Лев Семёнович.
Мне мало надо!
Краюшку хлеба
И капля молока.
Да это небо,
Да эти облака!
В. Хлебников
Лев Семёнович любил жизнь, ему было семьдесят пять и за его плечами была тяжёлая жизнь, целый букет болезней и крохотная пенсия. Но ничто не могло испортить его жизнелюбия!
Что надо человеку его лет для счастья? Утром проснулся, сильно ничего не болит, солнышко светит… а главное, всё дети живы-здоровы, внуки тоже.
Одним из них, Юрочкой, он особенно гордился. Тот в этом году закончил третий курс медуниверситета на отлично и должен был скоро приехать на каникулы домой.
Лев Семёнович ждал его с нетерпением, с самого раннего детства, они были скорее хорошими товарищами, чем просто родственниками. Ходили в походы на даче, жгли костры, учились играть на гитаре.
Ради внука он даже встал на роликовые коньки в шестьдесят и лихо рассекал целый год в парке, пока Юре они не надоели.
Все вокруг удивлялись, откуда у старика столько жизнелюбия? Его жена была моложе на семь лет, но постоянно вздыхала, жаловалась на болезни, потихоньку гудела на всех и была недовольна.
Может, у старика был рецепт молодости? Да, действительно был, но он не спешил им делиться – каждый должен дойти сам, считал он и просто жил.
Наслаждался утром, компотом, солнцем и дождём, музыкой из старого радиоприёмника, хорошими фильмами и никогда не смотрел новости – чего расстраиваться? И любил, любил весь мир, свою семью и всем был доволен.
Сегодня за утренним чаем с ромашкой Лев Семёнович вдруг вспомнил, как летом с внуком строил шалаш. Это был не просто шалаш, а их тайное место!
Лев Семёнович и Юрик собственноручно совершили набег на залежи стройматериалов в сарае, куда отец Юры складывал разные доски, фанеру, кирпичи, мечтая о пристройке к дому в виде веранды, да всё никак не мог собраться лет уже пять. Ими были похищены два листа фанеры, десяток реек и некоторая мелочь в виде гвоздей и петель.
Дед и внук принялись за дело!
Лев Семёнович, не державший на работе ничего тяжелее счётной машинки, тут показал чудеса изобретательности. Юра восхищался дедом, а тот по вечерам тихонько подглядывал в журнал «Садовод» и черпал идеи.
Спустя неделю, шалаш был готов. Они торжественно съездили в город за банкой зелёной краски и приступили к последней подготовке.
Шалаш вышел отменным! Он даже мог запираться на навесной замок, а два ключа, дед и внук, таинственно подмигнув друг другу, повесили на цепочках на шее.
Далее шло обустройство шалаша. Туда перетащили старый матрац и одеяло, пару подушек, вышитых бабушкой собственноручно. Чайник, две эмалированные железные кружки и другая утварь.
Дед тайно ездил в город и что-то привёз в пакете. Что же это было? – всех разбирали любопытство, однако, Лев Семёнович никому ничего не рассказал, даже жене и припрятал свёрток до нужного часу.
Выходные Юра ждал с нетерпением. Едва позавтракав, он караулил деда, чтобы быстрее устроиться в новом убежище, но дед не спешил. Он поливал любимые розы, потом заглянул в парник.
Сделав всё дела к двенадцати он, наконец, пошел с внуком. Тот разве что не подпрыгивал на месте!
Забравшись внутрь, оба уютно расположились на полу среди подушек и выглянули в маленькое окошко.
– Как же здорово! – восхитился внук. Они сидели болтали, Юра пару раз выбегал на улицу, ловить бабочек, потом вдвоём отправились обедать, а вечером…
Лев Семёнович принёс свёрток и развернул…
Внутри была небольшая керосиновая лампа и книжка. Они удобнее устроились, накрылись одеялом и Лев Семёнович зажёг тоненький фитилëк лампы и закрыл колпак.
– Ух ты!!! – глаза внука загорелись.
Лев Семёнович усмехнулся, налил обоим горячего чая в кружки и открыл книжку. Лампа мягко мерцала приятным жёлтым светом, отбрасывая дорожки света из окна, вкусно пахло чаем с мятой и травами, голос деда был приятным, а сказка волшебной.
Юра обнял одну из подушек и слушая незаметно задремал. Лев Семёнович укрыл сладко спящего внука и сам о чём-то задумался глядя в окошко.
Подступал тихо вечер, тени становились всё длиннее и гуще. Вокруг лампы стали виться мошки, привлечённые тёплым светом, стал слышен дробный стук их тел о стекло. Лев Семёнович нагнулся вперёд и потушил лампу, ему всегда жалко было насекомых, летящих погибнуть к огню.