От бриллиантов на 47-й стрит до главной елки страны невелик путь: через переулочек пройти и еще пару шажочков сделать. Этот переулок соединяет «бриллиантовый» мир с миром простых людей, которых сегодня очень много! И все они идут к елке! «И вот она нарядная…» Скромная елочка, однако. Правда, конкурировать с гигантскими небоскребами Манхэттена любой было бы трудно, даже кремлевской.
Елку традиционно устанавливают напротив Рокфеллер Центра. Также каждый год под Рождество заливают каток. Он и тот, что находится в Централ-парке, считаются самыми красивыми в Нью-Йорке, а по мнению многих, и во всей Америке. Наверное, так и есть, не зря же все эти люди пришли сюда. Как бы нам отсюда выбраться… Не люблю толпу от слова совсем.
Проходим мимо собора Святого Патрика – главного католического собора Нью-Йорка. Как и большинство исторических зданий в Штатах, это новодел, ему всего двести лет. Кроме своей красоты собор прославился тем, что в 1914 году террористы заложили в него бомбу. От взрыва образовалась дыра в полу, пострадал маленький мальчик, его убило осколком в голову. В содеянном подозревали членов Индустриальной Партии Рабочих Мира, но доказать ничего не удалось. Тем не менее американские коммунисты очень широко праздновали столь «удачный» террористический акт.
Около Башни Трампа нас остановили. Приблизившийся полицейский спросил, куда это мы направляемся? Ничего себе, мне в Америке еще никто такого вопроса не задавал. «В Центральный парк, – говорю, – идем». Страж порядка разрешил следовать дальше, но попросил перейти на другую сторону улицы. Подумаешь, нам без разницы. Перейдя дорогу, мы спросили другого полицейского, по какому поводу пройти нельзя было. Он ответил, потому что здесь живет Трамп.
Никогда не думала, что Башня Трампа – это дом Трампа, я полагала, это просто название. У него их много, этих башен, откуда мне знать, какая именно его? По слухам, Мелани, его жена, после выборов не хотела переезжать в Вашингтон. А на мой взгляд, жена президента не должна капризничать. Ей по статусу положено служить народу и не мешать ему идти по той стороне улицы, по какой он идет.
По дороге Мишка затащил нас в первый попавшийся книжный магазин. Он дочитал вчера свою книгу и захотел купить новую. Но это был неправильный книжный магазин. Прекрасный, но неправильный! Обычных книг здесь не было вовсе, один антиквариат. Цена не стояла ни на одной. Если кому-то было интересно, он спрашивал об этом продавца. Но большинству посетителей было неинтересно. Они просто сидели в мягких глубоких креслах и листали бесценные раритеты. Мы походили по магазину, как по музею, и вышли на улицу.
Полицейских вокруг становилось все больше. Пока мы сидели у памятника герою войны Севера и Юга Шерману в ожидании нашего младшего сына, мы насчитали восемь машин с вооруженными до зубов спецназовцами! Один даже собаку с собой прихватил. И для чего такие меры предосторожности? Может, Трамп домой пожаловал? Вот жизнь у этих президентов, не позавидуешь. Королям тоже несладко, но их-то с рождения приучают.
На всех прилегающих к Башне улицах творилось форменное безобразие! Даже полиция стала заложником самой полиции! Автомобиль с мигалкой не мог проехать и пробирался к месту происшествия со скоростью пешехода. Ладно, бог с ними, с полицией и с Трампом. Мы дождались сына – он встречался сегодня со своей подружкой по дачно-американскому лету – оставили детей у памятника и пошли на встречу с тем же родственником, с которым сегодня обедали на Бриллиантовой улице. Он как раз работать закончил. А дети пусть сами ищут, где ужинать будут. И до дома пусть сами добираются.
Между тем стемнело, зажглась рождественская красота. Светящаяся будка продавца хот-догов гармонично вливалась в атмосферу праздника. Никогда хот-дог в Америке не пробовала и пока держусь. На Гранд Централе нашли нашу электричку. Обычно здесь прямо на перроне продают вино на разлив, и мы его покупаем. Потому что это прикольно – пить в Америке вино из стаканчика в электричке. Да и едется веселее. Но сейчас здесь пусто, наверное, из-за праздников. Вот парадокс! На перроне, в здании вокзала и вообще на улицах распивать спиртные напитки нельзя, а в поезде можно! Вино вам нальют в пластиковые стаканчики и закроют крышкой, чтобы оно не расплескалось по дороге к поезду. С непривычки пить не совсем удобно, но что не сделаешь за компанию.
