—Ну, чем займёмся сегодня? – сладко потягиваясь, спросил полусонный Очертяка. Его мохнатая лапка нащупывала под подушкой припасённый с вечера кюлот1 – забавного вида фрукт, любимое очертякино лакомство.
– Козу будем доить, – послышался ответ из гостиной.
– Опять?!. – Очертяка застрял в неудобной позе. Нога, которую он собирался со вкусом потянуть, так и зависла у левого уха. В памяти ярко вспыхнул тот меткий удар козы копытом в лоб, после которого начинающий дояр лежал неделю, не различая цветов и запахов.
– Опять, – донёсся спокойный голос. Какангел, верный друг Очертяки и собрат по приключениям, был невозмутим. – Надо же когда-то научиться. После завтрака найду план-схему и начнём заново.
Несмотря на оглушительный во всех смыслах провал прошлой операции, Какангел не собирался сдаваться. Чистенький и, как обычно, довольный собой, он покачивался в кресле-качалке, деловито листал Энциклопедию Знаний и прихлёбывал ароматный кофе.
– Очертяка, ты зря беспокоишься, – ободряюще улыбнулся он другу. – У нас все получится.
– Ещё бы мне не беспокоиться, – отозвался Очертяка, направляясь в ванную и снимая ночной колпачок. – Шишка-то у меня была. Кто мне советовал – заходи сзади, хватай смелее?!.
– Это было типичное недоразумение. Эррор2, – Какангел любил ввернуть в разговор иностранное словцо.
– Дорогой сэр3, – нахмурился Очертяка, которому очень не хотелось возвращаться к теме дойки козы. – Мы ведь решили, что бережём родной язык. Давай-ка поменьше всего ненашенского.
– Окей4, – согласился Какангел и тут же поправился. – Уговор. Умывайся, одевайся и садись завтракать. Вот принёс тебе свежих кюлотов и пирожков напёк с вареньем. А уж кофе-то какой славный получился!
– Ещё бы стаканчик козьего молочка, – мечтательно добавил Какангел.
Очертяка открыл рот, чтобы высказать своё мнение по поводу «стаканчика козьего молочка», но взглянул на аппетитно накрытый стол и подобрел. Через несколько минут умытый, с причёсанными кисточками ушей, он уже заглатывал третий пирожок и запивал его огромной кружкой горячего кофе.
– Ну, как? Вкусно? – Какангел гордился своим талантом кулинара.
– Вкуснятина какая! А варенье где взял? У тёти Каказалии?
– Нет, конечно, – помахал головой Какангел. – Не буду же я попрошайничать у твоей уважаемой тёти.
– А я разве попрошайничаю? – округлил глаза Очертяка, который все время возвращался от доброй родственницы с полными карманами кюлотов и других вкусных гостинцев. – Мне тётя сама все даёт. Хочет, чтобы племянник рос здоровым и красивым.
– Ты уже и так такой здоровый и красивый, что дальше некуда, – улыбнулся Какангел, окинув взглядом своего упитанного дружочка, одетого в яркий халатик и турецкие домашние туфли.
– Ну ладно, ладно, – заскромничал Очертяка, довольный комплиментом. – Речь не обо мне на этот раз. Откуда все-таки варенье?
– Это же мы с тобой прошлым летом варили, забыл?
– Я-то не забыл, только помнится, кто-то ещё месяц назад сказал, что оно кончилось, – Очертяка многозначительно посмотрел на Какангела.
– Так и кончилось бы, если бы не сказал. – Какангел даже глазом не моргнул.
После завтрака друзья присели на широкий подоконник раскрытого окна. Очертяка улыбался. Его кожаный нос-пуговица чуть шевелился, вдыхая тёплый летний воздух. В его животике мирно лежали не меньше десяти пирожков, и настроение пушкана было прекрасным. Очертяка решил порадовать друга.
– Ну, хорошо. Что там насчёт козы?
Какангел тут же засеменил к книжному шкафу, проскальзывая по натёртому деревянному полу пушистыми пятками. Высмотрев что-то наверху, он подтащил своё любимое кресло-трансформер. Одно движение – и кресло превратилось в удобную стремянку. Надев мягкие тапочки, осторожно наступая на ступеньки, Какангел начал подниматься. За ним с тревогой наблюдал Очертяка. Какангел обожал свою стремянку, но ему ещё не удалось приручить её. От высоты у него кружилась голова.
