bannerbannerbanner
Тройка с минусом, или Происшествие в 5 «А»

Ирина Пивоварова
Тройка с минусом, или Происшествие в 5 «А»

Полная версия

© Пивоварова И. М., наследники, 2023

© Кукушкин А. И., иллюстрации, 2023

© Оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2023

Machaon®

* * *

Новенькая Одуванчикова

Небо висело над городом, как огромный голубой парашют. На нём были вышиты толстые белые облака. Они никуда не спешили, стояли на месте, а среди всех этих облаков светило совсем весеннее солнце.

Пыхтели машины. Падал снег. Ученица пятого «А» 512-й школы Аня Залетаева шла в школу.

Настроение у Ани было прекрасное.

Вчера мама подарила ей новые сапожки на меху, и теперь Аня шла, украдкой поглядывала на свои сапожки и слушала, как приятно хрустит под ними снег: хруп-хруп-хруп…

Да, настроение у Ани было отличное. Солнце сверкало в небе, и все кнопочки на Анином портфеле сияли, а замок блестел так, что резало глаза.

Какой-то мальчишка шёл по улице навстречу Ане.

Увидев Аню, мальчишка этот свистнул и подкинул высоко в воздух свой видавший виды портфель. Потом он схватил его с ловкостью Олега Попова за ручку, которая была наполовину оторвана, и взглянул на Аню – вот, мол, я каков! Полюбуйтесь, люди добрые!

Но Аня не удостоила его взглядом.

Она шла не спеша, мы бы даже сказали, чинно. И этот мальчишка конечно же сразу понял, не мог не понять – ну, если, конечно, он не был совсем уж балдой, – что перед ним только что прошествовала самая что ни на есть настоящая отличница. Отличница из отличниц.

Он немножко посмотрел Ане вслед, сунул портфель под мышку и уныло побрёл дальше, навстречу своим двойкам, замечаниям в дневнике и выговорам учителей.

А Аня тем временем дошла до своей школы, сняла в раздевалке шубку, аккуратно засунула в рукав шапку, поправила перед зеркалом волосы, которые и поправлять-то не надо было – так безукоризненно гладко лежали они, одёрнула фартук, который и одёргивать было излишне – так аккуратно, складочка к складочке, он на ней сидел, и, взглянув в зеркало на себя в последний раз придирчиво и строго, стала подниматься по лестнице на второй этаж, где находился тот самый пятый «А», в котором она училась и о котором и пойдёт дальше речь в нашей книжке.

Утро было прекрасное.

В классе, как в большом аквариуме, плавало мягкое солнце. Оно освещало портрет Менделеева над чёрной школьной доской, два гербария и расписание занятий на нежно-салатной стене.

Зазвонил звонок. Открылась дверь. В класс вошла Нина Петровна, учительница по русскому и литературе и классный руководитель пятого «А».

Загремели отодвигаемые стулья. Класс встал, приветствуя учительницу…

Аня Залетаева тоже поднялась вместе со всеми. И как поднялась! Любо-дорого было поглядеть, как она быстро встала, не шелохнув при этом стул, как выпрямилась, как повернула голову в сторону учительницы – ну прямо точь-в-точь как курсант военно-мореходного училища на параде… Да, надо было поглядеть, как приветствовала учительницу Аня Залетаева! Этому можно было бы поучиться! Ах, как жаль, что мы уже вышли из школьного возраста – мы бы и сами с большим удовольствием поучились у Ани.

Между прочим, не грех было бы и всему пятому «А» поучиться у неё же. Ибо стулья в пятом «А» отодвигались с таким грохотом, что даже у привычных ко всему учителей делалось испуганное и даже как бы слегка оглушённое лицо. А уж что касается осанки!.. В такую торжественную, как нам кажется, и волнующую минуту, когда учитель входил в класс, добрая половина пятого «А», можно было подумать, страдала ревматизмом. Одни еле-еле поднимались на полусогнутых ногах, другие повисали над столом наподобие вопросительного знака… Ну а был даже такой ученик, который, видно, настолько был плох, что вообще не мог подняться со стула, хотя минуту назад он, как смерч, пронёсся по коридору…

Но мы, однако, задержались. Стоит ли тратить время на описание класса, приветствующего входящего учителя, когда впереди у нас столько всяких важных событий!..