Вернувшись в Бронкс, я оставила мужа в обществе тараньки, бочонка пива, почему-то пирога и братьев: родного и двоюродного, я пошла гулять. Пошла вместе с Лизой, она обещала показать мне какие-то виллы. Хотя что я, вилл не видела? Но все равно было интересно. Опять же, не набегалась я еще сегодня по Манхэттену, не гудят у меня ноги.
Поздний вечер, ночь почти, две женщины бредут по ночному Бронксу… Дуры, что ли? К моему удивлению, не все так думали. Поравнявшийся с нами дедуля поздоровался и спросил догадливо: «Виллы русских олигархов пришли смотреть?» Что, если виллы, то сразу олигархов, что ли? Да еще и русских. Можно подумать, в Америке своих нет. Вот этот старенький дом, полагаю, вряд ли русским принадлежит, ему лет сто пятьдесят, не меньше. А самый скромненький домишко на этой улице стоит от двенадцати миллионов долларов, сообщил тот же дедуля. И свернул на частную улицу, в конце которой угадывался в темноте здоровенный домина. Моцион вечерний делал.
Его и несколько других домов находятся даже не на закрытой частной улице, а в закрытом частном райончике. Как сказала одна моя знакомая из Москвы, поскромнее, чем у нас на Рублевке, но тоже ничего. И никого, только звезды в небе ярко горят. Вся эта тишь да благодать находится в каких-то пятнадцати минутах ходьбы от Лизиной высотки, где олигархами и не пахнет.
Кстати, по тому, украшены дома огоньками или нет, сразу можно определить, что люди празднуют: Рождество или Хануку. Тех, кто празднует Хануку, было больше, дома их погружены в темноту. А большинство вообще на праздники уехали, только сигнализация светится. Мы тоже уехали и в этом году не украшаем свой дом по-новогоднему. А послезавтра еще дальше поедем. Поскорее бы! Мы, в принципе, в круиз собрались, а Нью-Йорк – лишь промежуточный этап.
Лиза показала на виднеющийся вдали многоэтажный дом. От улицы с виллами его отделяли пустырь и стройплощадка. В том доме находится русская миссия. Там живут дипломаты и все, кто обслуживает миссию и дипломатов. Также есть школа, детский сад, магазины с российскими, а не американскими ценами, прачечная, библиотека… В общем, все, что необходимо, чтобы посольские работники как можно реже общались с враждебным американским миром и чувствовали себя как дома. Это не всегда помогает, некоторые работники все равно просачиваются в американский мир и даже решают в нем остаться. Наш таксист, например, который через несколько дней повезет нас на корабль, после десяти лет работы в миссии решил не возвращаться в Москву в лихие девяностые. Жилось ли ему легче нелегалом в Америке, чем жилось бы в России, уже не узнать. От прошлой жизни ему достались привычка опаздывать и ненужная вескость каждого слова.
Вскоре мне начал муж названивать и спрашивать, где это мы там шароё… пардон, гуляем и скоро ли вернемся домой. Сам он еще не дома, но волнуется – ночь все-таки. Я ему ответила, что бояться некого. Чужие здесь не ходят, к тому же по улице то и дело курсирует машина с секьюрити, охраняет нас и покой миллионеров.
Мир обычных людей начался сразу и даже без «нейтральной полосы». Магазинчики еще работали. Сейчас зайдем куда-нибудь за пирожными – дети просили купить что-нибудь сладкого – и домой.
Когда мы собирались в Нью-Йорк, у нас не было никакого культурного плана. Так, остановка между домом и круизом плюс родных повидать. Мы даже в музеи не хотели заходить, потому что все культурные мероприятия требуют эмоций. Тратить их до круиза не хотелось, и так получился перегруз. Дети, так те вообще забили на все. Торчат все время дома и играют во что-то компьютерное.
А мы с мужем вышли в город. Правда, из пешей прогулки ничего хорошего не получилось, потому что на улице был страшный холод. Зимой в Нью-Йорке с его высокой влажностью всегда противно и студено. Поэтому после короткого раздумья мы решили планировать наш маршрут по закрытым улицам. А рынок Челси Маркет как раз такая закрытая улица и есть. Тянется целый блок, соблазняет всякими запахами и вкусностями… К тому же там, говорят, интересно.
