Иван Морозов
Легенда о Вивиане
Легенда о Вивиа̀не
От автора
В этот раз послание будет коротким. Обращаюсь ко всем, кто знаком со мной лично и знает, где я живу: Не надо никого вызывать. Я в порядке. Честно.
Всегда Ваш,
Морозов И.
25 июня 2015 года
Глава 1
Запах березовых листьев
«Так кто же умнее: мудрец, или человек,
пришедший к нему за советом?»
Неизвестный автор
Больничные стены выглядели отвратительно. Облупившаяся краска, изуродованная ржавыми подтеками, следы от давних протечек с верхних этажей, оторванные, а то и вовсе местами обугленные от искрящегося электропровода плинтуса – все это наводило на него ужас. Мерцающий дневной свет свисающих на одном единственном креплении продолговатых ламп, завернутых в металлическую сетку, создавал ощущение, что кто-то в этом коридоре занимается фотосъемкой; в глазах сильно рябило, приходилось часто моргать. Кое-где куски краски и штукатурки хрустели под ногами. С нижнего этажа слышались истошные вопли, откуда спереди доносилось журчание воды и перестук медных труб. Он дезориентирован. Куда бежать? Сзади темнота, спереди зловещие звуки. Шум воды усиливается с каждым шагом. Жуткая вонь прорванной канализации донеслась до него и заставила остановиться. Запах гнили, смешанный с запахом отходов, серы и, почему-то, больничных бинтов и лекарств, рождал в сознании желание провалиться сквозь землю, оказаться как можно дальше от этого жуткого, гиблого места. Но такой возможности не было.
«Куда бежать?» ежесекундно спрашивал он себя. Мимолетный взгляд, брошенный на собственные руки, заставил его содрогнуться – ладони были изодраны в кровь, костяшки сбиты так, будто он колотил бетонную стену. Теперь стала ощущаться боль в запястьях, словно их выкручивали, выворачивали, или приковывали к чему-то. «Куда бежать?». Это сейчас вообще важно? Важно ли это? Может быть, имеет смысл спросить себя о другом? «Откуда я бегу?». Он должен был это знать, в противном случае рождается другой вопрос – что вообще здесь происходит? «Что я знаю?». Собственно не очень то и многое. Он явно в больнице, характерный запах, планировка и двуцветная горизонтальная окраска стен на это указывают. Он не врач, так как на нем не было халата, но он и не пациент – ведь у него ничего, кроме изодранных рук, не болит. Одет он обычно – джинсы, испачканная в крови белая футболка, черная ветровка, кроссовки… Кроссовки в чем-то липком, желеобразном. Что-то желтое. По консистенции похоже на мед, но пахнет гнилью. «Что я здесь делаю?» Вопросов было больше, чем ответов. Но одно было совершенно очевидно – необходимо было прорываться. Куда – непонятно, но точно следовало делать именно это. Почему именно это слово пришло ему в голову? Вопросы. Вопросы. Вопросы. Отогнать, забыть! Только вперед. Вот только куда это вперед?
За спиной послышался скрип двери. Только сейчас он заметил, что в этом жутком облезлом коридоре, оказывается, есть множество дверей. Металлические, деревянные, было даже несколько пластмассовых. Скрипнула металлическая. Ржавая, местами дырявая, больше походившая на запор от бункера или бомбоубежища. Она медленно отворялась наружу, как бы навязчиво приглашая зайти внутрь. Не обращая внимания на темноту, лезшую оттуда и еще более отвратительный запах, он сделал решительный шаг в комнату. В мгновенье ока дверь с грохотом и лязгом захлопнулась за ним, а на потолке слабо засияла обычная лампочка, висевшая на оголенном искрящем проводе. Это оказался кабинет. Или некоторое его подобие. Небольшое помещение, семь, максимум восемь квадратных метров, обставленное стеллажами и шкафчиками. Все было таким же ржавым, вонючим и отвратительным. Под ногами хлюпала темно-зеленая жидкость, пахнувшая молотыми костями. Около окна, заложенного кирпичами, стоял стол на трех ножках. На нем царил полный беспорядок, состоявший из каких-то бумаг, медицинских инструментов, микроскопа и канцелярских принадлежностей. За столом сидел человек и что-то писал. Он заметил его не сразу, так как его халат (если этот кусок грязной рваной материи можно было так назвать) сильно сливался по цвету с окружающей обстановкой. На голове его был капюшон, руки были в толстых кожаных перчатках. Чем ближе он подходил к пишущему человеку, тем интенсивнее и быстрее он выводил какие-то непонятные знаки на обложке старого медицинского журнала. И лишь когда он решился подойти вплотную и окрикнуть его, тот резко отбросил ручку и повернулся к нему. Внешность этого человека была обычной для пятидесятилетнего мужчины. С той лишь разницей, что его глаза были мутно-желтого цвета, а редкие зубы почернели от болезней. Несколько гнойных ссадин на щеке придавали этому человеку еще меньше шарма.