Итак, пятый «А» встал, приветствуя учительницу.

Все головы разом повернулись налево, а потом стали медленно-медленно поворачиваться направо.

Нина Петровна направлялась к учительскому столу. Она была в модных туфлях на высоких каблуках. На ней была новая зелёная полосатая кофточка. И всё это ей очень шло. Но на этот раз… на этот раз пятый «А» смотрел вовсе не на Нину Петровну.

Вслед за Ниной Петровной к учительскому столу шла девочка, рыжая, невысокого роста, с круглым лицом и ярко-розовыми щеками, по которым, как острова по морю, были раскиданы смешные ярко-рыжие веснушки. Брови у неё были совершенно белые. А густая рыжая чёлка доходила до самых бровей, и в ней, в этой чёлке, вспыхивало разноцветными искорками глядящее в окно солнце.

Она шла и щурилась от солнца. И улыбалась. Так и шла к учительскому столу, щурясь и улыбаясь, и нос у неё от этого морщился, и вид был ужасно весёлый.

Сидящая за вторым столом слева Гвоздева переглянулась со своей соседкой Собакиной, и обе одобрительно хмыкнули.

Возле учительского стола Нина Петровна и смешная девочка остановились.

– Здравствуйте, ребята, – сказала Нина Петровна. – Я привела к вам новенькую. Познакомьтесь, пожалуйста. Это Тося Одуванчикова. С сегодняшнего дня она будет учиться в нашем классе.

При этих словах Нины Петровны Гвоздева с Собакиной опять переглянулись и даже подмигнули друг другу – Гвоздева правым, а Собакина левым глазом. Видно было, что новенькая пришлась им по душе.

– Я надеюсь, Тося, – сказала Нина Петровна, обращаясь к новенькой и беря её за плечи, – что тебе у нас понравится. Ребята у нас хорошие, дружные. Сама увидишь.

И вдруг вместо ответа новенькая прижала обе ладони к носу и чихнула. Гвоздева и Собакина одновременно прыснули за своим столом, а новенькая покраснела так, что её лицо стало темнее волос. Однако, посмотрев на развеселившийся класс, она тоже засмеялась.

Гвоздева и Собакина не сводили с неё влюблённых глаз.

– Будь здорова, Тося! – сказала Нина Петровна. – Учись в нашем классе на здоровье. Сейчас мы подумаем, куда тебя посадить… – И она обвела глазами класс.

А надо тебе сказать, дорогой читатель, что в пятом «А» было всего два свободных места. Раздумывать, таким образом, особенно было нечего. Одно свободное место было рядом с Верой Павлихиной, другое – рядом с Аней Залетаевой.

Место рядом с Аней пустовало всего только неделю. Раньше за одним столом с Аней сидела председатель совета отряда Ира Сыркина. Но неделю назад Нина Петровна отсадила Иру к двоечнику Агафонову…

– Ну что ж, Тося, – сказала Нина Петровна, – видишь, вон там, в третьем ряду, свободное место? Тебе повезло. Ты будешь сидеть с нашей лучшей ученицей, с нашей старостой Аней Залетаевой.

– Бедняга… – сказала Гвоздева, со странным выражением лица взглянув на Собакину, а Собакина долго и сочувственно кивала головой, провожая глазами новенькую.

Тося Одуванчикова шла по узкому проходу между столами и издали улыбалась своей будущей соседке, которая понравилась ей с первого взгляда.

Через секунду она уже сидела рядом с ней.

– Какой хорошенький столик! – говорила она, проводя обеими ладонями по гладкой жёлтой поверхности стола. – У нас в той школе хуже были. У нас были коричневые… А тебя Аня зовут, да?

– Да, – сказала Аня.

– А меня – Тося, – с живостью откликнулась новенькая, и её большие голубые глаза уставились на Аню, и были в них и доброжелательность, и веселье, и любопытство.

А учительница между тем разложила на столе учебники, подошла к доске и стала объяснять, какие наклонения бывают у глаголов.

– А знаешь, – не обращая никакого внимания на повелительные и сослагательные наклонения, громко и весело зашептала новенькая, – я раньше в другой школе училась, в триста первой. У нас тоже школа очень хорошая была. А потом у нас дом сломали, и нам квартиру дали. Ой, такая квартира хорошая! Двухкомнатная!



