинчев, надушенный, как дешевая девица с Броварского проспекта. Ему не хватало для завершения образа, возникшего в воображении раздраженного Игоря, только ярко-розового боа на шею. Манерность могла бы указывать на нетрадиционную ориентацию, однако Игорь успел просмотреть доступную по Гинчеву информацию и разведал, что он женат уже во второй раз, есть дети, а первая жена, во всяком случае, та первая, о которой достоверно известно, – русская, он женился на ней в 1996 году. По-видимому, его таким образом хотели легализовать в России для далеко идущих планов. Он долго жил там, работал, хорошо зная русский, что, в общем, для болгар, рожденных во времена существования СССР, норма.
Правда, по словам Женьки, бывшего одноклассника Игоря, болгары в основной массе по-русски говорят плохо. Женя несколько лет пробыл в детстве с родителями-дипломатами в Анголе и ходил в школу при посольстве. Там царил интернационал по-советски: чернокожие дети местных бонз, латыши и эстонцы, чехи и болгары. Учились болгары через пень-колоду, на тройки, на уроках коряво, вынужденно изъяснялись по-русски, а на переменах болтали только по-болгарски и держались особняком, с чванливой надменностью, которую в то время Женька по своему малолетству вряд ли смог бы идентифицировать как обыкновенный национализм. В связи с этим речь Гинчева, практически без акцента, несколько удивляла.
Игорь разузнал также, что Гинчев, оказывается, владеет и эстонским языком. Многое бы отдал, чтобы понять, зачем болгарину эстонский язык. Зато, если подразумевать, что он агент или сотрудник английской разведки, работа на восточном направлении, коим являются бывшие союзные республики, объясняет его владение одним из прибалтийских языков.
К таким же выводам, какие сделал Игорь, судя по всему, пришли и в Москве. Контрразведчики в 2016 году выслали Гинчева после его попыток своими псевдожурналистскими расследованиями замести следы работы МИ6 в истории с громким отравлением в Великобритании. Болгарин выявил двух якобы гэрэушников, бродивших по английскому городку и вынашивавших коварные планы. Понятно, что Гинчев только транслировал то, что ему велели вбросить в информационное пространство. И все же…
– Вот видите, – нагло улыбнулся Гинчев, – нам с вами все равно придется общаться, хотите вы того или нет. Я лично хочу, вы мне симпатичны. Вы первый человек, который так откровенно не желает со мной сотрудничать на Украине.
Он взял Игоря за локоть и увлек в гостиную, где посредине стоял большой овальный стол. Над ним висела металлическая круглая лампа на тросиках. «Не хватает только зеленого сукна, – раздраженно подумал Игорь, – как в казино. И облапошат меня сейчас, как в игорном доме». На окнах длинные, до пола, темно-коричневые шторы.
Гинчев вел себя здесь по-хозяйски. «Не первый раз тут, однако». – Игорь сел к столу, сощурившись от слепящего света огромной лампы. Он не торопился комментировать сказанное болгарином. Ждал.
– У нас с вами одна общая цель, – Гинчев сел напротив, – русские. Причины разные, но идем одной дорогой, товарищ. – Он криво улыбнулся. – Вы, наверное, слишком молоды, чтобы помнить это…
– Правильной дорогой идете, товарищи, – поправил Игорь и посмотрел на часы.
– Ну что же, к делу. – Гинчев согласился, что прелюдия затянулась. – В тех документах, что вы с вашим коллегой получили, нет главного. Сами летчики всего лишь орудие. Завербовать их – полдела. Ваша задача – заполучить русские самолеты. А моя, как журналиста, продемонстрировать общественности, насколько деморализована российская армия, насколько все их патриотические потуги существуют только на словах, показать отсутствие минимальной осторожности и дисциплины. Это ведь вам нужно, чтобы убедить ваших военных, что русских можно победить, особенно успешно используя диверсии и задействуя активнее инструменты пропаганды, в том числе подрывая изнутри их общество, которое податливо для влияния, любого, кстати, не содержащего порой никакого здравого смысла. Интернет, который мы… который полностью контролируют американцы, англичане, израильтяне, в основном их спецслужбы, уже давно стал полем боя именно между спецслужбами. И только толпы пользователей, коих миллионы, бродят от одного источника живительной влаги к другому, не понимая, что и в том и в другом содержится если не яд, то все что угодно, кроме родниковой воды истины. А так хочется верить, что, читая надпись на заборе, ты узнаешь тайну за семью печатями…
Игорь согласно кивнул. ГУР уже давно использовало этот «забор», вбрасывая дезинформацию через соцсети.
