Ирина Глебова
Мне снился сон…
Глава 3
Великолепная машина «Боинг»! Почти не слышно работы турбин – так, еле уловимый, умиротворяющий, какой-то медитативный гул. И ощущения полёта тоже почти нет: иногда качнёт легонько, приятно, и вновь можно забыть, что мчишь сквозь пространство и время на огромной высоте… Виктория, когда училась во втором классе, летала с родителями и братом в город Ростов-на-Дону, к родственникам. Маленькая была, но хорошо помнит: самолёт казался огромным! Потом узнала, что это был совсем не большой отечественный «Як-40», рассчитанный на двадцать пассажиров. Но тогда дух захватывало, так хотелось скорее подняться в небо! Летели часа полтора, и всю дорогу трясло, тарахтело, бросало в воздушные ямы. Ей-то, малышке, всё было нипочём, даже очень нравилось, когда самолёт ухал вниз, а потом резко шёл вверх, щекотало в животе, и она смеялась. А взрослые сидели в напряжении, мама бледнела и вскрикивала, а когда приземлились, сказала, что обратно поедут поездом…
Вкусный ужин был съеден, выпит и крепкий чёрный кофе. Хотя стюардесса настоятельно рекомендовала чай, но Виктория знала, что вечерний кофе не отбивает ей сон. Впрочем, спать не хотелось, всё было так интересно. Над входом в салон располагался экран, на нём – карта их полёта, где постоянно обновлялась информация о местонахождении самолёта. За иллюминатором стояла темнота, и девушка уже поняла, что они летят слишком высоко, чтобы видеть отблески небольших населённых пунктов. Но когда на экранной карте появлялись большие города, она смотрела вниз и видела огни: переливающиеся цепочки, россыпи, скопления! А в какой-то момент в иллюминаторе вдруг посветлело, проступили облака, окрашенные розовым. И вдруг всё залил багрянец с золотым отливом в серебряном скоплении облаков! Виктория вскрикнула, оглянулась, чтобы поделиться с кем-то восторгом… Но соседка-немка уже спала, и те, кто был виден через проход, тоже спали. Но тут рядом оказалась услужливая стюардесса, сказала: «Это мы догнали закат солнца. Очень, очень красиво». Девушка кивнула. Она уже сама поняла, что происходит, но найти слов для ответа не сумела, только смотрела не отрываясь…
Скоро краски стали тускнеть, переходить в тёмно-бордовые, фиолетовые, чернильные… Опять стало темно. Сердце ещё колотилось возбуждённо, ещё сознание наполняли какие-то образы, но постепенно Виктория успокаивалась. И в один момент вдруг осознала, что глаза её закрываются, дремотная истома запрокидывает голову на подшейную подушечку сидения. Тогда она достала из специального пакета – стюардесса ещё раньше разнесла такие всем пассажирам, – лёгкое, но очень тёплое одеяло, и вязанные толстые носки-тапочки. В салоне температура ощутимо понизилась, и когда Виктория сняла кроссовки, надела носки, закуталась в одеяло и удобно откинулась на сидении, вдруг почувствовала себя маленьким птенцом в уютном тёплом гнёздышке! Гнёздышко надёжно устроено высоко-высоко на дереве, в крепкой развилке. Ветерок качает дерево, но оно мощное, и ничто не угрожает гнезду и засыпающему в нём птенцу. А он и в самом деле пригрелся, засыпает, засыпает…
Ей снилось морское побережье… или океанское. Не пляж, а просто пустынный берег, волны накатывают на белый слепящий песок. Дальше, отступая от берега, начинаются какие-то тропические заросли, солнце стоит высоко, обжигает. Но бежать по белому песку приятно, он тёплый, а не жгуче-горячий. И они бегут – маленькая девочка с братом-подростком, держатся за руки, смеются… «Это мы в Калифорнии», – думает Вика. Далёким-далёким краем сознания она помнит, что спит, потому не удивляется, видя себя и брата маленькими в Америке. А потом они уже сидят в лодке, качаются среди волн, берег виден, но смутно. Серёжа вдруг прыгает за борт, а вода ему оказывается всего лишь по пояс. «Надо же, здесь мелко, как на Азовском море», – опять думает Вика. И вновь не удивляется ни этому факту, ни тому, что плывут они не на яхте, а в простой рыбацкой лодке – в такой когда-то родственники возили их по мелкому Азовскому морю… Лодка качается, волны качаются… «Как самолёт в небе», – опять выплывает откуда-то из подсознания. Но незаметно спокойный приятный сон сменяется сначала тревожным, а потом просто страшным сумбуром. Лицо Игоря с тоскливыми глазами, он что-то говорит, сначала тихо, потом повышая голос. Лицо бедняжки Лины, бледное, почти незнакомое, голова повязана полотняной старушечьей косынкой: такой Вика видела подругу в гробу, когда ту хоронили. Лицо Виты – страшное, перекошенное злобой, её истеричный крик, срывающийся на визг: «Это ты, ты наколдовала ей смерть! И мне хотела, но не вышло! Забирай теперь своего Игоря!» И снова Игорь, он тоже уже кричит: «Если бы ты меня не оттолкнула, всё было бы по-другому! Все были бы живы… Все будут живы, только не надо делать глупостей! Оставайтесь на местах, не двигайтесь!..»
