Ирина Глебова
Санный след
4
Ни друзей, ни настырных репортеров полицмейстер Вахрушев в подробности дела не посвящал. Газеты – и городские, и даже столичные, – конечно же, писали о кровавых саратовских преступлениях. Раза два промелькнуло: «Наш местный Джек-Потрошитель». Но быстро исчезло, поскольку, кроме того, что жертвы были женщинами, другого сходства не было. Все погибшие были жестоко изнасилованы, изрезаны, но без «анатомических опытов». К тому же жертвами становились отнюдь не проститутки, а женщины если не из высших, то добропорядочных городских слоев.
Второй после француженки жертвой стала молодая сестра милосердия из саратовской больницы, третьей – дочь зажиточного купца.
Сразу после убийства мадам Солье Устин Петрович Вахрушев понял, что тут – дело серьезное, запутанное. Нет, конечно, ему и в голову не могло прийти, что последуют страшные продолжения, но он уже тогда, с самого начала, поставил на расследование самого опытного своего сыщика Кирилла Степановича Одинокова. Одиноков быстро и чутко нащупал несколько нитей, важных для разгадки трагической гибели веселой владелицы модного магазина. Жаклин Солье слыла женщиной независимой, замужем не была, периодически приближала к себе то одного, то другого поклонника.
Последний из них – холостой поручик лейб-гвардейского полка, расквартированного в городе, очень переживал смерть любовницы и, разговаривая со следователем, в какой-то момент даже разрыдался. Одиноков очень скоро понял, что офицер только с виду бравый красавец. А по сути – человек слабохарактерный, подверженный апатии, неуверенный в себе. Это вовсе не снимало с него подозрений: подобные люди от чувства неудовлетворенности, от обиды – настоящей или мнимой – могут сорваться с цепи, стать жестокими и непредсказуемыми. Но следователь почти сразу установил, что поручик за день до происшествия был направлен в другой город, в штаб дивизии, где и пробыл три дня. Да ездил притом не один, а еще с двумя офицерами, которые безоговорочно подтвердили его непричастность к убийству.
Вскоре выяснился еще один факт: купец Забродин, один из прежних любовников француженки, отвергнутый ради кого-то еще, был сильно обижен на нее и громогласно грозился отомстить. И хотя Одиноков хорошо знал, что самые громкие угрозы обычно остаются неисполненными, взялся за купца как следует.
Забродин, здоровенный, пятый год вдовеющий купчина, страшно удивился вниманию следователя к своей особе.
– Так ведь почти уж год, как мы с Жаклинкой разбежались! – гремел его искренно-недоуменный бас. – Ну, было, серчал я на нее поначалу. Так это же любому обидно, коли баба сама нос воротит. А на грозные слова я всегда скорый – это любой знает, в сердцах чего не наговоришь! Но чтоб рукам волю – никогда!
Вскоре следователь убедился, что лютый нрав Забродина и вправду лишь видимость. И приказчики, и слуги, и юная дочь купца, и все его приятели подтвердили: лют этот человек только с виду, пальцем же никогда никого не тронул. Но более всего убедило Одинокова то, что у купца была уже другая зазноба, и не какая-нибудь сожительница или содержанка – невеста. Предполагалась скорая свадьба. Та и подтвердила, что в вечер убийства он был у нее дома, с ней. Это же подтвердила и прислуга.
Однако следователь не считал, что потратил на купца время зря: тот дал ему новую ниточку-зацепку. Рассказал, между прочим, что Жаклин, когда еще была с ним в связи, строила глазки одному смазливому портному из своей же мастерской.
– Я даже ее офицера предупредил, по-дружески, – рассказал, усмехаясь, Забродин.
– Каким образом?
– Да вот, еще в начале осени оказались мы в одной ресторации. Он со своей компанией гулял, я – со своей. Выпил хорошо, смотрю, он в стороне стоит, курит. Подошел да и сказал: смотри, мол, за своей модисткой-то в оба! А то вильнет перед тобой задком, как когда-то передо мной. Да еще и сопляка такого заведет!
