Ирина Югансон
Иржик Рыболов или Рыцарь Серебряной пряжки
Там на полузатопленной коряге, словно дожидаясь их прихода, сидело нечто несусветное. Его и видно почти не было за клубящимся сизым маревом, разве что смутно проглядывала огромная, как печной чугунок, голова со спутанными зелёными волосами и чёрные, похожие на обгорелые сучья, лапы.
Попугай устроился на соседней кочке и заорал, подгоняя друзей:
– Ну же, начинайте! Что вы там застр-ряли? Р-растяпы!
Ребята пытались отдышаться и унять дрожь в руках. Иржик вытащил из кармана записку, пряж… – А вот пряжки то нет!.. Пропала! Как же так?!
– Потер-ряли? Ар-ртефакт потеряли!.. О, бедная-несчастная моя Р-розамунда!..
Попугай причитал и бранился, друзья хлопали себя по карманам, ища провалившейся за подкладку «ар-ртефакт», солнце подымалось всё выше… Наконец, Иржик вспомнил, что пряжка висит у него на шее, успокоился и открыл было рот, чтобы прочесть заветные слова…
И вот тут приятель схватил его за руку:
– Стой! А ну, погоди-ка минутку! – болотный туман сползал клочьями, и то, что открывалось незатуманенному взгляду, Берджику очень не понравилось: – Что-то здесь не так, что-то мне это здорово напоминает. Правда, для полного сходства не хватает тыквы с фонарём и скрипучей тележки. – Он подобрал какую-то гнилушку и со всей силы швырнул в принцессу. – Оп-паньки! – «Розамунда» покачнулась, чугунок загудел и с него слетели зелёные лохмы. – А скажи нам, милая птичка, что это за представление ты устроил? И для кого?
– А ещё, о друг магрибских дервишей и португальских королей, не ты ли и есть тот самый зловредный «Пир-ранор-р», что бедных принцесс похищает?
Попугай отлетел на безопасное расстояние.
– Всё р-равно будет по-моему, без меня вам не выбр-раться из тр-рясины!
– Ничего, мы постараемся. Пойдём отсюда, Иржик, пусть он сам спасает свою Р-розамунду!
– Нет-нет не уходите! Вы всё не так поняли! Это пр-росто была пр-роверка!
Клянусь! Ир-ржик!.. Бер-ржик!.. Вер-рьте мне!
Я выведу вас отсюда, только пр-рочитайте заклинание! Я озолочу вас! Порт-ругальский кор-роль озолотит вас!
Но ребята его уже не слушали.
– Пошли, Берджик, нечего нам здесь делать
– Пошли, Иржик!
Не час и не два блуждали они по болоту, цепляясь друг за друга, прощупывая удочками зелёные плавучие островки, вывалявшись в тине и ряске с головы до пят, и лишь к вечеру добрели наконец до дома.
Тётка, увидев их, не сразу дар речи обрела:
– Где вы, расскажите, коли не секрет, столько грязи отыскали? Где так изгваздаться умудрились? Такой гадости до самых СтрАховых болот не водится. Или вы и туда забрались в поисках Розамунды своей? Угадала? А не хватит ли с вас, друзья подвигов? – нашлись тут, на мою голову, бродячие рыцари! Ну-ка, живо, мыться, отскребаться и спать, ругать и кормить вас я завтра буду.
А ещё через пару деньков пришло пани Терезе письмо от сестры с припиской для Иржика, где за ласковыми словами стояло: «Вот что, дорогие-хорошие, возвращайтесь-ка, домой, погуляли и хватит, делом пора заниматься.»
Иржиков тёзка и приятель взялся подвезти ребятишек.
И вот на следующий день, обняв и расцеловав тётушку Терезу, крепко пожав руку Ондржею и чмокнув Данку в румяную щёчку, наши герои отправились в обратный путь,
Всю дорогу разговор у друзей вертелся вокруг странного попугая.
– Зачем мы ему? Что он к нам привязался? Вернее, к тебе, Иржик? Неужели действительно, всё дело в этой злосчастной пряжке?
– Ничего не понимаю. Похоже, никакой принцессы и не было никогда?..
– Ладно, теперь нам этого уже не узнать…
– А, всё же, жаль… Знаешь, она мне часто виделась во сне…
– А какая она была?.. Ну, во сне?..
