Evening in Byzantium / Вечер в Византии. Книга для чтения на английском языке – Ирвин Шоу

Я старею. Каждый день. На один седой волос больше. Вот мне уже понравился роман про стареющего мужика. Скоро буду гулять по парку и искать лавку на горизонте. Почти как Джесс Крейг. Душевный кризис этого кинопродюсера меня привлекает. С женой оформлен развод. Дочь, которой всего-то 20-ть лет, едет навестить папочку. А ты смотришь, как 22-летняя девица выходит из твоего «люкса». Это же… затерянность посреди людей. Настоящая. Ты один даже тогда, когда её рука отдыхает на твоей груди. В какой раз Шоу показал, что ему нравятся гомеровские каноны. Девицы из его романа словно вырвались из Одиссеи. Жена – Пенелопа, которая спит с другим, но не против открыть тебе дверь в комнату. Любовница из Парижа в зеленом платье и эффектными ногами дарит свой шарм в образе Цирцеи. Юная журналистка, выходящая из пены морской – Киприда. А Крейг, как стареющий Одиссей, который упал с корабля и поплыл к берегу. И сложно сказать, что загадает Джесс в комнате желаний. Скорее всего… тишину и бутылку виски.Не хочу говорить о сюжете, так как он весь расписан в аннотации. Вообще, название и обложка этого романа навевают скуку. Ключевое здесь – алфавит писателя, который достигает своей наивысшей точки в беседах. Эти разговоры отдают естественностью. Они оживляют участников, показывая их стремления и прыщи. Именно в диалогах становится видна разница между поступком и мыслью персонажа. Причем не важно, сколько людей в эпизоде. Ты все равно будешь сидеть за столом и ощущать молчание других, пока кто-то толкает речь. Ровно также дела обстоят с проблематикой произведения. Литература и кино сталкиваются между собой в образе алкоголика-романиста и успешного режиссера. Уже в 1973 году сценарист и писатель Шоу нарисовал победу идеи в фильме, над мыслью в тяжеловесном романе. Авторское предчувствие. Хочешь иметь возможность снимать «люкс» в 21 веке… переходи на сценарную бумагу. Я бы с удовольствием почитал стёб Йена Уодли о каком-нибудь современном «классике». Например, о Кинге. Но даже без актуальных отсылок на страницах хватило дерзости. Писатель из книги напоминал Буковски. Йен Уодли разгуливал в плавках, втягивал живот и постоянно занимался поиском денег, да строчек.

Женщины в Византии.

На этих страницах гуляют:

– Супруга. Пенелопа. Как бы парадоксально не звучало, но именно с ней Джесс связывает своё самое счастливое время. Пик наивысшей близости с женщиной.

– Любовница в Париже. Как не рисуй персонажа, а читатель запомнит свое. Я запомнил. Зеленое платье и её притягательные ноги. Лучшие во всем Париже. Ритм женственности.

– Секретарша. Женщина, которая доказывала свою преданность на протяжении всех страниц. Жаль, что она не обладала тонким вкусом и элегантностью.

– Журналистка. Гейл. Самый интересный участник. Именно она открывает дверь в номер Джесса в начале книги. Образ совмещает в себе юность и зрелую дерзость. Ключевое в ней – темные очки (снимала они их как карнавальную маску) и изменчивость. Она, в своей сути, разная по-настоящему. Из внешности: небесные голубые глаза, длинные волосы… Наверное, самый красивый образ, который я видел у Шоу (Портье, Люси Краун). В романе Гейл получила сравнение с Кипридой.

– Дочь. Забавный персонаж. Раскрывает Джесса с новой стороны. Убежала от жениха с лексиконом викторианской эпохи.

В итоге.

Читал в удовольствие. Очередная гармония судеб и легкости в алфавите. Женщины, словно переплетение разноцветных нитей. У каждой свои уязвимости, фразы и привычки. Роман я поставлю выше «Ночного портье» и «Люси Краун», ведь вечер в Византии говорит мне – да придет рассвет.