Пришлось следователю вновь встречаться с поручиком, принуждать вспомнить тот разговор. Теперь офицер был более сдержан, сух – время прошло, он успокоился. Сразу же припомнил тот разговор, указал и молодого портного – Тихонов Егор. Да, мальчишка заглядывался на бедняжку Жаклин, да и та, чего уж греха таить, его подразнивала. Но и только! Он уверен – между ними ничего серьезного не было!
Одиноков не стал торопиться встречаться с портным. Решил сперва последить за ним, приставил филера. Но тут грянуло второе убийство – вновь насилие и жестокое истязание. Сомнений не было – убийца все тот же.
5
Неонилла Королева была девушкой самостоятельной и независимой. Родители ее жили недалеко от Саратова, в уездном городе, отец трудился тоже на медицинском поприще: фельдшером. Девушка окончила с отличием медицинские курсы в Саратове и тотчас же получила приглашение работать в городской больнице. Заработок позволял снимать хорошую меблированную комнату, жить не широко, но безбедно. В этой же комнате и нашла убитую зашедшая к ней утром хозяйка.
В ходе расследования Одиноков узнал, что Нелли – так все называли барышню на модный английский манер – была открытой, веселой, кокетливой. Круг знакомств у нее оказался обширным, поклонников тоже хватало. И вдруг вновь всплыло знакомое имя – Тихонов Егор. Слежка за молодым портным к этому времени еще ничего не дала, и следователь решился поговорить с ним напрямую. И пошел в мастерскую, где тот работал.
После смерти мадам Солье магазин перешел к ее племяннику. Тот приехал из самого Санкт-Петербурга. Кое-кто из горожан недоумевал: как можно было оставить столицу и переехать в провинцию! Но Одиноков знал: Гаспар Лафорж в Петербурге был лишь младшим компаньоном своей матери, здесь же, в Саратове, он стал единоличным владельцем. И надо сказать, молодой француз споро взялся за дело. Себя он считал не только владельцем модного магазина, но и кутюрье – притом талантливым! Раньше при магазине была лишь небольшая швейная мастерская: туалеты, прибывшие из Парижа, Вены, Санкт-Петербурга и Москвы, при необходимости подгоняли под фигуры местных дам. Теперь же месье Гаспар не только продавал готовые костюмы и платья из столиц, но и придумывал новые наряды сам. А потому и мастерскую сильно расширил. Именно здесь работал Тихонов.
Он вышел к следователю из-за бархатной портьеры примерочной в одной жилетке, со складным метром в руке. Поняв, с кем имеет дело, извинился, вновь скрылся за портьерой и вскоре вернулся уже в элегантном костюме-тройке. Однако за время его отсутствия Одиноков быстро написал что-то на листке из блокнота, кликнул парнишку-посыльного и наказал:
– Эту записку – в полицейскую управу, живо!
Егор Тихонов следователю понравился: подтянутый, очень симпатичный, держится с достоинством. Смуглая кожа и хорошо уложенные темные волосы, ямочки на щеках, белозубая улыбка. Правда, чувствовалась в нем какая-то нервозность, да левую щеку, сверху вниз, пересекли две свежие тонкие царапины.
– Нам надо поговорить, – сказал следователь. – Но лучше бы наедине.
– А вот эта примерочная сейчас свободна, прошу!
В маленькой комнате с большим зеркалом и мягким ковром на полу оказался еще столик с двумя стульями. Сев, следователь указал молодому человеку место напротив. Начал без обиняков:
– После убийства вашей прежней хозяйки, мадам Солье, один человек указал, что между вами, возможно, была любовная связь. Я посчитал этот намек надуманным. Теперь же хочу, чтобы вы рассказали о ваших отношениях с бывшей хозяйкой.
Егор сразу побледнел, исцарапанная щека задергалась.
– Это из-за убийства Нелли, верно? – спросил почти шепотом. – Но я ничего не знаю, ни про мадам Жаклин, ни про нее!
– Значит, с погибшей Королевой вы тоже были знакомы?
– Да вы же и сами знаете, чего в прятки играть! У меня с мадам ничего и не было, потому что я за Нелли ухаживать старался!
