Ирина Лобусова
Чужая кожа
Вступление
Конец августа 2017 года
Фиолетовая дымка парила над карьером, проплывая в воздухе, как вуаль, и поднимаясь ввысь, к облакам, спрятанным за фиолетово-серым небом, плотным, как тяжелая намокшая ткань.
Все, что осталось после пожара, – странная фиолетовая дымка. Гарь уже растворилась в воздухе, и расплавленные огнем камни лежали на дне карьера.
Дымка-вуаль поднималась как раз над искореженным и наполовину почерневшим остовом автомобиля, врезавшегося в мягкий грунт. Обгоревшие обломки железа, присыпанные грязным песком, как скелет доисторического животного, громоздились на дне, представляя собой невиданную и фантастическую картину, символизирующую растерянность и утрату.
Двое мужчин весьма специфической внешности, стоя на краю карьера, внимательно всматривались в почерневшие обломки. Внизу вдоль левой щеки старшего мужчины тянулся старый грубый шрам, плавно переходящий на шею. Его лицо говорило о том, что это человек невероятной силы воли: если он пережил такую боль и вернулся к жизни. Лицо его было меченым, и навсегда оставалось в памяти тех, кто сталкивался с этим человеком, как грозное предупреждение, что с ним лучше не сталкиваться вновь.
Второй мужчина был молод, очень высокого роста, но казался каким-то узким и высохшим – все части его тела были словно вытянутые в длину. Его лицо было узким и плоским, на которое в толпе никто бы не обратил внимания. Но жесткий блеск в его глазах подсказывал, что это не так.
Сзади, далеко от карьера, где полицейское ограждение закрывало доступ местным зевакам и журналистам, все еще толпились люди, щелкая вспышками телефонов, увлеченно снимая жестокую человеческую смерть.
Тела, которые спасатели достали с большим трудом, уже упаковали в черные мешки и увезли подальше от любопытных и пустых глаз. На дне карьера еще работали эксперты – до окончания работы им оставалось собрать последние штрихи.
– Фиолетовый цвет… – Меченый вглядывался в пространство с такой внимательностью, словно хотел прочитать какие-то знаки в прозрачном воздухе, – почему такой странный цвет?
– Какой-то химический процесс, – пожал плечами его компаньон. Узколицый, наоборот, не отрывал глаз от происходящего на дне карьера, где копающиеся в деталях машины эксперты напоминали насекомых, которые атаковали труп умершего гиганта: – Распад в результате горения. Странно, правда?
– Никогда еще не видел такого странного дела, – Меченый раздраженно передернул плечами, – так высоко! Похоже на панораму с колеса обозрения в городском парке.
Узколицый фыркнул – это было не очень вежливо, но сравнение показалось ему уж слишком забавным.
– Странное дело, говорю, – повторил старший, – мне не дает покоя этот фиолетовый цвет – люди, сгорающие заживо, так не горят.
– Это просто закат, – вздрогнул второй, – краски близкой осени. Ничего больше.
– Ничего больше… Сколько лет как заброшен этот карьер?
– Семь, – его спутник с удивлением посмотрел на него, – разве вы не знали этого? Как раз семь лет назад карьер закрыла экологическая экспертиза! Истощение запасов песка. Днепр… Я дословно не помню. Что-то такое. И депутатское ходатайство это подписал… Кораблев.
– Кораблев, – повторил Меченый, – да помню я! Помню, но не могу понять. Кому потребовалось убивать такое ничтожество?
– Вы кого имеете в виду? – хохотнул его спутник. – Кораблева или его спутницу?
– Какую, к черту, спутницу! – фыркнул старший. – Разве у каких-то спутниц есть имя? Кто будет его помнить, зачем? Таких по пятьсот штук на каждом углу! А вот Кораблев… Более бесполезной инфузории просто не существовало, поэтому…
– Поэтому вы заказали эту странную химическую экспертизу по горению, так? – нахмурился Узколицый.
– Возможно. Я ничего не знаю.
– Я никогда еще не сталкивался с более странным делом! Этого не может быть! Это просто не может быть правдой.
– Этого не может быть потому, что не может быть никогда! – улыбнулся Меченый. – Кто сказал?