«О чём это он?» – удивляется Виктория, и помимо воли выходит, словно выныривает из сна. Прямо в проходе, совсем недалеко от неё стоит тот самый красавец-скандинав.
«Здорово! Он всё-таки летит со мной!» – успевает подумать она и даже широко улыбнуться, поймав взгляд парня. И только через секунду замечает пистолет в его руке.
Красавец тоже узнал девушку и тоже улыбнулся. Это была очень красноречивая улыбка: приятное удивление, лёгкое сожаление и даже словно извинение: что, мол, поделаешь, так получилось… С уже знакомой звериной грацией он повёл рукой с пистолетом – на уровне голов пассажиров, – и повторил по-английски:
– Это угон самолёта, думаю, все поняли. Но ваши жизни вне опасности, если будете вести себя спокойно, делать только то, что прикажут.
Тут же самолёт дёрнулся, сделал резкий крен. Несколько человек, в том числе и соседка Виктории, немка, вскрикнули – от неожиданности, нервного напряжения.
– Ничего страшно, мы меняем курс. Если хотите, пристегнитесь ремнями. Да, в самом деле – сделайте все так. Будет гарантия, что никто не встанет с места.
«Скандинав» был на удивление спокоен, доброжелателен. Он вновь улыбнулся Виктории, как старой знакомой. Такая это была неотразимая улыбка, что девушка совершенно непроизвольно улыбнулась в ответ. Мышцы, минуту назад сведённые страхом, сами собой расслабились. «Нет, этот парень не станет делать ничего плохого! Высадит где-нибудь нас или на кого-то обменяет… Вот так приключение, даже интересно… Я ведь никуда не тороплюсь…»
Она взяла концы пристяжного ремня, жестом показала «скандинаву», что готова пристегнуться. Он чуть заметно покачал головой: «Нет, ты можешь этого не делать!» Она удивлённо приподняла бровь: «Вот как? Ну ладно…» Их весёлая переговорная мимика рассмешила их обоих. Виктория прыснула, сдерживая смех, он улыбнулся ещё шире.
В это время, отдёрнув занавеску отделения стюардесс и дальше – кабины пилотов, – в салон шагнул другой парень, тот самый темноволосый крепыш в клетчатой рубахе. Оба угонщика быстро перебросились фразами, и главный – а «скандинав» явно был главным, – нахмурился. Виктории, которая не спускала с него глаз, вновь стало тревожно. К тому же темноволосый держал небольшой чемоданчик, девушка вдруг заметила, что не только она, но и все пассажиры смотрят на этот предмет. Увидел это и «скандинав». Он кивнул, сказал опять громко, по-английски:
– Вижу, все догадались! Это наше взрывное устройство. Пульт у меня, вот здесь. – Показал на поясной ремень. – Все мы в безопасности, пока всё идёт хорошо.