Кроме привычных продуктовых рядов на рынке есть рестораны, торговые центры, офисы и даже представительства некоторых телевизионных компаний. Второй, третий и четвертый этажи, например, занимает Google, а YouTube оккупировал пятый. Весь комплекс начал строиться в 1890 году для фабрики Национальной Бисквитной Компании Nabisco, знаменитой тем, что на ней производили печенье Орео. Оно и сейчас повсюду продается. Выглядит как два шоколадных диска с белой сливочной прокладкой и мне не нравится. Сама компания еще существует, но занимает другое здание. Впрочем, напоминание о сладком прошлом комплекса встречается на каждом шагу в виде рекламы и граффити.
Челси Маркет – одно из немногих мест в Нью-Йорке, где можно выпить приличный кофе, но, увы, зачастую из картонных стаканчиков. Ну ни тени понятия у некоторых! Америка для меня – страна, свободная от кофе. В том смысле, что я его там не пью, хотя обычно с кофе начинается мой день.
Так… Что же здесь есть вкусного? Есть хотелось здорово, но не берлинскими же сосисками перекусывать. Хотя они так пахли! Но у нас сегодня большие планы на обед, нужно постараться сохранить девственный голод. Нелегкая это задача – удержаться от соблазна на таком рынке.
В мясных рядах предлагалось мясо практически всех видов, даже свиные головы в ассортименте. Я один раз готовила рулет из головы на свадьбе у моей двоюродной сестры. Под руководством, конечно, но мороки было! Туши здесь разделывают там же, где продают, чтобы никакого сомнения в свежести мяса не возникало. Из готовых продуктов предлагаются паштеты, сало и хакепетер. Это свежий фарш с луком и яйцом, чисто немецкое блюдо. Что-то вроде тартара, только специй поменьше. Пошли отсюда, за этим надо в Германию ехать.
Мимо сладостей проходим спокойно, от американского шоколада я вообще не в восторге. Он, на мой взгляд, совершенно невкусный. Наши друзья и родные постоянно просят привезти из Европы приличный шоколад. А еще французскую копченую колбасу и, к моему удивлению, сыр! Впрочем, когда я увидела, что продается в американских магазинах под видом сыра, то перестала удивляться. Продукт из сыра, сыра в котором нет! К тому же стоит каких-то безумных денег. Я не говорю о том, что в продаже нет нормального сыра, но наличие этой весьма недешевой дряни говорит о том, что нормальный сыр стоит еще дороже.
Народу на рынке было много, место за стойкой или столиком с разбегу не найдешь, но молодежь это не смущает. Молодежь разместилась прямо на полу между брадобрейней и креслом чистильщика обуви. Точнее, чистильщицы, и очень, кстати, симпатичной. Все, к выходу!
Америка сама ничего не придумывает. Копирует у других и доводит до уровня величия. Примеров тому много, но сейчас я говорю о парке High Line, что означает Высокая Линия. Его сделали по подобию парижской Promenade Plantee. Не так давно на этом месте проходила железная дорога. Рельсы никуда не делись, их оставили как часть дизайна.
Дорога была построена в 1934 году. Она шла от 34-й улицы до Сент-Джонс-парк Терминала и служила для перевозки товаров в этой когда-то самой индустриальной части Манхэттена. Последний поезд, к радости местных жителей, прошел в 1980 году, он вез несколько вагонов с замороженными тушками индеек.
Около десяти лет дорога стояла заброшенной. Как и в Париже, власти понятия не имели, что с нею делать. Может, совсем разобрать вместе с платформой к чертовой матери? Потому что творилось здесь всякое. Но созданная в 1999 году группа энтузиастов, называющих себя Друзьями Высокой Линии, предложила разбить прямо на платформе парк. Дискутировали долго, наконец, город выделил на создание парка пятьдесят миллионов долларов. А железная дорога утратила свой статус и была удалена из реестра федеральной службы наземного транспорта США.
Первая секция парка открылась в 2009 году, сейчас построили еще две секции. Длина парка – примерно два с половиной километра, и, вроде как, продлевать его уже больше некуда. Скамеек здесь столько, что кажется, парк создан не для прогулок, а для посиделок. Они могут двигаться по рельсам, хочешь, приближайся к соседу, а хочешь, катись от него. Променад идет вдоль рынка Челси, подняться на платформу можно по лестнице или на лифте.