Фиолетовый цвет быстро исчезал в воздухе, развеивая сияющие частицы как куплеты не написанной песни.
– Я тебе скажу еще кое-что – про убийцу. – продолжал Меченый. – И можешь это запомнить. Ошибка. Рано или поздно он допустит ошибку. Я буду ждать. Если понадобится, целую жизнь, но поймаю этого урода. Я чувствую – ошибка близко. Она обязательно случится… И я даже знаю, что это будет.
– Какая ошибка, что это будет? – машинально повторил Узколицый, явно не вдумываясь в смысл слов.
– Женщина. Это будет женщина.
Конец марта 2018 года
Я не знаю, с чего начать. Я боюсь смотреть на свое лицо в зеркале – мне не нравится то, что я могу там увидеть. Пусть другие не замечают никаких изменений, но я-то знаю: перемены кроются не в том, что снаружи. Перемены – они под чужой кожей.
Мне все говорят, что ничего не изменилось. Так говорят все, но только не я. Мое имя давно уже другое. Я ношу контактные линзы, чтобы скрыть цвет моих новых глаз. Мои волосы темные, они давно потеряли свой прежний цвет.
Бывает любовь, поражающая мозг, как раковая опухоль. Разрастаясь, она уничтожает не только твое тело или отражение в зеркале, она съедает все ранее существовавшие дороги. Я буду говорить о своей любви.
Самолет через два часа. Я сижу в небольшом баре в аэропорту Борисполь. Ночь. В баре, кроме меня и бармена за стойкой, больше никого нет. Вокруг темно. Я сижу за стойкой бара, крепко сжав бокал с апельсиновым соком, и стараюсь не смотреть на отблески желтой жидкости на столешнице. Я ненавижу апельсиновый сок. Эти желтые отблески напоминают мне разлившуюся мочу.
Я смотрю на бокал с апельсиновым соком и лихорадочно кручу в пальцах осколки моего разбитого прошлого. Я буду вспоминать о своей любви. Я буду говорить о ней здесь и сейчас. Я расскажу о шрамах на моих запястьях и еще о том, почему я ненавижу сок.
Хорошо, что вокруг никого нет. Я выгляжу точно так, как должно выглядеть огородное пугало. Черные брюки, белый свитер и мужское черное пальто с длинными полами, которое мне не идет. Оно уродливо. Оно отвратительно. Я не сниму его никогда. Я сниму только свою белую фетровую шляпу (вот так) и положу ее на стул рядом. Белое в черном, или черное в белом. На самом деле всегда есть третий цвет.
Он есть. Наверное, именно поэтому я и сижу в аэропорту, одетая уже навсегда в черно-белые тона.
Мои глаза ловят привычное черно-белое пятно. Я не хочу туда смотреть, но мои глаза не подвластны моей воле. Я сжимаю губы покрепче, и, как всегда, ощущаю рой ледяных бабочек в животе.
Я поднимаю глаза и взглядом упираюсь в огромную черно-белую фотографию, висящую на самом видном месте бара в обрамлении нелепо светящихся лампочек. Все оформлено так, чтобы эта фотография (или эта картина) намеренно бросалась в глаза. Мой взгляд останавливается на ней, на привычных до боли нюансах белого и черного. Это ад!
Скучающий бармен перехватил мой взгляд. Он рад любой возможности хоть о чем-то поговорить.
– Нравится? – он подходит ближе, довольно потирая руки. – Это Вирг Сафин. Подлинник! Правда…
– Так уж правда… – ухмыляюсь я. Эта ухмылка похожа на оскал трупа, но бармен принимает ее за чистую монету. В этом бармене есть что-то неприятное – то ли молодость, то ли жиденькие усики пройдохи, пробивающиеся над пухлой верхней губой.
– Точно, правда! Подлинник – настоящий Вирг Сафин, – бармен и правда был рад поговорить.
– Тогда вам нужно поставить сюда охранника, – все как-то нелепо продолжаю ухмыляться я, – повесить вот так запросто подлинник Вирга Сафина… Честное слово – не шутки!
