Ирина Измайлова
Троя. Герои Троянской войны. Книга 1
Глава 6
Ахилл медленно встал и огляделся, будто хотел убедиться, находится ли еще на том самом месте, где его настигло известие... Ему казалось, что сейчас все кругом изменится, и окажется, что это сон или бредовое видение, что это не наяву – то, ЧТО он сейчас услышал.
Но все оставалось по-прежнему: его шатер с откинутым пологом, застывшие на пороге воины, покрытый пылью и кровью Антилох. И это слово, стучавшее в голове, как тяжелый таран: «Убит. Убит. Убит.»
– Ты лжешь, – тихо сказал герой, глядя в лицо Антилоху с выражением такой дикой ненависти, что у юноши мелькнула мысль о его внезапном безумии.
– Но тут же Ахилл прошептал: – Нет, ты не лжешь. Это правда...
Несколько мгновений он сидел совершенно неподвижно, с лицом разом почерневшим и изменившимся, словно его сжали в тисках и смяли.
И вдруг невероятный крик, крик чудовищной, неописуемой боли огласил шатер, лагерь и, казалось, всю равнину. В нем не только не было ничего человеческого: это был крик даже не земного, не реального существа. Будто кричал, низвергаясь в Тартар, титан, побежденный богами, кричал, летя сквозь треснувшую толщу скал, ломая руки и хребет, оставляя на камнях куски плоти. Кричал, видя, как улетает вверх, темнеет, меркнет, исчезает навсегда небо над его головой...
В ужасе Антилох и все остальные кинулись вон из шатра. Мгновение – и Ахилл рванулся следом. Но он бежал не за ними. Продолжая кричать, герой кинулся к равнине, на которой, вдалеке, где-то за облаками пыли, еще слышался гул стихающего сражения.
Он мчался едва ли не быстрее самой быстрой колесницы. Ему навстречу попадались ахейские воины, но все шарахались в стороны. Все, кто знал, и кто не знал о случившемся.
Троянские отряды подходили к городской стене, за которой уже исчезли колесницы их военачальников, когда до них долетел ужасный крик Ахилла и, обернувшись, они увидели, как герой возник из пыльной завесы и марева дрожащего от зноя воздуха. Он был без оружия, босой и в одном хитоне, но от этого показался троянцам еще страшнее. Громадный, с тучей вставших дыбом черных волос, с чудовищно искаженным лицом, выражавшим одну лишь всесокрушающую ярость, с глазами, полными кровавого пламени.
– Спасайтесь! – закричал кто-то из воинов.
И отряды в панике, налетая друг на друга, ринулись к Скейским воротам.
Ахилл догнал их, когда перед городской стеной оставалось еще человек сто. Он взмахнул рукой, и двое убегавших упали на землю с разбитыми головами. Медные шлемы их были смяты, как листы лопуха... Еще удар, еще. Последние из беглецов вбегали в ворота, а за воротами бились в предсмертных судорогах либо лежали неподвижно не менее тридцати человек.
– Закрывайте, закрывайте! – кричали беглецы страже. – Скорее, или он ворвется в город!
Стражники сверху отлично видели все, что происходило у ворот, и уже отдали приказ тем, кто стоял внизу возле рычагов, двигавших громадные створки. Рычаги завертелись, створки пришли в движение, и, когда в ворота вбежал последний из уцелевших воинов, меж ними оставалась лишь узкая щель.
Еще мгновение, и Ахилл тоже оказался у ворот. Протиснуться в них было уже невозможно. Герой ухватился за громадное бронзовое кольцо, рванул, и... С внутренней стороны на два рычага налегали восемь человек, еще шестеро тянули за ремни, привязанные к внутреннему кольцу, и не меньше десятка подбежали и вцепились в бронзовые украшения створки, всей своей массой оттягивая ее на себя. Но чудовищная сила Ахилла, утроенная безумием, превысила силы двадцати с лишним могучих троянцев и мощь бронзовых рычагов. Створка поползла назад, щель стала расширяться.
– Помогите, помогите! – в ужасе закричали стражники и воины.
В это время Эней, троянский богатырь и военачальник, племянник царя Приама, последним въехавший в Скейские ворота на своей колеснице, увидал происходящее и, соскочив с повозки, бегом вернулся к воротам. Он тоже ухватился за рычаг, напрягая все силы своих железных мышц.
