Ирина Мартова
Я есть…
© И.В. Мартова, 2023
© ИД «ИМ МЕДИА», 2023
* * *
ПАМЯТИ МОЕЙ МАМЫ
Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят, что угодно…
Данте Алигьери
Вместо предисловия
Она сидела на бревнах и задумчиво глядела вдаль. Вот досада – молодость быстро уходит. Убегает, скачет вприпрыжку, торопится…
А ведь так хотелось быть особенной! Вести за собой и быть ведомой. Не бояться темноты и густых туманов. Молиться, любить и прощать. Плакать в подушку и подставлять плечо.
Искать, находить и расставаться без сожаления. Раскручивать серпантин дорог и не возвращаться в прошлое. Заблуждаться, спасать и самой спасаться. Надеяться и верить. Упрямо идти по своей дороге, падать и подниматься всему наперекор!
И главное, за все благодарить…
Глава 1
Июнь поплыл над разомлевшей землей.
Охваченная истомой природа разнежилась, расслабилась и радостно отдалась во власть жаркого солнца, едва дождавшегося своей очереди.
Да и то сказать… Май, оказавшийся дождливым и пасмурным, так огорчил сельских жителей, что они, удрученные задержавшимся где-то теплом, уже опять стали топить печи и, обескураженно вздыхая, бродили в резиновых сапогах по затопленным водой садовым участкам.
Но не зря говорят, что терпеливому всегда воздастся.
Первого июня мир перевернулся…
С раннего утра обомлевшие от неожиданности люди обнаружили невозможно высокое небо, полное чистейшей лазури. Горизонт, невидимый из-за хмари в последние дни, растекся длинной ровной межой, за которой, чудилось, царствует бесконечность.
Что тут началось! Ошалевшие от этой благодати птицы впали в песенный экстаз и с рассвета заливали едва очнувшийся мир радостными трелями.
Степанида, выйдя на крыльцо с подойником, перекрестилась куда-то на восток.
– Слава тебе, господи! Лето пришло. Наконец-то!
Привычные будничные дела пошли своим чередом.
Подоткнув подол платья, женщина, шлепая старыми туфлями со стоптанными задниками, отнесла подойник в летнюю кухню, уже отмытую и обжитую после долгой зимней спячки. Прошла в курятник, где бдительный красноголовый петух тут же озабоченно встрепенулся, засуетился и хрипло вскрикнул, вызвав этим стихийный куриный переполох.
Насыпав курам просо, Степанида заторопилась в хлев, где в небольшом закутке похрюкивала парочка розовых крошечных поросят, дней десять назад купленных у местного фермера. Полюбовавшись на молодняк, Степанида налила им теплой водички и, взяв вилы, торопливо накидала соломы на пол в стойло корове, которая с рассветом уже ушла в стадо.
День, наполненный заботами, проблемами и неотложными сельскими делами, покатился…
Степаниде месяц назад исполнилось сорок три. Она страшно не любила эту расхожую фразу, что в сорок лет жизнь только начинается, но и в свои сорок три все же не считала себя старухой, хотя на что-то новое совсем не надеялась. Да и не до мечтаний сейчас было…
В Заречном ее величали по-разному. Так бывает, ведь сколько людей, столько мнений, мыслей и прозвищ. Это, как говорится, кто во что горазд: кто-то ласково звал ее Стешенькой, кто-то официально – Степанидой Сергеевной, но чаще окликали привычно, по-деревенски, Стешкой или просто Степанидой.
Статная, фигуристая, сильная, красивая и очень самостоятельная, она всегда привлекала мужчин, но, по иронии судьбы, век коротала одна.
Соседки же, охочие до сплетен да зависти, относились к ней по-разному. Кто-то побаивался и сторонился, опасаясь ее крутого нрава и умения постоять за себя, другие, напротив, любили за невероятное чувство справедливости, за умение вовремя прийти на помощь и от души посмеяться.
