Пусть невозможного в стремительной погоне
Достичь ты хочешь, человек –
Не бойся, что замедлят бег
Дерзанья золотые кони!
(Эмиль Верхарн)
Девушка бежала из последних сил. Мокрый песок затягивал босые ноги по самую щиколотку, будто пытаясь остановить ее. Разгневанное море швыряло пенные волны на берег, словно всей своей яростью старалось разбить землю, раздробить ее на мелкие части, чтобы полностью завладеть сушей. Затопить все вокруг, овладеть всем пространством земли, и беспрепятственно гоняться по бескрайним просторам наперегонки с облаками, подчиняясь только упругим порывам ветра.
Соленые брызги и клоки пены летели девушке в лицо, мешая ей как следует рассмотреть дорогу. Она торопливо вытирала их рукой, откидывала назад растрепавшиеся, висящие мокрыми сосульками волосы, и продолжала упрямо бежать и бежать вперед, не обращая внимание на бешено колотящееся сердце, которое грозило выскочить прямо из горла, на пульсацию крови в висках, стараясь не думать о том, что случится, когда ее силы кончатся и она просто свалится на мокрый песок, не в состоянии больше двигаться. И тот, кто сейчас гнался за ней, ненадолго отставший где-то там позади в развалинах старого маяка, нагонит ее. Страх гнал ее вперед, не оставляя в голове никаких других мыслей, как только добраться до стен крепости. Там светят фонари, там должны быть люди. Она не слышала ничего кроме завывания бури, шума, бьющихся о берег волн, да гулкого стука собственного сердца. Когда стены замка, сложенные из серого, угрюмого камня много столетий назад, уже нависали над головой, чья-то сильная рука схватила девушку за плечи, повалив на землю. Она упала, больно ударившись головой о выступающий камень, и мир вокруг померк.
– Марта!! Ты чего сидишь тут, как Аленушка у ручья??! А ну, давай быстро в бухгалтерию, там начальство уже лютует. Говорит, что мы уже должны быть на вокзале.
Голос моего приятеля Пашки вывел меня из задумчивости, в кою я впала, получив известие, что меня отправляют незнамо куда и незнамо зачем. А именно, на курсы повышения неведомой квалификации, куда-то аж на берега Балтийского моря. Я сидела и с тоской размышляла, чего я там не видела на этом самом море? Мне и здесь жилось совсем неплохо. А тут, как снег на голову… Ну, с точки зрения начальства, все было вполне логично. Мы с Пашкой, два самых молодых сотрудника отдела, и повысить нашу квалификацию было просто жизненно необходимо. Тем более, что разнарядка пришла соответствующая. Вынь, как говориться, и положь, двух специалистов. А с начальством, все знают, не очень-то и поспоришь.
Я поднялась тяжело со своего стула, как будто на моих плечах лежал груз вечности, и уныла побрела в бухгалтерию. Пашка, хлипкий очкарик, шел рядом со мной. Пританцовывая от нетерпения, и, захлебываясь от восторга, пересказывал мне содержание туристических буклетов, которые во множестве валялись у нас в комнате отдыха на журнальном столике.
– Ты представляешь!! Мы увидим старинные рыцарские замки, которые построены были аж в 13 веке!!
На что я угрюмо пробурчала себе под нос:
– Ага… До нашей эры…
Пашка моего бурчания не расслышал, поэтому, пытаясь заглянуть мне в глаза, с интересом переспросил:
– Чего до нашей эры?
Я вяло от него отмахнулась.
– Ничего… Это я так… Восторг свой выражаю.
Пашка с сомнением посмотрел на меня, восторга на моем лице не обнаружил, и загрустил.
– Ну, чего ты? Это же здорово!! Чем ты недовольна? – Потом, не дождавшись от меня ответа, с подозрением произнес. – Или тебя моя компания не устраивает?