Несколько мгновений, казалось, сохранялось равновесие. Затем створка вновь дернулась наружу – силам Ахилла, как всем казалось, не было предела. Его громовой крик, не умолкавший ни на мгновение, слился с отчаянными воплями по ту сторону стены. Троянцы забыли, что на них нападает смертный, не думали, что, ворвавшись в город, без оружия и доспехов, герой все равно будет обречен погибнуть. Они ощущали только всесокрушающую волну ненависти, обрушившейся на них, и им мерещилось, что в город рвется сама смерть...
И тут раздался грохот, похожий на удар грома – кусок толстой медной обшивки ворот, вместе с огромным бронзовым кольцом, отлетел, оставшись в руках Ахилла. Герой опрокинулся на спину, створка стала на свое место, и стражники в мгновение ока задвинули мощные железные засовы. Эней выругался, отскочил от ворот и ринулся вверх по лестнице на стену, крича караульным:
– Стреляйте! Стреляйте же! Что вы смотрите!? Стреляйте в него!
Ахилл мигом вскочил на ноги, отшвырнул медный лист с кольцом и торчащими длинными стержнями крепления, и в ярости ударил кулаком по воротам. Лишенные части обшивки, могучие дубовые брусья ответили стоном.
В это время стража наверху опомнилась и, следуя призывам Энея, стала пускать стрелы в атакующего ворота героя. Но стрелять вертикально вниз было неудобно, к тому же пережившие потрясение воины целились плохо. Две или три стрелы все же попали в Ахилла, нанеся неопасные раны, которые он даже не заметил, а на его красном, пропитанном потом хитоне пятна крови были почти не видны.
– Стреляйте, болваны! – орал Эней, подбегая к воинам. – Стреляйте!
– Он неуязвим, ты же знаешь, Эней! – воскликнул один из стражников. – Я попал в него, но что толку? Его нельзя убить стрелой... Мать-богиня сделала его тело слишком прочным для обычного оружия.
– Дай сюда лук! Сейчас посмотрим! – зарычал Эней, охваченный яростью.
И в это мгновение рассудок Ахилла прояснился. Он понял, что не сломает Скейские ворота, а стрелы, сыпавшиеся сверху, в конце концов его прикончат, и он не отплатит Гектору и троянцам за гибель Патрокла.
Герой отскочил на несколько шагов, поднял с земли лист меди и прикрылся им, как щитом. Кусок обшивки вместе с кольцом весил как два десятка больших боевых щитов, но для Ахилла это был вес медной тарелки... Стрела, пущенная Энеем, ударилась в толстую медь и отскочила.
Ахилл отошел еще немного назад, стал среди валявшихся на земле тел троянцев, только что убитых им, и, вскинув голову, крикнул:
– Гектор, сын Приама! Ты, тварь, убившая моего друга! Или ты выйдешь в поле и примешь поединок со мной, или я войду в этот гнусный город и уничтожу в нем все и всех! Слышишь ты, ублюдок! Клянусь, я убью тебя, и ничто, и никто не помешает мне, даже если за тебя вступятся все боги Олимпа и все силы Тартара! Знай, Гектор – ты скоро умрешь!
С этими словами герой вновь отбросил гулко зазвеневшую медь, презрительно открываясь лучникам, которые, однако, застыли в ужасе и уже не думали в него стрелять. Затем повернулся и пошел прочь от Скейских ворот.
Рыча и ругаясь, Эней снова выстрелил, но злость застилала ему глаза пеленою, и он промахнулся. Еще немного, и ахейский герой, который шагал прочь быстро и не оборачиваясь, был уже далеко от Троянской стены.
Ахилл удалялся, а все, смотревшие ему вслед, мысленно благодарили богов за то, что кольцо так вовремя оторвалось от створки...
– Что произошло? Что это было, Эней?
Племянник царя, продолжавший среди общего молчания дико ругаться и посылать проклятия уже опустевшей равнине, резко обернулся. Рядом с ним, на сторожевой площадке стены, стоял Гектор.
– Что это? – он указал вниз, на трупы троянцев. – Кто их убил возле самых ворот, и почему никто не выйдет подобрать тела?
– Потому что эта тварь только что ушла! – вскричал Эней, – Но чтоб мне провалиться в Тартар и еще ниже, не понимаю, отчего я не вышел и не разделался с ним?!