– Да? – неопределённо отозвалась Аня. Честно говоря, ей хотелось слушать объяснения, она никогда не пропускала их раньше.

– Да! – с жаром откликнулась новенькая. – Замечательная квартира! Приходи ко мне в гости, ладно? У меня знаешь как мама пироги печёт! Потрясающе! У неё на работе она лучше всех пироги печёт!..

– Как, прямо на работе? – не очень охотно удивилась Аня.

– Да нет, конечно! – засмеялась новенькая. – Ой, ну ты смешная какая! Ну как же можно на работе пироги печь! Скажешь тоже! Она дома печёт. И с вареньем, и с маком, и с капустой. А ещё у меня есть брат. Ему пять лет. Он в детский садик ходит…

Всё это произносилось совершенно без остановок, и через десять минут Аня Залетаева, к великому своему ужасу, почувствовала, что у неё кружится голова и пол уходит из-под ног.

– …сослагательные наклонения… – как сквозь туман, слышала Аня Залетаева.

– …у них в детском садике воспитательницу Мария Васильевна зовут. Ой, она такая хорошая!

– …глаголы «возьми», «дай», «принеси»…

– …ну до чего смешно!.. Он прямо в лужу упал!..

Да, дорогой читатель, ты прав. Для отличницы Ани Залетаевой настали тяжёлые времена. На всех уроках новенькая трещала без умолку. Похоже было, что она жила пять лет одна на Северном полюсе и теперь никак не могла наговориться.

Это было ужасно.

На первом же уроке Аня Залетаева, никогда не пропускавшая объяснений учителей, прослушала правило по русскому.

На втором впервые в жизни получила за устный ответ четвёрку.

А на третьем новенькая вдруг полезла в портфель, вынула какой-то пакет и толкнула Аню в бок:

– Хочешь?

– А?.. – Аня подняла голову. Она писала упражнение.

 

– Пирога с капустой хочешь? – сказала новенькая.

– Как, прямо на уроке?! – поразилась Аня.

– Ага! – сказала новенькая. – Да ты не бойся! Мы с Нинкой Кошкиной всегда на уроках ели!

И тут Аня не выдержала.

– Как же так? – сказала Аня. – Ты, наверное, не понимаешь?.. Кто же это ест на уроках?! На уроках занимаются, а не едят!

– Залетаева! – сказал Сергей Фёдорович, учитель математики. – Я тебя не узнаю. В чём дело? Почему ты болтаешь?

Аня вздрогнула и покраснела до корней волос.

Это было первое замечание за всю её жизнь.

Фотография в «Пионере»

Большие круглые часы над улицей показывали без десяти два.

Аня прошла арку с помойкой, вошла во двор. Перед ней был её дом.

«И чего я так обрадовалась, когда её ко мне посадили? – думала Аня. – Ведь это же прямо ужас какой-то! Она же мне теперь учиться не даст!»

Аня открыла дверь, вошла в квартиру.

В доме пахло мастикой. Пол в прихожей блестел как зеркало.

Маленькая лохматая Чапка прыгала и крутилась вокруг Ани. Но сегодня Ане было не до Чапки.

– Уйди, Чапка! – сказала она. – Не мешай раздеваться!

Аня повесила шубку на вешалку в стенном шкафу и направилась в комнату. Там, стоя перед зеркалом, она стянула через голову школьное платье и через минуту, уже в мамином халате, шла на кухню греть обед.

«Из-за неё я четвёрку получила! – думала она, ставя на огонь кастрюлю с супом. – Как я маме о четвёрке скажу? И замечание это ужасное… При всех!.. Каждый слышал, как Сергей Фёдорович сказал: «Залетаева, я тебя не узнаю!» И всё из-за неё, из-за этой новенькой!»

Аня глядела в окно. За её спиной булькал суп.

Аня вздохнула, налила суп в тарелку…

И тут зазвенел звонок.

Аня подскочила на месте и чуть не опрокинула тарелку с супом, а Чапка бросилась к дверям и залилась пронзительным лаем.

«Кто это может быть? – подумала Аня. – Мама никогда так рано с работы не возвращается».