– Как тебе сказать… Помнишь девочку с портрета, дочку нашего учителя?..
– Марушка!.. Что помнить, если и не забывал? Так она, то-есть принцесса была чем-то похожа на Марушку?
– Одно лицо.
– Жива ли она?..
– О принцессе мы хоть знаем, что бедняжка в чудище превратилась…
– Ничего мы о ней не знаем, всё это – враньё вредной птицы. Да и чудищ нет больше нигде.
Они замолчали, расстроенные.
Телега покачивалась и поскрипывала, кобылка на ходу отмахивалась от назойливой мухи, возница в знакомой шляпе с петушиным пером улыбался каким-то своим мыслям и покуривал трубочку – благодать! И тут вдруг Иржик как подскочит, как хлопнет себя по лбу:
– Какой же я осёл! – Есть чудище! Есть! И все о нём знают. И далеко его искать не надо… Да я сам сто раз мимо того места проходил!
– А человеческим языком объяснить можешь?
– Ты ничего не слыхал о страшилище из-под Гнилых Мостков?
– Как не слыхать, прачки о нём каких только историй не рассказывают, и все как одна – враки.
– А ведь недалеко от этих самых мостков я и выловил башмачок с пряжкой. А одно с другим связать мозгов не хватило!
– Значит, идём туда?
– Замётано!
В городе телега перво-наперво свернула к дому Иржика. Пани Катаржина старалась не показать, как испереживалась за эти дни, только обняла детей так, что у бедных рёбра чуть не хрустнули. Отец молча пожал ребятам руки, словно равным – ох, проболтался Войтек о приключениях в замке, как пить дать, проболтался! – Потом мать засуетилась, поспешила накрыть на стол, чтобы всех накормить с дороги, но Иржик остановил её: – Погоди, мам, мы ещё к Берджику заглянуть должны, чтобы пани Божена не волновалась, а потом вернёмся и уж тогда корми нас хоть на убой. Только сначала возьми вот это – он протянул матери туго набитый, явно тяжёленький мешочек.
– Что это?
– Развяжи – увидишь.
Мать развязала шнурок и ахнула:
– Я таких денег сроду в руках не держала!
На все вопросы изумлённых родителей отвечать оставили Иржи Большого. А ребята, наскоро перекусив, отправились к пани Божене.
Там сцена повторилась, – объятия, попытка усадить за стол и, конечно же, выложенный на этот стол тяжёлый мешочек с деньгами.
–Ты бери, мам, я эти деньги честно заработал – не выиграл, не украл, тут долго рассказывать, но уж поверь мне.
– Старые какие монеты, и всё серебро. Клад что ли мой непутёвый сын отыскал? – попыталась пошутить растерянная женщина.
– Отчего же непутёвый? Очень даже путёвый. И это – в самом деле старинный клад. Я тебе всё-всё потом расскажу, только не сейчас, ладно?
Главное, мам, не придётся тебе больше стирать чужое бельё. Этих денег ведь должно нам хватить на жизнь, пока я не вырасту и не стану настоящим аптекарем?
А теперь не обижайся, но нам надо бы ещё в одно местечко прогуляться пока не стемнело.
– И далеко вы решили прогуляться?
– Да не слишком. На речку.
– Рыбки что ли половить?
– Считай, что так. Мам, на всякий случай, нет ли у тебя какой старой рубахи и юбки?
– Где ж я тебе, сынок возьму старые, если эти у меня и старые и новые? И потом, уж не собираешься ли ты моей юбкой пескарей ловить?
– Пескарей – не пескарей, а кой-кого поймать совсем не худо было бы.
– Это кого ж, если не секрет?
– Был секрет, да весь вышел – надоело секретничать. Принцессу заколдованную мы ищем.
– Прямо-таки принцессу!? Да ещё и заколдованную? И, кроме как на нашей Свратке, принцесс больше искать негде?
– А чем плоха наша Свратка?
– Ну конечно, и сомы в ней водятся и уклейки, так отчего б и принцессам не завестись?
– Ты, мам, не смейся, мы уж и сами над своей глупостью ухохотались, только а вдруг?.. Что ж она сюда голая да мокрая пойдёт?