– Допустим, завербовать кого-нибудь из летчиков… – задумчиво произнес Игорь. – Но это не полдела. Это дело. Только хочу вас заверить, я столь наивно не рассчитываю, что летчики охотно пойдут с вами на сделку. – Он хмыкнул и поправился: – С нами. У них все не так плохо, как нам хотелось бы думать. Я-то ситуацию знаю не понаслышке. Разгильдяйства, конечно, везде хватает, но у нас его, пожалуй, больше. Зарплаты у русских военных солидные, жилплощадью они обеспечены. С количеством полетных часов проблем нет, как в девяностые, когда элементарно нечем было заправлять самолеты и вертолеты. Керосина, авиационного бензина не хватало.
– Если бы среди патриотов не было паршивой овцы, а то и небольшой отары, работа разведки зачахла бы на корню. Кто-нибудь да клюнет на миллион долларов вознаграждения, причем оговоренного законодательно. Те «патриотичные герои», которые, вопреки правилам, фотографируются в форме на засекреченных аэродромах, смогут посмотреть на официальном сайте Верховной Рады. Через несколько дней там вывесят соответствующий закон о вознаграждении за предоставление украинцам вражеской военной техники. Миллион долларов! Плюс еще миллион сверху. Плюс…
– А еще набор крышек и моющее средство абсолютно бесплатно, – подхватил Игорь с той же интонацией.
Гинчев взглянул на него непонимающе, но тут же рассмеялся, догадавшись, что Игорь намекает на бездарную рекламу бесполезных товаров, которые и ломаного гроша не стоят.
– Нет, в самом деле. Не думаю, что гражданство любой европейской страны для всей семьи пилота на выбор – это бесплатный шампунь.
– Весомо. – Игорь прикинул, что и сам не отказался бы от таких условий. «Улететь бы отсюда хоть куда-нибудь, – подумал он с тоской. – Любая ксива. Не слабо!» – Откуда такие суммы?
– Ну тот миллион, что по закону, это из помощи, оказываемой Украине Евросоюзом. Другой – от моего информационного агентства. Так сказать, в качестве большого гонорара за предоставление жареного материала. Очень жареного.
– А паспорта чья спонсорская помощь? – Игорь пододвинул к себе большую хрустальную пепельницу по столу, подумав с усмешкой, что как бывают семейные трусы, так и семейные пепельницы, на роту солдат. Впрочем, он знаком теперь с одним человеком, кому такой размер сосуда для окурков придется впору, – Кабиром Салимом.
– Эти детали вы обсудите с Роджером, – нахмурился Гинчев, открестившись таким образом от МИ6.
Роджер – представитель этой службы. Сотрудничает активно с СБУ и ГУР, вхож в обе организации. А теперь еще и паспортами будет разбрасываться направо-налево, доставать их из рукава, как карточный шулер крапленые карты.
– Вам дадут телефон, с которого вы станете писать сообщения.
– Это излишне уточнять. Не со своего же личного, – пожал плечами Игорь, снова сдерживаясь от грубости: почему болгаришка дает ему, офицеру украинской армии, разведчику, указания?
– Надо форсировать работу. Нужен результат, необходим успех всем нам, чтобы и я мог со своим агентством раскрутить историю по полной. Ну детали имеет смысл обсудить тогда, когда хоть кто-нибудь из списка клюнет на вашу удочку. Я в ближайшие дни отъеду ненадолго в Болгарию, хотя больше всего времени провожу в Австрии и на Украине. Надеюсь, к моему возвращению… Впрочем, я не исключаю, что вам придется подъехать в Софию. Там я смогу вас познакомить с человеком, который может вам пригодиться для работы с летчиками. Пока не знаю как, но у него большие возможности в России. Когда я вынужден был уехать оттуда без шанса вернуться, Стас стал мне помогать в расследованиях. И не только. Он «пробивальщик». Вы понимаете, что это означает?
Игорь знал таких субчиков, у самого несколько агентов имелось, которые узнавали информацию про конкретных людей в России, задействуя соцсети и коррумпированных полицейских, нередко сдававших установочные данные на фээсбэшников.
Дистанционная вербовка! Игорь недоумевал. Это что, новое слово в разведке, когда не видишь объект, невозможно устроить ему банальную медовую ловушку, напоить, чтобы дискредитировать, нельзя проконтролировать его самого и его окружение? Куда объект пойдет, после того как получит сообщение от украинской разведки? Что, если прямиком в ФСБ?