Но все, без исключения, жители села сходились в одном: Степанида – баба толковая, порядочная и честная. Мыслит здраво, судит по совести и первой протягивает руку.
А еще Степанида отличалась от местных баб удивительной смелостью. Ее смелость, правда, не имела ничего общего с бесшабашностью, беспечностью или безрассудством. Стешкина смелость была сродни мужеству, отчаянной удали и лихому душевному размаху.
Каждый в селе помнил, как во время пожара в коровнике она, не моргнув, шагнула в огонь, где билась в страхе стельная корова Зорька. Тогда даже бывалые мужики, всякого в жизни повидавшие, замерли в ужасе, а подруга ее Катерина отчаянно заголосила, зажмурившись и схватившись за сердце. Но Степанида, накрыв голову мокрой попоной, не только сама вышла из огня, но и Зорьку, тревожно мычащую, вывела за собой.
И еще помнили местные старожилы, как Степанида, будучи совсем девчонкой, кинулась в реку на помощь тонущему мальцу лет четырех…
В тот день пекло стояло адское. Солнце, будто раскаленная сковорода, пылало жаром, и липкий горячий зной плыл по деревне, сгоняя всех к реке, где в низине, поросшей камышом, рогозом и осокой, еще можно было дышать.
Малышня, хохоча и толкая друг друга, прыгала с мостков в реку. А те, что постарше, соревновались, добираясь до крохотного островка посередине реки вплавь. Разомлевшие от жары бабы раскинули свои уставшие тела на горячем песке и не заметили, как один из мальцов забрался в лодку и, оттолкнув ее от берега, быстро оказался на опасной глубине.
У каждой реки есть свои омуты и водовороты, и, хотя в этом месте река несла свои тяжелые воды спокойно и величаво, женщины, спохватившись, закричали, забегали, загалдели. Мальчонка, услыхав эти вопли, растерялся, неловко наклонился и, потеряв спасительное равновесие, рухнул из лодки в темную воду.
Что тут началось! Перепуганные бабы подняли истошный вой. Подростки, купающиеся у берега, тоже засуетились, старики, греющие свои косточки, заохали, завопили. Паника охватила даже самых стойких.
Мужики, работающие в поле рядом, и добежать-то не успели, как тринадцатилетняя Стешка, даже не скинув сарафан, выскочила на мостки, изогнулась дугой, словно птица в полете, и стремительно нырнула в воду. Доплыла, лихорадочно размахивая руками, до лодки, набрала воздуха в легкие и, поднырнув под посудину, подхватила уже наглотавшегося воды мальчугана. Подтянув его к себе, она, собрав все силы, барахталась в воде до тех пор, пока мужчины, прибежавшие на крик, подплыли к ним и вытащили их обоих, уже совсем обессиленных, из реки.
Степанида всегда была особенной. Она казалась нездешней, редкостной птицей в стае воробьев да галок.
– Ох, и хороша баба, наша Стешка, – прищелкивали языком да ласково кивали ей вслед старушки на завалинке.
– До чего ладная дочка у Галины!
– Хороша да заносчива! Ишь, плывет, будто царица!
– Что ты понимаешь? Не царица, а лебедь. Чистая у нее душа.
– Душа-то чистая, а счастья нет. Вековуха, что тут скажешь…
В общем, все в селе сходились на том, что Стешке, несмотря на все ее плюсы, бог почему-то счастья не дал.
Пересудов, особенно по молодости, было много. Чесали люди языками, переливали из пустого в порожнее, болтали всякое. Но бабское пустословие Степаниду не то что не волновало, но не особо трогало даже тогда, в молодости, а уж теперь, спустя столько лет, вообще не беспокоило. Она считала, что каждому – свое, да и на всякий рот не повесишь замок. Пусть себе развлекаются. Людская молва тоже не вечна, поговорят и перестанут.
И кто теперь, через столько лет, помнил, что в ее истории правда, а что вымысел? Никто уже и не знал, где небылицы переплелись с реальностью, где бабская брехня да вечные сплетни пересеклись с явью и скрытой истиной.