Понимаю, почему многие читатели отнесли этот роман в разряд скучных. “Вечер в Византии” должен попасть в настроение. Знаете, это такое особенное настроение, когда ты немного меланхоличен и настроен на философско-пессимистичный лад. Особенно это произведение оценит тот, кто, как и главный герой, находится в состоянии личностного кризиса.Итак, главный герой нашего романа – 48-летний известный кинопродюсер Джесс Крейг,

который в последние годы намеренно отошел в тень и не участвовал в новых проектах. Имеет за плечами неудачный брак и двоих дочерей, а также постоянную любовницу, в отношениях с которой у них царит полное взаимопонимание и гармония. Также в наличии финансовый достаток и постоянные предложения о совместной работе над новыми фильмами.Казалось бы, неплохой задел для безмятежного существования, но жизнь все равно кажется ему пустой и бессмысленной. Однажды, когда Крейг едва не разбивается на дороге, сев за руль в состоянии алкогольного опьянения, к нему приходит четкое осознание: он падает в пропасть. И если в ближайшее время он не найдет точку опоры и смысл существования, то его гибель – дело предрешенное.В поисках ответов на вопросы он направляется в Канны на ежегодный кинофестиваль.

“Он приехал в Канны в поисках ответов. Но за эти несколько дней у него возникли лишь новые вопросы”.

Знакомство с 22-летней журналисткой по имени Гейл Маккинон заставляет его еще раз призвать самого себя к ответу: что же он сделал с собственной жизнью, и куда ему направиться теперь.Крейг вспоминает историю своего брака, свою первую работу в качестве режиссера театральной пьесы, встречает старых знакомых, которые когда-то много значили в его жизни. И сквозь призму прошлого опыта перед ним яснее очерчиваются туманные перспективы его будущего. Происходит переосмысление событий, людей и собственных поступков.Атмосфера этого романа Ирвина Шоу очень схожа с романом Джон Фаулз – Дэниел Мартин : та же саморефлексия, та же переоценка и переосмысление событий прошлого, те же тонкие и меткие замечания об окружающих людях, нравах, культуре и, конечно же, об искусстве. В отличие от Фаулза, автор “Вечера в Византии” сумел сделать свое повествование более динамичным и легким, не перегруженным объемными философско-культурными измышлениями.Мне очень понравились острые и ироничные замечания главного героя о сфере литературы и кино, мое любимое – насчет людей, несущих в себе по крайней мере один роман:“В литературных кругах распространено мнение, что любой человек несет в себе по крайней мере один роман. Сомневаюсь. Я знаю несколько мужчин и женщин, которые действительно несут в себе роман, но громадное большинство людей, которых я встречал, носят в себе, может быть, только одну фразу или, в лучшем случае, рассказ”.

(…)

“Интересно было бы, – говорилось далее в тексте, – попросить Джесса Крейга составить список людей, с которыми он работал, и разбить их сообразно указанным выше категориям. Вот эти стоят романа. Эти – рассказа. Эти – абзаца. Эти – фразы. Эти – запятой. Если мне доведется побеседовав с ним еще раз, я попробую уговорить его дать мне такой список”.Также мне откликнулись размышления Крейга и его дочери о сфере кинематографа. Иногда режиссеру удается создать настоящий шедевр, с прекрасными декорациями, талантливыми актерами, завораживающей атмосферой и глубоким смыслом. Но не все такие фильмы, к сожалению, получают признание среди зрителей. Можно только представить степень разочарования и опустошенности команды фильма, когда результат их долгого, сложного и упорного труда остается без должного внимания и восхищения.Дочь искренне сочувствует Крейгу, не понаслышке знакомому с пренебрежением толпы: “… Если хочешь знать правду, то, по-моему, ты был бы гораздо счастливее, если бы вообще забыл о кино. Тебе придется иметь дело с ужасными людьми. И все это так жестоко и зыбко – сейчас тебя превозносят как рыцаря искусства, а через минуту ты уже забыт. А публика, которой ты должен угождать, эта Великая Американская Публика? Ты пойди в субботу вечером в кинотеатр, в любой кинотеатр, и посмотри, над чем они смеются; над чем плачут… Я же помню, как ты работал, как изматывал себя до полусмерти к концу картины. А для кого? Для ста миллионов болванов…"Но тем не менее, люди продолжают снимать такие фильмы. Даже заранее зная, что они обречены кануть в небытие.“Он не сказал вслух, хотя хорошо знал, что хорошие фильмы не создаются для тех зрителей, которые ходят в кино по субботам. Они снимаются потому, что их нельзя не снимать, потому что они необходимы тем, кто их снимает, совсем как любое произведение искусства.