– Оттого, что он бы сам разделался с тобой, как со всеми этими воинами, – произнес стоявший рядом немолодой стражник, тот, что послал стрелу и был уверен, что она не смогла ранить Ахилла. – Если бы он ворвался в город, он бы убил сотни и сотни людей... Дело дрянь, Гектор!
И пока Эней, рыча, припоминал все новые бранные слова, стражник в нескольких словах рассказал молодому военачальнику обо всем, что случилось возле Скейских ворот. Подошли другие троянцы, также видевшие со стены все происшедшее, и дополнили рассказ различными жуткими деталями.
Гектор слушал, все более и более мрачнея. Сознание вины за гибель трех десятков троянцев и пережитый остальными ужас давили его, а гордость была уязвлена оскорблениями Ахилла, которые ему также пересказали от слова до слова.
Троянский герой был в боевых доспехах Ахилла, снятых с убитого Патрокла. Они сидели на Гекторе так, будто были сделаны специально для него. Великолепные латы, сработанные с особой прочностью, были еще и очень красивы: мощные медные пластины нагрудника прикрывали сверху тонкие пластины железа, вызолоченного и украшенного насечкой, от усаженного круглыми бляшками пояса опускались широкие полосы кожи, сплошь покрытой железной чешуей[18]. Они доходили герою почти до колен, точно как и Ахиллу. Медные поножи и наручники тоже были позолочены, и их украшал тонкий тисненый узор. Но особенно красив был шлем – высокий, с гребнем в форме перевернутого вниз двойного полумесяца, с которого ниспадали волны конской гривы, окрашенной в ярко-желтый цвет. Гектору не удалось захватить только щита – знаменитый ахиллов щит отбил отважный Диомед, вместе с Одиссеем и Менелаем принявший бой за тело Патрокла.
– Что же мне делать? – в некоторой растерянности проговорил Гектор. – Не могу же я это так оставить… Догнать его? Но он безоружен, без доспехов... Хорош я буду, если нападу!
– Если убьешь его, это будет лучшее, что ты сделал за всю жизнь! – завопил Эней. – И я с тобою! Едем, Гектор! Эй, колесницу! Мы его догоним!
– Ахейцы только и ждут, чтобы Гектор в одиночку или с кем-то еще, но без войска высунулся на равнину! – воскликнул подошедший к троюродным братьям воин Антенор. – Ахилл уже далеко, и он сейчас, даже безоружный, опасен, как смертельно раненый лев. Когда он бежал по равнине, ужас летел впереди него на десятки локтей. Я не удивлюсь, если окажется, что кто-то из тех, внизу, умер не от удара его кулака, а просто от страха. У меня тоже едва не лопнуло сердце, и я тоже бежал от него... Не знаю, правда ли, что он неуязвим для оружия – с чего бы ему тогда нужны были доспехи и щит? Но убить его в любом случае трудно, даже и безоружного, тем более сейчас. А пока вы будете с ним драться, подоспеет и Агамемнон со всей армией – они, надо думать, наготове. Не делай этого, Гектор!
– Но он нас всех опозорил, едва не ворвавшись в Трою и перебив столько людей у самых ворот! – краснея, как мальчик, вскрикнул Гектор. – И он вызвал меня на поединок, могу ли я не ответить? Я должен драться с ним!
– И будешь убит.
Прозвучавший рядом негромкий женский голос заставил героя едва заметно вздрогнуть. Он повернулся и увидел на верхних ступенях лестницы молодую женщину в черном платье и светлом покрывале, наполовину соскользнувшем с головы. Она почти бежала, торопясь подняться на стену. Ей было лет тридцать или немногим больше, она была довольно высока ростом, худощава и, пожалуй, красива, но жесткая складка возле тонких губ, почти всегда плотно сжатых, и постоянно печальный взгляд больших темных глаз старили ее.
– Хотя бы раз ты напророчила что-то хорошее, Кассандра! – воскликнул Гектор. – Неужели все в Трое так боятся Ахилла?!
– И ты боишься его, не то уже был бы на равнине, – сказала девушка тем же негромким, но густым и звучным голосом. – Ты погибнешь, Гектор. Я сегодня видела во сне, как на тебя рушатся какие-то каменные глыбы, и ты падаешь под их тяжестью.
