И почувствовала старушка, что внук заполняет в ней душевную пустоту, ту пропасть, которую образовали обстоятельства и собственные чувства. Захотелось встроиться в разноцветный и стремительный мир молодого человека.
– Олежка, позволь мне каждый день стирать и гладить тебе рубашку, чтобы на занятия ходил в чистой, – нежно попросила она.
– Хорошо, Ба, разрешаю, – и внук поцеловал её в, порозовевшую от возбуждения, тёплую морщинистую щёку, – кстати, у тебя часы стоят.
Он легко вскочил на табурет, открыл резную дверцу, подвёл стрелки, вставил в отверстие потемневший ключ, выполненный мастером позапрошлого века, и повернул его несколько раз. Хрипло вздохнув, часы зазвучали, как колокола, нагоняя упущенное время. Стрелки пошли, пошли, не останавливаясь, отсчитывая минуты новой жизни Анны Игнатьевны, наверное, непростой, но не пустой.