В тот вечер мама была особенно бледна, вернее это была уже ночь, потому что доченька явилась из ресторана в первом часу. Не ужиная, рухнула в постель.
Засыпая, почувствовала, как лёгкие ласковые руки накрывают её пледом поверх одеяла, и, как в детстве, подгибают края, чтобы не надуло.
Утром в квартире не пахло кофе, не слышно было, как вздыхает каша со сливками в кастрюльке, похожей на горшочек.
Оглушённая тишиной, Агата на цыпочках вошла к маме в спальню. Это была уже не её мама, в постели оставалось тело, а душа, наполненная заботой и любовью, исчезла, рассеялась, растворилась.
Похоронами занимался супруг.
Агата принимала соболезнования по телефону, купила черный шарф, чёрные очки, лёгкие полусапожки в тон к шубе.
Церковная служба прошла без осложнений, у гроба собралось много друзей, знакомых, сотрудников.
Агата не предполагала, что снег на кладбище у разрытой могилы не утоптан подобно асфальтовому покрытию в городе. Ноги в неутеплённой обуви провалились в сугроб и застонали от холода. Она мучительно ждала окончания процедуры и с облегчением бросила горсть земли на крышку гроба.
А потом случилось непонятное и непредвиденное: каждый следующий день после похорон становится тоскливее предыдущего.
Странный сон возвращается и возвращается к ней, в нём мама уходит.
«Мама, мама, – кричит Агата, – я, твоё счастье, здесь! Обернись, взгляни на меня!»
Но мама не оборачивается, идёт неуверенной походкой, дрожащая, сгорбленная, будто ей не шестьдесят восемь лет, а все сто, идёт к мужу и тем детям, которые давно покинули её.
Агата чувствует, что никогда больше не согреет её взгляд, наполненный нежностью, никто не укроет пледом, не вернёт ощущение безмятежного детства.
Ей жаль себя, снова хочется стать чьим-то счастьем.
Муж – не в счёт. Подозрения его насчёт супруги подтвердились после того, как посмотрел мобильник тёщи. Хотел понять, почему не вызвали скорую, а обнаружил, что мать допоздна разыскивала дочь.