С самого первого дня моего пребывания в отделе мы с Пашкой подружились. Пришли на работу, практически, в одно время, и по возрасту были самыми молодыми в отделе. Пашка был достаточно высок ростом, чтобы я его заметила, но худой и бледный до невозможности. Казалось, что он ни разу не ел в своей жизни досыта и уж точно, ни один солнечный луч не касался его кожи. Старшие «товарищи» прозвали его за глаза «бледнолицая ящерица», что по понятным причинам, Пашку не радовало. Но, отнестись к нему с пренебрежением этим самым «товарищам» не позволяла Пашкина голова, точнее, то, что в ней находилось. Иногда, наш начальник останавливал взгляд на склоненной над перфоратором для ленты, Пашкиной спине, и с нескрываемым восторгом, с каким-то придыханием, шептал: «Гений! Настоящий гений!»
Пашка был обладателем уникальных мозгов, решающих со скоростью хорошего компьютера любые поставленные перед ним задачи, а также, энциклопедических знаний во многих областях, начиная от микробиологии и кончая астрономическими изысканиями, чем беззастенчиво пользовались все в отделе. А у меня это вызывало небывалую гордость, будто он был не моим другом, а моим ребенком. Собственно, это было не так уж далеко от истины. Если бы я не взяла над ним шефство с самого первого дня, то Пашка вполне мог уже раз сто умереть от голода или заблудиться в хитросплетениях коридоров и состариться где-нибудь в одном из кабинетов с пыльными папками на полках.
Сначала Пашка, следуя своей пылкой натуре, решил, что влюбился в меня. Но, я ему довольно быстро объяснила, что наши дружеские отношения могут продлиться намного дольше, чем романтические. И он, пораскинув своими гениальными мозгами, вынужден был признать, что я была права.
И теперь, на его дурацкий вопрос я даже не сочла нужным отвечать. Просто хмыкнула, и сокрушенно помотала головой. Это Пашку слегка взбодрило. И он опять принялся вдохновенно расписывать мне все прелести нашей поездки. Я понимала его. Пашка знал географическую карту мира, так же хорошо, как я родную квартиру. Спросонья, мог безошибочно назвать столицу любого государства, и рассказать о нравах и обычаях народов мира, начиная от высоких цивилизаций и кончая каким-нибудь маленьким туземным племенем, затерянном в дебрях джунглей. Но, знания эти у него были, так сказать, больше теоретическими. Нигде дальше, чем за пределами родного города Пашка не бывал. Разве что, в деревню в детстве ездил пару раз, о чем у него остались весьма смутные воспоминания.
Что касается меня, то несмотря на свой не очень пожилой возраст, объехать я успела почти всю страну. И все, благодаря моему деду, который был носителем миллиона различных званий и являлся почетным членом кучи всяких Академий наук. Так как во все свои многочисленные поездки он брал меня с собой, начиная с четырнадцати лет, то и повидать я успела много чего. Поэтому, к путешествиям относилась довольно сдержанно, очень рано поняв простую истину, что хорошо там, где нас нет, а еще, в гостях хорошо, а дома лучше. Именно поэтому, внезапная командировка на три месяца на берега Балтийского моря, меня не особо вдохновила.
Я, постучав в двери с табличкой «бухгалтерия», дождалась грозного рыка «Да!», и робко просочилась внутрь кабинета. Главный бухгалтер, могутная женщина пожилого возраста, слегка напоминающая львицу, которой неведомо как удалось сбежать из зоопарка, с мелкими кудряшками на голове и ярко-красной помадой на губах, при виде меня, нахмурилась еще сильнее. Хотя, на мой взгляд, сильнее вроде бы, было некуда. Три девчонки-бухгалтерши сидели притихшие, стараясь слиться с мебелью, не отрывая глаз от своих бумажек, и только изредка кидали заинтересованные взгляды на меня. В душе я им очень сильно сочувствовала. Да, если честно, и себе не особо завидовала. Еще в первые дни, когда я только пришла в отдел устраиваться на работу, и «пообщавшись» с Раисой Петровной (так звали «львицу), задала дурацкий вопрос, не работала ли она, случайно, раньше в колонии строгого режима? После чего, за ней устойчиво закрепилось прозвище «хозяйка». Понятное дело, в глаза ее никто так назвать бы не осмелился. Но, я думаю, она догадывалась, как о своем прозвище, так и о том, благодаря кому оно появилось.