Следователь отметил, что парень почти сразу впал чуть не в истерику. Такая вспыльчивость наводила на размышления. Всегда ли Тихонов таков? Или два убийства близких ему женщин так расстроили его нервы? Тогда он, скорее всего, невиновен. А может, наоборот: нервозность – признак ожидаемого возмездия?.. Надо его, однако, успокоить, иначе разговора не получится.
– Извольте, господин Тихонов, взять себя в руки. Я ведь никаких обвинений вам не предъявляю, только задаю вопросы. Что же вы так волнуетесь?
Молодой человек тяжело переводил дыхание, успокаиваясь. Обреченно махнул рукой.
– Чего там, сам понимаю: две убитые, и я с обеими – знаком. Ясно, на меня и подумают!
– Так были у вас любовные отношения с мадам Солье?
– Нет! – Он вскочил, принялся ходить по комнате. – Жаклин была женщиной любвеобильной. Делала мне намеки… Я бы вполне мог, сами понимаете! Но Нелли, я ведь с ней… Да… Жениться хотел…
Егор резко сел, закрыл лицо руками, плечи его вздрагивали. «Однако какой же он возбудимый», – вновь подумал Одиноков. И спросил:
– А где вы были в день и вечер гибели Королевой?
– Днем здесь, в ателье. А вечером ждал Нелли на катке. Да она не пришла…
– На каком катке?
– В городском парке.
Каждую зиму в городском парке заливали большой каток – играл духовой оркестр, в будочках продавали блины, горячий чай, пирожки, баранки, конфеты. Вечерами он ярко освещался, и, конечно, каталась там чистая публика. Ребятня, у которой не было денег, каталась на замерзшей реке – свободно и совершенно бесплатно.
– Значит, в парке… В компании?
– Нет, один. Я же ее ждал!
– А когда не дождались, пошли к Королевой?
– Нет! – Егор с силой помотал головой. – Нет! Хотел пойти, да рассердился очень.
– Что ж так?
Егор вскинул взгляд: в лице и глазах все еще стояла обида, хотя девушки уже не было в живых. Впрочем, всего три дня…
– Нехорошо говорить о покойнице дурно, но ведь она играла со мной, как с котенком… Да! То приманит меня, то оттолкнет. Красивая она была, это верно. Нравилось ей, когда по ней кто-то страдает.
– Хотите сказать, у нее были и другие?..
– Не знаю. Может, и были.
– Кто же?
– Да не знаю я!
Тихонов опять распалился, но следователю уже надоело его успокаивать. Не обращая внимания на его раздражение, он спросил:
– Итак, куда же вы пошли, не дождавшись Королевой?
– Домой и пошел.
– Хозяйка подтвердит?
– Не знаю, у меня вход отдельный.
С хозяйкой, где Тихонов снимал комнату, разговор уже был. Она и вправду точно не помнила: вроде возвращался жилец вечером, но когда, и не уходил ли потом – этого, сказать не смогла.
– Скажите, господин Тихонов, – следователь протянул руку и указал на щеку собеседника, – откуда у вас эти царапины? По виду им дня три-четыре.
Ему показалось, что парень испугался, губы задрожали.
– Да вот, на катке упал. Как раз в тот вечер…
– Упали? Не очень похоже на след падения.
– Почему же? Там льдинки мелкие, острые… – Егор прижал ладонь к щеке. – Уже заживает.
– А кто-нибудь видел, как вы падали? И вообще, кто-то видел вас на катке? Знакомые?
– Не знаю. Людей было много, может, кто и видел.
Одиноков встал, шагнул к портьере, сделав знак Тихонову сидеть, выглянул в приемную. Там уже стоял городовой с большим конвертом за портупеей. Увидев следователя, подошел, отдал конверт. Одиноков быстро достал и просмотрел бумагу. Хмыкнул, то ли удивленно, то ли удовлетворенно – сам еще не определил свое чувство. А на чувства свои он привык полагаться, они редко его подводили. Еще только бросив на Егора Тихонова первый взгляд, он заметил царапины у него на лице. Они показались ему очень похожими на следы либо кошачьих когтей, либо женских ноготков. И пока Тихонов приводил себя в порядок, следователь отправил в полицейскую управу запрос. Он наказал помощнику быстро проверить ногти погибшей Королевой. Тело девушки вот все еще лежало там же, при управе, в морге. Родители убитой уже просили дозволения похоронить дочь, но Одиноков уговорил их подождать еще два дня. И сейчас радовался тому, что сделал так. Ведь в присланной ему бумаге говорилось: под ногтями правой руки убитой есть частички человеческой кожи.
