bannerbannerbanner
Источник вечной жизни

Ирина Градова
Источник вечной жизни

Полная версия

– Ничего, просто я…

– Давай оставим это Дмитриеву, хорошо? Это – его пациентка, и ты сделала все, что могла: сейчас ей поставят укол, и она улетит в рай на несколько часов. Довольна? Ну, давай, дуй к Ры… короче, к Оксане и передай ей, что я сказал.

– Дмитриев узнает, да? – тихо спросила Лиля.

– Ты же понимаешь, что ему нельзя не говорить – вдруг он решит забабахать ей еще трамадола часиков через пять?

Конечно же, Лиля это понимала: отсутствие информации могло привести к передозировке препарата.

– Я на склад не пойду! – ощерилась Рыба, узнав о назначении Кана Кая Хо. – Ты не представляешь, что за мордоворот там работает – у него снега зимой не допросишься!

– А зачем на склад-то? Разве у Никодима в сейфе нет…

– Ты что, там же всего запасу от трех до пяти дней – так по инструкции положено! Каждый миллиграмм или миллилитр подсчитывается в конце недели… Так что придется тебе идти на склад самой. Мужика, что там работает, зовут Вадимом, но он любит, когда его называют по имени-отчеству, иначе он и разговаривать не станет. «Вадим Леонидович» к нему обращайся, улыбайся и приседай, а то ничего не получишь! Сестер он вообще не замечает, но ты ведь ординатор, поэтому, может, и прокатит. Ну, удачи тебе, подруга!

* * *

Ноги у Лили гудели к концу рабочего дня, голова шла кругом – и от визита на склад, который едва не закончился провалом, и от информации, которую передала ей Рыба ближе к вечеру. Оказывается, Дмитриев все же появился (через два часа после того, как Лиля и Кан Кай Хо его разыскивали) и учинил невероятный скандал по поводу того, что на его пациентку, видите ли, «покусился» другой врач. Так как ни Никодима, ни Кана Кая Хо в больнице не было, весь ушат грязи, заготовленный для корейца, вылился на Оксану и – между прочим – саму несчастную пациентку, которая «своими стонами взбудоражила все население больницы», поставив под сомнение его, Дмитриева, авторитет! В глубине души Лиля порадовалась тому, что не присутствовала при разборке, с тоской осознавая, что завтра наверняка «обиженный» врач вновь поднимет вопрос, и уж тогда ей не избежать открытого столкновения.

Поэтому, когда зазвонил мобильник, Лиля ответила с неохотой, полагая, что это бабушка. Она обязательно поинтересуется, как дела и почему Лиля не звонит, и тогда придется рассказывать обо всем, что произошло, а ей этого совершенно не хотелось. Но, к ее удивлению, это оказалась вовсе не Екатерина Матвеевна.

– Привет, красотка!

Так начинал разговор только один человек, и настроение Лили мгновенно поднялось, потому что голос в трубке принадлежал Максиму Рощину.

– Привет! – ответила она, но мужчина тут же уловил в ее тоне несвойственные девушке интонации.

– Ты в порядке? – встревоженно спросил он.

– Я? Конечно, в порядке… Что-то случилось?

– Случилось? Ну, дорогуша, ты же все нас с Кирюшей «завтраками» кормишь, поэтому мы решили, что надо поставить тебя перед фактом: сегодня к семи часам мы ожидаем тебя на новоселье!

– Уже?!

– Что значит – уже? Мы месяц как ремонт закончили, а ты все глаз не кажешь! Отговорки и извинения не принимаются – ровно в семь, форма одежды… А, черт с ней, форма одежды – любая, только не забудь притащить свой тощий маленький зад.