Там, на высоте десяти метров, вас встретит непонятно с какой целью бредущий в никуда человек в одних трусах. Ненастоящий, конечно, статуя. Глаза закрыты, руки протянуты вперед, как будто боится натолкнуться на что-то. Сделан очень натурально, сразу и не поймешь: живой, не живой? Я так до последнего была уверена, что это – человек, странных людей в Нью-Йорке хватает. А что кожа блестит, так жиром мужик намазался, чтобы не мерзнуть.
Какой-то парень долго вглядывался в лицо скульптуры, чуть ли не касаясь его носом. Потом присел на корточки и недоверчиво потрогал большой палец ноги. Правдоподобность нереальная, даже ноготь обломан на среднем пальце. Лиза, которая и посоветовала нам сюда пойти, иначе как придурком его не называет, потому что здорово испугалась однажды. Подсвеченный снизу, в темноте он производит сильное впечатление.
Лиза работает неподалеку и ходит иногда сюда обедать. Так она рассказывает, что в теплую погоду здесь бывает столько народу, что сантиметра свободного на скамейках не найти! Тени особой нет, но повсюду включаются брызгалки-фонтанчики. Молодые и не очень тела лежат на теплых скамеечках, солнышком наслаждаются… А нам сейчас лишь бы пробежать побыстрее по этому замечательному и интересному парку! Потому что так холодно, что сил никаких нет! И где вчерашние плюс пятнадцать?
Траву в парке никто не сажает, она растет по принципу самосева еще с тех дней, когда ходили поезда. Дикорастущий высокохудожественный бурьян, так я это называю. Ну а кусты и деревья, тут уж садовники и специалисты по парковому ландшафту решают, чему расти, а чему нет.
Не знаю, с какой целью расстреливали стену нового дома красными шариками краски. Может быть, была какая-то художественно-политическая акция, а может, кто-то баловался. Здесь периодически устраивают разные выставки – постоянные и временные. Тот мужик, что в трусах людей пугает, тоже часть очередной экспозиции.
Манхэттен находится в перманентном состоянии строительства, вдоль всей Высокой Линии тянутся в небо новые и ремонтируются старые небоскребы. А за стройкой плещется Гудзон. Где-то правее – пирсы. Оттуда уже завтра отойдет наш корабль. Даже не верится, что поплывем в лето! А пока дует очень сильный ветер, он сдул нас с платформы на ближайшем же спуске. Все равно мы почти до самого конца дошли, до конечной точки парка со станцией метро буквально сто метров осталось. Но мы в метро не пойдем, мы дальше мерзнуть собираемся.
Я редко передвигаюсь по Манхэттену на общественном транспорте и вообще считаю, что лучший транспорт – это ноги. В метро скучно и много народу. К тому же под землей ты пропускаешь все самое интересное, а за границей, как известно, интересно все. Даже отражение совершенно неинтересного дома в другом таком же неинтересном доме – интересно. У себя в стране мимо этого пройдешь спокойно, а здесь тут же родилась фраза, что в Нью-Йорке домам даже отражаться тесно.
Честно говоря, я развлекаюсь афоризмами от холода, тут же на ходу озвучивая их мужу. Потому что пока болтаешь о всякой ерунде, вроде как согреваешься. Вот почему, интересно, где-нибудь во Флоренции примитивный подворотный пейзаж мы считаем нормальным, а в Америке – убогим? Потому что Америка богаче и современнее, наверное, а Флоренцию облагораживает древность.
Мы двигаемся в сторону ресторана «Русский Самовар», фиксируя по дороге все, что видим. Ирландский паб, например. Ирландцев в Нью-Йорке очень много, а стало быть, и пабов. Кстати, ирландцы занимают особое место в классификации пациентов у американских врачей. Они считаются очень сложными и проблемными пациентами, потому что в больницу идут только тогда, когда боль терпеть уже невозможно. Еще они редко разговаривают о своих проблемах, в том числе и о медицинских. Эту информацию я прочитала в американском учебнике по психиатрии. Одно время муж подумывал о работе врачом в Америке и готовился к экзамену, так что этих учебников у нас в доме было много. Для первого экзамена надо было выучить девять учебников, на третьем муж решил, что нам и здесь живется неплохо.
