Любовь может принимать разные формы,
но от этого ее суть не меняется.
Слово автора
Никогда до я не чувствовала, как много сил появляется, когда любишь. Сколько сразу хочешь, можешь, делаешь. Когда тебе все помогает, все тебя ведет. Не пробиваешь головой стены, а входишь в двери. И эти двери открывают люди, которые там не просто так, а только для тебя и поставлены.
Когда писала первый рассказ в 2019 году, даже представить не могла, куда это приведет.
Книги меняют жизнь. И не только книги.
Когда мы проявляемся из своей сути, своей истины, тогда мы светимся, и жизнь сильно меняется в лучшую сторону.
Когда через любовь идем вперед и за все благодарим.
Я смешала коктейль из звезд, жизни, песен, фантазий и снов. Яркий и искристый.
Поднимем же запотевшие бокалы немецкого стекла, со дна которых весело поднимаются пузырьки.
Отпразднуем рождение нового мгновения.
Дзын-н-нь.
Звук замирает в воздухе и тает, оставляя приятное чувство удовольствия.
Хочется закрыть глаза и услышать его внутри себя снова.
Пусть эта книга подарит вам такое же тонкое эмоциональное переживание, как аромат только что открытой бутылки просекко в полумраке дорогого ресторана, когда сидишь рядом с любимым человеком, предвкушая чудесный вечер.
Кому-то очень дорогому…
«Пока Египет закрыт для туристов, позагораю немного. Шутка ли, сверкать на солнечном свете, когда с 2008-го по всем каналам показывают. Нигде не спрячешься. А тут такая оказия. Первый раз за сто лет».
Окинул взглядом берег, убедился, что один, бросил полотенце.
«Горячее море и соленые брызги. Жаль, Белла занята онлайн-академией „Щит“, а Ренесми уже совсем взрослая и укатила с Джейкобом на Мадейру».
Внезапно поднявшийся ветер растрепал идеальную укладку, в янтарные глаза попал песок. В полном недоумении мужчина посмотрел в сторону солнца. На ярком фоне только силуэт подсказывал, кто это мог быть. Черное тяжелое платье в пол, высокие рога, еще не сложенные крылья. Эдвард моргнул и помотал головой, желая отогнать видение.
– Какие люди и без щита, – произнесла с достоинством крылатая гостья.
– Что ты здесь делаешь?
– Письмо тебе принесла из Хогвартса. Совы сейчас по гнездам сидят. Потомство выводят.
– Какое потомство?.. В смысле я не жду письмо из Хогвартса, – Каллен совсем растерялся.
– Да ладно, шучу. Перышки погреть прилетела, в одиночестве подумать. В лесу шум и гам. Вечеринки по всей ночи. Устала я.
Малефисента присела на полотенце.
– Вот как? Хм.
– Думаю об эмиграции. Присматриваю уютное местечко.
– Давай к нам в Форкс. Тоже лес, море.
– И волки.
– И волки.
Солнце медленно опускалось в воду. Ветер торопил алый диск, закрывая тучами. На берегу две фигуры смотрели вдаль. Молчали. Каждый думал о своем.
Джейкоб вернулся в Ла-Пуш. Острый нюх подсказывал: что-то неуловимо изменилось. Но не здесь. В Форксе. Рванул туда в поисках источника.
Бродил по улицам, в лесу, вдоль берега. Объехал на мотоцикле все уголки своей территории. Он не понимал, несет ли чужак опасность для Беллы и Несси.
Кто это? Его уже здесь нет. Но еще совсем недавно… Тонкий аромат кожи, перьев и черной магии. Не в силах выносить круговорот мыслей и тревоги, зарычал и сменил облик.
«Найду, р-р-р-разор-р-р-рву…»
Он бежал быстро, как тогда, преследуя Викторию.
«Удр-р-р-рала-а. Но это не скр-р-р-роется».
Глубокие волчьи следы с процарапанными дорожками от когтей расчертили лес странным узором. Джейкоб. Никого. Не нашел.
Решил вернуться к Ренесми и беречь, как умеет только он. У двери встретил Эдварда, отвернулся, чтобы скрыть свои чувства. Бесполезно. Вампир читает его как раскрытую книгу:
– Никакой опасности нет.
– Что? – Джейкоб с гордостью поднял подбородок и с вызовом посмотрел в глаза Эдварда. – Что ты знаешь? Имеешь к этому отношение?
– Аха-ха. Самое прямое. Учусь у тебя заботе.
– Говори, что это за существо? – Джейкоб чувствовал: еще мгновение, и ярость захлестнет. Он наконец оторвет голову самодовольному кретину.