– Анюточка! – услышала она из-за двери. – Ты что там возишься? Открывай скорее!

И через минуту в прихожую вбежала Ирина Васильевна Залетаева. Вид у неё был взволнованный, глаза блестели, из-под меховой шапочки выбивались волосы.

Она кинула пальто на табуретку в прихожей, бросила шапку на книжную полку, чего раньше никогда не делала, и принялась изо всех сил обнимать, тискать и тормошить оторопевшую от неожиданности дочь.

– Анюточка, милая, поздравляю тебя, поздравляю! – кричала Ирина Васильевна. – Красавица ты моя! Умница! Прелесть!..

– Мама, в чём дело? Что произошло?

– Что произошло? Сейчас ты всё узнаешь! Сейчас, сейчас, одну минуточку…

Ирина Васильевна схватила свою чёрную кожаную сумку и вытащила оттуда другую сумку, капроновую, жёлтенькую, и вынула из этой капроновой жёлтенькой сумки какой-то журнал в ярко-синей обложке и замахала им в воздухе.



– Пляши, Анька! – крикнула она и стала быстро-быстро перелистывать журнал. – Вот! Гляди!

С белой журнальной страницы смотрит на Аню Залетаеву девочка в школьной форме.

Смотрит строго, ничуточки не улыбается.

Волосы у неё причёсаны на прямой пробор. Лоб круглый. Глаза чёрные, большие. И очень белый воротничок.

Мама родная, да это же сама Аня! Ну конечно, сама Аня Залетаева. А для тех, кто этого не знает, написано чёрным по белому: «Аня Залетаева, ученица 512-й школы, староста класса».

– Ох! – только и выдохнула Аня.

Никак не ожидала она, что тот человек в кожаном пиджаке, который приходил к ним в школу и фотографировал её среди прочих учеников, вдруг сделает такую огромную, такую замечательную фотографию! И что напишут под этой фотографией: «Аня Залетаева, ученица 512-й школы, староста класса».

Целых пять минут стояла и смотрела Аня на свою фотографию.

А Ирина Васильевна тем временем выгружала из сумки апельсины, копчёную рыбу и шоколадные конфеты. Она вытаскивала из холодильника консервированный клубничный компот и вишнёвую наливку. И накрывала на стол. И бежала на кухню ставить чайник. И звонила на работу своей подруге Тамаре Никитиной, чтобы та немедленно ехала к ним! Ведь не каждый день печатают в журналах Анечкину фотографию!

– Представляешь, сижу я на работе, – рассказывала Ирина Васильевна, – и вдруг вбегает Клавдия Ивановна, наша киоскёрша. «Ирина Васильевна, говорит, вы ещё не видели?..» – «Что, говорю, не видела?» А уже все наши в отделе головы подняли. А Раиса Николаевна даже вскочила… А Клавдия Ивановна говорит: «Вы, говорит, Ирина Васильевна, плохо за печатью следите! А между прочим, в журнале «Пионер» фотография вашей дочери помещена». Ой, что было! Ты не представляешь, как меня все поздравляли… Я на радостях двадцать номеров купила. Всем подарила по номеру. Пусть знают, какая у меня дочка замечательная!

Когда на следующий день Аня Залетаева пришла в школу, то в школе только и разговоров было, что о её фотографии в журнале «Пионер».

– Счастливая! – сказала ей Вера Пантелеева. – Теперь про тебя весь Советский Союз узнает!

– Ещё бы! – сказал Фёдоров. – За границей, между прочим, тоже узнают. Там наши журналы продаются.

– Ой, Аня, – сказала ей новенькая Одуванчикова, – ты такая вышла красивая, просто ужас! Ты на фотографии даже лучше, чем Галина Польских, честное слово!

И только Гвоздева и Собакина делали вид, что всё это их нисколечко не интересует. И Гвоздева даже во всеуслышание сказала Собакиной:

– Подумаешь, в «Пионере» её напечатали! Меня, может, в «Огоньке» однажды чуть не напечатали. Я сама не захотела…

А Собакина добавила:

– Теперь совсем развоображается!

План Тоси Одуванчиковой

В квартире Одуванчиковых стоял чад.

Бабушка Фёкла Матвеевна Одуванчикова жарила рыбу.