– Это хозяин его купил. Он у нас большой любитель. Тогда Сафин еще стоил дешевле. А ведь точно, теперь это и правда… – Бармен издает дебильный свист, намекая, что нынешняя стоимость картины потянет на целое состояние, и за эту пошлость мне хочется размозжить ему голову.
Но бармен, конечно же, не понимает моей реакции – он все говорит и говорит.
– Теперь, конечно, Вирг Сафин – целое состояние. Хозяин страшно гордится этой своей покупкой. Готов день и ночь рассказывать, какой он молодец, что вовремя купил. Вообще-то он купил этот снимок в Нью-Йорке, пять лет назад. А знаете, ведь теперь все, что связано с Сафиным, страшно поднялось в цене – ну, теперь, после того, как…
Стукнув бокалом о стойку бара, я резко произнесла:
– Виски!
Получилось достаточно вульгарно и грубо, но продолжения разговора («после того, как…») я просто не вынесу. Я не могу об этом слушать сейчас.
Моя резкая реакция обрывает бармена на полуслове, и он в растерянности спрашивает: добавлять ли виски в сок, или дать новый стакан. Я требую новый стакан.
Обжигающая жидкость льется в мое горло, и я замираю, словно кто-то за спиной недовольно вот-вот окликнет… Но в баре по-прежнему никого нет. Я уже и забыла, когда в последний раз пила виски. Это блаженное открытие – оказывается, я умею забывать.
– А куда вы летите? – бармен все не может успокоиться.
– В Нью-Йорк.
– Вы там живете?
– Нет.
Я расплачиваюсь и собираюсь уходить, но бармен окликнул меня:
– Подождите, девушка! – он выдыхает, вспомнив про Нью-Йорк, – мисс…
Я оборачиваюсь. Неужели мне всю жизнь суждено оборачиваться? По первому окрику, вот так.
– Вы забыли… на стойке… вот это… – бармен показывает на что-то, и яркий луч электрической лампочки отражается в моих глазах – он ясно и отчетливо освещает осколки моей разбитой жизни.
Возвращаясь, я беру в руки осколки моего прошлого – треснувшую от огня линзу объектива фотокамеры. Она так мала, что помещается в моей ладони. Под вопросительно-пристальным взглядом бармена я опускаю линзу в карман пальто и, ухмыльнувшись в последний раз, быстро ухожу из бара. Я что-то шепчу себе под нос.
– Вирджин… Меня зовут Вирджиния… Меня зовут Вирджиния. Вирджин…
Напрасные предосторожности: я могла бы закричать во весь голос, и меня бы никто не услышал!
Сжав треснувшую линзу в ладони, я бреду в мертвых лабиринтах аэропорта. Я возвращаюсь в прошлое. Я буду говорить о своей любви.
Глава 1
Начало сентября 2017 года
Ровно за год до нашего знакомства Вирга Сафина обвинили в изнасиловании. И, как всегда, он вышел сухим из воды.
В суд на него подала одна из безликих, многочисленных партнерш по сексуальным оргиям, уже вошедшим в поговорку. Эту девицу, кажется, он использовал и в качестве одной из своих моделей.
Я и сейчас помню ее лицо, изящно точеную фигурку, модно растрепанные рыжие волосы и пластика, пластика, пластика… платье от Роберто Кавалли, в котором на одном из эфиров модных и пошлых шоу она выскочила из темноты. Помню, я еще подумала, увидев ее на экране: «Красивая девица, заниматься с такой сексом, наверняка, одно удовольствие. Придурок Вирг Сафин».
Эта мысль («придурок Вирг Сафин») почему-то отчетливо врезалась мне в память да так и застряла в голове, хотя мысль была довольно нелепая: какое отношение могли ко мне иметь знаменитый Вирг Сафин и крутая суперзвезда с раскосыми кошачьими глазами, чем-то напоминающими растаявший на жарком солнце черный шоколадный лед.
В студии, хлюпая дорогой косметикой, модная девица отрабатывала евро, рассказывая, как Вирг Сафин набросился на нее в фотостудии. Зрительская часть аудитории слилась, похоже, в едином порыве: мужская часть завидовала Сафину, а женская – девице.