Изначально планировалось сделать ставку в вербовке на «искренность». То есть она вроде бы искренность, но чрезвычайно дозированная, настолько, насколько это обусловлено оперативной необходимостью. Из разговора с Тарасовым, перед поездкой на конспиративную квартиру и встречей с Гинчевым, стало ясно – в диалоге, который требовалось завязать через соцсети с летчиками, нужно будет убедить их в достоверности предложения о сотрудничестве, а для этого придется признаться, к каким службам и какого государства принадлежишь, иначе все теряет смысл. Где конспирация – основа основ спецслужб?
А главное, подставляться должны Игорь и Руслан, рисковать погонами и собственной судьбой. Пойдет что не так, и с должности полетят, да еще и посадят. Получится, достижения присвоит себе Тарасов, не получится – припишут пособничество врагам. И тогда Лукьяновское кладбище…
Сейчас каждый за себя, и надеяться на прежнюю честность и хорошее отношение к нему Тарасова Игорь не хотел. Но выбора не оставалось. Полковник убеждает, что Руслан и Игорь самые толковые, и именно поэтому навязывает им участие в проведении данной спецоперации. «Может, решил подставить? – гадал Игорь. – Откажусь, можно вылететь со службы уже сейчас, и тогда прямая дорога на передовую. За границу уехать в случае увольнения, конечно, удастся, подключу старые связи, достану деньги из загашника для взятки. Только что там делать в качестве беженца с сыном? Мать с отцом наверняка не поедут. Уж лучше рискнуть с потугами в вербовке пилотов».
Перспектива поездки в Болгарию сейчас, во время войны, вызвала у Игоря щемящую тоску по былым временам, когда они ездили туда всей семьей, и это несколько смягчило его по отношению к Гинчеву, во всяком случае внешне.
* * *
Как и ожидал Игорь, канули в пустоту первые рассылки посланий на адреса страничек предполагаемых пилотов, вычисленные айтишниками ГУР. Кроме фотографий в форме на фоне самолетов, номеров мобильных телефонов и установленных специалистами локаций, указывающих на их периодическое местонахождение на территории известных ГУР военных аэродромов, ничего более конкретного. Эти люди могут быть техниками, охранять КПП или расчищать взлетно-посадочную полосу.
Большинство из тех, кому написал, просто-напросто не ответили. «Стреляю в молоко, – думал Игорь, отправляя очередное сообщение из кафе «Буланжери», находящееся на Ярославовом Валу, куда заехал перекусить и встретиться с куратором ГУР из военной контрразведки СБУ майором Собко.
Уже давно Игорь взял его в оборот, провернув одно мероприятие. Пригодилась красавица-молдаванка Аурика, которую за хорошую сумму он уже использовал не однажды, в том числе и в Молдавии, и в Румынии. «Сто попаданий из ста», – как он шутил про нее.
Женатый Собко клюнул, а затем без особого сожаления согласился периодически оказывать Игорю Стремнину некоторые информационные услуги. Игорь не требовал делать это бесплатно. Он повел себя с любвеобильным Собко вполне человеколюбиво. Информацией обменивались баш на баш к обоюдному удовлетворению. Правда, Игорь ограничивался общими сведениями или сливал неприглядный компромат на тех коллег, кто ему был не симпатичен, и откровенно вредил работе. От Собко требовал большего.
Встреча в кафе не повредила бы ни тому, ни другому, дойди каким-то образом до начальства факт этого рандеву. Инициатором мог быть как один, так и другой. Разве что на Игоря стали бы коситься, дескать, стукач.
Игорь пил кофе, крошил на тарелке булочку с изюмом. Изюм он терпеть не мог и методично выковыривал, выкладывая из него на тарелке знак вопроса. Сидящий напротив Собко двигал смоляными, сросшимися на переносице бровями, пытаясь реанимировать тот участок памяти, где хранилось воспоминание о болгарине, о котором спросил его Игорь. Смуглому, чернобровому красавчику Собко не хватало только вышиванки, чтобы соответствовать плакатному образу национального персонажа.
– Гинчев, Гинчев, – пробормотал он, достал пухлую записную книжку в синем переплете и полистал. – Лично я с ним не пересекался. Но в поле моего зрения он попадал.