– При всей моей нелюбви к Ахиллу, я не замечал в нем особого сходства с каменной глыбой, – Гектор пытался и не мог скрыть раздражения и даже гнева. – И не пугай меня, сестра! Зачем ты явилась сюда пророчить мне смерть?
– Я явилась вовсе не за этим, – она перевела дыхание и говорила теперь спокойно. – Я ждала тебя возле дворца, но начался этот шум, и ты развернул колесницу, не добравшись и до внутренней стены. У нас беда: в этом сражении пропал Деифоб.
– О, боги! – ахнул Гектор, сразу забыв о предыдущих мрачных словах Кассандры. – Он убит?
– Нет, не то бы его видели мертвым. Воины рассказали, что во время твоей схватки с Патроклом, а потом с другими ахейцами над его телом, Деифоб с тремя десятками воинов, желая тебе помочь, напал сзади на отряд ахейцев. Их оттеснили, многих убили, а Деифоба и еще одиннадцать человек, скорее всего взяли в плен.
– Ну так Ахилл убьет их! – мрачно проговорил Антенор – Ему сейчас как раз кстати...
– Что же делать? О, что же делать?! – почти с отчаянием простонал герой. – Как спасти нашего брата и остальных?
– В любом случае, сейчас надо оставить Ахилла в покое, – Антенор старался говорить тверже и ровнее, но голос дрожал и у него. – Теперь он, увы, помирится с Агамемноном, и нам уже не удастся побеждать в битвах. Но, возможно, ахейцы и не узнают, что захватили твоего брата, Гектор. Когда проходили последние переговоры и ахейские послы видели Деифоба, ему было восемнадцать, а сейчас двадцать три – он сильно изменился. Тогда есть надежда выкупить его и остальных – ведь до сих пор ахейцы охотно меняли пленных или брали выкуп. Надо подождать до завтра, пока уляжется все это, и кого-то отправить послом. Хотя сейчас за жизнь этого посла трудно будет дать и ломаную медяшку... А раз так, можешь отправить меня.
– Спасибо, Антенор. Я подумаю.
Гектор опустил голову так, что золотая грива ахиллова шлема упала ему на грудь и, повернувшись, направился к лестнице. Сотни глаз сверху и снизу были обращены на него, но он ни на кого не смотрел.
– Пусть откроют ворота и внесут мертвых, – на ходу приказал герой страже.
– Значит не поедем за Ахиллом? – уже в спину ему рявкнул Эней. – Так ему это и сойдет?
– Да, Эней, – через плечо бросил Гектор. – У тебя было довольно времени, чтобы выйти к нему, но ты этого не сделал и, скорее всего, поступил умно. Я тоже хочу быть умным, хотя бы потому, что одну глупость сегодня уже сделал. Расставь-ка лучше стражу по местам – не то чуть не весь караул топчется над Скейскими воротами, а вся остальная стена осталась без охраны. Ступай!
Глава 7
– О чем они говорят? Ты не слышал?
– Только отдельные фразы. Они примирились. Ахилл уверяет, что будет сражаться, покуда не перебьет всех троянцев и не разрушит Трою, а Агамемнон обещает ему лучшую часть добычи и, конечно, клянется, что сегодня же вернет эту самую Брисеиду, чтоб у нее хвост на лбу вырос!
– Представляю ее с хвостом на лбу... Разве она виновата в ссоре базилевсов, Антилох? Будь же справедлив! Вся ее вина лишь в том, что у нее – круглое, хорошенькое личико, белые-белые зубки и точеная шейка. Я бы тоже от нее не отказался, но, само собою, не стал бы из-за нее ссориться с Ахиллом.
Этот разговор вели между собою, сидя на самом берегу, в тени одного из ахейских кораблей, два воина: тот самый юноша Антилох, что накануне принес Ахиллу известие о гибели Патрокла, и базилевс итакийцев Одиссей.
Антилох был самым молодым из участников осады: ему только что исполнилось двадцать, и в сражениях он участвовал лишь последние четыре года. Его привез сюда отец – родственник и близкий друг царя Пелея, мудрый Нестор. Нестор слыл среди ахейцев не только знатоком и укротителем коней, но и прекрасным стрелком из лука, а также лучшим из лучших возничих. Ему теперь было уже за шестьдесят, но на колеснице он не знал себе равных, нисколько не стыдясь править лошадьми, хотя и был царской крови. Впрочем, у ахейцев царский колесничий пользовался не меньшим почетом, чем, скажем, у египтян. В бою Нестор обычно правил колесницей Ахилла – молодой базилевс знал и очень ценил и его твердую руку, и его абсолютное спокойствие среди самой отчаянной схватки.