Её любимая внучка, пятиклассница Тося, сидела за квадратным кухонным столиком, покрытым голубой клеёнкой с грушами и помидорами, и, обхватив лицо руками и глядя в окошко на облака, ныла:

– Бабушка, ну-у, ба-а-бушка…

– Чего тебе? – говорила Фёкла Матвеевна. Она лила в сковородку подсолнечное масло, и масло, оглушительно шкворча и скрежеща, брызгало в глаза Фёкле Матвеевне и сердило её.

– Ба-а-бушка… – ныла Тося. – Ну почему, почему она на меня никакого внимания не обращает?

В ответ раздавалось яростное шкворчание масла, синий чад расплывался по кухне и, извиваясь, медленно выползал в форточку.

– Бабушка, – ныла Тося, – ну, ба-а-бушка… Ну, я так хочу с ней подружиться!

– Вот и подружись! – сердито говорила бабушка. Она переворачивала ножиком рыбу на сковородке, рыба разваливалась на куски, а Тоська всё ныла и ныла под боком.

– А она не хочет. Я хочу, а она не хочет…

– Не хочет – и не надо, насильно мил не будешь. Чего ты к ней привязалась? Что у тебя, подружек мало?

– Да ты не представляешь, как она мне нравится! Она такая красивая! Даже не хуже, чем Галина Польских!

– Дело какое – красивая! – сказала бабушка. – Человек был бы хороший…

– Ой, бабушка, да ты знаешь, какой она хороший человек! Совершенно не понимаю, за что её Гвоздева с Собакиной «классной доской» прозвали! Никакая она не «классная доска»! Она просто очень серьёзная. И она у нас самая лучшая отличница! Вот погляди, никого в журнале «Пионер» не напечатали, а её напечатали. Ну как мне сделать, чтобы она на меня внимание обратила?.. Ты представляешь, я ей что-нибудь начну рассказывать, а она так голову повернёт, так посмотрит на меня… И я даже не знаю, что дальше сказать. По-моему, ей всё неинтересно, что я говорю. Про кино рассказываю – не слушает. Про артистов – тоже не слушает. Ну, бабушка, ну про что мне такое ей рассказать, чтобы она меня слушала?

– Да про что ж ты ей можешь рассказать, круглой-то отличнице? – сказала бабушка, роясь в шкафу и вытаскивая кухонное полотенце. – Ведь она небось столько книжек прочла! А тебя попробуй за книжку усади! Только и знаешь, что телевизор глядеть целыми днями!

– Она такая гордая, – сказала Тося, не обращая никакого внимания на сердитые бабушкины слова. – Я её пирогом угощала – отказывается. Нинка Кошкина никогда не отказывалась… Бабушка, ну что мне придумать, чтобы она со мной подружилась?



Фёкла Матвеевна взмахнула кухонным полотенцем. Видно, терпению её пришёл конец.

– Сама думай, не маленькая! – сказала Фёкла Матвеевна. – У меня и своих дел полно…

Тогда Тося направилась к телефону, чтобы позвонить закадычной подружке Нинке Кошкиной и поделиться с ней своими горестями. Но только она подняла трубку, как вдруг одна хорошая мысль пришла ей в голову.

Она вспомнила про фломастеры. Про те самые фломастеры, которые дядя Коля привёз ей из Японии. Они были очень красивые. Они лежали в лакированной красной коробочке. По бокам у них вились золотые иероглифы. Они были так хороши, что Тосе даже жалко было ими рисовать…

А что, если показать фломастеры Ане? Вдруг они ей понравятся? О, если они ей понравятся, если только понравятся, пусть рисует тогда сколько хочет! Пусть возьмёт их с собой, пусть держит дома. Пусть даже насовсем заберёт их! Пусть! Тосе ничуточки не жалко! Нет, жалко, конечно, чуточку… Но ей так хочется подружиться с Аней! Так хочется!..

Утром Тося положила фломастеры в портфель и отправилась в школу.

Всю дорогу она думала об Ане и о новых фломастерах.

Она представляла, как покажет Ане японские фломастеры и как скажет при этом: «Если тебе нравятся, возьми себе!» И как обрадуется Аня, и как скажет: «Да нет, что ты, не надо!» И как она, Тося, скажет: «Возьми, возьми! Мне не жалко!» И как Аня с сияющей улыбкой положит фломастеры в портфель и скажет: «Спасибо тебе, Тося. Ты такая добрая!» И как они вместе пойдут домой из школы и всю дорогу будут смеяться и дружить.