Собко обладал удобной для Игоря привычкой. Все, что «попадало в его поле зрения», оказывалось в заветной записной книжке, а затем перекочевывало в устном изложении в уши разведчика.
В кафе Игорь узнал киевский адрес Гинчева, что живет тот по соседству с сотрудником резидентуры МИ6 и довольно часто сиживает с ним в ресторанах Киева, не заморачиваясь по поводу конспирации. Хотя и за установленным разведчиком никто даже не пытался вести наблюдение.
– Тогда откуда дровишки? – узнав про отсутствие наружки, уточнил Игорь, опасаясь, что его кормят домыслами.
– Кулуарные разговоры, – уклонился от прямого ответа Собко. – Ты же понимаешь, что сейчас происходит. Американский отдел работает не по американцам, а фактически с ними. Таким же образом действуют и наши «англичане». Резиденты ходят в контору, как к себе домой. Болгарин наверняка один из них, только маскируется под журналиста. – Собко помялся, не решаясь спросить, но все же не удержался: – Аурика в Киеве?
«Почему Гинчев приперся на Рыбальский, не слишком скрываясь, а затем вдруг попросил у Тарасова встречу на конспиративной квартире, чтобы якобы не светить свою смазливую физиономию? Что изменилось? Ведь открыто разгуливает по Киеву с Роджером под ручку», – размышлял Игорь, переписывая адрес болгарина в свою записную книжку.
– Тебе придется поднапрячься, – довольно требовательно сказал он, с неохотой возвращая Собко его синюю записную книжку (он бы с удовольствием прочитал ее целиком). – Пошурши извилинами и связями. Хорошо бы узнать про болгарина чуть больше. Не люблю, когда меня держат за горло в одностороннем порядке. Только без шума и бумажных следов, указывающих на твои изыскания в отношении него. Тебя ведь не надо учить. Прояви контрразведывательную смекалку. А я, в свою очередь, тебе организую встречу с Аурикой.
– Заодно держи меня в курсе своих поездок на Яворовский полигон, – проявил осведомленность Собко и, наткнувшись на холодный взгляд Игоря, виновато развел руками: – Ну должен же я о чем-то писать в отчетах.
– Сейчас буду ездить туда реже, – «утешил» Игорь погрустневшего Собко.
Как сглазил… Едва вышел из кафе, зазвонил телефон. Взволнованный Тарасов раздраженно изрыгнул:
– Ты где шастаешь?! У нас ЧП!
– Через полчаса буду, – не стал нервировать шефа расспросами Игорь.
* * *
– Первое. – Тарасов мерил шагами свой кабинет с большим украинским флагом, распятым с помощью медных гвоздиков на оштукатуренной стене за начальственным креслом с высокой спинкой. Игорь стоял у стола для совещаний, не решаясь сесть. Не предложили. – Первое, – повторил полковник, – на полигоне ЧП. Убили полячку-снайпершу. Там нехорошая история. Похоже, твой араб в ней тоже замешан. Драка какая-то была. Поезжай разберись.
– Не знал, что разведка работает как уголовный розыск. А второе? – напомнил Игорь, увидев, как зло на него зыркнул полковник.
– Второе. Послал я к арабу Волынца, а твой араб… послал Волынца. Далеко и надолго. Категорически отказался с ним взаимодействовать. В общем, принимай араба обратно. Ты же так хотел.
– А все-таки насчет первого пункта? – не унимался Игорь, скрыв торжество по поводу возобновления работы с Кабиром. – Нам какое дело из-за смерти полячки? Или моего араба обвиняют?
– У меня сведения, что он спровоцировал нескольких наемников напасть на нее. Как несложно догадаться, убийством не ограничились. Перед этим они ее… – Тарасов махнул рукой. – В общем, история грязная во всех смыслах.
– Ну и пускай военная прокуратура разбирается.
– Включи ты мозги! – разозлился Тарасов. – Если у меня есть сведения о причастности араба, то и у прокуратуры они могут появиться тоже. Тогда мы потеряем агента. Тебе надо приехать туда побыстрее. Насколько мне известно, на полигон направили следователей из Киева. Посчитали, что это дело не регионального уровня. Так что стартовать вы будете почти одновременно. Самолеты не летают, с поездами тоже много проблем. Они наверняка поедут на машине, как и ты. Желательно их опередить. Ориентируйся там по ситуации. Может, лучше его вовсе вывезти с полигона на какое-то время?