Антилоха Нестор привез в Троаду девятилетним мальчиком и растил из него воина, обучая всему, что умел сам. Юноша, высокий, крепкий, прекрасно развитый, обещал вскоре превратиться в могучего мужчину, и Нестор, давно овдовевший и не имевший других детей, любил его всеми силами души. Впрочем, Антилоха, с его добродушным и веселым нравом, любили многие.
Одиссея среди ахейцев звали не иначе, как «хитроумным Одиссеем», и он оправдал это прозвище не однажды и не дважды. Тонкий, острый и пронзительный ум этого царя не раз помогал решать сложные вопросы, нередко у Одиссея спрашивали совета другие базилевсы, когда почемулибо оказывались в затруднении, и он обычно находил выход.
Ему было тридцать шесть лет, и он был в расцвете сил и воинского искусства. Обычно люди настолько изощренного и изворотливого ума редко обладают могучими мускулами. Но к вождю итакийцев это не относилось: Одиссей уступал во всем войске Агамемнона только двоим – Ахиллу и Аяксу Теламониду. Он не был таким великаном, как эти двое, но в его поджаром теле, литых плечах, в его упругих мышцах заключалась невероятная мощь.
Лицо итакийца, загорелое и обветренное, было бы красиво, если бы не некоторая резкость и сухость черт. Тонкое, почти острое, обрамленное вьющимися каштановыми волосами и короткой бородой, оно было очень подвижно, однако Одиссей следил за собою – выражение лица никогда не выдавало ни его мыслей, ни его состояния. Только в глазах – серых, глубоких, пронзительных и насмешливых – внимательный взгляд всегда прочитал бы куда больше, чем хотелось их обладателю, поэтому он приучил себя часто опускать голову и смотреть вниз.
Антилох только что пришел из микенского лагеря, где состоялось примирение Агамемнона и Ахилла. Неподалеку, на берегу моря, в это время сооружался погребальный костер: ахейцам предстояло проститься с бесстрашным Патроклом Менетидом.
– Как Ахилл? – спросил задумчиво Одиссей, вертя в пальцах круглую гальку, – Удалось ему овладеть собой?
– С виду он спокоен, – мрачнея, ответил Антилох. – Он весь как окаменевший... И я не знаю, что хуже. Вчера, когда он бился и рыдал над телом Патрокла, мы боялись, что он помешается. Я даже его за руки схватил и держал, чтобы он не вздумал проткнуть себя мечом.
– А то ты его удержал бы! – усмехнулся Одиссей. – Видел я это все, ты можешь мне не рассказывать, я ведь тоже был в его шатре – мы с Диомедом и привезли тело Патрокла. Отчасти, может быть, и хорошо, что Ахилл вел себя так бурно: боль вырвалась наружу и не сожгла его изнутри. Нет, он не сойдет с ума – ум у него ясный и очень твердый, я-то его знаю хорошо. Но трудно сказать, что будет дальше.
– Одиссей, Антилох, вы здесь?
Голос донесся из-за корабля, в тени которого они сидели. И через несколько мгновений они увидели воина-микенца, вероятно, посланного за ними Агамемноном.
– Костер готов, и все уже собрались, – сказал воин, кланяясь. – Почтенный Нестор сказал, что ты, Антилох, отправился сюда за благородным Одиссеем.
– Так оно и было, – Одиссей встал, отряхивая с ног и хитона крошево мелкой гальки. – Это я задержал его расспросами. Мы идем.
Погребальный костер был сложен неподалеку от морского берега, поблизости от того места, где в бухту вдавалась насыпь бывшей троянской гавани. Смолистые кедровые бревна, уложенные крест-накрест, в несколько ярусов, были густо переложены ветвями лиственницы и вяза, полосками сухой коры и пучками мха, которым предстояло, быстро разгоревшись, воспламенить основную массу костра. Сверху были положены бычьи и козьи шкуры, поверх – несколько тонких дорогих покрывал, а на них, в чистом белом хитоне, с ногами, прикрытыми пушистой шкурой волка, лежал Патрокл. Его лицо, запрокинутое к совершенно безоблачному в этот день небу, казалось не просто спокойным – оно было по-детски безмятежно, и на побледневшей коже ярче проступали беспечные веселые веснушки.