Мать вздохнула, раскрыла старенький сундук, долго что-то в нём искала, наконец вытащила чуть не с самого дна девичью рубашку и юбчонку, цветами вышитые, кружевом льняным украшенные.
– Ух ты! Мам, откуда такая красота?
– Так моя это одёжка. Сама я её сшила, сама цветами вышила, сама кружевце сплела, когда была годков на пять тебя постарше. Гонзе своему хотела понравиться.
– Помереть, как красиво!
– Ты погоди, может, принцесса ваша от такого наряда нос будет воротить, она ведь к шёлку-бархату привыкла…
– Пусть только поворотит! Я её тогда сам обратно в речку запихну!
– Что ж ты у меня такой сердитый?
– Я не сердитый, а тебя обижать никому не позволю!
Пани Божена крепко обняла ребятишек:
– Ну, держите, спасители принцесс! – она протянула небольшой узелок – Я там полотенчико добавила и гребешок, а вдруг и в самом деле пригодятся? .
Чем ближе были знаменитые Гнилые Мостки, тем неуютнее становилось ребятам – одни на берегу, рядом ни души, если что, хоть оборись, никого не дозовёшься. Там, в чужих деревнях, было проще, там всегда рядом толклась целая куча народу, а здесь даже попугая и то нет. А мостки склизкие. А вода чёрная.
Но одно дело бояться, а совсем другое – свой страх показать. Ну уж нет, этого никакое страшилище не дождётся!
– Выше нос, Иржик!
– Хвост трубой, Берджик!
– Сидит, небось, это чудо лупоглазое под мостками, да на нас облизывается.
– Подавится. Хватит болтать попусту, делом пора заняться.
– Слушай, Иржик, а как же мы нашего страхолюда выманим?
– Вот уж это проще простого.
Иржик обломил ивовый прут, счистил листву и, сняв с шеи шнурок с пряжкой, смастерил нечто вроде удочки, подёргал, проверив крепость снасти, потом размахнулся пошире и закинул наживку в воду.
Долго ждать не пришлось – из воды высунулась корявая зелёная лапа с перепонками и вцепилась в добычу. Мальчишки в четыре руки потянули ветку, ветка напружинилась, чёрная вода пошла рябью, и оттуда показалась безволосая голова без шеи, на голове белесые выпученные глаза и огромный, как у жабы, рот.
Неужели это и есть Прекрасная Розамунда?
– Ты кто? – испуганно выдавил из себя Иржик.
– Я Марушка – почти неслышно прошептало чудище.
– Марушка! – ахнули ребята.
– Мар-рушка! Мар-рушка! – прохрипел с ветки невесть откуда взявшийся попугай. – Кр-расавица, не пр-равда ли?! И вы у меня сейчас такими же кр-расавцами станете, если не поспешите пр-рочитать заклинание! То самое, с обгор-релой записки!
– Почему бы тебе самому его не прочесть ?
– Дер-рзите?! Издеваетесь?! Да потому, что этот идиот аптекар-рь пр-ревр-ратил меня, меня, великого Пир-ранор-ра в дур-рацкую птицу. Я не могу нор-рмально пр-роизнести ни одного слова с пр-роклятой буквой «р-р!»
– А Розамунда?
– Дур-раки! Пр-ростаки!.. Р-розамундой я мор-рочил ваши пустые головы, потому что мне нужны были такие востор-рженные, нер-рассуждающие помощнички.
А сейчас, если вы не пер-рестанете задавать глупые вопр-росы и не пр-рочтёте заветные слова, пр-ричём чётко и без ошибок, я пр-ревр-ращу вас…
– Хорошо, я уже достаю бумагу, вот, я уже читаю!..
– Не надо! – в один голос закричали Берджик и чудище.
Но Иржик, не слушая их, начал. Нараспев, не пропуская ни буквы, тщательно выговаривая каждое слово:
– «Соде – радна – содравг… – попугай дёрнулся, словно его ударили палкой и каркнул по-вороньи, – аро-марбма-арок-аро! Супрок суэ муставк!»
– Что ты делаешь!? – в ужасе завопил попугай, и ему было отчего вопить, потому что слова из обгорелой записки Иржик читал шиворот-навыворот.
Попугай рванулся было к мальчику, но без сил повалился на траву.