Поэтому я тихой мышкой скромно встала около ее стола и опустила очи долу. Раиса Петровна еще раз грозно глянула на меня. Надо бы изобразить трясущиеся поджилки от этого взгляда. Но, как назло, мои поджилки трястись категорически отказывались. И я решила, что сойдет и так, и тяжело вздохнула, словно испытывая вселенскую скорбь и полнейшее свое раскаянье, за то, что вообще умудрилась без ее разрешения появиться на свет божий.
– Карельцева?? – Строго спросила «львица».
От подобного тона, хотелось тут же бухнуться на колени и начинать каяться в неведомых грехах. Но, так как, отказываться от своей фамилии я не видела ни малейшего повода, поэтому покаянно закивала головой. Мол, так и есть, матушка, он самая. Раиса Петровна, удовлетворенная моей «покорностью», зашуршала бумагами, выудила из стопки командировочное удостоверение и расходный ордер. Протянула мне, кивнув головой в сторону притихших бухгалтеров.
– Получай командировочные и не забудь отчет как положено составить. – И опять хмуро глянула на меня, как видно, стараясь уловить на моем лице малейшую тень неудовольствия, или, спаси, Господи, какого-либо протеста.
Я, чуть ли не с поклоном, взяла документы и засеменила к ближайшему столу, где сидела наша кассирша Леночка. Расписавшись во всех положенных местах, я забрала положенные мне деньги, документы, и бочком выбралась из кабинета. В самых дверях, не удержалась, и лихо подмигнула девчонкам, провожающих меня тоскливыми взглядами. На их лицах явно читалось одно слово «счастливица».
Пашка ждал меня в коридоре, и встретил так радостно, будто не ожидал меня увидеть с целой головой и безо всяких увечий конечностей.
– Ну, как…? – С придыханием спросил он.
Я пожала плечами.
– Двадцать восемь…
Друг похлопал в недоумении на меня глазами.
– Чего, двадцать восемь?
Я усмехнулась, глядя на его растерянную физиономию.
– А чего «ну, как»? Того и двадцать восемь.
Пашка надулся на меня, пытаясь обидеться. Получилось плохо, и он махнул рукой, будто, отгоняя надоедливую муху.
– Вечно ты… Со своими шуточками. – Я сочла за благо промолчать. А он, опять повеселев, спросил. -Ну, что, на вокзал?
Я только головой помотала.
– Прямо сейчас? Паш, побойся Бога, поезд отходит только вечером, через шесть часов. Еще домой надо съездить, вещи собрать. Не на неделю же едем, на три месяца. В общем, давай, друг, до встречи на вокзале. – Помахав ему ручкой, я заскочила в кабинет, взяла свою сумку и, попрощавшись с коллегами, направилась на выход.
Поезд отходил от станции ровно в семь вечера. Сборы в дорогу не заняли у меня много времени. Я привыкла к путешествиям, и поэтому, собиралась достаточно быстро. Как шутил мой дед, по-солдатски. Дед проводил меня до остановки троллейбуса, мечтательно проговорив:
– Балтийское море… М-м-м-м… Увидишь старые замки, песчаные косы с шумящими соснами на берегу. Ты записывай свои впечатления. Потом с тобой обсудим.
Я усмехнулась.
– Дед, ты так говоришь, будто, я в турпоездку еду. Курсы повышения квалификации! У нас лекции по плану по шесть часов в день! Какие замки, какие пляжи?