Двое вновь заговорили между собой. Виктория слышала обрывки фраз, но никак не могла понять, что это за язык. Может быть, конечно, шведский или датский, но что-то было в произношении, гортанности, особой интонации явно не европейское. «Может, кавказский какой-то? – мелькнула мысль. – Темноволосый вроде бы похож на горца…»
Сейчас красавец-угонщик злился: глаза его сузились, губы кривились, хищно обнажался оскал. Лоб Виктории мгновенно покрылся капельками пота, они потекли по лбу, но она, оцепенев, не решалась достать платок, вытереть. И поведение угонщиков, и предчувствие того, что там, в кабине, случилось плохое, сжимало сердце страхом.
– Может, вы сообщите нам, куда мы всё-таки летим?
Голос, прозвучавший сзади, вовсе не казался испуганным, наоборот – раздражённо-требовательным. Виктория вздрогнула и внутренне сжалась. «Господи, обязательно найдётся такой напыщенный балбес! Как будто не происходят ежедневно взрывы, теракты, угоны. Как будто не было взрывов в Москве, отравления в токийском метро, 11 сентября в Нью-Йорке…»
Злость, ударившая в виски, оказалась сильнее страха, и девушка оглянулась. Точно: говоривший мужчина стоял, брезгливо оттопырив губу, поправляя дымчатые очки и тонкой оправе. «Скандинав» отреагировал мгновенно. В несколько неуловимых шагов он оказался рядом с мужчиной, ткнул пистолет тому в лоб, выговорил чётко и яростно:
– Вопросы никто не задаёт! Я сам решаю, что вам сообщать и когда!
Бледный, трясущийся мужчина упал в кресло. Обстановка в салоне, до сих пор достаточно тревожная и нервозная, теперь казалась наэлектризована почти ощутимым ужасом. Кому-то наверное стало плохо: запахло одновременно рвотою и дурными газами. Угонщик, уже вернувшийся к своему низкорослому напарнику, тоже это почувствовал. Он зажал пальцами нос и вновь состроил забавную гримасу Виктории. Но девушка не смогла ему ответить, ей тоже было страшно. Темноволосый вскоре ушёл к кабине пилотов, самолёт вновь несколько раз сильно дёрнулся, накренился, но потом пошёл ровно, только гудение моторов стало громче. «Скандинав» всё также стоял в проходе, он явно о чём-то напряжённо раздумывал. Один из пассажиров сильно икал и ничего не мог с этим поделать. Кто-то монотонно бормотал, видимо молился, кто-то вдруг стал истерично всхлипывать. Как ни странно, всё эти звуки ещё больше подчёркивали напряжённую тишину салона.
– Давайте сделаем вот что…
Угонщик произнёс это спокойно и негромко, но несколько человек опять вскрикнули.
– Ну, ну, спокойно, – у него тоже появились раздражённые интонации. – Я же сказал: никому ничего не грозит при хорошем поведении! А чтобы вам не было страшно, все сейчас перейдёте в задний салон. Здесь вас мало, и там народу немного, как раз все поместитесь. Всем вместе вам будет веселее.
«Сейчас мы встанем, будем двигаться, можно что-то придумать… – Мысли вертелись у Виктории в голове быстро-быстро. – Он один, его напарник со взрывчаткой далеко, руку на поясе он не держит… Да и не захочет взрывать сам себя… Если бы кто-то из мужчин, нас ведь тут много, вон есть молодые, сильные, если бы кто-то рискнул, бросился бы на него…»
Она закусила губу от напряжения, но в тот же миг поймала взгляд угонщика, смертельно испугалась, что он догадается, как-то прочтёт её мысли. И улыбнулась ему – это получилось само собой, как отвлекающий маневр. В тот же миг он крикнул:
– Эй, там! Что у вас?
Головы всех пассажиров повернулись к заднему салону. Там в дверях стоял ещё один мужчина: высокий, мощный, немолодой, с тяжёлой челюстью и тяжёлым взглядом. Он был вооружён: что-то вроде короткого внушительного автомата.
– Порядок! – рявкнул этот новый бандит.
– Принимай к себе новых пассажиров, – распорядился «скандинав», и ухмыльнулся: – Устрой всех в лучшем виде!
Потом уже серьёзно, обращаясь к своим заложникам, приказал:
– Вставайте по одному, вот оттуда, с задних мест. Выходите. Быстро, быстро!