В этот момент пришла Ксюха, и я вкратце пересказала ей сюжет. Ксюха фыркнула: «Тоже мне, бином Ньютона! Эти звезды – все они сплошные уроды. А девка бабки зарабатывает – бесится, что не вышла за него замуж». И Ксюха, знающая биографии всех знаменитостей, очень подробно поведала мне, что Сафин никогда не был женат.
– Никогда? Такой красавец! – ахнула я, так как в этот момент на весь экран появилась модная глянцевая фотография, на которой Вирг Сафин, весь одетый в кожу, восседал на дорогущем байке… Он бал таким сексуальным, что и у меня, и у Ксюхи загорелись глаза.
– Красавец, точно! – иронично констатировала Ксюха. – Вот бы такого затащить в койку! Но… он – урод.
– Откуда знаешь? – почему-то вспыхнула я.
– В интернет загляни, деревня! Ты только введи в любом поисковике «Вирг Сафин» – сама все поймешь.
– Интернет – помойная яма, в которой копаются одни недоумки, – сама не зная почему, рассердилась я, – обгадить в интернете кого угодно – ничего не стоит! Это просто общественный туалет.
– Поцелуйся с Сафиным – он тоже интернет не любит. – Ксюха была в ударе, – тебе надо было родиться в девятнадцатом веке вместе с Сафиным.
Я не поверила рассказу девицы, как и не поверил ведущий. Мне казалось, в этой нелепой побасёнке не было ни одного правдивого слова. Но я досмотрела шоу до конца, хоть и не смотрю такую глупость.
Когда на экране появлялись фото Сафина, внутри меня все сжималось. После мне еще месяца три снились его грубые азиатские скулы и, проснувшись в поту, я неистово мастурбировала.
Суд был громким. Три недели подряд ставила сводки из суда (как хронику боевых действий) в топ-новости, чем довела до белого каления главного редактора, впрочем, мне было не привыкать.
Девица обвиняла его в избиениях, угрозах и извращенных сексуальных действиях – к примеру, принуждение к «золотому дождю». Она заявляла, что Сафин держал ее взаперти в подвале своего загородного дома и приковывал цепями к стене.
Но факт, что девица никогда не была в его загородном доме, Сафин опроверг очень легко, представив показания свидетелей и записи видеокамер.
Апофеозом же стало подтверждение алиби Сафина: когда он якобы удерживал девицу в своем доме, он был в Испании, готовя совместный арт-проект к Венецианскому биеннале с испанским фотохудожником. Алиби было подтверждено полностью, и с Сафина сняли все обвинения.
Празднуя свою победу, Сафин устроил крутую вечеринку в одном из самых дорогих ночных клубов (название клуба я так и не запомнила). Об этой вечеринке еще три недели писали все СМИ, и не только в интернете. А потом он в компании двух моделей-близнецов, снимающихся для порно-журналов, укатил отдыхать на Майорку. Об этом я уже не стала писать.
Без сомнения, Вирг Сафин был самым сексуальным мужчиной из всех, кто мне встречался в жизни. Вернее, самой сексуальной фотографией из всех. Секс был во всем – в кошачьем разрезе его узких темных глаз, в выступающих резких скулах, в длинных черных волосах, лежащих на обнаженных мускулистых плечах. Именно так ему нравилось выглядеть на большинстве фотографий, и я не сомневалась в том, что сам он себя считает неотразимым. Впрочем, для меня главным в его внешности была не красота, а проявляющая во всем, просто выходящая наружу его сексуальность. И жажда секса была основной составляющей образа.
Через полгода Вирг Сафин вновь стал топ-новостью на всех интернет-сайтах. Его машину, крутой внедорожник Jeep, взорвали возле дома.
Сафин с очередной подружкой (какое-то рыжее насекомое с силиконовым телом, кажется, начинающая певичка) шли по дорожке к воротам дома к припаркованному автомобилю. Они не успели дойти до машины, как оглушительным взрывом джип подбросило в воздух. Сафина вместе с подружкой ударной волной отбросило на садовую дорожку. Этот взрыв «сделал» первые полосы всех газет на очень долгое время.