– В Форкс переезжает одна дама. Трудно объяснить. Скоро я вас познакомлю, – Эдвард улыбнулся, подмигнул волку и вошел в дом.
– Ты мой воздух.
Шокированная и ожившая вернулась домой. Исчезло напряжение в теле, которое носила годами после предательства возлюбленного. Суровое выражение лица сменила легкая улыбка. Ледяная корочка, которая покрывала сердце столько лет, растаяла.
Малефисента листала книгу воспоминаний: пляж, падающие звезды, искры костра в черном небе, разговоры вполголоса. «Сидеть бы с тобой на этом песке вечность», – от непрошенной мысли крылья тотчас подняли ее вверх. Фея рассердилась, стараясь опуститься на землю.
– Ты мой воздух, – шепнул ветер. Она закрыла глаза и улыбнулась.
Две недели они не держались за руки и не смотрели в одну сторону. Четырнадцать долгих дней далеко друг от друга. В крови начало распадаться счастье… Гормональное похмелье. Осколки дофамина, серотонина и окситоцина царапали вены изнутри, вызывая неясный дискомфорт.
Малефисента успела забыть, как это: хотеть танцевать, петь, доверять.
Она была спокойна до. Смотрела на всех прохладным взглядом, чуть свысока, чувствовала себя неуязвимой.
Пока не полюбила.
«Собралась быстро. За три недели.
Летела как на крыльях.
Хотя, почему „как“?
Теперь живу здесь и думаю: может, зря?
У него большой дом, семья, волк…
Воет на Луну, представляешь?
И все принюхивается ко мне.
А-а-а-а!
Никогда проблем с животными не было. И вот, пожалуйста, начались, на очередной сотне лет.
Ладно-ладно, он не совсем животное.
Мне уже по статусу не положено все это: ревность, страсть, встречи украдкой, бессонные ночи.
Мне нравится здесь. Но что-то надо решать.
Так долго продолжаться не может.
Я просто сгорю.
Что делать? Подскажи.
Твоя М.»
Запечатала конверт. Вышла на балкон. Вытянула руку в синеву ночи. Почтовая сова бесшумно села на запястье, зацепилась коготками.
– Отнеси моему старому другу – профессору Д. В Хогвартс, – подмигнула и попыталась взмахнуть потяжелевшей вмиг рукой, подгоняя птицу. – Быстрее, пока я не передумала.
Получив ответ, сожгла после прочтения. Убедилась, что в доме одна. Набрала номер:
– Алло. Швейцарский банк? Я хочу сдать на хранение что-то очень ценное… Да. Лет на сто. Вылетаю.
Через пару дней Малефисенту как подменили: ясный взгляд, спокойствие, легкая холодность интонаций, достоинство, сила… и тишина в груди.
Ее сердце вместе с любовью, положенной под высокий процент, теперь билось в банковской ячейке в Цюрихе.
4 февраля 2022
Сегодня случилась очередная проверка. На вшивость.
Муж восторженным голосом сообщил, что к нам едет… нет, не ревизор. Друг. В гости. На несколько дней. И да – с ночевкой.
– Ты как, не против? – спрашивает меня.
– Против.
– Ну пожалуйста!
– Нет.
– Я тогда напишу, что ты не согласилась.
Вот и поговорили. Мне негде человека уложить, самой места мало. Без ночевок – приму, иначе – нет.
Смотрю на мужа своего, закручинился совсем.
– Грустишь?
– Нет. Но я это запомню.
Вот так раз. Сижу, думаю, чем мне грозит отказ.
– Будешь мне теперь мстить?
– Нет, просто поведение скорректирую.
– Как это? Мне уже начинать бояться?
Молчит.
Искали консенсус, не нашли.
Быть честной всегда трудно. Особенно когда этой честности только учишься. И себя не хочется предавать, и смотришь: не понравилась супругу твоя точка зрения. Сильно не понравилась. И тут же сомнения: «Может, лучше согласиться? Мало ли, вдруг на отношениях плохо скажется. Так хорошо жили, что начинается?» Ну и любимое: «Все пропало».
Сказала, что думаю, а он:
– Не надо над собой ничего делать. Ты уже решила.
Спасибо за это.
Проверку прошли. Оба.
Вчера, когда дочь уснула, мы с мужем вели необычные беседы.
– Что будет, когда я напишу книгу? Как к ней отнесешься? Особенно к тому, что было до тебя.
– Разведемся, да и все, – сразу ответил он.
– Да. Я тоже так думаю.
– ?