Мимо проезжают машины желтого цвета, это все такси. Всего по Манхэттену их бегает тринадцать тысяч. Цифра эта фиксированная, установлена давно и изменению пока не подлежит. На капоте каждой машины прикреплен жетон – пожизненная лицензия на работу таксистом. Наличие жетона на машине вовсе не означает, что ее водитель является обладателем жетона, чаще всего он просто наемник. Первый жетон был продан в 1937 году за десять долларов, двадцать лет назад он стоил порядка двухсот тысяч, а еще совсем недавно – миллион! Сейчас цена упала. Виной тому Убер, новая альтернатива такси. Американские таксисты очень недовольны!
Иду и удивляюсь… Вот почему туристы в Нью-Йорке пользуются экскурсионными автобусами? Мне кажется, в них больше стоишь, чем едешь. Разве можно здесь быстро передвигаться? К сожалению, машина скорой помощи тоже торчит в пробке. И желтый грузовик с портретом усатого мужчины и американскими флагами на прицепе тоже. Я ее отметила за красоту, яркость и мой любимый цвет и пошла дальше. Через два блока и один светофор мы опять поравнялись с ней, и только на следующем блоке машина исчезла из поля зрения. А теперь представьте, что эта машина – ваш автобус и вы в нем сидите! Лично мне это бы не понравилось, хотя в других городах автобусами hop on hop off я иногда пользуюсь. Все, прекращаю болтовню, пришли уже.
Ну какой нормальный русский, будучи за границей, пойдет в русский ресторан? Мы тоже так думали и много раз напрасно проходили мимо этого удовольствия. Начнем с того, что ресторан находится в доме, где раньше жил Фрэнк Синатра! Далее, он открыт на часть Нобелевской премии Иосифа Бродского, который был совладельцем заведения вместе с Романом Капланом2 и Михаилом Барышниковым3! Последний и сейчас сюда частенько захаживает, чтобы откушать борщ. В следующий раз я поселюсь здесь, но его дождусь! Приставать с автографом не буду, все равно потеряю, так, рядышком побуду.
Итак, в 1972 году из Советского Союза эмигрирует Роман Каплан. Сначала он едет в Израиль, потом – в Америку. Советский и американский литературовед, искусствовед и переводчик, он родился в Ленинграде. Там окончил иняз, работал экскурсоводом в Эрмитаже, дружил с Довлатовым, Аксеновым, Бродским. В Нью-Йорке первое время был швейцаром, затем работал в художественной галерее.
Далее цитирую самого Каплана: «В шесть часов наша галерея закрывалась, но никто не хотел расходиться. Я жил напротив, и все художники шли ко мне. Каждый день». Лариса, его жена, подавала гостям к столу и мыла посуду. Через семь лет она вконец измучилась и как-то в сердцах бросила мужу: «Если ты хочешь кормить и поить своих друзей каждый вечер, открой ресторан!» И он открыл. Произошло это в 1986 году. Сначала ресторан назывался «Калинка», потом его переименовали в «Русский Самовар».
Ресторанное дело – не самое прибыльное. Денег катастрофически не хватало, каждый день работы мог быть последним. Этих русских ресторанов в Нью-Йорке – немерено, возникали и разорялись они с завидным постоянством. Но «Русскому Самовару» повезло, он приобрел двух звезд. Не мишленовских, настоящих! Я говорю об Иосифе Бродском и Михаиле Барышникове. Бродский как раз получил Нобелевскую премию, и Каплан честно сказал ему, что нуждается в помощи. Но в долг просить не хочет, так как не уверен, что сможет отдать. Он предложил поэту долю в ресторане, Барышников присоединился.
Новое заведение стало не просто рестораном, а еще клубом, музыкальным и литературным салоном, картинной галереей и музеем с уникальной коллекцией самоваров! Здесь пел Дмитрий Хворостовский4, каждый вечер звучит живая музыка, выступают цыгане… «Самовар» стал домом для многих известных русских поэтов, писателей и музыкантов.
На стенах висят фотографии и рисунки знаменитых посетителей. Среди них Белла Ахмадулина, Булат Окуджава, Сергей Довлатов, Галина Вишневская, Мстислав Ростропович, Фазиль Искандер… «Ну и не надо шума-грома. Есть „Самовар“, а в нем есть Рома», – писал Сергей Юрский.
Из иностранных звезд «отметились» Лайза Минелли, Мишель Легран, Марсель Марсо, Курт Воннегут, Николь Кидман, Жерар Депардье, а как же без него. Захаживали и весьма знатные и богатые особы, например, сестра бывшего шаха Ирана. Они с друзьями облюбовали это место и в течение трех лет регулярно приходили сюда. Отмечали Новый год и другие праздники. В принципе, не нужно быть сестрой шаха Ирана, чтобы позволить себе такое. Встретить Новый год в «Русском Самоваре» стоит около пятисот долларов на человека, плюс налог и чаевые. В Америке они составляют примерно двадцать процентов.