В покушении Сафин обвинил своего американского продюсера – крупного нью-йоркского галериста, раскручивавшего в Америке его работы. Вроде бы они не поделили какие-то деньги, и продюсер-галерист решился ему отомстить.
Но многие утверждали, что это было не покушение, а показательная акция одного из тех, кому Сафин наступил на хвост. А учитывая оригинальность его фотопортретов, таких было много. Как никто другой Сафин умел выставлять людей в самом неприглядном свете, не делая никаких различий ни для политиков, ни для олигархов, ни для звезд. Этот его талант и держал Сафина на постоянном пике популярности, потому что фотографии, сделанные им, были абсолютно уникальны, непредсказуемы и не могли надоесть.
Но еще больше было тех, кто утверждал, что взрыв был пиар-акцией самого Сафина, придуманной, чтобы привлечь больше внимания к его персоне. Нужно сказать, что именно такие нестандартные акции и сделали Сафина мегазвездой.
В тот год я работала редактором новостной ленты – ставила материалы на газетный сайт. Также я сама и писала, и редактировала статьи, а по мере необходимости и брала интервью у политиков, плативших газете деньги, и даже делала рекламу.
Три года назад я развелась с мужем, и мы вдвоем с 14-летним сыном жили в двух крошечных комнатах на окраине города. Мой значительно подросший сын проводил все свое время между футболом, интернетом, отцом и бабулей (моей мамой). Он даже ночевать предпочитал то у бабушки, то в квартире отца (никак не смущаясь присутствием его новой жены). Я всегда маячила на заднем плане, потеряв контакт с сыном где-то в его 10-летнем возрасте.
Из меня не получилась ни жена, ни мать, да и женщиной я была никакой. Обыкновенная толстая тетка под 40, каких полно на улицах любого большого города. Имя им – легион. Вдобавок ко всему я не была красивой. Так уж вышло…
Дальше, наверное, следует переходить к самой истории. К той, что началась душной ночью не по осеннему теплого сентября и закончилась в ночном аэропорту.
В ночь с субботы на воскресенье я проводила время в квартире в одиночестве – сын на выходные был у моей мамы. День прошел отвратительно. Приняв анальгин (голова раскалывалась), я очень рано легла спать. Но громкий звонок мобильника вырвал меня из такого приятного сна. Сначала я даже не могла сообразить, что происходит, где нахожусь… Было около полуночи, а звонила моя подруга Ксюха.
– Ты стоишь?! Немедленно сядь!
– Вообще-то я уже сплю.
– Сейчас ты точно проснешься!
– Давай завтра. Я не в настроении, и…
– Вирг Сафин приезжает в наш город с выставкой.
– Что-о-о?!
– Ты слышала. Вирг Сафин приезжает в наш город с выставкой – впервые.
Я села на кровати, сон сняло как рукой.
– Когда?
– Одиннадцатого сентября – через три дня.
– Как ты узнала?
– Одна моя знакомая дружит с хозяйкой галереи «Королевский замок». Именно там будет проходить выставка. Ты обязана достать пригласительный на открытие! Я тебя убью, если ты не подсуетишься! Она сказала, что в день открытия будет закрытая вечеринка для вип-персон. И я тебя задушу, если мы с тобой не будем на этой вечеринке!
Сидя на кровати, я пыталась осмыслить полученную информацию. Выставка Вирга Сафина открывается 11 сентября. Говорят, он – Бог. Не знаю, что в нем такого, но город уже сходит с ума. Если уж Ксюха позвонила посреди субботней ночи…
– Не знаю, хочу ли я туда идти, – выдохнула я, – боюсь разочароваться, увидев его в жизни.
– Ты пойдешь, – в голосе Ксюхи послышался металл, – если надо, я потащу тебя туда на веревке. Когда в последний раз в нашу деревню приезжала подобная звезда?! Ты хоть понимаешь, кто такой Вирг Сафин?!
– Известный фотограф.
– Он – мировая звезда. Мегазвезда мирового уровня. От его работ сходит с ума весь мир! А ты сидишь тут, дура старая, и сопли распустила – вживую, не вживую… Так и сдохнешь, ни хрена в жизни не увидев. Ты просто…
– Ксюха, уймись! Я постараюсь достать пригласительный.