Люди стали подниматься, переходить в задний салон, а бандит с автоматом, для устрашения, что ли, каждого подталкивал в спину. Вот встала седая немка, посеменила по проходу. Виктория приподнялась… Одеяло, которым она укрывалась, давно уже лежало у ног, но только теперь она увидела, что обута в тёплые носки. Она стала лихорадочно снимать их, надевать кроссовки – хорошо, что те не на шнурках, а на липучках. Выпрямилась, подняла взгляд и вновь увидела, что угонщик смотрит на неё. Милая улыбка, такое доброе выражение лица! Она опять не удержалась, улыбнулась в ответ. И тут он ей сказал:
– Не торопитесь, девушка. Прошу вас, останьтесь, мне кажется, мы можем очень приятно пообщаться.
Какая-то двусмысленность прозвучала в этой фразе, испуг мгновенно вернулся, превратив улыбку в скованную гримасу. «Скандинав» тут же уловил это, добавил быстро:
– Я не обижу вас!
И Виктория поверила ласковому голосу с явно звучащими нотками извинения. Они уже были одни в салоне. Угонщик сел в одно из сидений, лицом в проход, элегантным движением руки пригласил девушку присесть напротив. Она, включаясь в игру, сделала лёгкий реверанс, походкой «от бедра» миновала проход, села. Теперь они оба, улыбаясь, смотрели друг на друга, молча, в глаза… У Виктории появился лихорадочный кураж. От этого её взгляд по-особенному заблестел, на смуглых щеках появился румянец. Она вновь, как и в кафе терминала, ощутила себя необыкновенно красивой под взглядом этого парня. Но тогда он просто ей понравился, теперь же притягивала не только его красота, но и властность, и хищное мужество.
«Скандинав» тоже вспомнил терминал.
– Когда мы впервые взглянули друг на друга, я сразу понял, что эта встреча не случайная и не последняя.
«Красиво говорит! – подумала девушка с иронией – Поэтическая натура! Террорист-романтик, искренний борец за какую-то идею, что ли?»
Она молча продолжала его разглядывать, тогда он потянулся и взял её ладонь. Рука у него была крепкая, шершавая и горячая. И, наверное, пронизанная особыми биотоками, потому что девушку мгновенно окатила такая же горячая, будоражащая волна.
– Как же вас зовут, незнакомка?
– Виктория.
Он резко щёлкнул пальцами, воскликнул радостно:
– Победа! Чудесное имя! Нет, не случайно я вас встретил. Нам будет удача!
Он как-то многозначительно произнёс это «нам», Виктория обратила внимания, но сделала вид, что не поняла.
– А ваше имя?..
«Скандинав» лишь на мгновенье замешкался, потом сказал:
– Зови меня Олаф.
– Красивое имя, – сказала Виктория, подумав: «Своё ли назвал?» – Шведское, кажется.
– И датское, – уточнил он. И, картинно поведя бровями, добавил: – Я соотечественник принца Гамлета.
В проёме кабины пилотов, вновь одёрнув занавеску, появился низкорослый крепыш. Олаф резко повернулся, спросил что-то. Виктория вновь не поняла ни слова, но тон её собеседника сразу стал иным – требовательным и сердитым. Темноволосый ответил несколькими фразами. Олаф успокоился, расслабился, махнул рукой, явно отдавая приказ. Тот кивнул, вновь исчез.
– Если не секрет, на каком языке вы говорите? – спросила девушка. – Никак не могу понять.
– Это одно из индейских наречий.
– Интересно! Случайно, не кодовый язык навахо?
Олаф улыбнулся. В его голосе прозвучала нежность:
– Ты образованная девушка, Вики! Восхищаюсь! Чтоб девчонка знала о тайном использовании навахо американцами во время войны – это редкость!
Продолжая улыбаться, он резко хлопнул в ладоши и крикнул:
– Кеаро!
После короткой паузы из-за занавески вновь шагнул крепыш в клетчатой рубашке.
– Пусть стюардесса приготовит нам кофе, две чашки, покрепче.
Он сказал это по-английски, махнул рукой – мол, давай быстро. Кеаро молча кивнул, исчез.
«Ну конечно, – подумала Виктория. – Никакой он не кавказец. Самый настоящий индеец. Наверное, из того племени, на чьём языке они говорят».
Глаза Олафа, тоже кошачьи, серо-зелёные, смотрели на девушку не отрываясь, гипнотизируя. И она чувствовала, что поддаётся этому гипнозу.