Степанида жила спокойно. Достойно несла свою ношу.
Людям казалось, что и сама она уже многого не помнила. Или делала вид, что не помнит. И только порою, когда злая вьюга за окном затягивала свою нескончаемую лютую песню, или налетали, грозно хмурясь, беспросветные летние дожди, женщина ненароком погружалась в омут воспоминаний, возвращаясь в поросшее забвением далекое-далекое прошлое.
Глава 2
Лето только-только огляделось. И, спохватившись, кинулось наверстывать упущенное. Закружилось в радостной карусели будничных забот, умиляясь первотравью лугов, обновленности лесов и взволнованности птиц, которые с зари до заката разливали повсюду свои невероятные трели.
Не зря в старину говорили, что июнь – конец быстрого пролетья да начало истинного лета. Густой зной медленно разливается в воздухе, в лесу зарождаются первые ягоды. Люди старательно прислушиваются – не кричит ли к вечеру сова да не купаются ли воробьи в пыли, надеясь на сухой завтрашний день. Хозяюшки торопливо высаживают в прогретый грунт семена огурцов, кабачков и кукурузы.
Солнце стоит высоко, словно благословляя благодатный месяц, который растит урожай на весь год, удивляет яркими зорями и украшает небо полной и светлой луной.
Сегодняшний день, слава богу, катился к закату. Выдался он трудным, суматошным и бестолковым. Но, наконец, и он, уморившись, собрался на покой.
Степанида с Катериной медленно шли по селу, неторопливо кивали знакомым, отвечали старушкам, сидящим на лавочках да завалинках и, переглядываясь, негромко обсуждали свои дела.
Подруги работали на животноводческой ферме, входящей в состав нового, построенного только три года назад, современного агропромышленного комплекса. Для их большого села, раскинувшегося по обе стороны полноводного Дона, строительство такого комплекса оказалось большой удачей.
Молодежь стала возвращаться в село, и по осени, как в милую сердцу старину, уже не раз играли свадьбы. Часто наведывались городские специалисты, которые, влюбившись в местные красоты, поспешно перебирались в село целыми семьями. Появлялись, наконец, и собственные молодые кадры: парни и девчонки, отправленные учиться по направлению, приезжали обратно и с жаром и нетерпением включались в рабочий процесс.
Степанида и Катерина уже считались ветеранами, потому что проработали на старой животноводческой ферме без малого двадцать лет. Когда-то неопытные и робкие, теперь они, перебравшись на новый животноводческий комплекс, сами делились опытом, обучали и помогали. Наставляли неопытных, следили за начинающими, поддерживали молодых.
По образованию зоотехник, Стеша последние лет шесть возглавляла отдел из семи человек, координирующий все зоотехнические процессы современного комплекса. Ее подруга Катя работала там же главным ветеринарным врачом.
Жизнь, затейница, прочно связала этих двоих, крепко-накрепко затянула узлы их дружбы и родства еще в раннем детстве.
Мамы девчонок были родными сестрами. Семейные узы всегда игнорировать сложно, а в семье, где родовые традиции чтили и ценили, просто невозможно. Семьи всегда близко общались, на праздники накрывали общие столы, дружно пели по вечерам, делились последним и стояли друг за друга горой. Хочешь-не хочешь, а судьба за Стешу и Катю все заранее решила: и жили двоюродные сестры неподалеку друг от друга, и учились в одном классе, и институт выбрали один и тот же, да и работали всегда рядом.
Сегодня, расслабленные и усталые, они шагали неторопливо, словно постепенно освобождались от накопившегося за день утомления, тягот суматошной работы и чувства бесконечной ответственности.
Остановившись, наконец, у своей калитки, Степанида привычно кивнула.
– Ладно, Кать, пойду я. Сил совсем не осталось. Да и мама, наверное, заждалась.
– Да и мне пора, – понимающе вздохнула Катерина. – Витька-то, я думаю, давно дома. Слава богу, завтра выходной.