Полчаса спустя Лиля выходила из метро «Площадь Восстания», но, вместо того чтобы, как обычно, отправиться домой, она прошла дальше по улице, в самый ее конец. Когда-то улица Восстания представляла собой унылое место, по обе стороны которого выстроились в ряд темные, потрепанные старые дома, давно нуждавшиеся в капитальном ремонте, со старыми рамами, грозящими выпасть прямо на головы проходящих мимо пешеходов, вонючими подъездами и загаженными лестницами. После девяти вечера жильцы окрестных домов и их гости вынуждены были чуть ли не на ощупь пробираться в нужном направлении, рискуя попасть в открытый люк или свернуть себе шею в выбоине на асфальте. Теперь же местность заметно преобразилась. Свежевыкрашенные фасады домов приглашали прохожих в небольшие магазинчики и кафе, и все вокруг освещали фонари – наверное, именно об этом мечтал Ленин, говоря об «электрификации всей страны»! Не знаю, как во «всей остальной стране», думала Лиля, с удовольствием топая по хорошо освещенной улице, но, по крайней мере, здесь с электрификацией полный порядок – наконец-то!

Она и не подумала сказать бабушке правду о том, куда собирается после работы, – Екатерина Матвеевна не одобрила бы этого. Лиля соврала, что идет погулять с новой приятельницей из больницы и придет поздно. Нельзя сказать, что такое объяснение полностью удовлетворило бдительную бабулю, однако она не стала возражать, понимая, что внучка – уже большая девочка, а потому не имеет смысла что-то ей запрещать. Так почему же Лиля не сказала правду?

Максим Рощин являлся ведущим солистом Театра музыкальной комедии Санкт-Петербурга, а также в последнее время успешно снимался в сериалах. Примерно год назад на него, помимо популярности чисто театральной, в которой Максим купался всегда, обрушилась еще и киношная – после того, как одному умному и, как выяснилось, дальновидному режиссеру пришло в голову возродить старый музыкальный фильм «Сильва». Проект стоил уйму денег, но самой главной его «фишкой», по требованию режиссера, стало то, что все актеры должны петь ариетты самостоятельно! Это, конечно, не Вагнер, но все же для исполнения такого репертуара недостаточно уметь элементарно воспроизводить цыганочку, поэтому, когда встал вопрос о подборе артистов, имя Рощина всплыло как-то само собой. Режиссеру требовались новые лица – Макс был молод и чертовски хорош собой. Кроме того, он играл Бонни в театре на протяжении семи лет и каждый раз собирал аншлаги и все без исключения букеты от зрителей, хотя его персонаж не был главным. Только на этот раз решили, что Рощин получит роль Эдвина. Так, совершенно неожиданно, Макс Рощин превратился из местечковой звезды в звезду российского масштаба. Это накладывало определенный отпечаток на весь стиль его жизни, а также на тот факт, что его благосостояние заметно возросло. Правда, деньги никогда его особенно не волновали, так как вот уже пять лет он сожительствовал с Кириллом Авериным, биржевой «акулой бизнеса», ежегодно приносящей своей фирме, одной из ведущих на рынке, сотни миллионов долларов. Все это время пара проживала в спальном районе, но в прошлом году парни решили перебраться в более престижное место, тем более что Максу было бы гораздо удобнее добираться до работы пешком. Выбор не случайно пал на улицу Восстания, ведь именно Лиля посоветовала ребятам обратиться в контору, занимающуюся продажей жилья в доме, который ей всегда нравился. Он являлся памятником архитектуры, поэтому и к его капитальному ремонту отношение было соответствующим. Теперь, когда коммуникации заменили, переделав все от подвала до чердака, Кирилл и Максим заняли пентхаус на шестом этаже, переоборудованный из многонаселенной коммуналки. Образ жизни приятелей внучки, и в особенности их нетрадиционная сексуальная ориентация не могли не вызывать у Екатерины Матвеевны отторжения, поэтому Лиля и решила, что бабуле вовсе не обязательно знать, куда именно она направилась. Знакомство Лили и необычной парочки состоялось несколько лет назад. Она тогда училась на третьем курсе и проходила клиническую практику в одной из питерских больниц. Разумеется, как любого другого практиканта, ее гоняли все кому не лень – от нянечек до ординаторов, которые радовались возможности покомандовать хоть кем-то, стоящим ниже всех на служебной лестнице. Макс лежал на отделении после лапароскопии желчного пузыря, и именно Лиля стала его сиделкой, санитаркой, медсестрой и лечащим врачом одновременно. Тогда он еще не обрел ту бешеную популярность, что сейчас, но медсестрички и молоденькие ординаторши изо всех сил пытались обратить на себя внимание этого превосходного образчика мужской красоты. Каково же было их разочарование, когда навестить пациента пришел мужчина! Кирилл ворвался на отделение с огромным букетом хризантем, предназначенным для больного, и своим поведением ошарашил ничего до того момента не подозревающий персонал. Нет, он вел себя прилично, но его поцелуй не оставлял ни малейших сомнений в том, что женской половине хирургии надеяться не на что. Зато с Лилей у парней сразу сложились дружеские отношения. Макс отличался мягким, покладистым характером, а Кирилл, напротив, был жестким и сдержанным, но и у одного, и у другого отсутствовали какие-либо внешние признаки того, что они геи. Ребята никак не выпячивали свою ориентацию, не размахивали флагами с надписью «Геи всех стран, объединяйтесь!», и, насколько могла судить Лиля, им бы и в голову не пришло принимать участие в гей-парадах. Можно с уверенностью утверждать, что Кирилл и Максим были даже более нормальными, чем любые другие Лилины знакомые.