Глава 4
Кофе был очень хороший – лучше, чем тот, который Виктория уже пила в самолёте. Наверное, индеец заставил одну из стюардесс принести для «шефа» кофе из салона первого класса.
Особое, будоражащее тепло разлилось по крови, появилось чувство покоя и уверенности, что ей многое позволено. Например, задать вопрос… Это был кураж сродни лёгкому опьянению. И Виктория спросила:
– А всё-таки, куда мы летим?
Олаф всё так же улыбался, глядя на неё, молчал. И вновь мгновенно вернулся страх. «Господи, я с ума сошла! Он сейчас убьёт меня! Это же улыбка психопата…» Но в это мгновенье «скандинав» ответил:
– Мы скоро приземлимся на одном острове.
– Острове? А… дальше?
– Это всё. Конечный пункт.
– Но как же… – Виктория растерялась. – Вы нас на кого-то обменяете?
– Нет.
– Значит, будете предъявлять требования? Кому? Какой-то стране?
Олаф легко, иронично пожал плечами, словно его забавляла эта детская игра в вопросы-разгадки.
– Нет, никаких ни к кому требований. Зачем? Всё, что надо, мы берём сами.
– Тогда я не понимаю…
На скулах девушки загорелись красные пятна, как будто у неё внезапно начался жар. Олаф протянул руку, на мгновение коснулся её щеки, картинно отдёрнул и подул на ладонь.
– Ого, как испугалась! Я даже обжёгся.
– Но я не понимаю, – повторила Вика.
– Объясню. Нам нужен этот самолёт, для наших целей. И люди тоже нужны. Там, где мы приземлимся, у нас есть большая плантация. Есть и завод, кое-что производящий, и лаборатории. Всем будет где работать, а значит все останутся живы.
Виктория долго молчала. Её собеседник тоже, продолжая смотреть на неё с ласковой усмешкой. Она чувствовала уже не страх, а непроглядный ужас: он медленно, как горячая смола, затапливал сердце. Нет, всё происходящее оказалось не приключением, щекочущим нервы, которое в конце концов окончится под стрекот телекамер и вопросы бойких репортёров. Не будут их, пассажиров, окружать вниманием, психологами, снимающими шок, селить в комфортабельные отели, развозить рейсами в нужные места… То, что им уготовано – рабство, причём, на всю оставшуюся жизнь… Нет!
– Нет! – воскликнула Вика вслух. – Нас ведь будут искать! Самолёт не может пропасть бесследно!
– Почему? – Олаф даже обрадовался её словам. – Ещё как может! Мы ведь изменили курс и находимся в районе знаменитого Бермудского Треугольника. Сколько здесь пропало и кораблей, и самолётов! Заметь, именно бесследно. Весь мир гадает, как и отчего: или земные аномалии, или инопланетяне руку приложили? Неразгаданная тайна. Вот и ещё один самолёт исчез! Поищут, конечно, но не найдут – как и раньше. Разведут руками – Бермудский Треугольник! – что тут поделаешь…
Вновь долгая пауза. У Виктории на глазах закипали слёзы, она изо всех сил пыталась сдержаться, не дать им пролиться. Но когда слезинки всё таки покатились по щекам, она тихо спросила:
– Наркотики?
– Да, мы выращиваем и производим наркотики, – тут же охотно ответил Олаф.
«Он откровенен со мной, потому что знает: я никогда никому ничего не смогу рассказать…»
Теперь лёгкая улыбка сидящего напротив красавца не казалась ей обаятельной. Змеиный изгиб губ!
– Но здесь есть совсем пожилые, даже старые люди, – тихо сказала девушка, вспомнив свою соседку-немку.
– Работа найдётся всем, – ответил Олаф, словно добрый меценат. – У нас там большое поселение. Нужно и готовить, и убирать, и стирать, и упаковывать товар… Все пригодятся. Не бойся, стариков мы, как спартанцы, не убиваем, они живут, сколько могут, и умирают сами.
– Очень быстро!
– Кто как, – равнодушно бросил Олаф. – Этот самолёт очень удачный, много людей молодых и среднего возраста. А нам как раз нужны рабочие на плантациях и в заводе.