Вокруг костра стояли все ахейские цари и все воины-мирмидонцы. Пришли попрощаться с героем и многие воины из других лагерей – за долгие годы осады Патрокл никому не внушил неприязни, никого не оттолкнул от себя обидой или оскорблением. Его высокая мужская дружба с Ахиллом внушала всем уважение, а отчаянная смелость, доходящая до безрассудства и так невероятно сочетавшаяся с его наивной мягкостью и добротою, вызывала только восхищение. Странно, но ему никто не завидовал...
Ахилл был ближе всех к костру. Он опустился возле него на колени, прижавшись лбом к сухому дереву, и плакал, глухо и мучительно, ни на кого не глядя и никого не стыдясь. Его прекрасные волосы, прежде волнами падавшие на плечи, были теперь коротко обрезаны. Герой положил их срезанные пряди на костер, рядом с телом друга. За его спиной стояли, опустив голову, царь Саламина Аякс Теламонид, огромный и могучий богатырь, в своих мощных доспехах похожий на башню, и царь Аргоса Диомед, высокий сорокалетний красавец, с густой копной светлых волос и рыжеватой бородой.
Живя в лагере особняком и тесно общаясь, в основном, только друг с другом, Ахилл и Патрокл все же сблизились с этими двумя базилевсами. Третьим, кому, пожалуй, Ахилл доверял более всех, стал хитроумный Одиссей, которого Патрокл, полушутя, называл «главным умником войска». Ахилл прекрасно видел, что итакиец, подозрительный и осторожный со всеми, к нему относится совершенно иначе. Диомеда друзья полюбили за его откровенность и честный нрав, за полное неумение и нежелание ссориться из-за богатой добычи, за презрение к страху смерти. Что до Аякса Теламонида, то этот простоватый великан сам всей душою привязался к Ахиллу, не испытывая ни малейшей досады от того, что очень быстро понял его физическое превосходство. Им двоим не было равных, и в Аяксе это рождало гордость – он любил, когда его вспоминали вместе с Ахиллом и называли их «сильнейшими из сильных». К тому же саламинского царя, из-за свойственных ему порою вспышек ярости, все боялись. Все, кроме Ахилла и царя Локриды, тоже Аякса, которого прозвали Аяксом маленьким. С ним большой Аякс был в дальнем родстве и в давней, прочной дружбе. Он любил его даже больше, чем своего родного брата Тевкра.
Все собрались, и все было готово к погребальному обряду. Последним подошел, в окружении своих воинов, Атрид Агамемнон.
Верховный базилевс приказал всем расступиться и приблизился к Ахиллу. Почувствовав прикосновение его тяжелой руки к своему плечу, Пелид поднял голову и обернулся.
– Пора? – спросил он тихо. – Что же... Чем скорее, тем лучше. Я знаю, что должен сам зажечь огонь. Пусть так.
– Сначала нужно принести жертвы, – проговорил Агамемнон. – Я не могу утешить тебя в твоем горе, богоравный Ахилл, но хотел бы сделать подарок, который отчасти может удовлетворить твою жажду отмщения. Посмотри.
Ахилл встал с колен и взглянул туда, куда указывал Атрид старший. В это время воины привели на берег двенадцать троянских пленников. Без доспехов, покрытые пылью и кровью, со связанными за спиной руками, они шли, шатаясь, потому что почти все были ранены. Когда им велели остановиться, пленные сели, вернее, почти попадали на землю, сбившись тесной толпой. Они увидели сложенный на берегу костер, увидели Ахилла и стоявшего рядом с ним Агамемнона и почти сразу поняли, для чего их сюда привели...
– Их захватили в том самом бою, в котором пал Патрокл, – сказал Агамемнон – Я дарю их тебе – пускай станут твоей жертвой погибшему другу.
– Спасибо за подарок, – глухо ответил Пелид, и в его глазах вновь загорелся страшный кровавый огонь, который днем раньше обратил в бегство отряды троянских воинов, когда он, босой, без доспехов и без оружия, гнался за ними по равнине.