– А может, и читать ее не будешь?
– Отстань. Будешь про меня плохое писать?
– Нет, я вообще планировала не освещать отношения… Точнее, наши отношения… Ладно, прочитаешь, когда я умру.
– Хм.
– Мы же можем говорить откровенно друг с другом? Или я должна причесывать и фильтровать?
– Нет. Говори.
И мы говорили.
Может быть, для кого-то в этом нет ничего особенного, но знаете, я вижу здесь столько красоты. Просто пить чай в третий день зимы и говорить так, как есть.
Как же долго я к этому шла.
Когда написала про Еву, боялась именно реакции мужа. Закрыла профиль, чтобы случайно не прочитал. Потом открыла, правда. Не читает. Меня устраивает. Надоело прятаться. Предложил вчера писать про выдуманную женщину. А я пока не могу сочинять. Пока не напишу то, что готово быть написанным. Зачем моим детям и внукам вымышленная героиня? Что она им даст? Не хочу, чтобы они гадали, сколько в книге правды.
Как же долго он к этому шел.
Чтобы просто слушать. Молча. Выдерживать. Не предлагать решений, не указывать на ошибки. Один человек в начале нашей длинной дружбы сказал: «Мне можешь говорить все». И я говорила. Удивляясь, что такое вообще возможно. И это было важно. Ни разу не слышала от него ни упрека, ни усмешки, ни даже намека на критику. Он просто слушал. Я мечтала, чтобы у меня в семье сложились такие отношения.
Как же долго мы к этому шли.
Сколько надо было пережить за десять лет, чтобы перестать бояться и закрываться там, где важно. Каждый раз ты словно знакомишься заново или общаешься с другим человеком. И нет гарантии, что адекватность партнера сохраниться надолго, что в любой момент ситуация не развернется в противоположную сторону. Что будет, когда он прочитает «Вторую жизнь Евы»1? Одному Богу известно. Вот такая предельная честность.
Стемнело. Два выходных проскакали галопом.
Сажали картошку и капусту. Я тренировала терпение и принятие масштабов нашей фазенды. Размышляла, почему люди бросают огород. Кажется, поняла.
Ходили в баню. Расслаблялись. Дышали. Глубоко и спокойно.
Сны удивляли и волновали. Хорошо, что воскресенье, и до обеда не сбылось2.
Деревенское утро обнимало спокойствием. Белая акварель неба обещала длинный день. Кофейно-шоколадный аромат, тонкое позвякивание ложечки, голубика, которую дочь выдавала нам по одной и себе по десять. Растерянные сборы домой.
В город ехали быстро, чтобы успеть на занятие в художественной школе. После так же мчались в парк под беззаботное щебетание детей на заднем сидении. Праздновать каникулы.
Я волновалась, глядя с земли, как дочь проходит трассу в экстрим-парке. И ела. Как с голодного мыса. Думала о клещах. И снова ела, чтобы успокоиться. Прыгали в резиночку, вернулись в школьное время. Ноги-то помнят. Дети тоже заинтересовались. Дочери показалось, что ей не дают напрыгаться, как она хочет. Слезы и обида хлынули наружу. Успокаивали все, мне не удалось. Хорошо, что еду к этому времени уже убрали.
В зоопарке козленок отзывался на Иванушку, что пил из копытца, а барашки отказывались от капусты, но с радостью ели клевер из рук. Мы смеялись. Гусь кричал и старался ущипнуть. Ослику было плохо. Все его жалели.
На выходе из парка увидели лошадей. Они описали красивую дугу по полю из одуванчиков и направились к нам, не сбавляя шага. А скорость у них была приличная. Каждая мама хотела защитить своего ребенка, но дети и не собирались прятаться: снимали на видео, кричали. Лошадки сбежали из деревни. Им тоже хотелось в парк. А может быть, они знали, как помочь ослику?..
Июнь собирает вещи. Лето катится к середине. Спешит. Меняет слайды неба. Голубое, жемчужное, розовое во взбитых сливках облаков, серое, снова голубое. Хочет все показать.
Воскресенье неделю назад – сладкое с горчинкой. Жимолость. Сегодня – сладкое с кислинкой. Виктория.
Комары звенят свои песенки. В предбаннике прохладно. Пойте. Я не боюсь. За дверью жар и березовые веники.
Хорошо. Счастье жить. Особенно когда морковь прополота.
Декабрь. Слов нет. Холодно как в… тундре.
Сегодня влажный ветер. Промерзла до костей. Чай не помогает. «Рафаэлло» тоже. Коробка закончилась. Эффекта нет. А пельмени помогают. Это же семейственность. Традиции.