Он весело щёлкнул пальцами, рассмеялся:
– Работа на свежем воздухе, в курортной зоне, великолепный загар, кормёжка и жильё бесплатные.
«Еда только чтоб не умереть, и какие-нибудь бараки или хижины», – подумала Виктория.
И Олаф сразу же, словно прочёл её мысли, подтвердил:
– Да, условия жизни скромные, но главное – сама жизнь.
– Как же жить, зная, что никогда больше не увидишь тех, кого любишь, своих родных! И они никогда не узнают, что с тобой? Будут мучаться неизвестностью, надеяться…
– Ничего. Всё проходит. Работа и время избавляют наших пленников от лишних переживаний. У нас ведь, красавица моя, хоть и маленькая… как это сказать… община! Но всё то же самое, что и в большом обществе. Представь, многие находят себе пару, создают семьи. Дети рождаются! У нас и священник есть – протестантский, но все у него венчаются, крестятся, отпеваются. Он у нас на особом положении, как и один мусульманин – ходжа. Тот своих обрабатывает.
Олаф уловил лёгкое движение бровей девушки, тотчас спросил:
– Интересно? Скоро сама всё увидишь. К нам попадают люди разных профессий. Некоторые нам нужны, и они так и работают: врачами, химиками. У нас, знаешь, есть даже свои открытия. Официально запатентованные, заметь! Правда, не на имена их авторов.
Он самодовольно хохотнул, потом спросил:
– А у тебя какая профессия?
– Она вам не пригодится. – Виктория усмехнулась. – Пойду на плантацию.
Олаф протянул руку, взял ладонь Виктории, легко сжал пальцы. Выражение его лица изменилось: он стал серьёзным, и от этого исчезла жестокость и высокомерие. Девушка вновь непроизвольно заметила, как он красив и обаятелен.
– У меня есть другое предложение. Для тебя. Ты станешь моей подругой.
– У тебя что, девушки нет?
Виктория ответила мгновенно, ещё до конца не осознав сказанное – так, как сказала бы любому парню. Но Олаф так же серьёзно кивнул:
– Да, сейчас я одинок, уже давно. Линда – так её звали, – погибла. И я долго берёг о ней память. Знаешь, я не из тех мужчин, для кого годится любая сексапильная фигурка. Я ищу чувство и понимание. Моя женщина должна любить меня и быть мне соратницей. А я – поверь, – хороший друг.
Он наклонился, глядя ей в глаза, продолжая поглаживать ладонь, и Вика снова ощутила гипнотическую силу его взгляда. Тряхнув головой, она сказала – голос дрогнул, стал хрипловатым:
– Если это так серьёзно… Ведь вы меня не знаете совсем.
– Есть интуиция. Меня она никогда не подводила. Ещё там, в терминале, наши взгляды встретились, и словно молния сверкнула! Ты ведь тоже почувствовала, скажи!
– Да. – Виктория не стала лгать.
– И я почувствовал: «Вот она, моя девушка»! Но это была мимолётная мысль, голова была занята другим. А вот увидел тебя здесь, и сразу понял, как был прав! Разве не сама судьба нам сначала подала знак, а потом и свела?
Девушка прикрыла веки, побоялась, что мужчина увидит в её глазах иронию. «Террорист-романтик», – вновь, как и в начале этой истории, усмехнулась она про себя. Но что скрывать: говорить этот необычный человек умел, и внушать тоже. Слова его были так проникновенны и горячи, что у Вики мимо воли появилось ответное чувство. «А что, если это и правда судьба? Что, если мне уготована не обычная, прогнозированная жизнь, а вот такая – непредсказуемая, рисковая! С кем-то же ведь подобное происходит! Почему же не со мной?..» Но тут же её душа, и характер, и всё, что можно назвать воспитанием и моралью, затрясли её дрожью неприятия: «Это не моё, не моё!..»
Так хотелось ответить прямо и резко, что она не сдержалась:
– Я не представляю себя подругой наркодельца и террориста!
Сжалась в предчувствии вспышки его гнева. У него и правда сузились зрачки, но он молчал, долго. Потом ответил, но не с гневом, а с обидой.