– Молодец. Вот так бы и раньше. Действуй!
Ксюха отключилась, а я вдруг поняла, что действительно уже не смогу вернуться к прежней жизни. Я умру, если не достану пригласительный! Я достану пригласительный. Я себя знаю.
Воскресное утро застало меня на улицах центра города. Я шла очень медленно, останавливаясь на каждом углу. Нет, конечно же, я не считала ворон. Каждый угол, каждый таблоид, каждый постер в углу захудалой закусочной – все это было обклеено яркими, красочными плакатами. И со всех этих плакатов на меня смотрело одно и то же лицо. Конечно, не на меня. Просто так. В пустоту.
«Уникальная выставка Вирга Сафина. Портреты Вирга Сафина. Вирг Сафин – „КОРОЛЬ ШАНТАЖА“».
Выставка, которая через несколько дней должна была открыться в нашем городе, называлась «Король шантажа». Это название придумал, разумеется, Вирг Сафин.
Никто не знал его настоящего имени, но все знали о том, что Вирг Сафин – не просто фотограф. Он даже не фотохудожник. Равных его снимкам нет во всей вселенной. Он открывает окно в другой мир. Он отражает тени, отпечатки, снимки душ живых людей в потустороннем мире, обнажая их сущность, и слой за слоем снимает самый сокровенный покров.
Глава 2
Чтобы достать пригласительный, у меня были только три возможности, и все они рухнули к вечеру воскресенья.
Первой я позвонила хозяйке галереи «Королевский замок» – самый разумный звонок. Гламурная стерва отказала почти сразу. Да еще так, что я диву далась!
– Милая моя, да у меня еще сорок человек в дополнительном списке! Это будет исключительно закрытое мероприятие. Организаторы Сафина потребовали очень строго: вход только для випов, которые могут заплатить за его работы. А фотографии Сафина стартуют, между прочим, от тридцати тысяч евро. Так что пригласительный вам – просто смешно. У меня сорок депутатов горсовета ждут пригласительный! А тут вы… Насмешила, честное слово.
Я позвонила пиар-менеджеру из крупного информагентства, которое сопровождало туры знаменитостей и организовывало пресс-конференции всех звезд. Он буквально рассмеялся мне в трубку.
– Вирг Сафин не общается с журналистами. Он ненавидит всю прессу. Как ты, журналист, можешь это не знать? Ну, ты даешь! Так что никакой пресс-конференции не будет. Да, мы встречаем его в аэропорту, но он потребовал шесть человек секьюрити. Ты не поверишь, но мы специально наняли бывших беркутовцев. Все те еще лбы… Так что к нему никто даже близко не подойдет. График его расписан по секундам: прием у губернатора, прием у мэра, потом ему будет позировать жена нашего местного олигарха для фотопортрета, а потом – открытие выставки, на которое попадут только избранные. Не поверишь, жену не могу провести! (тут его прорвало на откровенность). Ох, ты бы видела его райдер… Терраса с выходом на море – и это в 5-звездочной гостинице, какие-то японские водоросли в меню, рыбный массаж – в смысле рыбки делают (это сейчас модно), СПА-салон и вдобавок еще редкий кондиционер для волос! Мои люди уже два дня, высунув язык, бегают по всему городу в поисках этого хренового кондиционера. Сегодня пообещали прислать из Парижа, а ты говоришь, пригласительный! Чувствую, из-за этого хрена гламурного у меня поседеет пол головы!
Совершенно расстроившись, я уселась к компьютеру – все правильно. Вирг Сафин не общался с журналистами. Он никогда не давал интервью. Поговорить он мог только на самых популярных ток-шоу на центральных телеканалах. Но и то на телевидении он не частил. По слухам, за свое участие Сафин брал сумасшедшие гонорары. Эта замкнутость и сделала его мегазвездой. Именно так удерживал он свою звездность. Плюс, конечно, несравненные фотографии.
Звезды мира рвали глотки за право позировать Виргу Сафину. Он делал просто роскошные фотопортреты Мела Гибсона и Сильвестра Сталлоне. Черно-белая дымчатая гамма его работ стала легендой. Инопланетянин с Марса был досягаем больше, чем Вирг Сафин. Я начала отчаиваться.