– Выходной-то выходной, – нахмурилась Степанида, – но в телятник надо бы с утра сбегать. Не нравится мне, как нынешний молодняк вес набирает. А после введения нового рациона и вовсе стрелка на весах не двигается. Плохо они что-то на очередной рацион реагируют. Завтра хочу сама на кормлении телят присутствовать.
– Ой, Стеша, не начинай. Успокойся хоть на день, – Катерина недовольно поморщилась. – Для чего, скажи на милость, у тебя столько человек в отделе? Стулья просиживают? Чего ты все одна тянешь? Не обижайся, но я считаю, чересчур много воли ты дала своим помощникам. И не надо мне возражать! Я заранее знаю все, что ты скажешь. И, главное, такие они у тебя настырные, хоть кол им на голове теши! Я им сегодня про очередные прививки толкую, а они мне тычут в нос таблицы с расписанной калорийностью. Я им про Фому, они мне про Ерему! Зла не хватает, – Катерина всплеснула руками и ткнула подругу в плечо. – Ты же главный зоотехник, правильно? Вот и поставь их на место! Ведь тебе потом за все отвечать: и за качество кормления, и за содержание, и за разведение. А прирост здорового молодняка – это, между прочим, результат, на который вы все вместе должны работать, а не ты одна.
Степанида, прикусив губы, сморщилась, едва сдерживая смех, потом ласково обняла Катю за плечи.
– О, разошлась. Ну, все, все, угомонись. Разберемся. Иди домой, мужа корми.
Степанида жила в крепком кирпичном доме, небольшом, но очень удобном, построенном когда-то ее отцом. Чистенький двор, выскобленное крыльцо, окна, глядящие на мир вымытыми до блеска стеклами, аккуратные грядки в огороде, свежевыкрашенный забор в палисаднике… Все говорило о том, что в доме хозяйничают рукастые люди, аккуратные да хлопотливые.
А жили в этом ухоженном домике три женщины: Степанида, ее мать – баба Галя и племянница Нина.
– Бабье царство, – смеялись соседи.
– Хозяюшки, – одобрительно кивали старики.
Степанида их не больно слушала. Суровая и не очень щедрая на женские эмоции, она не нуждалась ни в чьем-то одобрении, ни в понукании, ни, тем более, в контроле: давным-давно привыкла делать то, что сердце подсказывает. А уж нравятся кому-то или нет ее деяния, об этом она вообще меньше всего заботилась, часто приговаривая, что, мол, не медный пятак, чтобы всем нравиться.
Пройдя по двору, женщина поднялась на высокое резное крыльцо с перилами, и, открыв дверь, вошла в сенцы. В их селе, пожалуй, и не нашлось бы дома без сеней, которые зимой кому-то заменяли летнюю кухню, другим служили хозяйственным помещением и, чаще всего, соединяли жилую часть дома с крыльцом.
Но не успела Степанида переступить порог, как навстречу ей вышла, чуть прихрамывая, мать. Радостно поблескивая выгоревшими от времени глазами, она всплеснула сухонькими руками, сплошь покрытыми синими набухшими жилами.
– О, слава богу, явилась хозяйка наша, – старушка укоризненно качнула головой. – Где ж ты ходишь? У нас гости.
– Как где? На работе, конечно, – замерла на пороге Степанида.
Сюрпризов Стеша не любила. Никаких! И плохие, и хорошие сюрпризы воспринимала как стихийное бедствие, впадала в ступор от их внезапности и терпеть не могла любые неожиданности. Само слово «сюрприз» вызывало у нее странное чувство тревоги, беззащитности и ощущение грядущей опасности. Она чувствовала, что в таких ситуациях теряет контроль над происходящим, и это состояние ее панически нервировало, ужасно утомляло и страшно угнетало.
– Какие гости? Откуда они взялись? – Степанида внутренне съежилась и хмуро глянула на мать.
Галина Федоровна, в миру баба Галя, женщина семидесяти восьми лет, сердито усмехнулась.