– Тебе помочь? – не выдержал Очертяка.
– Не надо. Я саа-а-а-а-Й!.
Очертяка кинулся к другу и подхватил его объёмистое тельце.
– Отпусти меня! – брыкался Какангел. – Я сам! Я просто себе на тапочек наступил…
Высвободившись из заботливых очертякиных лап, Какангел все же взгромоздился на стремянку и, пыхтя, извлёк нужный свиток из кучи остальных.
– Вот, – он развернул свиток на письменном столе. – Это план-схема дойки козы. Посмотрим, где мы ошиблись.
Они склонили пушистые головы над примечательным документом, в котором схематичное изображение рогатого животного было опутано стрелочками и пунктирными линиями. Нижняя часть документа была испещрена ссылками и комментариями.
Здесь нужно сделать небольшое отступление. В племени пушканов соблюдались древние традиции. Согласно им, главными ценностями считались знания и умения. Каждый пушкан с малых лет учился создавать все, что ему нужно для жизни, своими руками. Конечно, он сам решал, какому ремеслу или умению хотелось бы научиться, но если уж решил – отказаться от учёбы на полпути приличный пушкан не мог.
Однажды утром, еще до завтрака, Какангел прибежал к Очертяке в обнимку с Энциклопедией знаний, самой уважаемой книгой пушканов.
– Ты что-нибудь слышал о божественной козе по имени Амалтея?
– Честно говоря, я вообще не знаю, кто такая «коза», – Очертяка спросонья туго соображал. – Это тётенька такая?
– Тебе надо больше читать, мон ами5, – сочувствующе вздохнул Какангел, раскрывая Энциклопедию. – Конечно, можно и козу назвать тётенькой, если не знаешь, что… «Коза – домашнее парнокопытное жвачное животное семейства полорогих. Произошла от диких козлов – безоарового, винторогого и одного вымершего вида».
– Парнокопытное и жвачное… Это как? Это когда по паре копыт на каждой ноге и питается жвачкой? Какое смешное существо…
– Смешное существо – это ты, Очертяка. Кстати, пойди умойся и причешись. А то смахиваешь на ананас, – Какангел сделал вид, что обиделся. На самом деле он обрадовался поводу выдать научную справку и тут же засеменил за другим словарём. Очертяка с улыбкой следил за другом. Он знал его маленькую слабость и иногда, чтобы порадовать Какангела, делал непонимающее лицо или задавал наивные вопросы.
– Даю справку, – в голосе Какангела была слышна гордость. – «Парнокопытные – отряд млекопитающих с двумя одинаковыми пальцами – раздвоенным копытом».
– Час от часу не легче… То есть, копыта – это пальцы такие жёсткие? Интересно. А вот еще странное слово – «млекопитающие», – Очертяка и вправду удивился. – Может, правильнее говорить «млекопитающиеся»? Они ведь молоком питаются?
– Очертяка, не морочь мне голову. Это ты питаешься их молоком, и детёныши тоже. А взрослые козы едят траву, жуют ее долго-долго, целый день. Иначе молока не получится. Отсюда и название – «жвачные». Уф! – Какангел перевёл дух, поправил распушившиеся кисточки ушей и убежал за чашечкой чая. Выдача научных справок – дело увлекательное, но и утомительное тоже.
Когда он вернулся, Очертяка уже сидел в своём китайском халатике, изучал Энциклопедию и жевал кюлот.
– Скажи, Какангел, – поднял он лохматую голову, – а когда мы научимся доить козу, мы запишем в нашей Книге умений, что мы теперь «козодои»?
– Не смеши меня, Очертяка! – Какангел чуть не поперхнулся кусочком шоколада. – Козодои – это птицы такие!
– Птицы? – вытаращил жёлтые глаза Очертяка. – Не может быть! Что, даже птицы умеют доить коз, а мы нет?
Какангел от души расхохотался и сквозь смех объяснил:
– Не умеют они доить коз! Их так назвали, потому что они охотятся по ночам, и раньше некоторые думали, что они охотятся на козье молоко. На самом деле это не так, козодои едят только насекомых.
– Ага, понятно! Значит, мы точно не козодои, – успокоился Очертяка и продолжил листать Энциклопедию.