В парадной сидел консьерж – мужчина лет пятидесяти. Лифта в доме не подразумевалось, но в пентхаус вела чистая лестница с витыми чугунными перилами. Выкрашенные в бледно-желтый цвет стены украшали репродукции картин известных мастеров, а со специально прибитых балок свисали кашпо с цветами. Лиля подумала, что на этой лестнице можно вполне прилично жить, если смириться с отсутствием телевизора и кухни!

Дверь открыл Макс, облаченный в джинсы и черную водолазку, подчеркивающую его в меру мускулистый торс. Светлые глаза, темные вьющиеся волосы и потрясающая обезоруживающая улыбка во все тридцать два белоснежных зуба – вот так примерно он и сводил с ума тысячи женщин, как знающих о его сексуальных предпочтениях, так и ничего о них не подозревающих. Под ноги Лиле с радостным визгом бросилось нечто маленькое, мягкое и круглое.

– Что это? – взвизгнула она, не сразу осознав, что неизвестное существо – всего лишь щенок.

– Наш сынок, – усмехнулся Макс, сгребая с пола повизгивающего песика. – Французский бульдог Пимс – прошу любить и жаловать.

– Пимс?

– На самом деле у него длинное и трудно произносимое имя из пяти или шести слов, но мы с Киром предпочитаем краткость.

 

– Значит, Кирилл все-таки разрешил тебе завести собаку? Мне казалось, он их терпеть не может…

– Да разве ж это собака? – пожал плечами Макс. – Вот овчарка – это собака, бультерьер, колли, боксер – тоже собаки… А Пимс – просто домашний любимец, понимаешь? Ну да ладно, – спуская щенка на пол и заключая девушку в крепкие объятия, сказал он. – Мы уж думали, что ты придешь, только если один из нас снова заболеет, – стыдно, подруга, ведь живем-то мы в десяти минутах ходьбы от дверей до дверей!

– Ну прости меня, прости! – смеясь и шутливо борясь с Максом, отозвалась Лиля. Пимс все это время продолжал крутиться под ногами и восторженно визжать – видимо, как и его хозяева, песик обожал гостей. – Где Кирюшка?

– Все еще в своем дурацком офисе: честное слово, я даже после спектакля возвращаюсь раньше него! Но это нисколько не помешает нам отлично провести время, а он пусть потом локти кусает.

– Тогда показывай свои владения!

– О’кей. Сам не верю – двести сорок квадратных метров счастья!

О таких просторах девушка даже не мечтала. Их с бабушкой комнатка с трудом вмещала старинный стол. Екатерина Матвеевна любила шутить, что в былые времена мебель делали для больших помещений, даже не представляя, что людей можно запихнуть в двадцатиметровые клетушки.