А в это время Аня Залетаева тоже шла в школу.

Она шла и вспоминала разговор, который состоялся за ужином у них с мамой.

Вечером Ирина Васильевна, по своему обыкновению, взяла Анин дневник – каждую пятницу она аккуратно ставила в дневник дочери свою подпись – и вдруг увидела в нём четвёрку по русскому устному.



– Анюта! – воскликнула крайне удивлённая Ирина Васильевна. – Что это?!

– Да, мама, я забыла тебе сказать… – сконфуженно забормотала Аня.

– Но в чём дело? Откуда четвёрка? Анюточка, дочка моя, что это значит?

– Ты знаешь, мама, ко мне посадили новенькую, – сказала Аня. – И она меня так отвлекает, так мешает заниматься! Она такая болтушка, такой легкомысленный человек!

– Так почему же ты мне сразу ничего не сказала? – возмутилась Ирина Васильевна. – Я бы давно уже с Ниной Петровной поговорила, чтобы она её отсадила!

– Да нет, мама, что ты! – испугалась Аня. – Я тебя прошу, не делай этого. Я просто сама виновата. Мне давно надо было с этой новенькой поговорить. Она и сама не слушает, и мне не даёт.

– Так как же ты терпишь? Поставь о ней вопрос на классном собрании. Ведь ты же староста!

– Ну зачем, мама! При чём тут классное собрание?

– Тогда дай мне слово, что ты с ней поговоришь, слышишь? – сказала Ирина Васильевна. – Дай мне честное слово.

И сейчас Аня Залетаева шла в школу и думала о предстоящем неприятном разговоре с новенькой.

Ссора в классе

На школьных часах было десять минут девятого.

В пятом «А» толстая Пантелеева поливала на окне цветы.

Пантелеева сердилась.

Слева от неё стоял Спичкин и в который раз рассказывал надоевшую всему классу историю, как он ловил опасного преступника.

Пантелеева сердилась. Она проливала воду на подоконник. Спичкин ей мешал, размахивал руками.

– И вот я иду, – говорил Спичкин, – и вижу – он! Я его сразу узнал. Смотрю – точно: лицо круглое, волосы светлые, глаза серые, на левой щеке родинка… Всё совпадает. Я даже проверил, тетрадку вынул, прочитал: а вдруг, думаю, родинка на правой щеке? Нет, точно, на левой… Я тогда за ним… А он идёт себе, сумкой размахивает, делает вид, что он так просто, погулять вышел. Да меня не проведёшь! Не на такого напал! Я его сразу узнал! Очень опасный преступник! Его милиция уже два года разыскивает!

– Спичкин, лучше тряпку дай! – не выдержала Пантелеева. – Не видишь, что ли, я весь подоконник залила… Совсем помешался на своих преступниках!

Алик Спичкин перестал размахивать руками и сокрушённо уставился на Пантелееву.

– Дура ты! – сказал он. – Что с тобой разговаривать! Зря время тратить. – И он отвернулся от Пантелеевой и направился к Синицыну.

Увидев приближающегося Спичкина, Синицын вскочил из-за стола и вышел из класса. Но Спичкин последовал за ним и вскоре из коридора донеслось:

 

– Я его сразу узнал! Смотрю – лицо круглое, волосы светлые… Ну, думаю, не на такого напал!..

– Фёдоров, – сказала Пантелеева, – ты тряпку не видал? Никак не могу тряпку найти!

Фёдоров важно чинил карандаш.

– Поищи за доской!

– Да я искала! Ну что мне, руками доску, что ли, вытирать? Через десять минут урок начнётся, а нигде тряпки нет!

В класс вошла Ира Сыркина. Щёки у Иры были красные с мороза. На левом рукаве горели две красные нашивки председателя совета отряда.

– Ой! – сказала Ира и с отвращением вытащила из своего стола лохматую пыльную тряпку.

Сидящий рядом Агафонов не пошевелился. И бровью не повёл.

– Бессовестный! – сказала Ира. – Сидишь тут с тобой, перевоспитываешь тебя, а с тебя всё как с гуся вода!