Вернувшись в примерочную, следователь пристально поглядел на парня. Тот вновь заметно нервничал, не спускал глаз с раскрытого конверта и бумаги в руке следователя. Тот заметил это, легонько помахал листком в воздухе.
– Вот что, Тихонов, – сказал он. – Неонилла Королева, судя по многим признакам, сопротивлялась своему убийце. И между прочим, хватила его ногтями по щеке – оставила, похоже, отметины. Не они ли это?
Он вновь вскинул руку к лицу молодого человека, но уже более резко, чем первый раз. Егор отшатнулся, вскочил со стула. Быстро прижал ладонь к щеке, словно хотел спрятать царапины.
– Нет! – вскрикнул пронзительно, но тут же перешел на полушепот: – Это на катке, на катке!
– Слишком много совпадений, молодой человек!
Не спуская с него глаз, следователь отдернул портьеру, сделал знак, и тут же в приемную шагнул городовой.
Через час Одиноков уже докладывал об аресте предполагаемого убийцы полицмейстеру Вахрушеву.
– Я сразу заметил, что этот Тихонов очень возбужден, то в ярость впадает, то в истерику. За Королевой он ухаживал, отношения у них были близкими, но, похоже, убитая его не воспринимала всерьез. Во всяком случае – не отказывалась от других знакомств и принимала ухаживания. Такой человек, как Тихонов, мог здорово ревновать. Не дождавшись Королеву на катке, пойти к ней, там разыгралась ссора, и… Она сопротивлялась, исцарапала его.
– Хозяйка его видела?
– Мы ее уже допрашивали на предмет того, кто приходил к убитой накануне. Она не знает – и вообще не всегда следит за приходящими, сидит у себя в комнате.
– Ну а что с француженкой? – спросил полицмейстер.
– Там могло быть так: мадам поддразнивала Тихонова, подавала ему надежды, но близко к себе не подпускала. И однажды он сорвался. Возможно, сначала хотел просто овладеть ею, да та стала сопротивляться, оскорбила его…
– Да, – Вахрушев покачал головой. – Все это пока догадки, надо разобраться как следует. Но все же, господин Одиноков, вы отлично поработали. Портной и в самом деле подозрителен.
– Я понимаю, все улики косвенные, – согласился следователь. – Но когда есть подозреваемый, проще и доказательства находить, есть от чего плясать.
Слух об аресте жестокого убийцы разлетелся по Саратову мгновенно. Горожане были взбудоражены, но и обрадованы. Отступил страх, можно было уже не бояться за жен и дочерей. Но продолжалось это недолго – до первой весенней оттепели. До дня, когда на берегу реки был найден труп изнасилованной и истерзанной девушки – точно так же, как и две первые жертвы. И что особенно поразило следователя: убитая оказалась дочерью купца Забродина – бывшего любовника француженки Жаклин Солье.
6
– Держись крепче, Леночка!
Петр сильнее толкнул легко раскачивающуюся доску. Девушка в летнем платье, простеньком и элегантном, сидела на широкой и гладкой доске, держась за крепкие канаты. Эти качели она любила с детства. Они стояли на лужайке, куда выходила нижняя веранда, а сразу за ними высились три огромные старые осины. И если сильно раскачаться, то волос слегка касались их серебристые, всегда звенящие на ветерке листья… Летом канаты у качелей оплетались гирляндами цветов. Так было и сейчас. Леночка сидела в этой раме из живых цветов, светлые волосы распущены по открытым загорелым плечам, счастливая улыбка, счастливые ясные глаза… Она была словно сказочная дриада! Нет, это не она придумала, это влюбленный в нее жених прошептал восторженно:
– Милая… Ты прекрасна! Словно дриада!