В квартире Макса и Кирилла имелось четыре просторных жилых помещения и тридцатиметровая кухня-столовая. Практически всю гостиную занимал колоссальных размеров итальянский диван, а на стене висел большой телевизор. Пальмы в плетеных кадках и два винтажных торшера в углах придавали комнате атмосферу уюта. В спальне стояла только овальная кровать «олимпийских» размеров, с покрывалом из искусственного меха леопардовой расцветки, две тумбочки и парочка пуфов. Освещали помещение встроенные светильники на зеркальном потолке. Третья комната являлась целиком вотчиной Макса – Лиля догадалась об этом по белому роялю «Стэйнвей». Едва войдя в «музыкальную» комнату, девушка едва не ослепла от обилия белого цвета повсюду: белый мраморный пол, в котором отражались она, Максим и картины в сюрреалистическом стиле, как нельзя лучше подходящие характеру хозяина. Все вокруг настолько напоминало обстановку концертного зала, что Лиля даже удивилась, не увидев сцены. Последняя комната была кабинетом, оборудованным библиотекой с раздвижными шкафами, письменным столом и двумя наисовременнейшими компьютерами.

– Это – берлога Кира, – слегка наморщив нос, пояснил Макс. – Он отказался от услуг дизайнера и сам тут все обустроил – сама видишь, похоже на кабинет Ленина в Кремле, но ему нравится!

Лиля всегда удивлялась тому, как два таких разных по характеру человека, как Кирилл и Максим, так хорошо уживаются вместе – мало какие из известных ей семейных пар сосуществовали столь гармонично.

– Потрясающая у вас квартира! – с искренним восхищением сказала Лиля, когда они с Максом вернулись обратно в гостиную.

– Хочешь чего-нибудь выпить?

– От вина не откажусь, – кивнула она. – Сумасшедший дом на работе!

– А у кого по-другому? Ты садись, можешь потискать Пимса – он это дело обожает, а я пока все принесу.

Лиля любила собак – всяких, больших и маленьких, породистых и не очень, лишь бы не кусались, поэтому маленький французский бульдожка ей приглянулся. Она мечтала иметь собственное домашнее животное, но в их маленькой комнатке с живущими за стенкой алкашами и мечтать об этом не приходилось. Она прекрасно помнила кота Пуша, который жил у покойной соседки много лет, а потом его отравил один из многочисленных ухажеров Нюрки. В тот самый день Лиля поняла, что не желает подобной участи ни одному живому существу, а потому перестала задумываться над приобретением домашнего любимца.

Пока Лиля, почесывая балдеющего Пимса за длинными растопыренными ушами, сидела на мягком диване, нежно обволакивающем ее усталое маленькое тело, ее мысли постоянно возвращались к назревающему на работе конфликту. Вернувшись с двумя бокалами и бутылкой «Шардоне», Макс внимательно окинул Лилю взглядом и спросил:

– Что-то случилось, да?

Удивительно, насколько чувствительным порой бывал этот человек: казалось, его нервная система настроена улавливать малейшие изменения эмоционального состояния тех, с кем он находится рядом. Тем не менее Лиля попробовал соврать:

– Случилось? Да с чего ты взял? Все отлично – новая работа, новые знакомства…

– Неприятные знакомства?

– Ну почему же сразу неприятные?

– Да потому, детка, что это у тебя на физиономии написано! Давай-ка, выкладывай, что не так?

Тяжело вздохнув, девушка поняла, что отвертеться не получится, и поведала Максу обо всем, что произошло в клинике.

– М-да, – пробормотал парень, как только она закончила описывать ситуацию. – Вляпалась ты, похоже… Никто не любит, чтобы вмешивались в его дела!

– Понимаешь, я никак не могу взять в толк, почему анальгетик действовал так недолго? У той пациентки в принципе не такая уж и страшная проблема, потому слабый опиоид вроде трамадола должен был хорошо помочь.

– А что этот мужик, как там его… со странным именем?

– Кай-то? Он сделал все, что мог, – ему, скорее всего, и придется расхлебывать кашу, которую я заварила!

– Значит, он хорош, да? – усмехнулся уголком рта Макс.

– В каком смысле? – невинно раскрыла глаза Лиля.

– Ой, да ладно тебе – думаешь, не видно, что этот Кай тебя интересует?

