Сегодня немцы добились успеха на одном из фронтов. Не знаю, что за операцию они проводили, но радуются так, будто уже окончательно победили. Поэтому у надзирателей хорошее настроение, они сегодня били нас не так сильно, как обычно. Это не милосердие и не раскаяние, а всего лишь ещё одно унизительное действие. Мол, мы Вас и так всех уничтожим. Сегодня ударим тебя чуть слабее, а завтра одним ударом отсечем огромной кусок плоти с твоей спины.
28 февраля
128 заключенных скончались от закрытой формы туберкулёза. Так нам сказал начальник лагеря. Кто его знает, врал он или нет. Быть может, их просто отравили. Да, немцы любили добавлять различные яды в еду заключенным. Мы для них биоматериал, который нужно испытывать на прочность. Я молюсь Богу, чтобы меня не забрали в лабораторию для опытов.
5 марта
Я уже позабыл, как выглядит лицо моего сына Якова. Ничего не слышал о нём с тех пор, как нас с ним разделили при переводе из гетто в Варшаве. Немцам вообще нравилось разлучать семьи. Ребенка могли отправить в Рурскую область работать на шахтах, а отца, к примеру, перевести в Аушвиц.
17 марта
У меня загноилась нога. Видимо, в рану попала грязь. Врачам меня показывать не стали. Наверное, я слишком старый по их мерках, чтобы сохранить мне жизнь хотя б на месяц
26 марта
Мне наконец-то несказанно повезло. Я познакомился с Хиршем, он врач по образованию. Он-то мне и помог. На коленях умолял надзирателя показать меня врачу, чтобы тот смог дать лекарство. Хирш переживал за мою жизнь больше, чем за свою. Он врач, давал клятву.
Для него жизнь человека превыше всего. Толстый противный надзиратель сжалился на бедным Хиршем. Меня отвели к врачу. Врач нанёс на рану какую-то мазь и сказал, что мне в любом случае осталось недолго.
3 апреля
Сегодня во время работы на шахте я потерял сознание. Хирш сказал мне, что надзиратели пытались привести меня в чувство, нанося по моему животу удары ногами. Потом подняли с земли, облили грязной помойной водой, ударили пару раз по лицу, и я наконец очнулся.