Каждый новый год под «Что? Где? Когда?» мы с Александром Друзем и Федором Двинятиным3 в детстве лепили пельмени.
Вот и сейчас. И сразу тепло, и можно даже кофту снять. На пять минут.
Я страшно читаю. При любой возможности. Сегодня, например, «Главные блюда зимы. Рождественские истории и рецепты» Найджела Слейтера.
Автор пишет, что зимой читает совсем иначе, чем летом. В свете настольной лампы, закутавшись в одеяло, натянув несколько теплых свитеров и без отопления. Дохожу до конца предложения, понимаю, что сама такая же. Под гирляндой, пуховым одеялом с мишками, в кофте и при отключенных батареях, потому что иначе к утру пересыхают глаза и нос.
В комнате темно, тихо и холодно. Настоящая зима.
Можно бы хандрить или злиться, но самое большое наслаждение в снежное время года – вкусно поесть, а потом вот так сидеть и читать. Книгу о Рождестве, Англии, ярмарках на замерзшей Темзе. Ничего из этих рецептов не готовить, нет. Даже не планировать. Но будто зайти в книгу как в уютный дом с фотографии и побыть там гостем.
Принцесса скучала по Дракону. Когда чувство переросло в тоску, она собрала семью и отправилась в сумеречное, заколдованное место. Воевать. Ее отец вел столетнее сражение с врагом, который буквально вырастал из-под земли снова и снова. Бесконечно.
Принцесса не хотела участвовать. Но чувство долга, будь оно неладно, не давало радоваться летним солнечным дням вдали от опасностей и тяжелых мыслей.
Вот и сейчас принцесса Гвендолин и ее муж, бесстрашный волосатый викинг, облачились в доспехи, шлемы и, несмотря на жару, перчатки. Бросили друг на друга прощальный взгляд и вышли на поле боя. С воздуха сразу атаковали крылатые монстры. Беспощадные, жаждущие крови. На земле враг стоял стеной.
Гвендолин ощутила горечь безысходности и бессмысленности своих действий, сделала вдох и вошла в эпицентр сражения. Мрачные мысли окутали сознание плотным туманом. Место-то заколдованное.
Она размахивала мечом и думала, что если бы не отец, никогда и ни за что не оказалась бы здесь. Думала, как легко любить того, кому ты ничего не должна. И как тяжело не злиться, если должна. Думала, что Чувство Долга очень коварно, оно ведет за собой Вину и Стыд, а это те еще чудовища.
Жара не спадала весь день. Викинг жаловался, что тепловой удар уже близко, но сохранял моральный дух и веру в победу: не успел пропитаться дурманом, витающим в воздухе. Король был не умолим: идем до конца, у нас нет выбора. Еще двадцать семь рядов.
В закатных лучах Гвендолин перестала отличать своих от чужих. Длинные тени путали и околдовывали. Она осознала, что не принимает выбор отца, не согласна с его экспансией на юг и жаждой захватить все земли. Поняла, что внутренняя работа, которую она считала завершенной, еще впереди. Если выживет, конечно.
Суббота – как пазл, собранный с изнаночной стороны. Каждую неделю новый. Подсмотреть некуда, только подгонять по форме.
Сегодня изостудия для детей, книжный магазин, кафе, хор. Снова кафе, «Детский мир», продуктовый магазин, изостудия для взрослых. Один дом, другой дом, кино…
Кусочки плохо стыкуются. Кручу, верчу. Идеально подогнать не получилось ни разу. Между ними пространство, время, неизвестность. Что за рисунок получится, если перевернуть на лицевую сторону?
Кто прав, а кто сильнее? Кто решает, а кто вынужден принять решение другого? Бесконечная борьба заканчивается под хороший старый фильм.
Он говорит:
– Ты такая красивая. Почему ты такая красивая?
Загадочно улыбаюсь.
Он говорит:
– Давай повенчаемся.
– …
День-пазл перевернулся на лицевую сторону.
Слова «я потрясена» не передают всего, что произошло внутри.
От нового уровня доверия, трепетности, любви.
Пробую реагировать по-новому на старые события, которые повторяются ежемесячно. Если вы родители, можете представить, что это за события…
Вообще, дети – это прекрасно. Они отличный тренажер душевных сил, терпения, любви.
Мне трудно дается «все происходит во благо». Боже, ты видишь, я стараюсь поверить и принять. Честно. Гоню плохие мысли и чувство тревоги, которые бродят под кожей, вызывают растерянность и нервную дрожь в коленях.