– Ты могла бы понять, почувствовать… Разве я похож на обычного эсэсина? У меня есть в жизни своя миссия. Я скажу тебе о ней… Люди – это просто большие дети, которых надо исправлять. И мы это будем делать, на всей планете! То, что на виду – этот угон и наше производство на острове, это только средство.
– Значит, есть цель? – Виктория усмехнулась. – Наверное, благородная? Та, которая оправдывает любые средства? – И повторила по латыни: «Finis sanctificat media».
– Вот-вот! – воскликнул Олаф в запальчивости и вновь прищёлкнул пальцами. – Когда-то умнейший человек, святой Игнатий Лойола сказал может быть самую умную на свете мысль! С того времени все трусливые, как страусы, моралисты, пинают его кому не лень, издеваются! А ведь вся мудрость земная в этом «Цель оправдывает средства»! Вся суть человеческих взаимоотношений – и любовь в том числе! А политика! А наука! Да и религии – разве нет? И любая борьба, конечно… Подожди!
Он достал маленький прибор, что-то вроде пейджера, нажал кнопку. Почти сразу из второго салона вышел мрачный бандит.
– Что там у тебя, Луиш? – спросил Олаф по-английски.
– Порядок, – рявкнул тот. – Все сидят тихо, как мышки.
У него был какой-то жуткий акцент и неправильный выговор. «Португалец или бразилец, – подумала Вика. – Похоже, шайка у них многонациональная. И там, на острове, наверное, люди из разных стран…»
– Ты не сильно их там пугай, – с усмешкой глянув на Викторию, сказал Олаф. – Мы им сейчас организуем воду, пусть попьют, успокоятся.
Отпустив одного сообщника, он тот час вызвал другого. Кеаро вынырнул из-за занавески, как чёртик из коробки. Олаф приказал ему доставить пассажирам воду, а потом заговорил о чём-то по-индейски. Послушал ответ, хмуря брови, махнул рукой, отпуская. Вскоре Кеаро прошёл во второй салон с бутылками минеральной воды на тележке.
Виктория хотела сказать со злой горечью: «Как благородно!» – но сдержалась. Вместо этого осторожно спросила:
– А… с пилотами нашими… всё в порядке? Или нет? Что-то мне показалось…
– Умница, – похвалил Олаф. – Умеешь замечать и анализировать… Есть проблемы, верно. Не надо было им оказывать сопротивление.
– Как?!
Сердце у девушки рванулось, ладонь припечаталась к губам.
– Ну, ну, не надо так пугаться! Один из них жив, в состоянии вести самолёт. Меня больше другое беспокоит: во время инцидента там, в кабине, разбит один нужный прибор.
Он помолчал, думал Виктория спросит какой именно. Но она всё ещё не могла опомниться от известия, что один пилот убит. Тогда Олаф сам сказал:
– Есть такая штука – автоматическая система оповещения об опасном сближении. Чтоб избежать столкновения. Мы курс поменяли и никому об этом, естественно не сообщаем. Теперь понимаешь: этот прибор уберегал бы нас от тех, кто может попасться на пути… Впрочем, думаю, что ничего страшного не случится, да и лететь нам уже не долго.
Он посмотрел на осунувшееся лицо девушки, сказал ласково:
– Это хорошо, что ты такая чувствительная, переживаешь и смерть человеческую принимаешь тяжело. Люди именно с такой основой подходят для нашего дела. Но на эту основу нужно надеть прочную броню: выработать жесткость в решениях, ненависть к противнику, точность удара, железную силу собственного авторитета. А в итоге – уметь всё сметать для достижения цели.
– Опять цели! – со злым смешком процедила девушка. – И какая же это у вас великая цель?
– Борьба, – коротко, с напором ответил Олаф.
– Это не ответ! – тряхнула головой Виктория. – С кем борьба? За что? Где, на какой территории?
– Ты обо всём узнаешь, если останешься со мной. Сейчас я просто скажу тебе, что сравниваю себя с Че Геварой. Я, собственно, и есть Че Гевара нашего времени. Ты знаешь, кто это?