– Только на конспиративную квартиру. – Игорь потер лоб. – Неужели вы полагаете, что кто-то всерьез станет расследовать это дело? Какие полномочия имеет военная прокуратура по отношению к иностранным наемникам? Почти уверен – никаких. Их расследование – формальность, чтобы отправить цинк с полячкой в Варшаву с мутной сопроводиловкой. А еще вероятнее, что отпишутся, дескать, погибла при исполнении воинского долга или что-то в этом роде.
– Не исключаю, – согласился Тарасов. – Но пускать дело на самотек нельзя.
Местный контрразведчик – старый знакомый Игоря, увидев его около здания штаба, замахал ему руками так, словно спасение близко. Игорь сдержал улыбку. Не хотел бы он оказаться на месте эсбэушника. Такое происшествие в его «дежурство». Ему бы скорее сбыть труп с рук, но, как он сообщил Игорю, следователь из Генпрокуратуры и эксперты прибудут только к вечеру. Велели ничего не трогать, а он стал крайним и вроде как ответственным за то, чтобы сохранить неприкосновенным место преступления. Полицию и не думал вызывать. Сразу сообщил о ЧП в Киев. Получил указания встретить и оказать содействие.
– Мое дело – контрразведка, а не следить за моральным обликом здешних аборигенов! Да и какая сейчас контрразведка. – Он скептически скривился, ожидая понимания от военного разведчика. Не дождался. Игорь не слишком доверял этому парню. А то поулыбаешься, похохмишь с контрразведчиком, а потом тебя вызовут на Владимирскую, и выйдешь ли оттуда самостоятельно или с аксессуаром в виде мешка на голове, бабушка надвое сказала. – А ты какими судьбами? – с подозрением прищурился эсбэушник. – Слетелись вороны? Тут вроде бы не по вашей части. Или эта девушка твоей была?
Игорь покачал головой.
– Впервые от тебя про убийство слышу. – Он равнодушно пожал плечами. – А что за баба? Сама, небось, напросилась. Лезут сюда все кому не лень! Искательница приключений. – Игорь добавил витиеватую и нецензурную фразу, намекая на принадлежность девушки к одной из древнейших профессий.
– Не скажи, она самый лучший снайпер из всех, кто тут был.
– Откуда ты знаешь? Ты что, участвовал в учебном процессе? – поддел его Игорь. – Твое дело – контрразведка, а не проверка стрелковых навыков девиц. Или это была твоя девушка? – Он сделал акцент на слове «твоя».
– Иди ты! Ты бы ее видел. Она так-то страшненькая была. Как мужик. А теперь еще хлеще… Брр! – он передернул плечами. – Хочешь посмотреть? Зрелище не для слабонервных. Кстати, ее инструктор – араб Кабир Салим. Он ее натаскивал и неплохо справился. До него она таких успехов не делала. Ты ведь его знаешь? Мутный тип.
– Они все тут мутные. Где ее обнаружили? – Игорь пошел за эсбэушником в штаб, проявляя умеренное любопытство и проигнорировав намеки по поводу араба.
Почти сразу у входа, около лестницы, ведущей наверх, Игорь заметил тело, накрытое брезентом. Эсбэушник, рассказывая, что ее нашли недалеко от казармы, под елками, приподнял брезент, стараясь не смотреть на распластанное тело. Он уже видел и больше не хотел.
В тусклом освещении, проникавшем от двери и сверху, с лестницы, удалось разглядеть труп только фрагментарно из-за светотени. Лишь белую ногу, кровь на размозженном лице и растрепанные волосы. Жалости не возникло. Он видел ее живой и даже разговаривал с ней. Наглая, надменная девица… была. И смерть ее, по-видимому, оказалась страшной. Она сама несла смерть, и смерть унесла теперь ее.
Игорь вышел из штаба с ощущением тошноты. Ночь не спал – за рулем, да еще вид растерзанной снайперши, словно ее бешеные собаки разорвали, не прибавил бодрости и оптимизма. «Да, по сути так и есть, собаки», – подумал Игорь, доставая мобильный и проверяя сообщения. Все по-прежнему, ответов нет. Молчание.
Он отправил вчера текст, утвержденный Тарасовым и написанный, кажется, самим болгарином или, быть может, Роджером. Причем Руслан посылал другие сообщения (он, посмеиваясь, продемонстрировал их Игорю). Руслан выступал в качестве своего рода провокатора. Игорь же оставался довольно деликатным и даже интеллигентным, если судить по интонации писем. Однако все тексты, адресованные вероятным пилотам, выглядели так, словно сочинял их иностранец, неплохо знающий русский язык, но все-таки иностранец. Не украинец, не белорус, не тот, кто жил в едином языковом пространстве в Союзе. Править тексты Тарасов не разрешил.