И вдруг вспрыгнул ногами на доску, присел, оттолкнувшись, и они взлетели – высоко, еще выше!..
Петр Уманцев и княжна Елена Орешина на днях скромно отпраздновали помолвку. Скромно-то скромно, но весь город, конечно же, знал об этом событии. Что ж, и у юной невесты, и у жениха, несмотря на его сценическую известность, репутации были безупречны. Мнения и светских кругов, и городских газет сошлись: прекрасная пара!
Теперь Уманцев бывал у Орешиных почти ежедневно. Летом театральная жизнь утихала: давали изредка оперетки, комедии да водевили – «Вечер с итальянцами», «Путаницу» и «Харьковского жениха». Петр в них задействован почти не был, вот и мог уделять Леночке много времени. Она была счастлива, и даже то, что свадьба состоится только через год, не могло приглушить этого счастья. Ведь не только друзья, матушка, но и тетушка-подружка Ксаночка признали и полюбили Петра. А заслужить доверие Ксении – насмешливой, проницательной и язвительной – не так-то просто. Но и она, к радости Леночки, недавно сказала:
– Похоже, твой жених и вправду кладезь добродетелей и талантов! Не хмурься, солнышко, я хоть и шучу, но искренне так считаю. И рада за тебя. За вас обоих…
Ксения сказала это, вернувшись из поездки на юг. Каждое лето она ездила в Крым, где, под Евпаторией, квартировала артиллерийская бригада – сослуживцы ее покойного мужа. Все офицерские семьи были ее большими друзьями. Это и понятно: пережить вместе то, что пережили они, и не сродниться – просто невозможно!
Боксерское восстание в Китае… Потом война с Японией – два года. Следующие два года в стране полыхали страшные бунты. Казалось бы, что в сравнении с этим та маленькая незаметная кампания где-то далеко в Маньчжурии, длившаяся всего лишь лето… Но только не для тех, кто пережил ее, и не для молодой офицерской вдовы Ксении Анисимовой.
Восемнадцати лет Ксения уехала из родительского дома в Москву, поступила на Высшие женские курсы профессора Герье. В столице узнала и полюбила своего артиллерийского капитана. Они обвенчались, когда Ксении было 23 года, Владимиру Анисимову – на два года больше. Леночка хорошо помнит их свадьбу: ей было уже семь лет, и она вместе с матерью и отцом ездила в Москву. Было очень весело, играла музыка, все танцевали в большом зале, и она тоже – ее приглашали красивые офицеры. Их было много, но самым красивым ей казался Володя, Ксаночкин муж… Больше Леночка Владимира Анисимова никогда не видела, потому что скоро после свадьбы он получил назначение в Благовещенск, в далекую Сибирь.
Три года Анисимовы прожили там. Ксения писала родным, что ей нравится Благовещенск, приветливые люди, много китайцев – они чудные, но славные, великолепная природа. Сопки, леса. Необъятный Амур. Она стала работать в гимназии, учила словесности, литературе – русской и античной… Потом в ее письма стала вкрадываться тревога. На Амуре пропал рыбацкий баркас, – солдаты гарнизона три дня искали его, нашли пустым, искореженным, выброшенным на один из островков. Людей не нашли, и это был уже второй такой случай. Местные «славные» китайцы стали молчаливыми, неприветливыми, целые китайские семьи стали исчезать – уходить через сухопутную и речную границу. С китайского берега Амура время от времени постреливали – это не опасно, река очень широка, но зачем? В гарнизоне прошли учения. Введена боевая готовность…
Да, в самом Саратове тоже ходили слухи о брожении в Китае. Но все это казалось несерьезным, газеты тоже отмахивались: мол, блажат китайцы. Вот только письма Ксении волновали. А в мае 1900 года и грохнуло – разъяренные толпы китайцев осадили иностранный квартал в Пекине, посольства. Так началось восстание, охватившее весь Северный Китай и Маньчжурию.