– А можно еще вопросик? – снова встрепенулся он. – Что такое «полорогие»? Может, тут опечатка: надо было сказать «полоротые»?
Какангел, заподозрив неладное, вдруг сделался похожим на злой параллелепипед. Прищурившись, он внимательно посмотрел на Очертяку. Но глаза друга горели таким искренним вниманием, что Какангел смягчился.
– Полоротая коза – это мультперсонаж. А наша коза – полорогая. Рога внутри пустые – полые, значит. Ясно? Ну, давай вернёмся к нашим баранам6.
– Ты хотел сказать, козам?
– Пусть козам, – Какангел терпеливо кивнул. – Так вот, Зевс, главный бог у древних греков, вырос на молоке козы Амалтеи. И стал сильнее всех. Потому что козье молоко очень полезно для организма. Особенно растущего, как у малышей. Например, как у тебя, Очертяка.
– Я не малыш. Я выше тебя на два сантиметра.
– Ну да. Со стремянки.
– И ладно. Зато у меня шёрстка рыжее и гуще!
– А будет еще рыжее и гуще, как начнёшь пить козье молоко.
– Амалтея до сих пор даёт молоко?!. – удивился Очертяка. – Ей же уже много тысяч лет! Уже и греки вымерли все. В смысле – древние…
– Амалтея тоже вымерла. Сейчас вместо неё молоко дают другие козы.
– А где же мы их найдём? Они же не прогуливаются просто так, без дела?
– Конечно, не прогуливаются. Но мы найдём.
Через несколько дней Какангел прибежал домой усталый, но довольный. У деревенской бабушки одного из пушканов жила целая козья семья, и бабушка разрешила юным любознательным пушканам раз в неделю приезжать и доить козу. В одно из воскресений состоялась та памятная дойка, после которой Очертяка долго не решался на вторую попытку.
Некоторое время в доме были слышны только тиканье часов и дружное сопение пары пушканов. Очертяка попутно хрустел шоколадной шахматной фигуркой. На этот раз он выбрал ладью.
– Что-то я никак не разберусь, – вглядывался в план-схему Какангел. – С одной стороны, вроде знакомый силуэт7, то есть, образ… С другой стороны, что-то не то… А, Очертяка, как думаешь?
Тот хмуро смотрел на бумагу. Предыдущая дойка была короткой, и, кроме формы копыта, в очертякиной голове не сохранилось никаких воспоминаний. Сейчас он думал об одном – как бы не схлопотать в лоб во второй раз.
– Значит, так, – Какангел решил подвести черту. – Вот четыре ноги. Вот хвост. Вот голова с рогами. Это ясно. Вот молочный резервуар8, он же вымя. Наша задача проста. Нужно спокойно и осторожно подобраться к козе. Кто из нас будет доить?
– Ты, – последовал короткий ответ. – Я лучше ведёрко подержу с тёплой водичкой для обмывания и полотенце.
– Ну, хорошо. А я сделаю козе массаж9, как тут написано.
– Массаж? – оживился Очертяка. – Это хорошо…
Он вдруг задумался и добавил жалостливым голосом:
– Что-то я с утра чувствую себя неважно… Какангел, ты сделаешь мне массаж спины, а то боюсь, не смогу поехать…
Какангел посмотрел на друга. Тот печально повесил уши, отвёл глаза в сторону, но все-таки потянулся за шоколадным конём. Очертяка обожал массаж и часто хитрил, притворялся больным и придумывал разные поводы, чтобы получить свою порцию удовольствия.
– Ты бы ел поменьше шоколада и делал гимнастику, вот спина и не болела бы, – покачал головой Какангел, – Хорошо, сделаю тебе массаж, но только потом, когда вернёмся.
Очертяка хотел еще что-то сказать, но воздержался и склонился над чертежом.
– Погоди, Какангел, – Очертяка неожиданно вспомнил об одном важном моменте. – Почему-то у твоей козы на схеме не видно бороды. У той, что мы доили, борода была. Коза посмотрела прямо на меня. У неё были рога и бородища, точно говорю. Такая густая и длинная.
– У них у всех бороды, – авторитетно заявил Какангел.
– А эту что, побрили специально для портрета? – прищурил оранжевые глаза Очертяка.