Дед сурово глянул на меня из-под седых бровей.
– А остальные восемнадцать часов ты что, спать будешь? Не глупи. Когда еще в те края доведется попасть. Вот увидишь, поездка будет незабываемой!
Ох, если бы я тогда знала, или, хотя бы, догадывалась, насколько она, эта поездка, станет «незабываемой», я бы тут же вернулась домой, распаковала чемодан, и поехала куда-нибудь в Рязанскую губернию помогать колхозникам собирать морковь. Но, увы… Как там сказал поэт? «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…» Конечно, вряд ли Федор Иванович подразумевал подобную ситуацию, когда писал свои строки. Но, классик, он потому и классик, что становится в какой-то степени, пророком.
На вокзал я прибыла за пол часа до отхода поезда. Заняла свое место в купе. Посидела минут пять, и решила, что могу смело еще немного погулять по перрону, в купе еще успею насидеться. Не успела я выйти из вагона, как в снующей толпе увидела высокую суетящуюся Пашкину фигуру. Он беспрестанно останавливался у каждого вагона и спрашивал у проводников, какой это номер. Проводники смотрели на Пашку в недоумении, но исправно отвечали, указывая ему на номер, прикрепленный к вагону. Я стала махать ему руками, как ветряная мельница, чтобы обратить на себя внимание. Пашка, наконец, оторвался от созерцания своего билета, и увидел мои старания. Расплылся в улыбке и, какой-то ковыляющей походкой, направился в мою сторону. Причина его неуклюжести мне стала понятна, когда он подошел поближе. В руках он тащил громадный чемодан, судя по тому, как он пыхтел, довольно тяжелый. Остановился рядом со мной, бухнув этого монстра «чемоданостроения» на перрон прямо у моих ног. Достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.
– Уф… Еле дотащился… – Произнес он, тяжело дыша.
Я, пряча улыбку спросила его осторожно.
– Паш, ты, наверное, первый раз на поезде едешь?
Мой простой вопрос, почему-то его слегка обидел. И он буркнул нехотя, глядя себе под ноги.
– Почему, первый? И вовсе, не первый. Я в деревню, к бабке, на электричке с мамой ездил.
Я про себя тяжко вздохнула, но продолжать эту тему не стала.
– Ладно, Паш. Иди в купе, четвертое от купе проводника. Увидишь, там сверху на полке мой плащ лежит.
И тут я заметила, что Пашка застыл столбиком, и, неприлично широко открыв рот, смотрит мне куда-то за спину. Я повернулась назад, чтобы увидеть, что так сильно удивило моего друга. И едва тоже, как Пашка, не разинула рот. По перрону шли… Нет, чего это я?! Не шли, а шествовали двое мужчин, выделяясь в толпе, как две диковинные райские птицы, случайно оказавшиеся в курятнике. Когда-то, года три назад, мне в руки попал альбом изобразительного искусства. Мое внимание привлекла одна из картин художника Альма-Тадемы, называлась она «Триумф Тита». Великий римский император, изображенный в момент своего триумфа, поразил меня тогда высокомерным выражением, которое, как маска, лежало на его лице. Так вот, сейчас, когда я увидела эту необычную пару, мне почему-то, вспомнилась та картина. Высокомерие и некая брезгливость была на лице впереди идущего пожилого мужчины с седой шевелюрой и небольшими ухоженными усиками. Он опирался на трость, темно серый костюм на нем сидел, как влитой. Во всей его фигуре чувствовалась некая властность, и привычка повелевать. И, сразу было понятно, что подобная манера держаться была, скорее, врожденная, нежели приобретенная. Отстав от него на шаг, словно, тень за его плечами, шел молодой мужчина. По тому, как на него оглядывались все, присутствующие в тот момент на перроне, женщины, причем, буквально, всех возрастов, что называется, от мала до велика, можно было с уверенностью сказать, что наша сестра сходила с ума, и была готова упасть в обморок от счастья при одном его взгляде. Хотя, по мне так, если ты пытаешься связать свою жизнь с подобным типом, то я могу смело сказать, что с умом у тебя точно не все в порядке.