– Все-то тебе видно, надо же! – надулась Лиля и поджала ноги под себя. Пимс, при этом потревоженный, недовольно заворчал и недоуменно поднял мордочку, пытаясь поймать взгляд той, которая так долго делала ему приятное, а теперь вдруг почему-то прекратила.

– И как он выглядит? – сверкнув глазами, продолжал допрос Максим. – Высокий?

– Ну, высокий…

– Красивый?

– Понятия не имею…

– Значит, красивый! И что, хороший хирург, говоришь?

– Никодим так считает.

– Это зав ваш, что ли? А ему можно верить?

– Думаю, да, иначе он не старался бы так ради того, чтобы Кан Кай Хо не попал под жернова Комиссии по этике.

– Это что еще за зверь такой? – нахмурился Макс, и Лиле, хотя она вовсе не собиралась этого делать, пришлось рассказать ему о проблеме корейца с умершей пациенткой и ее мужем.

– Что тут скажешь? – пожал плечами Макс. – Похоже, ты выбрала не того парня!

– Выбрала?! Да ты о чем вообще…

В этот момент Пимс вдруг навострил свои уши-локаторы и соскочил с дивана.

– А вот, кажется, и Кир, – заметил Макс. – Пора накрывать на стол – если, конечно, он принес еды!

* * *

Вечер, проведенный с друзьями-геями, помог Лиле немного расслабиться. С другой стороны, прозрачные намеки Макса в отношении Кана Кая Хо заставили ее задуматься. Никогда раньше она всерьез не размышляла над такими вещами. Надо было помогать бабушке и больной маме, успевать учиться и подрабатывать в больнице санитаркой, потом устраиваться на работу… Конечно, Лиле нравились некоторые ребята, но беда заключалась в том, что она совершенно не умела себя с ними вести. Бабушка порой упрекала ее в том, что девушка абсолютно не владеет искусством флирта, входящим в «обязательную программу» любой уважающей себя молодой особы. Лиля не ходила на дискотеки, не посещала концертов и других мероприятий, считающихся местами скопления молодых людей, где они могут познакомиться и пообщаться в непринужденной обстановке. Наверное, Лиля была чересчур уж серьезной, а немного легкомыслия, как говаривала мама, лишь украшает девушку. Ни один парень, которого Лиля находила привлекательным, не обращал на нее внимания, хотя гораздо менее привлекательные девицы водили за собой толпы парней, и Лиле оставалось лишь удивляться, как им это удается. Мама утверждала, что дело в ее кажущейся неприступности. Лиля же считала, что просто не интересна противоположному полу, ведь у нее слишком много недостатков: маленький рост, не позволяющий одежде выгодно подчеркнуть фигуру, слишком белая кожа, а также непослушная копна волос и неопределенного цвета глаза – все это «богатство» делало Лилю малозаметной в компании подруг. Бабушка сетовала, что внучка зря не общается с бывшими одноклассницами, ведь именно в их окружении можно найти себе приличную пару, а теперь самыми близкими ее приятелями оказались Макс и Кирилл, а в их окружении она вряд ли могла рассчитывать на обретение кавалера!

Короче говоря, Лиля почти забыла о неприятностях на работе, но они не замедлили напомнить о себе сразу по прибытии.

– Тебя Никодим с собаками разыскивает! – доложила дежурная медсестра. – Рвет и мечет!

В кабинет начальства Лиля шла, как на Голгофу. Она тихонько поскреблась в дверь и вошла. Внутри находились сам хозяин, Павел Дмитриев и Кан Кай Хо.

– Ну наконец-то, явилась! – изрек Никодим, сердито хмуря густые брови и буравя вошедшую тяжелым взглядом. – Что скажешь?

– По поводу?

– Она еще спрашивает! – взревел Павел, подбочениваясь и выпячивая квадратную челюсть. Он всегда казался Лиле похожим на Щелкунчика, и теперь это сходство значительно увеличилось. – Какого черта ты лезешь не в свое дело, дорогуша? У тебя есть свои пациенты, а от чужих – руки прочь!