– Да. Эту побрили.
– И кто ее брил?
– Не отвлекайся. Тут написано, что…
– Подожди, – ответ Какангела не успокоил Очертяку. Его душа наполнялась смутным беспокойством. Он пристально смотрел на схему, пытаясь в точности восстановить в памяти встречу с козой. – Так. Четыре ноги помню. Рога – тоже. Бороду помню. Говоришь, эту побрили – пусть. Теперь – вымя. Вот вымени не помню.
– Козы без вымени не бывает.
– Но у той не было!
– У всех дойных животных есть вымя. Вымя и несколько сосков.
– А один сосок бывает?
– У коз точно нет, – Какангел, как всегда, говорил очень уверенно.
Тем не менее, Очертяка очень хорошо помнил, что, подобравшись, к козе, он нащупал только один сосок.
– Нет, Какангел, тут что-то не так. Давай-ка кроме схемы посмотрим рисунки козы. У тебя есть?
– Не знаю, – Какангел почесал нос и чихнул. – Поищу.
Он долго рылся в книгах, и, наконец, нашёл иллюстрации к «Легендам и мифам Древней Греции». Какангел с изумлением обнаружил, что его представления о козе не совсем точны. Главное, у неё не было бороды. Надеяться на то, что Очертяка не заметит столь очевидной детали, было глупо.
– Какангел! А бороды-то нет!
Очертяка почти прижал к носу изображение Амалтеи, рассматривая все подробности, тщательно выписанные внимательным художником. Тут он заметил другое явное несоответствие своим воспоминаниям. Вымя Амалтеи выглядело как на схеме, но хорошо просматривалось больше одного соска.
– А теперь, дружочек, – особым голосом начал Очертяка, – посмотри сюда и ответь: КОГО ЖЕ МЫ ТОГДА ДОИЛИ? Небритую козу с одним соском?!.
Какангел и сам давно все понял и понуро сидел, расправляя кисточки на поникших ушах. Такой промах случился у него впервые.
– Кого, кого… Козла! – решительно ответил он после некоторого раздумья.
– Козла?!. – Очертяка был потрясён. – Он же мужчина! Их не доят!
– Ну вот у нас и не получилось. Извини, друг. Ошибочка вышла. Эррор…
Не в силах вымолвить ни слова, Очертяка стоял, пристально глядя на притихшего Какангела. Потом махнул рукой.
– Ладно, пойду соберу, что нужно, ведра там какие, полотенца. Через час поедем доить. Козу! – он сделал ударение на последнем слове и многозначительно глянул на Какангела. – Слышишь, главный спец по козам?
Главный спец молчал и вертел в руках карандаш.
– Это просто аллес10 какой-то, – расстроенно вздохнул он, почесав затылок. Оставшись в одиночестве, Какангел некоторое время размышлял над произошедшими событиями.
Тут в гостиную заглянул Очертяка и заявил с широкой улыбкой:
– Какангел, не переживай! Ну, ошибся, с кем не бывает! Я знаю, как красиво закончить эту историю.
– Знаешь? – обрадовался доверчивый Какангел. – А как?
Очертяка прикрыл один глаз, поднял бровь и стал похож на симпатичного, но коварного пирата.
– Я получил копытом в лоб, и теперь, чтобы поправить моё здоровье – с тебя три массажа! А поскольку мне массаж важнее, чем козе, поэтому первый – прямо сейчас!
Словарик Какангела
Кюлот – смешной с виду фрукт, похожий на маленькие шаровары, поэтому и называется «culotte», и означает старинные французские штаны до колен. Растёт только там, где живут пушканы.
Эррор – значит «ошибка», английское слово, которое пишется «error».
Сэр – очень уважительное обращение к собеседнику, по-английски пишется «sir».
Окей – любимое выражение жителей Америки. Пишется «okay» и означает иногда просто «да», а иногда – что все идёт хорошо.
Мон ами – обращение к другу, означает, конечно же, «мой друг», и по-французски пишется «mon ami».
Вернёмся к нашим баранам – фраза из старой французской пьесы, когда того, кто отвлёкся от спора про баранов, попросили вернуться к теме.
Силуэт – по-французски пишется «silhouette», означает «образ, очертания, контур». Еще так называют похожие на тень портреты, вырезанные из чёрной бумаги.