Высокий, подтянутый, в шикарном светло-сером костюме, волнистые светло-русые волосы падали ему на плечи. Глаза цвета закаленной стали, смотрели жестко и пристально. Нос с легкой горбинкой, острые скулы и губы, раздвинутые в легкой насмешливой улыбке. В общем, эталон, идеал, призрачная мечта. Одним словом, упасть в обморок в его объятия, и не приходить в себя лет этак, тридцать-сорок. Но, дело было не только в их внешности или манере держаться. От них обоих веяло какой-то силой. Не физической, нет, хотя, судя по тому, что видели мои глаза, и с этим у них был полный порядок. Эта сила была совсем иного рода. Они не предпринимали никаких действий, и не делали никаких ненужных жестов. А толпа на перроне раздвигалась перед ними, словно выдавливаемая какой-то тугой невидимой волной, идущей впереди них. Они шли, будто заключенные в невидимый кокон, сохраняя невозмутимое спокойствие, словно они одни были в тот момент на перроне.
Не удержавшись, я тихонько присвистнула, слегка подзабыв о приличиях. Не иначе, и на меня эта парочка оказала свое воздействие. Проводница, стоявшая неподалеку, чуть не перекрестилась мелким крестиком, проворчала тихо себе под нос, но я услышала:
– Спаси и помилуй от таких пассажиров…
Я толканула застывшего, словно соляной столп, Пашку в бок.
– Чего замер? Тащи свой шифоньер в купе, а то скоро поезд тронется, а ты тут со своим баулом. На ходу вряд ли запрыгнешь.
Пашка посмотрел на меня ошалелыми глазами и зашипел так, что его услышал почти весь перрон.
– Это кто ж такие?
По его выражению лица я поняла, что он все еще пребывал в эстетическом шоке. Я сердито глянула на него.
– Не знаю, и, самое главное, знать не хо-чу! – Произнесла я по слогам последнее слово. – А ну, быстро марш в купе, а то поезд без тебя уйдет. Потом будешь с начальством, да с Раисой Петровной объясняться!
Имя нашего главбуха возымело на друга волшебное действие. Он сразу как-то засуетился, и принялся затаскивать свои пожитки в вагон. А я демонстративно отвернулась от приближающейся пары, которая наделала такой переполох на перроне, и стала смотреть в противоположную сторону. Мне казалось, что у меня на затылке появились глаза. Потому что, я спиной чувствовала их приближение. Почему-то, я даже не сомневалась, что они войдут именно в наш вагон. Не стала дожидаться этого радостного события и направилась занимать свое место, так сказать, согласно купленным билетам. Не знаю, почему, но я была уверена, что они сядут именно в наше купе. И, затаив дыхание ждала отправления поезда. Чтобы не сидеть без дела, помогла Пашке затолкать его чемодан наверх, испугавшись, что при сем действии он сломается (имея в виду Пашку, а не чемодан). Не успели мы, тяжело дыша, сесть на свою полку, как двери купе растворились, и колоритный дуэт предстал перед нами. Первым вошел молодой представитель харизматического ансамбля. Окинул холодным взглядом, способным заморозить вагон с рыбой, наше купе, и вежливо поздоровался.
– Здравствуйте…
Мы сидели с Пашкой, как примерные детишки в детском саду. На краешке стула, ручки на коленях, глазками хлоп-хлоп, и только кивнули в ответ на его «здравствуйте». Он прошел в купе, закинул небольшой саквояж наверх, в багажное отделение, и вышел, пропуская внутрь своего спутника. Тот вошел, словно змеюка заползла внутрь. Я едва удержалась, чтобы не поджать ноги. Сладкая улыбочка смотрелась на его лице, как что-то инородное. А глаза при этом оставались, как у хищного зверя, который вышел на охоту, выглядывая, кого бы слопать в первую очередь. Бр-р-р… Я успела про себя подумать, что поездочка нам предстоит еще та. Из-за его спины маячило перепуганное, бледное до синевы, лицо проводницы. Она лепетала, чуть заикаясь.