Через годы, когда боль потери, не уйдя, все же притупилась, Ксения не раз рассказывала племяннице о событиях, которым была свидетелем, в которых сама принимала участие. А Леночка, глядя на свою красивую, грациозную и утонченную тетушку-подружку, легко представляла ее – порывистой, смелой, находчивой, в дыму и огне сражения. Героиней!
Там, где оказались Анисимовы – в Маньчжурии, – восстание сказалось с особой силой. Скопища ихэтуаней – «Восемь знамен», «Зеленое знамя», «Большие кулаки» – и хунхузы обрушились на русские посты и поселки вдоль Восточно-Китайской железной дороги, которая тогда еще только строилась. Уже в середине июня вся дорога оказалась в их руках, а в Харбин и Благовещенск хлынули потоками беженцы. Но почти сразу оба эти города оказались в осаде. С правого берега Амура, у Сахалина, почти беззащитный Благовещенск подвергся жестокой бомбардировке. Артиллерийская бригада, в которой служил Владимир Анисимов, как могла, давала отпор. Но она была малочисленна, сразу понесла большие потери, не хватало снарядов. И все же солдаты и офицеры держались, не впускали китайцев в город. А Ксения вместе с другими женщинами – женами офицеров, учителями, врачами – оберегала от бомбовых ударов детей, ухаживала за ранеными, готовила еду и кормила воинов прямо на их боевых местах. Каждый раз с замиранием сердца пробиралась Ксения к артиллерийскому расчету: сколько солдат и офицеров уже погибло! Она боялась… Но всегда ее встречал счастливой улыбкой ее милый муж. Усталый, с воспаленными от бессонницы глазами, в пыли и пороховой копоти, он словно оживал, видя жену, не спускал с нее глаз, прикасался то к руке, то к волосам в те недолгие минуты, которые они проводили рядом. Когда появились отряды полковников Сервианова и Ренненкампфа, переправившиеся через Амур, они разгромили при Айгуне угрожавшие Благовещенску полчища восставших, боевой и азартный офицер Ранненкампф лично во главе отряда казаков в шестьсот шашек бросился гнать китайцев на Мергень – чтоб неповадно было! Капитан Анисимов и несколько других офицеров, охваченные восторгом победы, напросились в отряд полковника. Владимир на ходу, уже в седле, простился с женой. Ксения смотрела вслед отряду, видя стройную фигуру мужа – он был прекрасным наездником. Разве она могла его просить остаться? Он делал свое святое офицерское дело – уходил в бой…
Отряд смельчаков, охваченный победной горячкой, не рассчитал своих сил. У горного хребта Малый Хинган китайцы встретили их мощным укреплением, и первый наскок русских был жестоко отбит. Потом отряд укрепили и людьми, и орудиями, и он взял и Малый Хинган, и Мергень. Но Владимира Анисимова убили еще в первом бою. Тело его привезли в Благовещенск друзья, похоронили на берегу Амура. Ксении тогда только исполнилось 26 лет, детей у них не было, и через год она вернулась в Саратов. Прошли годы, но она не теряла связи со старыми друзьями. Теперь сослуживцы Анисимова квартировали в Крыму, и Ксения ездила к ним каждое лето. Вот и недавно, вернувшись, рассказала Леночке, что совершенно случайно слышала хорошие отзывы об актере Уманцеве в Харькове. Она всегда ездила на юг через Харьков, останавливалась там на два-три дня у подруги по курсам Герье. Ксения любила этот город, говорила всегда:
– Харьков – настоящая столица! А какие там театры!
В этом она, заядлая театралка, разбиралась отлично. И немудрено, что услыхала об Уманцеве. Петр ведь один сезон играл в Харькове. И – Леночка была убеждена! – был там самым заметным, самым талантливым! Теперь Ксаночка стала просто мила и естественна с Петром, перестала отпускать свои шуточки и стараться нет-нет, да и подколоть его! И Леночка от этого чувствовала себя совершенно счастливой. Правда, спорить с Петром Ксения все равно не перестала, особенно когда речь касалась театральной жизни, репертуара, пьес, актеров. Вот буквально вчера, за обедом, – Леночка даже расстроилась.