Резервуар – особое место для хранения чего-нибудь жидкого, например, воды или молока. В переводе с французского означает «сохранять» и пишется вот так: «reservoir».
Массаж – приятная штука, когда тебе разминают мышцы, гладят по шкурке, а ты лежишь на мягком матрасе и отдыхаешь. Слово пишется по-английски, по-немецки и по-французски одинаково: «massage».
Аллес – «alles», с немецкого переводится «все». Видимо, Какангел растерялся и употребил слово не к месту.
Утро не задалось. Какангел сквозь сон услышал странные ревущие звуки. Он пошевелил одним ухом и прислушался. Звуки доносились из ванной комнаты. Громкость нарастала, и Какангел уловил смысл в грозном бормотании, рычании и сипении. Разомлевший под струями утреннего душа, Очертяка пел гимн себе любимому:
– Тххрынди-брррынди-колбаса, а я – горрдость и крраса!.. Свет мой, зеррркальце, скажи! Да всю пррравду доложи! Я ль на свете всех милее?..
На очередном жизнерадостном «бррынди» Какангел забарабанил в дверь. Гимн очертякиной красоте оборвался.
– Что случилось?
– Это у тебя там что случилось?! Ревёшь, как медведь в тёплую погоду!
Какангел был не в духе. Его разбудили посередине чудесного сна, в котором он нырял в голубые волны Красного моря, а вокруг носились стаи ярких рыбок. Какангел верил в то, что сны 30-х лунных суток – вещие. Особенно сильно он верил в них, когда снилось что-то хорошее, как сегодня.
– Я не медведь, – возразил Очертяка. – Наоборот, я – привлекательный. У меня такие выразительные глаза, такая шелковистая шёрстка… Прямо не могу оторваться от зеркала… А шёрстка блестит, наверное, от ромашкового настоя, который мы с тобой приготовили на прошлой неделе. Знаешь, Какангел, я тут подумал…
Но Какангел уже ничего не слышал. Он растерянно постоял у двери, потом тихо спросил:
– ОТ ЧЕГО ты не можешь оторваться, Очертяка?
Что-то в голосе друга насторожило Очертяку. Он умолк, приоткрыл дверь и потихоньку выглянул, столкнувшись нос к носу с Какангелом.
– Ты что, забыл?!. Нам же нельзя смотреться в зеркало!
– Ой…
Бодрое очертякино настроение мигом улетучилось.
– Да я только разок и глянул…
Наступила пауза. Пушканы были расстроены. Применение предметов, которые сделаны не собственными руками или не подарены кем-нибудь, считалось поступком, не достойным благовоспитанного пушкана. Очертяке давно хотелось иметь зеркало. Он все время приставал к другу с вопросом, когда же, наконец, у них появится зеркало. «Во всех приличных домах есть зеркало, а мы, как в каменном веке, – ныл Очертяка. – Мне уже девять лет, а я ни разу зеркала не видел!» Приставал он и к своей тётке Каказалии, счастливой владелице трёх зеркал, с прозрачными намёками на подарок ко дню рождения. Но многоопытная Каказалия была непоколебима: «Не хочешь учиться – жди, пока напишу завещание».
Очертяка понуро вышел из ванной. Его лицо вытянулось, уголки глаз и рта были печально опущены. Розовый нос хлюпал. На мокрых лапах и спине лежали облака мыльной пены.
– Ну что, мон шери11, давай сюда своё зеркало, – голос Какангела был строг. – И где ты его только взял? Выклянчил у тётки?
Очертяка вынул лапу из-за спины и протянул другу небольшой овальный предмет. Какангел хмуро взглянул на вещицу, и его глаза блеснули:
– Очертяка, дружочек, скажи мне, а ты вообще знаешь, как выглядит зеркало?
– Конечно, знаю. Вот так, – он подсунул вещицу под самый какангеловский нос. – Я все знаю про зеркала. Главное в них то, что когда бы ты ни посмотрел в зеркало, всегда увидишь себя.
– Именно. Я тоже вижу в нем тебя.
– Правильно! Правда, я красивый?
– Да как тебе сказать?.. Безумно. Только одно замечание. Предмет, в котором ты видишь свою неземную красоту, не зеркало.
– Интересно! А что же это, по-твоему?