– А ты брови-то не хмурь, не мрачней, – старушка, прихрамывая, отошла от дочери. – Что за характер? Сразу в драку! Не стой истуканом, иди в комнату!
Дочь, поджав губы, безропотно положила сумку на тумбочку у входа и прошла в переднюю комнату, одновременно служащую и столовой, и гостиной, и, как любили говорить в Заречном, залом. Там, за большим круглым столом, накрытом, по старинке, белоснежной скатертью с синей каймой, сидел незнакомый мужчина средних лет. Увидев Степаниду, он смущенно кашлянул, поспешно встал со стула и поклонился.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, коли не шутите, – Степанида выжидательно замолкла.
– Простите за вторжение. Меня зовут Григорий. Фадеев Григорий. Я ваш сосед.
– Сосед? Какой сосед? Я вроде всех тут давно знаю.
– Новый сосед. Через один дом от вас жилье себе купил. Дом, который справа. С красной крышей.
Степанида озадаченно оглянулась на мать, потом бросила взгляд на гостя.
– С красной крышей? Этот дом продавали что ли?
– Продавали, конечно, – встряла, теряя терпение, баба Галя. – Петровна-то померла два года назад, а сын ее еще осенью дом на продажу выставил. Помнишь, Саньку-то, сына Петровны? Вот он и выставил. А сам-то давно в город подался. А теперь, видишь, и покупатель нашелся. И слава богу! Плохо, когда в доме хозяина нету.
Стеша помолчала, переваривая услышанное, и недоуменно посмотрела на гостя.
– Поздравляю с покупкой. А мы-то чем обязаны?
– Пойду я, – Григорий сообразил, что ему здесь не рады. – Спасибо, Галина Федоровна, был рад знакомству. За чай большое спасибо! Очень вкусный.
Баба Галя в сердцах оттолкнула дочь, стоящую на проходе и, подвинувшись к мужчине, засуетилась.
– Да куда ж, Гриша? Может, еще чайку? По-соседски посидим, а?
– Нет, – смущенно улыбнулся Григорий. – Спасибо. Пора и честь знать. Всего хорошего.
Старушка, бросив на дочь гневный взгляд, торопливо засеменила за ним.
– Не за что благодарить. Запросто заходи в любое время. Я всегда дома, и гостям у нас рады.
Проводив мужчину до калитки, баба Галя вернулась в дом, тяжело ступая, прошла к столу и, собирая чашки, разгневанно глянула на дочь.
– Нет, ты вот скажи мне, как можно так себя вести? Вот в кого ты, Степанида, такая каменная? Как глыба неприступная, – старушка всплеснула руками. – Молчишь? До чего ж ты неподступная, непробиваемая! Железобетонная! Это ж надо, даже не поговорить с человеком! Слова ласкового не сказать!
– Мама, да ты в своем уме? – фыркнула Степанида, домывая чашку. – Почему я должна улыбаться незнакомому человеку? Я его не знаю. Первый раз вижу. Не понимаю – кто это? Что он здесь делает? Как в нашем доме оказался?
Старушка поджала бледные губы, прошлепала к дивану, уселась на него и только потом, досадливо сморщившись, оглянулась на дочь.
– Знаешь, что, Степанида, молода ты еще мне допрос учинять.
– Да кто тебя допрашивает? Ты ж сама кому хочешь экзекуцию устроишь! Ты ж не думаешь ни о ком: захотела – позвала, захотела – проводила. Живешь как хочешь!
– Да. Я сама его позвала, – вызывающе вздернула нос мать.
– Вот, пожалуйста, что и требовалось доказать, – вздохнула Стеша. – А можно узнать – зачем?
– А что такого? – баба Галя возмущенно взмахнула сухонькой ладошкой, закатив к небу глаза. – Ты где-то целый день бродишь, поговорить мне не с кем. Я тут сижу одна в четырех стенах. Скука смертная.