Он нагнулся и поднял с камня заранее приготовленный жертвенный нож. Большой и тяжелый, с широким лезвием. Герой повернулся, сделал шаг к группе пленников. И тогда один из них вдруг, сделав над собой усилие, поднялся с земли и медленно, стараясь не шататься, пошел к нему навстречу. Это был совсем молодой человек, почти юноша, не старше двадцати двух-двадцати трех лет. Однако он был богатырского роста и сложения, а его лицо отличалось тонкими, почти идеальными чертами и даже сейчас, бледное, грязное, со следами крови, все равно было красиво.
– Выслушай меня, богоравный Ахилл! – произнес троянец, остановившись в трех шагах от базилевса. – Прошу тебя именем владыки Зевса и всех богов: не оскверняй своих рук и своей чести убийством стольких безоружных людей! За этих воинов ты можешь взять богатый выкуп. А в жертву твоему павшему другу принеси меня одного, и это больше насытит твою жажду мести... Я – Деифоб, сын царя Приама, родной брат Гектора.
– Вот так добыча! – воскликнул негромко Агамемнон.
– Это правда, Ахилл, – подтвердил подошедший к герою Антилох, внимательно всмотревшись в лицо пленного. – Около полугода назад я сражался с ним, и если бы с моего копья не сорвался наконечник, мог бы его убить. Тогда я слышал, как его называли воины, и запомнил лицо. Это действительно брат Гектора Деифоб.
Несколько мгновений Ахилл пристально смотрел в глаза юноше, и тот, не выдержав, опустил голову. Базилевс положил руку на его чуть дрогнувшее плечо.
– Сстань на колени! – тем же глухим голосом приказал он.
Если бы гордость и толкнула Деифоба на сопротивление, у него все равно не нашлось бы сил сопротивляться: рука базилевса показалась ему тяжелее каменной глыбы. Его колени подогнулись сами собою.
– Прощайте! – крикнул он, не видя своих товарищей, но зная, что те смотрят на него.
Над берегом повисла пустая, неестественная тишина. Даже крики чаек умолкли.
Мгновение Ахилл раздумывал. Легкая судорога прошла по его лицу, будто внутренне он делал над собою неимоверное усилие – и вдруг, нагнувшись над пленником, одним движением ножа разрезал прочные ремни, стянувшие ему кисти рук.
Неожиданно поняв, что его руки сободны, молодой троянец пошатнулся. Среди ахейцев послышался неясный шум.
– Возьми! – Пелид протянул пленному нож рукоятью вперед, – Иди, освободи остальных, и чтобы вас тотчас здесь не было! Бери, я сказал!
Юноша приподнял было руку, но она упала, как деревянная.
– Я не могу! – прошептал Деифоб. – Руки у меня были связаны почти сутки и теперь не двигаются...
– Антилох, возьми нож и освободи пленных! – приказал Ахилл, вкладывая оружие в руку ошеломленного мирмидонца. – И последи, чтобы они ушли беспрепятственно. Все слышали? – он возвысил голос, поворачиваясь к ахейцам. – Царь Агамемнон подарил их мне, и я волен делать с ними, что мне угодно.
Ахейские воины и базилевсы зашумели было, но тут же умолкли. Среди пленных взметнулось несколько беспорядочных возгласов – они верили и не верили в то, что произошло.
– Передай Гектору, – проговорил Пелид, вновь глядя в упор на поднявшегося с колен Деифоба, – что завтра, после восхода солнца, я жду его на равнине перед Скейскими воротами. Ты понял?
– Да.
– Тогда прочь отсюда! И поскорее.
Возвратившись к костру, Пелид приказал своим воинам подвести жертвенных коз и подать кувшин с дорогим маслом.
– По крайней мере, можно было взять за них выкуп… – проворчал за его спиною Аякс Теламонид.
– Какой выкуп окупит мне моего Патрокла? – не поднимая головы, отозвался Ахилл. – Я только попрошу у тебя назавтра твои доспехи, Аякс. Всего на несколько часов. Все остальные будут мне малы.
– Бери на сколько надо, – воскликнул великан. – В них ли дело?
Жертвы были принесены, обычные жертвы, какие приносились всегда – козы, масло и плоды. И вскоре костер запылал, и густые смолистые клубы дыма скрыли от царей и их воинов веснушчатое лицо Патрокла.