– Ты понимаешь, что могло произойти? – спросил заведующий у Лили. – Мы здесь имеем дело с наркотическими средствами…

– Но я же предупредила…

– Ладно, она тут ни при чем, – неожиданно вступился за девушку Кай. – Это я сделал назначение, потому что больная испытывала сильный болевой синдром.

– Не могло такого быть! – воскликнул Павел. – Ей всего за несколько часов до этого ввели обезболивающее!

– Но оно не подействовало, и это у тебя надо спросить, почему! – сказал Кай. – Это так ты наблюдаешь свою пациентку?

– Тебе что, больше всех надо, Кан? – рассвирепел Павел. – Ну ладно эта, – он кивнул в сторону Лили, – но ты-то какого черта суешь нос в мои дела? Лучше бы за своими следил, а то, не ровен час, на нарах окажешься!

Лиля сообразила, что Дмитриев имел в виду грозившее скандалом и вмешательством Комиссии по этике дело умершей пациентки Вакуленко. Это был удар ниже пояса, но Кай не успел на него ответить, так как вмешался Никодим.

– Прекратите вести себя как подростки! – рявкнул он. – Взаимными обвинениями мы ничего не добьемся. Если трамадол не оказывает на больную должного воздействия, нужно перевести ее на дегидрокодеин или, скажем, просидол – в зависимости от того, что у нас есть на складе. Допускаю, что придется увеличить дозу или даже вводить омнопон или фентанил, если и эта мера не поможет. Так что, Павел, тебе следует этим заняться незамедлительно. Конечно, Лилии и Каю не следовало вмешиваться, но все ведь произошло именно потому, что ты отсутствовал на отделении. Где тебя носило два часа?! Да за это время твоя подопечная вполне могла отправиться на тот свет!

– Ну, не два часа… – попробовал возразить Дмитриев, тут же растерявший всю свою агрессивность и, видимо, почуявший, что преимущество больше не на его стороне.

– Почти два с половиной! – согласился Никодим. – Так что, ты ответишь?

– Я был… в столовой.

– Черта с два! – сквозь зубы процедил Кай, но слышала его только Лиля, стоявшая ближе всех.

– Видимо, твой процесс пищеварения отличается от наших, – покачал головой заведующий. – Мне, к примеру, достаточно на обед сорока минут!

Павел упрямо опустил глаза в землю, не говоря ни слова.

– Ладно, это уже неважно, – вздохнул Никодим. – Но если я еще раз узнаю, что кого-то из моих врачей или сестер в течение длительного времени нет на отделении, их будут ожидать большие неприятности – вы в курсе, что я слов на ветер не бросаю!

По молчанию врачей Лиля поняла, что, судя по всему, зав не преувеличивает.

– И чтобы больше никаких ссор в песочнице: мы тут не делим кубики и формочки, мы людей пытаемся лечить, и они не должны страдать только потому, что мои врачи никак не могут между собой договориться! Теперь оба – вон отсюда! – приказал он. – А ты, – обратился он к Лиле, – останься.

Внутренне трепеща, Лиля судорожно пыталась придумать себе оправдание, но ничего дельного на ум не приходило.

– Итак, – начал Никодим, когда дверь за спиной Кая и Павла закрылась, – я хочу услышать всю историю от тебя.

Запинаясь, Лиля описала заведующему вчерашнюю ситуацию. Выслушав девушку, Никодим покачал головой.

– Ты должна усвоить здешние правила, – сказал он. – Во-первых, ординаторы никогда не влезают в дела врачей – за это можно по носу получить. Если возникает проблема – сразу ко мне. Вчера я отсутствовал, поэтому прощаю на первый раз. Хорошо, что ты обратилась к Каю, потому что он все правильно сделал, но это одновременно и очень плохо.

– Как это? – не поняла Лиля.

– Видишь ли, между Каем и Павлом существует, как бы это поточнее выразиться, соперничество. Оба они – наши лучшие кадры, примерно одного возраста и с большим опытом, хотя Кай как хирург добился гораздо большего в своей области, и Павлу этот факт не дает покоя. Кай, в свою очередь, терпеть не может Дмитриева. Лично я всегда стараюсь развести их по разным углам и сделать так, чтобы они сталкивались как можно меньше. Естественно, задачка эта не из простых, так как они все же работают на одном отделении. И тебе также следует учитывать специфику отношений в наших рядах: Кай и Павел – как вода и масло, их лучше не смешивать, а то все вокруг забрызгаешь, ясно?