Он знал, что такое муки творчества и то, что Энн именует жестокостью и капризами, то есть неотъемлемой частью процесса, включающего в себя бесконечное лавирование, уговоры, лесть, деньги, критику, беспощадные драки, несправедливость, трату нервов, имеющего конечным результатом безмерное наслаждение плодами рук своих. И даже если ты во всем этом играешь лишь ничтожную роль, все равно разделяешь это наслаждение”.Несмотря на довольно оптимистичный и дарящий надежду финал, в душу закрадывается сомнение, действительно ли Крейг смог обрести себя и найти свой путь в жизни. Меня очень настораживает, что он так и не отказался от саморазрушающего поведения и полностью проигнорировал наставления врача. Что это, как не очередное доказательство истинного отношения Крейга к жизни?Роман я оценила по достоинству – люблю такие произведения, которые заставляют тебя задуматься о собственной жизни и в очередной раз решить для себя, правильной ли дорогой ты идешь, и не пора ли сменить направление. Потому что эти вопросы нужно задавать себе почаще – тогда ты точно, рано или поздно, найдешь то, что близко твоей душе."Почему ты в этом городе, а не в другом? Почему спишь в этой постели, с этой женщиной, а не с какой-нибудь другой? Почему здесь ты один, а там – в толпе людей? Как получилось, что ты стоишь на коленях перед этим алтарем в этот час? Что побудило тебя отказаться поехать в один город и ехать в другой, туда, где ты находишься сейчас? Какие обстоятельства заставили тебя пересечь вчера ту реку, утром сесть на этот самолет, вечером поцеловать этого ребенка? Что привело тебя в эти широты? Какие друзья, враги, успехи, неудачи, ложь, правда, расчеты времени, географические карты, маршруты и шоссе послужили причиной того, что ты оказался в этой вот комнате в этот вечерний час? Прямой вопрос требует прямого ответа".

Странное послевкусие осталось у меня после этой книги. Вроде, все понравилось, а сказать о ней особо нечего. Читать было в целом интересно, но где-то в середине хотелось всех слегка «встряхнуть», чтобы хоть как-то оживить повествование. Возможно, это связано с тем, что сама тематика для меня не особо интересна: разговоры о том, что кинематограф и искусство в целом (а с ними заодно и весь мир) катятся в тартарары меня несколько утомили. Опять же, возможно, что жизнь в Лос Анджелесе и многочисленные друзья, так или иначе связанные с индустрией развлечений (включая кинематограф), привили мне определённую долю скептицизма относительно богемы и ее проблем. Кроме того, мужчина в кризисе среднего возраста – тоже зрелище довольно унылое.Итак, Джесс Крейг – известный в прошлом человек в мире кино. Однако, в последние пять лет дела его идут далеко не лучшим образом и он переживает глубокий личностный и творческий кризис. Он приезжает на Канский фестиваль с целью «оживить» свою карьеру, восстановить старые связи, а возможно и издать написанную им книгу.Автор знакомит нас с множеством разных персонажей, которые так или иначе связаны с Крейгом. Кого только среди них нет: и журналистка, с подозрительными намерениями, бывшая жена, взрослая дочь, бывшие и нынешние друзья и любовницы, сказочно богатые продюсеры, спившиеся писатели и много кто ещё. Надо сказать, что прописаны все эти «периферийные» персонажи удивительно ярко, все они воспринимаются как совершенно реальные люди. Диалоги тоже потрясающе естественные и именно в них главный герой раскрывается лучше и полнее всего.Вообще, язык Ирвина Шоу потрясающе красив и разнообразен. Вот только…описание жизни «киношной богемы» 70-х с бесконечными пьянками, наркотиками, интригами и сплетнями меня совершенно не вдохновляет, и у меня постоянно возникал диссонанс: как можно столь красивым языком писать о столь безобразных вещах.А ещё, я все время думала о том, почему все-таки роман назван «Вечер в Византии»…ну, с «вечером» все понятно: закат (жизни, творчества, кинематографа…). А вот причём здесь Византия? Единственное, что пришло мне в голову, это опять же то, что Византия – символ прошлого, которое безвозвратно ушло. Как бы мы (или герои романа) ни пытались его вернуть. С другой стороны, Византия окружена огромным количеством легенд и в нашем воображении она существенно отличается от того, чем была в действительности (например, мы иногда забываем, что строго говоря, Византийская Империя никогда не существовала, а была «придумана» Иеро­нимом Вольфом, немецким гуманистом и историком, в 1577 для обозначения Восточно-Римской империи). И в таком случае, само прошлое, которое так идеализируют и по которому так сокрушаются герои романа, не более, чем зыбкий мираж.