– Чай скоро подам…
Старший из пассажиров барственно махнул рукой, и проронил с прежней сладенькой улыбочкой.
– Ступай, голубушка, успеется…
Тетку долго уговаривать не пришлось, ее словно ветром сдуло. Я охотно последовала бы ее примеру, только мне, в отличие от нее, бежать было некуда. Поезд дернулся и покатил, медленно набирая скорость. За окном поползли дома, складские постройки, за которыми виднелись высотки города, как что-то инородное, не вписывающееся в общий пейзаж, словно, пришедшее сюда из другого мира.
Наши попутчики уселись на противоположную от нас с Пашкой полку, и принялись расточать нам улыбки. Я бы их оценила, как ехидные. Но, возможности подискутировать на эту тему с другом, у меня не было. Поулыбавшись так минуты три, старший заговорил. Голос у него был вкрадчивым, обволакивающим, просачивающимся в самый мозг.
– Ну, что… давайте знакомиться?
Я с готовностью растянула губы в улыбке, чтобы не оставаться в долгу, и промурлыкала:
– Давайте… – И уставилась на наших новых соседей, не собираясь первой начинать новое знакомство.
Молодой, чуть усмехнулся, глядя на меня, но ничего не сказал. А старший продолжил петь:
– Меня зовут Аристарх Евгеньевич Крестов… – Я чуть опять не присвистнула, второй раз за последний час, а Пашка тихо икнул. Новый «знакомый» произнес свое имя так многозначительно, как будто, мы должны были от счастья упасть немедленно в обморок, или, по крайней мере, восторженно заахать, хлопать в ладоши от восторга, и начать кланяться.
Мы с Пашкой переглянулись. В его глазах был вопрос, на что я едва пожала плечами. Ни звучное имя, ни фамилия этого гражданина нам ни о чем не говорила. Знать не знали, и слышать не слышали. Наша реакция его слегка разочаровала, но вида он не подал. Умел дядька себя в руках держать. И он, как ни в чем небывало, продолжил:
– А это, – он указал кивком головы на своего спутника, – Валдис, Валдис Янсонс, мой надежный помощник и друг.
Еще не легче…! «Надежный друг» криво усмехнулся, а я подумала, что он больше похож на крутого охранника, нежели на «друга». Но, по понятным причинам, высказываться на этот счет не стала. А «помощник и друг» насмешливо проговорил, глядя, на слегка ошалевшие от эдакого соцветия, наши физиономии.
– Можете звать меня Володя, если вам трудно выговаривать мое имя…
Пашка вдруг очнулся от своего столбняка, перестал икать, и проблеял:
– Володя, значит Вова…? – Как-то чувствовалось, что имена наших попутчиков его совсем добили, и он сидел в легкой прострации, утрачивая с каждой минутой связь с реальностью.
Уж лучше бы он продолжал и дальше изображать из себя суслика у норы. Я чуть не расхохоталась в голос. Ага, Вова… Он такой же «Вова», как я Атауальпа1. Его можно было назвать, как угодно, только не «Вова». Нелепее я себе ничего не могла представить. И не удержавшись, слегка фыркнула.
– Не волнуйтесь, мы вполне способны произнести имя «Вальдис». Меня зовут Марта, а это Павел. – Представилась сама и заодно своего друга, который прибывал в легком смущении, после своего выступления.
Вальдис-Вова усмехнулся и пропел, глядя на меня с легкой издевкой:
– О… Марта? Какое редкое имя для девушки.