– Мама, – Степанида, чувствуя, что сейчас взорвется, опустилась на стул и глубоко выдохнула. – Во-первых, я не брожу, а работаю. Зарабатываю деньги, ты забыла? А во-вторых, ты позвала в дом чужого человека просто потому, что тебе скучно? Кошмар! Кому скажи – не поверят!
– Не повышай на меня голос, – старушка, несмотря на преклонный возраст, не собиралась сдаваться. – Человек шел по улице, поздоровался, спросил, где можно хлеб купить. Я на лавочке возле дома сидела…
– Ну и что? Вот и сидела бы себе дальше!
– А ты не нукай, не запрягала! Я ему и рассказала, как магазин ближайший найти, а он деликатно представился, вежливо улыбнулся, рассказал, что дом здесь купил. Ну, я по-соседски и позвала его чайку попить. Что плохого?
– Мама, – Степанида старалась выбирать слова помягче и поприличнее. – Ты действительно не понимаешь или прикидываешься? Ты с ума сошла? А если бы он обобрал нас?
– Он? Ой, не смеши. Он приличный человек, у него это на лбу написано! Да и что брать-то у нас?
– Мама, твоя наивность меня пугает. Ты ж неглупый человек! Разве не понимаешь, что опасно незнакомцев в дом пускать. Время нынче такое…
– Не учи мать жизни, – баба Галя насупилась. – Я, между просим, людей насквозь вижу, прямо как рентген!
– Господи, – схватилась за голову Степанида. – И что же ты, скажи на милость, увидела?
– Мужик он хороший. Открытый, улыбчивый. А имя-то какое, а? Григорий! Прямо как песня… А на тебя-то как смотрел!
– Нет, ты сегодня точно не в себе, – повысила голос Степанида. – Если у человека есть глаза, то он, хочешь не хочешь, смотрит на собеседника! А имя, между прочим, у него самое обычное…Хочу тебя огорчить, у нас в селе таких не один десяток!
Баба Галя нахмурилась, задумчиво сложила губы в трубочку и скорбно покачала головой.
– Ой, какая ж ты, Стешка, дотошная и въедливая. И нрав у тебя крутой, как у мужика. Глянешь – так и лес вянет! Сама не даешь слабины и людей просто душишь своим контролем. И как только я с тобой столько лет живу?
– Мама, – не сдержавшись, захохотала Степанида, – хочу тебе напомнить, что я – твоя дочь. Или уже память отказывает?
Старушка, отмахнувшись, встала с дивана, прихрамывая пошла в другую комнату, но на пороге обернулась.
– Ничего смешного нет. Ишь, залилась, загоготала… Гляди, не тресни от смеха, – баба Галя, не выдержав своей нарочитой, показной строгости, расплылась в лукавой беззубой улыбке. – Ладно, что с тобой поделаешь? Хохочи хоть до утра. А я пойду полежу. Тебя ведь, упрямица, все равно не переспоришь.
– Это правильно, – кивнула Степанида. – Да и спорить незачем, просто прислушайся и не привечай чужих.
– Так ведь с приятными людьми грех не поговорить, ты согласна? А как узнаешь, приятный это человек или нет, если чаем не угостишь? И вообще, не спорь с матерью, не забывай, я – старше.
Довольная, что последнее слово осталось за ней, баба Галя горделиво поплыла дальше, старательно выпрямив уже сутулую спину.
– Господи, вот характер, – изумленно пробормотала дочь. – Это еще надо посмотреть, кто из нас железобетонный.
День догорал.
Лето только начиналось, едва-едва набирало силу, а теплые вечера уже нежили и ласково обнимали землю, обещая буйное цветение, ягодное изобилие и щедрый урожай.
Недаром говорят, что лето – пора счастья. А счастье непостижимо. Непостоянно. Недолговечно. Оно и приходит нечасто, и заканчивается так же неожиданно, как лето.
Так уж повелось, что каждый из нас ловит редкие мгновения счастья, и ждет его, как все мы ждем долгожданное лето – время природной роскоши, щедрости и беззаботности.