Последней, третьей, возможностью, был мой главный редактор. Но он любил политику, и терпеть не мог Вирга Сафина. Это был абсолютно антигламурный тип. Счастье еще, что не приходил небритым на работу, так как боялся хозяина – крутого бизнесмена, помешанного на интернет-стартапах. Бизнесмен любил серьезность и за бороду вполне мог выгнать (к счастью, я сталкивалась с хозяином газеты всего дважды, и оба раза он меня не замечал).
Главный редактор, разумеется, рассердился.
– Достала ты меня с этим Сафиным! И что вы, бабы безмозглые, находите в этом типе? У меня с утра телефон разрывается, звонят тут всякие. Ты разве не слышала, что пресс-конференции не будет? Сафин не дает интервью. А приглашение я из принципа не взял. Давали мне позавчера, но я специально отказался, и тебе нечего туда ходить.
Ксюха выдвигала самые фантастические проекты: спрыгнуть с парашютом на крышу и пролезть по вентиляционной шахте, спрятаться в галерее с ночи 10 сентября, ночью взломать окно и пролезть в главный зал на веревке, а потом спрятаться в туалете, застрелить секьюрити на входе и т. д. Как могла, я старалась охладить ее пыл.
– Видела я таких, правда, шесть беркутовцев – это не шутки. Близко никто не подойдет, поверь. Он не хочет, чтобы его фотографировали – это принцип его пиара. Я не принадлежу к вип-персонам. Сделать что-то еще я не могу.
Ксюха предложила броситься под колеса машины, которая привезет его в галерею. Рассмеявшись, на этой веселой ноте я повесила трубку. Было от чего веселиться.
Вирг Сафин, единственный из всех, кто заслуживал внимания, приедет в наш город, а я не попаду на открытие выставки. Я отдала бы полжизни, чтобы получить пригласительный, но в мире таких, как Вирг Сафин, я была всего лишь песчинкой, одной из ничего не значащих серых и досадных помех. Ничто не может поменять суть этого мироздания. Есть высший свет и низший. Я – из низшего мира, из самого низа цепи. Оставалось только смириться, потому что изменить ход событий было мне не под силу.
Утро понедельника выдалось хмурым. Опаздывая на работу, не выспавшаяся и мрачная, я плелась в редакционную комнату в полном разладе с собственной судьбой. Едва открыв дверь, меня чуть не сбил мощный вихрь движения, охвативший сотрудников, что было абсолютно не свойственно для 10 утра. В офисе царило странное оживление: все бегали, кричали в свои айпады, одновременно клацая на ноутбуках. Я тормознула одного из атомов этого броуновского движения.
– Ты ничего не слышала?! – атом вытаращил на меня глаза. – Сегодня ночью арестовали какого-то мудака, который месяц назад грохнул депутата Виталия Кораблева с дешевой девкой. Взорвал его джип и сбросил в заброшенный каньон.
От удивления мои глаза округлились, но я, вздохнув, отпустила атом, который тут же умчался в свою вселенную. Едва удобно умостившись за своим столом и включив компьютер, как главный редактор позвал меня в кабинет.
– Значит, так. Первым, и очень быстро, ставишь материал, который я только что сбросил на твое мыло. Шрифт огромный, иллюстрации поставишь те, что я отправил во вложении. Делаешь топ-новость сайта, ставишь на самое видное место. И побыстрее!
– Это про арест убийцы Кораблева?
– Про него… – редактор кратко выругался сквозь зубы, – и надо ж было именно теперь…
– А он кто?
– Из этнических. Сегодня взяли около четырех утра на квартире в Киеве.
Открыв материал, я не поверила своим глазам. Тупо уставившись на экран, читала заголовок: «Портреты Вирга Сафина предсказывают судьбу». Дальше – подзаголовок, лид: «Фотопортрет, сделанный Виргом Сафиным, предсказал гибель известного украинского политика Виталия Кораблева в автокатастрофе». И жирным шрифтом – подпись автора. Автором этого творения значился мой главный редактор.