 

– Ясно…

– Ну вот и молодец, – с облегчением подытожил Никодим. Он в отличие от большинства руководителей терпеть не мог ругать своих подчиненных, и каждая такая стычка давалась ему тяжело. – Теперь иди работай и, бога ради, держись подальше от разборок, ладно?

Лиля и сама разборок не любила, но как, черт подери, узнать, когда и при каких обстоятельствах следует прятаться «в кусты», если на отделении между врачами такие сложные отношения? Интересно, кого еще ненавидит Павел Дмитриев, и с кем «терки» у Кана Кая Хо – наверное, нужно расспросить кого-нибудь поподробнее, чтобы впоследствии не вляпаться снова! Но в одном Лиля был уверена на сто процентов: она поступила правильно, обратившись к корейцу, потому что в результате больная получила помощь. Возможно, Павел теперь пересмотрит и весь порядок лечения и подберет ей другие, более подходящие обезболивающие – разве они все здесь не затем, чтобы, насколько возможно, облегчать жизнь пациентам?

Вместо Рыбы дежурила другая девушка, поэтому Лиля не могла поговорить с медсестрой о том, что произошло, зато во время обеденного перерыва она заметила одиноко сидящего за столиком Алексея Родникова, с унылым видом жующего капустный салат.

– Привет, – сказала она, подсаживаясь со своим подносом, на котором находилась котлета неправильной формы и подозрительно темного цвета в окружении плохо протертого пюре.

– Я бы на твоем месте здесь мяса не брал, – пробормотал парень, с опаской глядя на котлету, словно она могла, как враг из засады, напасть на него, скакнув прямо с Лилиного подноса. – Хотя, с другой стороны, разве ж это мясо…

– Что это у тебя с настроением? – полюбопытствовала она. – Заболел?

На самом деле, как уже успела понять Лиля, Алексей по натуре являлся неисправимым пессимистом, однако сегодня он был как-то особенно не в духе.

– Это все из-за праздника, – тяжело вздохнул физик, ковыряя вилкой в салате. – Главный велел всем присутствовать – корпоративная солидарность, понимаешь… А кому он вообще нужен, праздник этот?

– Что за праздник?

– Ты что, объявлений не читаешь? В пятницу мы празднуем год со дня открытия Центра – подумаешь, какое событие! В общем, будет какой-то там концерт с приглашенными артистами, а потом банкет. Разумеется, никого приличного не пригласят – на это денег нет, да и банкет, скорее всего… У тебя как с танцами?

– Никак, – честно ответила Лиля. Она ходила на дискотеки всего пару-тройку раз за всю жизнь и, как правило, пока ее подруги плясали с кавалерами, подпирала стенку: ну не выглядела девушка желающей развлекаться, и все тут!

– Вот и у меня – никак, – понимающе кивнул Алексей. – Если бы не распоряжение главного, я бы и не пошел, но он выразился достаточно ясно, а мне неприятности не нужны… А ты, я смотрю, уже врагов себе наживаешь?

Он перевел разговор на другую тему так неожиданно, что Лиля не сразу сообразила, о чем говорит физик.

– Да я про Дмитриева и Кана, – пояснил он в ответ на ее недоуменный взгляд. – Тебе удалось снова вбить между ними клин!

– Да не хотела я ничего вбивать! – обиделась Лиля. – Я только пыталась помочь человеку…

– Понятно, что не хотела. Поговорку слыхала: благими намерениями вымощена дорога в ад?

– Послушай, ну откуда мне было знать, что Павел и Кай не ладят?

– Да и не надо тебе знать – просто не вмешивайся! Не успела приступить к работе, как уже стала причиной скандала…

– А что за кошка пробежала между этими двумя? – решилась задать вопрос Лиля, поняв, что сейчас, возможно, ее единственный шанс все выяснить.