– Фотопортрет. В рамке, под стеклом. И мне очень хотелось бы знать, где ты его взял.
– Нашёл в шкафчике на веранде. Среди старых игрушек. Он там валялся.
– Валялся! Он не валялся! Я сам сделал и спрятал! Хотел подарить тебе на день рождения, – признался Какангел.
– О-о-о! – Очертяка был потрясён и растроган до глубины души. – Спасибо тебе, дорогой Какангел! Мне очень, очень нравится!
Он с чувством пожал дружескую лапу. Какангел смущённо потупил взор, но по пунцовому носу было видно, что очертякино искреннее восхищение пришлось ему по сердцу.
Очертяка вертел в лапах портрет, вглядываясь в каждую чёрточку милого лица.
– Я очень красивый! Красивее нет, – удовлетворённо заключил он.
– Конечно, Очертяка, никто и не сомневается, – улыбнулся Какангел. Способность Очертяки любоваться собой при каждом удобном случае умиляла Какангела.
После завтрака пушканы пошли прогуляться. Солнышко пригревало, снег почти растаял, птицы наперебой выкликали весну.
– Какангел, ты великий художник, – начал Очертяка особым тоном, означавшим, что вскоре последует какая-нибудь просьба. Какангелу были хорошо знакомы эти интонации.
– Во-первых, не подлизывайся. А во-вторых, говори прямо – что ты хочешь?
Очертяка скосил свои янтарные глаза куда-то вбок, почесал за ухом, пошарил по снегу лапой в толстом ботинке, посопел и, наконец, сказал:
– Мне бы зеркальце…
Какангел вздохнул.
– Ну, хорошо. Вижу, пора тебе получить своё собственное зеркало. Только сразу предупреждаю – это сложное дело.
– Ну, не сложнее, чем доить козу!
– Куда уж. Гораздо сложнее.
Очертяка поднял было брови, но, увидев, что Какангел не на шутку озадачен, промолчал.
Весь следующий месяц Очертяка почти не видел друга. Какангел целыми ночами просиживал в библиотеке, днём бегал в поисках химических составов и секретных веществ, на предложения помощи отрицательно мотал головой, заглатывая второпях огурец или варёное яйцо. Очертяка почти все вечера проводил в одиночестве. Иногда ему удавалось выманить Какангела к обеду жареными креветками и тортом «Тройной шоколад». Какангел приходил поглощённый своими мыслями и молча уплетал любимое лакомство. Бывало, он прибегал взъерошенный и взволнованно рассказывал Очертяке истории о зеркалах:
– А ты знаешь, какие зеркала были у древних египтян? Полированные металлические диски!
– Между прочим, делать зеркала на стеклянной основе придумали итальянцы из города Мурано! Вот ведь молодцы какие!
– А ты знаешь, что зеркала раньше были такими дорогими, что их дарили только королевам?
Однажды утром Очертяку разбудил аромат горячих пончиков с кюлотовым вареньем. Это могло значить только одно: Какангел разобрался в вопросе. «Ура!» – крикнул Очертяка, не зная, чему он рад больше: тому, что на завтрак будут обожаемые пончики, или тому, что его друг снова открыт для общения.
Очертяка помчался на кухню, счастливо топоча пятками. Тёплый аромат ванили и корицы струился вокруг перемазанного мукой Какангела. Какангел расцвёл довольной улыбкой:
– Вэлком12, дорогой друг! Я тут жарю-шпарю-кулинарю!
Он тряхнул головой, и мучной иней, осевший на бровях и ушах мохнатого кулинара, разлетелся в стороны.
После завтрака Какангел сообщил главное: они могут приступить к изготовлению зеркала.
– Мы идём в мастерскую? – обрадовался Очертяка.
– Да. Нужны твои фартуки.
С криком «Несу-несу!» Очертяка унёсся в свою комнату. Через минуту он появился на пороге кухни, прижимая к груди аккуратно сложенные фартуки, переложенные калечной бумагой. У этих фартуков была своя история. Дело в том, что их сшил сам Очертяка после двух занятий на курсах кройки и шитья. Фартуки не потрясали симметрией и аккуратностью кроя, зато оглушали размером. Удивляла и цветовая гамма, зато каждый стежок как будто кричал о неуёмней фантазии и упорстве автора. Какангел, всегда поддерживавший друга, очень хвалил первые шаги Очертяки как кутюрье. Фартуки было решено хранить в любимом очертякином сундучке и использовать только в редких, праздничных случаях.