В особо непростые моменты я подхожу к всегда спокойному мужу и прошу:
– Обними меня. Скажи, что справимся с очередным испытанием и все будет хорошо.
– Все будет хорошо, – эхом повторяет он, сгребая в объятия, и я чувствую, что не одна.
Важно. Ценно. Быть не единственным родителем, не держать весь груз решений и ответственности только на своих плечах, а хоть немного его делить.
Спасибо за это.
Приехать домой в конце недели. Соскучиться по мужу и кошке. Смотреть на них, наглаживать, обниматься. Вместе ужинать. Отвечать на вопросы. Хохотать. Первый раз за неделю спокойно и вовремя уснуть.
Утром танцевать под «Ночных снайперов» на кухне. Напевать:
«Разбуди меня, искупай в самой чистой воде.
Глаза и ладони, нет лучше нигде.
И качается мост между мной и тобой…»
Замечать, что за окном белым-бело.
Завтракать красивой яичницей с колбасой, приготовленной мужскими руками. Хрустеть тостами. Пить яркий клубничный смузи.
Улыбаться. Жить. Любить. Пусть и дальше так. У всех, кто этого хочет.
И мир. И свет. И счастье.
Изучаю Любовь. Рассматриваю с разных сторон, пристаю к мужу с расспросами:
– Был момент, когда я тебе надоела? Когда больше не хотел со мной ничего?
– Нет.
– Есть ли у тебя ощущение, что твое чувство навсегда, независимо от того, в ссоре мы или нет?
– Да.
– И когда ты к этому пришел? Недавно?
– Всегда так было.
– Считаешь, что чувство можно сохранить на всю жизнь?
– Конечно, а как иначе?
Интересно, как чувствует Любовь другой человек? Откуда она берется? Если уходит, то почему? Как конкретно я понимаю, что меня любят?
Вот, что хочу понять.
Фильмы, книги, новый опыт. Люблю не только посмотреть, прочитать, прожить, но и осмыслить. Понять, что изменилось во мне. Прочувствовать. Составить собственное мнение. Написать пост. Вот автор высказался, я тоже хочу.
Но, увы, не всем людям это нужно. Муж и Дочь совершенно не понимают, что я делаю в телефоне каждый раз после кино. К сожалению, люди вообще не понимают друг друга.
– Ты долго еще?
– Мы и так тебе дали полтора часа на фильм, хватит уже!
– Выйди из телефона немедленно.
Бесит. Дико.
Собственничество, которое процветает в браке и детско-родительских отношениях.
Сейчас ясно вижу его везде.
А еще вижу другую сторону: как близкие «зеркалят» мое состояние. Нетерпимость, нежелание ждать, быстрое осуждение, неустойчивость к стрессам. Даже после стольких лет терапии и внутренних изменений мне есть над чем работать и к чему стремиться.
Я – принимающая близких и себя.
Я – ценящая отношения и родных.
Я – любящая, нежная, внимательная.
Оказывается, я в самом начале пути.
Смотрю вниз с балкона королевского замка.
Мелкий снег укутывает заботой вековые кедры. Средневековый город словно присыпан сахарной пудрой, стоит нарядный и торжественный. Как свадебный торт. Черепичные крыши рисуют причудливый узор на его поверхности. В городе кипит жизнь.
На серые каменные перила опускается большой Орел.
– Какие новости? – спрашиваю его.
– Драконы снова безобразничают. Таскают овец из деревни на краю долины, – докладывает птица.
– Вот неугомонные! Сколько с ними говорила о законах, собственности – все нипочем.
– Думаю, им хочется вашего внимания. Его всем хочется, но драконам особенно. Они же как дети.
– Зоопсихолога, может быть, им выписать из соседнего королевства?
– И-и-и-и-и-и, – гогочет Орел, и его смех теряется среди башен крепости.
Серебрянной цепочкой вьется среди сосен река. Высоко. Видно все до самых границ. Солнце почти село. Небо темнеет. В рыжих волосах играет ветер.
Тишину разрывает шум крыльев. Огромный черный дракон опускается на балкон замка. В сумерках его янтарные глаза сияют ярче, чем днем. Из приоткрытой пасти волнами вырывается опаляющий жар, воздух дрожит, дыхание замирает. Больше ничего не будет как прежде.
Подхожу к нему медленно, мысленно прощаясь с красивой жизнью, которая оказалась золотой клеткой. По серому камню струится тяжелый бархат платья.
Дракон опускает крыло, помогая подняться к себе на спину. Глажу ладонью его рельефный бок и шепчу:
– Полетели.
⠀