Ещё бы ей не знать! Это был герой её родителей. Однажды Вика в разговоре обмолвилась: «Ваш кумир, Че Гевара…» И тут же мама, покачав головой, её поправила: «Это у вас, нынешних молодых, кумиры – всякие певцы, кинозвёзды. У нас были герои, и Че – первый из них. Сейчас о нём немного подзабыли. Но, думаю, это временно. Мне кажется, для вашего поколения он тоже станет героем – вон какие события в мире бурные…»
Дело в том, что именно любовь к Че Геваре свела в молодости её родителей. Они оба учились в медицинском институте, но Анатолий на курс старше Нины, и на разных факультетах. В лицо они друг друга знали, но совершенно не общались. Однажды, во время летней сессии, Нина, прежде чем зайти в аудиторию сдавать экзамен, перелистывала учебник. От волнения уронила книгу, а из неё выпал листок, отлетел к окну, где трое ребят старшего курса курили. Один нагнулся, поднял, удивлённо вскинул глаза на девушку, быстро подошёл.
– Знаешь, – сказал взволнованно, – у меня в записной книжке лежит точно такой снимок, я тоже вырезал его из журнала. Наверное, из того же, что и ты.
Нина взяла у него из рук снимок своего любимого Эрнесто Че Герары, вскинула глаза на высокого парня. Странно, как это она раньше не замечала его? Блестящие карие глаза под густыми бровями, смуглое худощавое лицо, ямочки на щеках, когда он так славно улыбается…
В тот день они не расставались до вечера. Анатолий подождал Нину, и они ходили по городу, ели мороженое в кафе, сидели в парке на скамейке, катались на канатной дороге и говорили, говорили… Куба в то время для молодых советских ребят была, как говорилось в одной песне, – далека и рядом. Революционная романтика, которая к середине шестидесятых годов поблекла в этой стране, вдруг полыхнула на маленьком острове у берегов Америки. И опалила сердца многих парней и девушек. Нина и Толя вспоминали приезд в Союз Фиделя Кастро, говорили о всё ещё идущих боях с бандитами в горах Сьерра-Маэстро, о высадке американского десанта в заливе Гуантанамо. Но больше всего, конечно же, о своём любимце, Че Геваре. Он был не только отчаянный революционер, но и их коллега, врач, не побоявшийся пойти работать в лепрозорий, выхаживать прокажённых и отверженных людей. Он вообще ничего не боялся, иначе как бы смог астматик, страдающий сильнейшими приступами, вести годами партизанскую войну! Быть командиром и примером бойцам!
Теперь же ребят больше всего тревожила неизвестность. Ведь Че Гевара, отказавшись от всех своих высоких полномочий и должностей в правительстве Кубы, исчез. Где он? В газетах что-то проскальзывало: ушёл на отдых, сильно больной… Поссорился с авторитарным и нетерпимым Фиделем… Погиб, и смерть эту скрывают… Но Толя и Нина здесь оказались единомышленниками: нет, не такой человек Че! Он где-то тайно готовит революцию! Вон, по всей Латинской Америке идут партизанские бои – народ восстаёт против продажных правителей, марионеток США!..
Через год они узнали, что были правы. Узнали в тот октябрьский день, когда в печати, по телевидению сообщили: Эрнесто Че Гевара погиб в Боливии. Гибель его с большой болью признал Фидель Кастро…
Портрет Эрнесто Че Гевары – тот самый, вырезанный из журнала, но увеличенный и взятый в рамку, – висел в квартире Пичужиных с первого дня их супружеской жизни. Поэтому Виктория ответила, глядя Олафу в глаза:
– Я с первых дней своей жизни спала под портретом команданте Че.
А про себя подумала, вспоминая мамину реплику о кумирах и героях: «Вот мы и дождались своих «героев», своих «Че Гевар»!»
– Вики, ты необыкновенная девушка! – воскликнул Олаф с восхищением. – Я такой никогда не встречал! Ты нужна мне, именно ты!
У него было такое искреннее и счастливое лицо, что Виктория вновь невольно им залюбовалась. А он спросил:
– Кто ты по национальности? Я сначала думал – по выговору, – американка. Но теперь уверен – нет! Но и не англичанка… Кто же?
– Я русская.
– Русская? Из России?
Он словно не мог поверить.
– Моя страна называется Украина.
– Украина? – Олаф недоумённо дёрнул плечом. – Что-то слыхал, но не помню… Где это?
– Раньше это была одна страна, Советский Союз.
– Знаю. Понял. Это часть вашей большой развалившейся империи.