Пушканы отправились в мастерскую. Коренастые фигурки, обёрнутые фартуками в три обхвата, в защитных очках и резиновых крагах на руках и ногах, напоминали подтаявших снеговиков. Мастерская располагалась в деревянном домике у оврага, подальше от жилища. Неоднократно разваленная во время химических опытов, восстановленная после знакомства с газосварочным аппаратом, мастерская была гордостью пушканов. Войдя первым, Очертяка дёрнул за шнур выключателя, и яркий свет озарил просторное помещение, пахнущее стружкой, лаком, гуталином и немножко яблоками. Тут были: удобный, хотя и травленный химикатами, рабочий стол, прекрасный верстак с крепкими тисками, печь для обжига и сушки, гончарные круги, великое множество различных устройств, инструментов и хитрых приспособлений, придуманных самими пушканами. На широких полках выстроились разноцветные банки и ящики, на которых чётким какангеловским почерком были написаны комментарии к содержимому. Правда, стены, окна и потолок мастерской были перемазаны краской, словно здесь заперли когда-то сумасшедшего маляра, но пушканы считали, что такое оформление только помогает работе.
Какангел положил на стол инструкцию, собрал нужные флаконы, банки и лоточки.
– Приступаем, – он деловито поправил очки и подтянул сползшие краги. – Сначала отрежем нужного размера стекло.
– Какангел… А можно?.. – несмело предложил Очертяка.
– Что – «можно»? – Какангел был сосредоточен.
– Можно мы сделаем зеркало из моего стекла? Я уже отрезал…
Очертяка полез за этажерку у ближней стены и вытащил небольшой свёрток. Распаковав его, он протянул Какангелу пару стёкол размером со сковородку для блинов. Видимо, вначале они задумывались автором как круглые, но рука мастера дрогнула. Линия обвода шла замысловатым путём, лишь издали намекая на окружность. Но Какангел был очень доволен. Он поздравил друга, ласково потрепав его пушистые уши, и вручил знатному стекольщику спелый кюлот, извлечённый из недр огромного фартука.
Работа закипела. Оставив одно стекло про запас, второе пушканы отполировали особым составом и куском старой фетровой шляпы, которую когда-то дедушка Какангела привёз с острова Сардиния. Сильно траченная молью, за долгие годы шляпа утратила былое великолепие, но Какангел никак не мог расстаться с ней. Некоторое время в шляпе жила семья удодов, а после стирки, которую учинил хозяйственный Очертяка, шляпа годилась разве что на протирку мебели.
Очертяке было поручено измельчить и просеять кусок пемзы для обработки стекла перед серебрением. Пересыпая готовый порошок из мельницы в блюдце, пушкан так осторожничал, что чихнул. От знаменитого чиха Очертяки книги сыпались с полки, а если дело происходило за завтраком, яичницу-глазунью сдувало на подоконник. Просеянный порошок разметался по всей мастерской, а самого Очертяку вместе с мельницей и ситом отнесло в угол между этажеркой и шкафом. Какангел поспешил к другу. Бегать в крагах, да еще плотно завёрнутым в фартук, очень неудобно, и Какангел, и без того не слишком устойчивый, пару раз упал, наступив на полу фартука. Наконец, оба пушкана, кряхтя и отряхивая друг друга, попробовали вернуться к работе.
Но порошок затуманил очки, скрипел на зубах, щекотал носы, покрыл летучей сединой шёрстку.
– Давай пропылесосимся! – предложил Какангел. – Сначала я тебя, потом ты меня.
Ручным пылесосом, осторожно, Какангел обработал части очертякиного тельца, видневшиеся между крагами и фартуком. Потом за дело взялся Очертяка. Он уже заканчивал с ногами Какангела, когда вдруг снова чихнул. Дрогнувшая лапа переключила пылесос на полную мощность. Тот взревел бешеным зверем, сорвал крагу с приподнятой ноги, потом присосался к какангеловской спине. Ойкнув, Какангел попытался дотянуться до пылесоса, но, будучи спелёнатым обширным фартуком, только завертелся волчком. Тем временем Очертяку снова отнесло в угол, к этажерке. На этот раз на него упала коробка с ветошью. Какангелу все-таки удалось стряхнуть с себя электрического вампира. Потом он извлёк из-под старых носков и обрывков рубашек притихшего Очертяку. Ни слова не говоря, пушканы поправили очки и продолжили работать.