Меню прекрасное, просто произведение искусства! Я не про выбор блюд, я про оформление. Разрисовывал меню Михаил Шемякин5, корректировал текст Иосиф Бродский. Вот слова самого Романа Каплана о блюдах, которые у него готовят: «Мы делаем свои разносолы, квашеную капусту, соленые огурцы, холодец и рыбец с хреном. Что касается супов, то щи я делаю исключительно сам, никого не подпускаю. Борщ у нас двух видов: холодный, который придумал Юз Алешковский, и традиционный горячий с мясом и пирожком. Пирожки у нас двух видов: с капустой и с мясом. С капустой экстраординарные, с мясом обычные, как в Москве. Я всегда любил готовить, поскольку часто в детстве голодал, ведь я ребенок блокадного Ленинграда. Водку на хрене меня научили делать художники Комар и Меламид. А Слава Ростропович дал мне рецепт чесночной водки, или, как он ее называет, пейсаховки».
Какие здесь цены? Недешево, но и не запредельно дорого. Стопка обычной водки стоит десять-двенадцать долларов. Мы выпили и еще раз повторили, в следующий раз попробуем хреновуху. Есть котлеты по-киевски, шашлык по-карски, сациви, селедка под шубой, салат оливье, винегрет… Готовят и потрошка, которые Каплан очень любил когда-то в «Арагви».
В ресторане много настоек, а все благодаря Бродскому. Он предпочитал пить не водку, а настойки, особенно любил сорокоградусную хреновуху. Зная это, Каплан по знакомству достал рецепты трехсот видов водочных настоек из книги 1802 года. К сожалению, многие рецепты повторить не удалось из-за отсутствия в Америке нужных ингредиентов. Например, возникли трудности с березовыми почками и черной смородиной. Зато научились делать настойки на зелени и кориандре.
Кстати, Каплану предлагали отодвинуть столики подальше от стен, чтобы каждый мог рассмотреть картины и фотографии. На это он ответил, что ему все равно, с какого расстояния посетители их увидят и увидят ли вообще. Это все-таки ресторан, а не художественная галерея.
А вот что писали о «Самоваре» его гости.
«Входи сюда, усталая мужчина,
И отдохни от чужеземных свар.
Нам целый мир покажется чужбиной,
Отечество нам „Русский Самовар“!»
Василий Аксенов
«Забудем все. Забудем горечь. Мы в „Самоваре“. Ростропович».
«Зима! Что делать нам в Нью-Йорке?
Он холоднее, чем луна.
Возьми себе чуть-чуть икорки
и водочки на ароматной корке,
погреемся у Каплана».
Иосиф Бродский
Теперь о музыке и личных впечатлениях. Во время ужина звучала песенка «Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша»! Потом «Офицеры, офицеры», «Поручик Голицын» и «Яблоки на снегу»! Под это шли только соленые грибочки. Или я грибов не едала? Но как же они были хороши! И ледяная водка в запотевшей рюмке оставляет мокрые круги на полировке!
Котлеты пожарская и по-киевски. Первую заказал муж, вторую – я, на полпути мы поменялись. При встрече с вилкой та, что по-киевски, залпом крейсера «Аврора» брызнула горячим маслом, к счастью, в сторону пюре. Были сомнения насчет расстегая. Я хотела его очень, но больше – кулебяку. Муж тоже к ней склонялся.
За соседним столиком сидела русская дама. Очень пожилая, стройная, мочки ушей оттягивали тяжелые серьги. Она ела борщ, пила настойку, потом какао. Спросила официанта, его звали Славик, можно ли ей покурить в «предбаннике». «Я немножко», – сказала она. Курить было нельзя, но можно. Женщина достала из сумочки серебряную пепельницу с крышкой и отошла. Когда вернулась, я не удержалась и спросила, откуда она. «Из Санкт-Петербурга, деточка. На Багамы еду завтра».
Под занавес заказали медовик и чай с вишневым вареньем. Уже дома я прочитала, что тортик «Анна Павлова» в «Самоваре» отличается необыкновенной оригинальностью и вкусом. Что ж, придется отведать в следующий раз.