«Ну и писали бы сами, болгарин и Тарасов, – думал разозленный Игорь. – Подставляют нас. Ну хотя бы мое сообщение не напоминает дешевые рекламные предложения, оно весьма недешевое».
«Андрей, здравствуйте. К вам есть, как к пилоту, очень важная и интересная задача, за которую вы можете получить 500 000 $. Конфиденциальность гарантирую. Свяжитесь со мной для дальнейшего обсуждения, заранее благодарен. Можем вести диалог и по почте».
…Игорь набрал сообщение арабу и с облегчением уехал с полигона в Старичи, где и дождался приезда Кабира. Пока ждал, сидя на подоконнике на кухне и попыхивая сигареткой, никак не мог избавиться от недавно увиденного зрелища. «Лучший снайпер, – думал он. – Со слов эсбэушника, она должна была отправиться на фронт через два дня. Ему бы, как контрразведчику, поразмышлять о том, не диверсия ли это убийство? Тогда на полигоне окопался умело действующий русский агент. А может, и не один…»
От этих умозаключений Игорь поперхнулся дымом. Догадка ему крайне не понравилась. О своих подозрениях он решил пока не докладывать Тарасову. В конце концов, это зона ответственности СБУ.
Пришедший Кабир показался бледным и чуть взволнованным. Он скинул камуфлированную куртку в коридоре и сразу же закурил.
– Еле вырвался. Там переполох. – Он показал большим пальцем себе за плечо, будто отсюда можно было увидеть желтые казармы Яворовского полигона. – Ты, небось, в курсе? Ждут прокурорских. Замочили снайпершу. Теперь станут всех трясти. Кто да что… Записей с камер нет, как ты понимаешь. Да и кто посмеет англичан тронуть?
– Англичан? – Игорь включил электрический чайник.
– Их работа, – кивнул араб, завладев пепельницей и водрузив ее перед собой на стол. – Видел я, как они возвращались после. На рассвете шли крадучись вдоль казармы. Да, собственно, их гогот и ее крики слышали все. Полночи развлекались, прежде чем шайтан ими завладел окончательно. Тогда они ее убили и изуродовали. Остановиться не могли – так их перло от наркоты.
– А меня информировали, что ты тоже каким-то боком причастен. – Игорь сел напротив и попытался поглядеть в глаза Кабира. Но сам же первый и отвернулся. Слишком тяжелый взгляд, холодный и непроницаемый.
– Ага, я так и знал, что меня притянут. Если я был ее инструктором, это ничего не значит!
– Допустим. Но я бы тебя понял. Долго без баб… Только не говори, что ты мусульманин и все такое.
– Она как мужик была, – поморщился Кабир. – С такой даже в темноте страшно.
Игорь рассмеялся и тут же помрачнел, вспомнив, что видел в пятнах светотени под лестницей.
– А что за фортель ты выкинул со своим новым куратором?
– Он болван! Если уж я ввязался с вами в работу, так хоть адекватного человека прислали бы.
– Ладно, – отмахнулся Игорь. – И все-таки… Что там со снайпершей? Если прокуратура докопается до твоей причастности к делу, нам порушат все планы. Мне нужны козыри на руках, чтобы тебя отмазать в случае чего. А для этого я должен понимать, что же вчера произошло.
Кабир скрылся в облаке табачного дыма и, как показалось Игорю, посмеивался.
– Не волнуйся, хабиби, никаких показаний никто против меня не даст. Я не при делах. Твой осведомитель что-то напутал.
– Хм, – сказал разведчик, подумав, что с «осведомителем», как назвал его Кабир, в самом деле стоит подробно поговорить, а не полагаться только на слова Тарасова. – Тогда к делу. Есть у тебя люди в Крыму? На юге России?
– И не только. У нас сеть довольно разветвленная. На Кавказе, в Татарстане. – Кабир сам налил себе чаю, положив в чашку сразу три пакетика с заваркой. Не вынимал их, пока кипяток не почернел. Стал быстро пить, не обжигаясь. Когда он поднял левую руку с чашкой, камуфляж натянулся у него на плече и сквозь ткань проступила кровь. – Только сложно будет с ними встретиться, минуя их кураторов в Сирии.