Статья была написана холодным, казенным языком. Было заметно, что эту казенную сухость скачали из интернета – я написала бы статью лучше. Речь шла о так называемой «технологии рассеянного света» – особом техническом приеме фотосъемки, которую изобрел Вирг Сафин. Именно этот прием и придавал его фотографиям ту уникальность, которую никто не мог повторить.
Изобретя «технологию рассеянного света», Вирг Сафин стал утверждать, что делает свои фотопортреты в потустороннем мире, обнажая внутреннюю сущность человека и предсказывая его будущее. Так удалось увидеть близкую смерть, угрожавшую Виталию Кораблеву.
Я поставила статью о Вирге Сафине, как и было велено, на самом видном месте, с огромной его фотографией.
В конце дня в кабинете редактора я застала хозяина газеты. Не удостоив меня ни взглядом, ни кивком, он вышел сразу, едва я появилась в дверях, как будто я была пустым местом. Даже редактор почувствовал неловкость от этой откровенной грубости – что уж было говорить обо мне. Настроение испортилось, но то, что я услышала дальше, добило меня еще больше.
– Организовывается акция перед галереей в день открытия выставки Сафина. Что-то вроде протеста против того, что он не общается с местными журналистами и против его откровенных фотографий. Короче, не мне тебе объяснять. Организовывают серьезные люди – все проплачено. Ты пойдешь от нашей газеты, сделаешь несколько снимков и видео, поняла?
– Почему я?
– Хозяин велел отправить опытного человека, а кто опытнее тебя? От нас ждут разгрома Сафина – это приказ хозяина, и мы не будем обсуждать его дела. Да, и не надейся – на выставку вас не пустят: все участники пикета будут стоять под дверью.
– Я не хочу…
– А зарплату хочешь? Может, тебе не нужны деньги?
Еще как были нужны! Зарплата в газете была единственным источником моего существования. К тому же на рынке СМИ была страшная безработица, и я знала, что по городу рыщут толпы голодных, безработных журналистов. На мое место претендовало человек 10 – не меньше. Поэтому я согласилась.
После работы ноги сами понесли меня к галерее «Королевский замок», минуя автобусную остановку. Дом, в котором размещалась галерея, был роскошным. Авторский дизайн здания действительно превращал его в старинный средневековый замок. Мрачная готическая атмосфера точно соответствовала черно-белым фотографиям Вирга Сафина. К тому же это был самый центр города.
Я села на какую-то тумбу напротив закрытого входа галереи, и уставилась в асфальт депрессивный взгляд, как вдруг… Вдруг что-то привлекло мое внимание – что-то блестящее, застрявшее между мраморных камней клумбы. Заинтригованная, я подошла ближе и достала небольшой серебряный медальон на кожаном шнурке – абсолютно потрясающую вещь! Медальон был из чистого серебра (сзади была проба) в виде какой-то языческой руны, напоминающей кельтский крест, но это был не он. Приглядевшись, я увидела, что крест состоит из крошечных кинжалов с необычайно тонкой огранкой – явно дорогая работа. К тому же это была очень стильная и изящная вещь.
Медальон притягивал мой взгляд, гипнотизируя утонченной красотой. Тонкий кожаный ремешок приятно холодил ладонь, а символ хищно поблескивал металлом в уже гаснувшем сумеречном свете. Я решила оставить медальон себе, более того: одеть его, когда отправлюсь на этот кошмар перед выставкой Сафина. Мне почему-то казалось, что он придаст мне сил.
Одиннадцатое сентября врезалось в мою память, особенно то, что было после шести вечера – все остальное (утром) как-то вылетело из головы.
Итак, 11 сентября, 18:00. Я стояла перед зеркалом и ломала голову, что надеть. Длинную летнюю юбку с большими цветами, купленную на распродаже, или дорогие модные джинсы из крутого магазина. Вариант с юбкой проще. Если ее порвут в заварушке – не жалко. Других же хороших джинсов у меня нет. К тому же вряд ли миллионер Сафин обратит на меня внимание – особенно на юбку стоимостью в три доллара. Значит, нечего и думать. К тому же, жара.