Алексей задумчиво посмотрел на нее, сдвинув очки на кончик носа.

– Это давняя история, – произнес он наконец. – Началась еще в старой клинике… Павел и Кай давно знакомы – учились на одном курсе в Меде. Павел пошел в аспирантуру, а Кай сразу начал практиковать. Дмитриев так и не сумел защититься – не поладил с научным руководителем, и тот его выкинул. Кай за это время поднабрался опыта, поработал в Южной Корее и Израиле, защитился, а потом пришел в больницу к Никодиму, тогда еще не заву. Кай вообще – хирург-онколог широкого профиля, но, так как специализировался он по нейрохирургии, Никодим буквально «вырвал» его с хирургического отделения и перетащил к себе. Павел тогда уже работал, и у них с Каем начались настоящие гонки на выживание: каждый считал себя лучше другого и пытался всячески это доказать. На соперничество смотрели сквозь пальцы, считая, что оно может даже в какой-то степени пойти на пользу. А потом, как говорится, «случилось страшное».

– И что же? – выкатила глаза Лиля, подавшись вперед.

– От Павла сбежал первый пациент.

– Да ты что?

– Ага, представляешь? Он вообще-то хороший врач, но вот с людьми ведет себя… Короче, боятся его пациенты. А Кай, хоть и суров с виду, нянькается с ними, как с малыми детьми, разговоры разговаривает, журнальчики почитывает, имеет кучу знакомых в Институте ядерных исследований. Там есть большой иммунологический отдел, занимающийся нетоксической терапией, и частенько Кай направляет пациентов туда, что затем позволяет делать операции, при которых заведомо не все опухолевые ткани удаляются… Понимаешь, наше отделение – одно из самых тяжелых, и порой здесь главное не вылечить, а просто существование облегчить. А для того, чтобы все-таки вылечить, нужно действительно этого хотеть – и неважно, кто именно поможет пациенту, Кай заинтересован в том, чтобы он получил всю возможную помощь. А Павел… Ты пойми, я ничего плохого о нем не скажу, но он хочет, чтобы больные понимали, что он – их единственная надежда. Он берется за любую операцию, если верит, что сможет победить, и отказывается, если чувствует, что не сумеет. Павел не считает нужным искать другие пути, звонить кому-то и направлять собственного пациента к тому, кто знает и умеет что-то лучше него самого, вот в чем штука.

– Но он же и не обязан, верно? – спросила Лиля.

– Не обязан, – согласился Алексей. – Тут каждый сам для себя решает, как поступать. Кай – мужик тяжелый, особенно для коллег и начальства, но не для больных. Они его обожают из-за подхода под кодовым названием «нет безнадежных пациентов», поэтому, узнав про Кая, так и норовят перескочить к нему, а такого, как ты понимаешь, никто не любит. Хотя на месте Дмитриева я бы не парился, ведь благодаря тому, что «безнадежные» уходят к Кану, у него показатели по выживаемости гораздо лучше! Если, к примеру, полистать наши электронные таблицы, сразу видно, что у Павла пациенты все больше выписываются, а у Кая мрут как мухи – но только после того, как он сделает все возможное, чтобы продлить им жизнь. Он пока никому не отказал, веришь? Еще Дмитриева, несомненно, бесит тот факт, что Кан работает сразу в нескольких местах и везде нарасхват – несмотря на «ударные показатели» Павла, в самых тяжелых случаях вызывают именно Кая!

– Странно, – пробормотала Лиля задумчиво.

– Почему странно? – удивился физик.

– Ты описываешь его совсем по-другому… Кстати, ты в курсе, что на Кая «телегу» накатали?

– А-а, ты про эту Вакуленко? Ну да, все в курсе. У нас такое случается, но до сих пор Комиссия по этике не встревала – все решалось, как говорится, мирным путем. Ну померла пациентка – с кем не бывает? Здесь это сплошь и рядом! Не представляю, чего они к Каю цепляются… Да Никодим его отмажет, ты не волнуйся!

– Да с чего мне волноваться-то? – пожала плечами Лиля.

Алексей склонил голову набок и сощурил глаза.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14 
Рейтинг@Mail.ru