И тут в класс вбежала Тося Одуванчикова.

Вид у Тоси был ликующий. В поднятой руке что-то блестело красным блеском. Рыжие волосы её сразу, как будто только того и ждали, загорелись на солнце.

– Что у меня есть! – кричала Одуванчикова, подскакивала и размахивала в воздухе рукой.

Пантелеева перестала вытирать доску.

Рука Фёдорова с перочинным ножом застыла в воздухе.

– Чего?.. Чего?.. – подскочили к Тосе Гвоздева с Собакиной.

Даже Агафонов и тот с заинтересованным видом уставился на Тосю.

«Так, – подумала Аня, – сейчас опять будет хвалиться какой-нибудь ерундой! Как позавчера. Притащила в класс открытки с киноартистами… Гвоздева с Собакиной, конечно, в восторге были…»

– Ну покажи, покажи! – кричали Гвоздева с Собакиной. – Покажи, что у тебя…

А Тося смотрела на Аню и, приплясывая, направлялась к ней.

Подойдя к Ане, Тося опустила руку, разжала ладонь… и все, кто был в классе, устремились к Тосе.

– Видали? – говорила Тося, показывая коробочку всем, но обращаясь только к Ане. – Видали, что мне из Японии привезли? Ну как, а?..

– Во даёт! – зачарованно произнёс Фёдоров. – А открыть можно?

– Открывай! – милостиво разрешила Тося.

И тут все ахнули.

Толстенные фломастеры блестели в коробочке. Золотые японские иероглифы вились по их зелёным, красным, синим, жёлтым и фиолетовым спинам.



– Вот это да-а! – сказал Фёдоров. – Красотища-ща!

– Это мне дядя Коля привёз! – торжествовала Тося.

– Потрясающие карандашики! – сказала Пантелеева.

– Да какие же это карандашики! Это фломастеры! Это мне дядя Коля из Японии привёз!.. Ань, посмотри, какие красивые!

Волей-неволей Аня взглянула на фломастеры. Они действительно были прекрасны. Но почему обязательно надо хвалиться?

– Интересно, зачем ты их принесла? – сказала Аня.

– Как зачем? – растерялась Тося. – Они тебе разве не нравятся?

– Они керосином пахнут, – сказала Аня. – Убери их, пожалуйста. И вообще скоро уроки начнутся. По-моему, давно пора всем по местам садиться.

Такого поворота дела Тося никак не ожидала. Она вдруг ужасно покраснела.

Ира Сыркина с удивлением взглянула на Аню Залетаеву.

– Ну и что же, что керосином пахнут? – сказала Ира Сыркина.

– И очень даже хорошо, что пахнут! – сказала Пантелеева.

– Да замечательно они пахнут! – воскликнули в один голос Гвоздева с Собакиной. – Не слушай её, Тоська! Она думает, если она староста…

– У нас в школе нельзя фломастерами рисовать, – упрямо сказала Аня. – Убери их.

Из глаз смертельно обиженной Тоси уже готовы были брызнуть слёзы.

– Ну и пусть нельзя! – закричала она. – А я всё равно буду!

«Вот сейчас я ей и скажу! – подумала Аня. – Пусть знает. Пусть при всех услышит».

Она даже встала.

– У нас никто фломастерами не рисует, – сказала она. – И ты не будешь. Я знаю, для чего ты их принесла. Для того, чтобы похвастаться! Ты несерьёзный человек! Ты легкомысленная! Ты все уроки болтаешь! Ты совершенно не интересуешься учёбой. И если ты так будешь вести себя дальше, то я как староста поставлю о тебе вопрос на классном собрании!

Тося слушала всё это, вытаращив глаза.

Столпившиеся вокруг пятиклассники с удивлением взирали на эту сцену.

– А ты… – закричала Тося, – ты… вредина! Воображала! Я хотела с тобой дружить, а теперь ни за что не буду! Ты… ты… «классная доска», вот ты кто! Тебя все в классе «классной доской» зовут, поняла?..

В глубокой тишине, наступившей вслед за этим, Аня услышала, как за её спиной тихо хихикнула Гвоздева.

1  2  3  4  5  6  7  8  9 
Рейтинг@Mail.ru