Мне их ухмылочки уже порядком надоели, и я решила ответить, ни в чем себе не отказывая.
– Если вы хотите сказать, что имя «Марта» больше подходит для коров, не могу с вами не согласиться. Но, это дело вкуса. А что касается его «редкости», то я и сама девушка довольно редкая. – И я расплылась в улыбке, демонстрируя все свои зубы.
После моих слов, Вальдис-Вова как-то заметно сник. «Ну, не один ты на свете остряк», – Довольно злорадно подумала я.
Пашка сидел и с удивлением смотрел на меня, не понимая, что это на меня нашло. И тут наш пожилой спутник решил вмешаться в процесс разговора, пока он не перерос в хорошую потасовку, как если бы мы продолжали в том же духе вести беседу. Аристарх Евгеньевич, мило улыбаясь, спросил.
– Позвольте полюбопытствовать, куда молодые люди направляются?
Его чуть насмешливый вкрадчивый голос раздражал меня с каждой минутой все больше и больше. Не успела я открыть рот, чтобы достойно ответить, как Пашка очнулся, и начал охотно пояснять.
– Мы едем на курсы повышения квалификации в Н…ск, в командировку. Мы работаем на заводе… – Тут, я, не стесняясь спутников, толкнула его локтем в бок.
Похоже, Пашка потерял бдительность. Его, внезапно проснувшаяся и не совсем уместная страсть к светским разговорам, меня удивила. Он, вроде бы, никогда не отличался особой болтливостью. То, что мы работали на номерном заводе, знать каждому совсем не полагалось. Услышь наш разговор кто-нибудь из первого отдела, проблем бы у моего друга заметно прибавилось. После моего тычка Пашка замер на середине фразы и растерянно посмотрел на меня. Чтобы как-то сгладить неловкую паузу, я договорила за него.
– У нас довольно скучная работа. А у меня встречный вопрос, чем занимаетесь вы, что вам необходим такой… – Я не смогла подобрать вежливого слова, а хамить не любила. И выкрутилась из положения довольно просто. – … такой помощник?
Аристарх Евгеньевич по достоинству оценил мои способности и вдруг, весело и вполне открыто рассмеялся.
– Ну, будем считать, что наше знакомство состоялось. Мы с Вальдисом историки. Мы были в вашем городе в командировке, а теперь возвращаемся домой. Кстати, если вы вдруг захотите познакомиться с нашим городом поближе, с исторической, так сказать, стороны, то, милости просим. Вальдис с удовольствием организует вам экскурсию со всеми подробными пояснениями и рассказами. – И он посмотрел на своего спутника требовательным взглядом.
У меня от подобной перспективы заныли зубы. Не знаю почему, но я была твердо убеждена, что держаться от таких «экскурсоводов» нам следует как можно дальше. Они были опасны, как хищные звери, вышедшие на охоту. Причем, сейчас эти хищники были сыты, если так было можно сказать. Но, упаси нас, Господи, встретиться с ними в их «голодную» пору. По-видимому, хоть и очень старалась, я не очень успешно могла скрыть свои эмоции. Потому что, Вальдис, протягивая мне свою визитную карточку, насмешливо улыбался. Я взяла кусочек картона двумя пальцами, словно боялась, что он меня сейчас укусит, и, напрягая мышцы лица в улыбке, вежливо поблагодарила. Крестов довольно хмыкнул, и продолжил подробно, с явным удовольствием, описывать их деятельность.
– Тема наших исследований, вторая половина Великой Отечественной Войны. Примерно с 1943 по 1945 годы. Ведь именно здесь, на берегу Балтийского моря, разворачивались интереснейшие события, последствия которых еще ощущаются и в наше время.
Я в третий раз за вечер мысленно присвистнула. А вслух, только и сказала:
– Это, наверное, очень интересная, я бы сказала, увлекательная тема. Если возможно, расскажите об этом поподробнее…