А Иржик, сделав паузу, чтобы набрать побольше воздуха, громко прокричал: – «Ро-на-рип!»
Едва последнее слово отзвучало, раздался страшный грохот, и на том месте, где только что шипел от злости синий попугай, встал высокий столб синего дыма. Дым густел, чернел, в нём стала смутно обрисовываться фигура огромной крючконосой птицы с красными, горящими злобой глазами, птица металась внутри клубящегося марева, билась, словно о прутья невидимой клетки. Внезапно, дым начал светлеть, истончаться и расползаться рваными клочьями, и чёрная птица стала истончаться, вытягиватся в тонкую чёрную нить, потом натянулась струной и беззвучно лопнула.
«Пир-р-ранор-р», исчез, словно его и на свете не было.
И чудище тоже исчезло. На берегу, рядом с друзьями, стояла девочка с портрета – Марушка. Она была вся мокрая, в перепутанных лохмах буро-зелёных водорослей вместо платья, растерянная, с изумлением разглядывающая собственные руки, обыкновенные человеческие руки, без загнутых когтей и лягушачьих перепонок. Ей было холодно и неловко. Смущённый Берджик развязал узелок и протянул девочке полотенце
– Вот, ты оботрись и переоденься, а мы отойдём в сторонку. Не стесняйся, мы не будем подглядывать. Ты только не реви, ладно. Всё будет хорошо, ты только не реви.
Да, мы же ещё не познакомились. Вот он – Иржик, а я Берджик.
Мальчишки отошли за ракитовый куст и стояли молча, уставившись в речной песок, и только когда Марушка тихонько покашляла и окликнула их, они словно отмерли, круто повернулись и снова обомлели – перед ними стояла, нет не пр-рекр-расная принцесса, а обыкновенная, живая девчонка Туго заплетённая светлая коса было перекинута на обшитую льняным кружевом рубаху. Пышная цветастая юбка прикрывала босые ноги.
Сначала все не могли и слова вымолвить, потом заговорили разом, потом Марушка села на песок и горько заплакала, потом, так же внезапно, вскочила, рассмеялась, закружилась, и пышная, расшитая цветами юбка закружилась вместе с ней.
– Эх, жалко, нет у нас ни башмачков, ни сапожек – не сообразили, да и взять было негде.
– Ничего, по земле я и босиком могу идти. Если бы вы знали, какое это счастье, ощущать землю под ногами!
– Нет, так не годится, босиком пойду я. – Иржик уже разувался. – Мне не привыкать, и, потом, ты всё-таки девочка, а я мужчина. Что великоваты – ерунда, мы сухой травы подложим.
– А я не стану снова?.. Вдруг этот вернётся и меня … меня… – Слёзы мешали ей говорить.
– Не бойся, «этот» никогда больше не вернётся. Ты нам веришь?
Девочка кивнула.
Пошли?!
Иржик и Берджик крепко взяли её за руки.
– Я боюсь!..
– Но чего?
– Не знаю. Просто, мне страшно.
– Мы же с тобой! Ну, смелей, идём!
– Куда?
– Туда, где тебя всё это время ждали.
Ребята переглянулись – надо что-то делать, ведь Марушка отвыкла жить с людьми, зато привыкла ото всех прятаться и опасаться чуть не каждого шороха.
– Хочешь, я научу тебя заворачивать пилюли?
– А хочешь, я расскажу тебе, как первый раз растирал мел в ступке? Это так смешно – обхохочешься! Представляешь, я думал, что кальциум карбоникус – это страшный яд, правда-правда!
Так, развлекая девочку разговорами, вспоминая или на ходу выдумывая смешные истории, радуясь, когда бледное личико озарялось робкой улыбкой, ребята миновали городские ворота. Так, болтая вроде ни о чём, не отвечая на оклики знакомых, не обращая внимания на оглядывающихся на них прохожих, шли они по узким городским улочкам к красному кирпичному дому под аптекарским гербом.
И вот они стоят у входа. Марушка нерешительно протягивает руку и сразу же отдёргивает её, словно боясь обжечься..
– Ну?!
– Ну же!
– Может, лучше вы?
– А давай вместе?
Три руки одновременно схватились за шнур, и тотчас где-то в глубине дома отозвался радостным трезвоном бронзовый колокольчик.
Конец.