Почти не дыша, Какангел колдовал над двумя фарфоровыми мисочками с жидкостями. В одну из них он добавил кислоты и небольшой кусочек серебра, а в другую насыпал сахара. Смеси меняли цвета прямо на глазах. Очертяка с благоговением следил за работой друга и грел лампочкой стекло. Потом прошептал:
– Что делаешь?
– Растворы для серебрения, – шёпотом ответил Какангел, помешивая жидкости стеклянными палочками. Сильно пахло аммиаком, и Очертяка прикрыл лапой нос. Какангел покосился на него.
– Если собираешься чихать, лучше выйди.
Очертяка нажал на переносицу, чтобы не чихнуть. Уходить ему не хотелось.
Раствор для серебрения налили на подогретое стекло. Оно потемнело, но скоро начало светлеть.
– Видишь, это осаждается серебро, получится амальгама13 – самая главная штука в зеркале, – объяснил Какангел. – Давай лампу, посвети сквозь зеркало.
Он промыл новорождённое зеркальце водой и стал придирчиво смотреть в него. Контуры лампы были едва видны, зато контуры двух взволнованных носов и двух пар очков чётко отражались на гладкой поверхности. Какангел удовлетворённо угукнул.
– Ну что, готово? – Очертяка подпрыгивал от нетерпения.
– Нет еще. Нужно запечь.
– Как это? – растерялся Очертяка. Оно же не курица!
– Натюрлих14. Так надо. Прочнее будет, – Какангел осторожно размещал зеркальце внутри печи.
– А сколько ждать?
– Два часа.
Закрыв дверцу печи и облегчённо вздохнув, Какангел снял очки и краги.
– Пойдём пока выпьем кофейку, – предложил он.
– Я сам сварю, – Очертяка заторопился в дом, на ходу распутывая фартук и спотыкаясь.
После первой же чашки кофе Очертяка засуетился:
– А если оно уже испеклось? Пойду гляну.
– Прошло всего полчаса. Потерпи! – Какангел лежал на софе и расслабленно смотрел в потолок.
Но Очертяка не понимал спокойствия друга. Сейчас, когда долгожданное зеркало вот-вот станет его собственностью, он не мог терпеть ни одной лишней минуты. Вздыхая и не находя себе места, он беспрестанно поглядывал на часы и мучил Какангела вопросами: «Испеклось? Не пригорит?» В конце концов, Очертяка не выдержал и побежал в мастерскую. Там он уселся на раскладной стульчик прямо напротив окошка печи, уложил на круглых коленках бумажный кулёк с кюлотами и принялся жевать, не отводя взгляда от вожделенного предмета.
Когда Какангел пришёл в мастерскую, Очертяка, усеянный косточками от кюлотов, безмятежно спал, свесив набок уши. Какангел легонько подпихнул дружка, тот уселся, хлопая глазами. И тут же закричал:
– А зеркало?.. Зеркало не пригорело?
– Не может оно пригореть при 100 градусах! – Какангел выключил печь, надел мягкие варежки и почти не дыша достал зеркало.
Оно удалось на славу. Ровненький слой амальгамы радовал глаз.
– Ну что, все? Можно забрать? – вертелся Очертяка.
– Терпение, только терпение! Сейчас только лаком покроем…
– Давай я покрою! Где лак?
– Вот стоит на столе, в пульверизаторе15. Надень фартук и легонько нажми на рычаг…
Но Очертяка на радостях забыл об осторожности. Он схватил банку и нажал на рычаг что есть сил. Лак щедрой струёй ударил на зеркало и залил большую часть стола. Какангел подскочил к другу, пытаясь вырвать банку, и через секунду оба пушкана были забрызганы лаком от ушей до животиков.
Спустя час терпеливого отмывания Очертяка, наконец, взглянул в зеркало. Он увидел испуганные глаза под слипшимися бровями, разлохмаченные уши и подмятое лицо с остатками лака в самых ненужных местах. Он долго и молча разглядывал своё отражение.