– А, здравствуйте, голубчик! – Он резко вскочил с места, подошел к нему и нежно похлопал его по плечу как старого знакомого, – Прошу Вас, присаживайтесь, – улыбаясь своей отвратительной улыбкой, он указал на старое мягкое кресло в углу комнаты напротив стола. Не сразу, но он сел туда, несмотря на выползшего из-за спинки огромного таракана.
– Может быть, желаете чаю, мой дорогой? – любезно спросил хозяин кабинета, подходя к небольшой мойке недалеко от двери.
– Нет, благодарю, – ответил он и понял, что свой голос кажется ему чужим.
– Ну, как знаете.
Человек, одетый в обрывки халата, налил себе ржавой воды из под крана, по цвету напоминавшей скорее разбавленную в воде коричневую акварель, и, сев за стол, со смаком принялся ее пить.
– Ну, что же, как мы себя чувствуем? – с неподдельным интересом спросил он.
– В общем неплохо. Руки вот только…
Но руки были уже целы. Ни царапинки, ни ссадинки.
– Что за…
– Не переживайте, голубчик, не переживайте. До свадьбы заживет, – он ласково улыбнулся, достал из ящика стола бинт и какую-то баночку, – Вот, возьмите.
– Спасибо.
На баночке не было опознавательных знаков, а бинт оказался использованным. Причем неоднократно. Немного помявшись в уютном кресле, он все же решился задать вопрос:
– Скажите, доктор, а что здесь собственно происходит?
– Простите, как Вы меня назвали?
– Доктор.
– Но я не доктор.
– Тогда почему Вы говорите со мной как с больным?
– С чего Вы взяли эти глупости? – от удивления он даже поставил стакан на стол.
– Ну, Вы интересуетесь моим здоровьем и мы в медицинском кабинете.
– Разве?
– Ну да.
– Не замечал, – доктор стал судорожно оглядываться по сторонам, испуганно ощупывая немногочисленные карманы своего изодранного одеяния. Успокоился он только после того, как нащупал, судя по всему, что-то очень ценное, в нагрудном кармане.
– А про здоровье – так это элементарная вежливость.
– Допустим. Но, кто, же Вы?
– Точно не знаю. А Вы?
– Я тоже.
– Да нет, я про Вас.
– Я тоже.
Наступила неловкая минута молчания. Он пытался понять – действительно ли доктор знает столько же, сколько он, или просто делает вид, что так оно есть? Нет, уж слишком он органично вписывается в происходящее. Может надо зайти с другой стороны? Хватит вопросов. Нет, на один ему надо было знать ответ сейчас – кто он такой?
– Как я могу к Вам обращаться?
– Называйте Капюшоном. Так все здесь делают.
– Все? Кто это «все»?
– Ну – все. То есть вообще все.
Ладонь резко встретила лоб.
– Ладно, Капюшон, мы раньше с тобой виделись?
– Не уверен.
– А я уверен. Ты встретил меня так, будто уже видел.
– Да я всех так встречаю. Не верите – у Лопаты спросите. Или у Мыльницы, вот.
Что за бред? Одна интересная, но логичная мысль просочилась в пытающуюся сломаться об вереницу происходящего голову.
– Капюшон, скажи мне честно – это все сон?
– Конечно, – уверенно ответил он и сделал хороший глоток гадости, именуемой им «чаем».
– И как бы мне проснуться?
– В смысле?
Происходящее начинало походить уже не на больницу, а на сумасшедший дом.
– Если это сон, значит, я сплю. Верно?
Громкий заливистый хриплый смех был ему ответом.
– Голубчик, об этом мы с Вами еще обязательно поговорим! – доктор встал и похлопал его по плечу, – Но сейчас мне нужно отойти по делам. Не окажете мне услугу?
– Все что угодно, – ответил он, решив полностью подарить себя происходящему безумию.
– Побудьте, пожалуйста, в моем кабинете пока я отлучусь, – Капюшон поставил кружку с «чаем» на стол, смахнул пыль с каких-то бумаг, заляпанных не то кровью, не то еще какой дрянью, и взглянул ему прямо в глаза, – Вам не составит это труда? Я обернусь за пятнадцать минут.
– Годится, – ответил он, пожав плечами.
Почему бы собственно и нет? Раз прикладывая логические усилия невозможно понять что здесь происходит, то почему бы просто не попытаться, что называется, плыть по течению? Начала болеть голова. Слабая пульсирующая боль кружилась в височной области, доставляя легкое беспокойство. Однако она отступила в момент, когда тяжелая металлическая дверь захлопнулась за Капюшоном.
Осмотревшись в кабинете более внимательно, он сделал вывод, что в царившем вокруг бардаке была определенная логика. Постичь ее не представлялось возможным, но также было очевидным то, что перечень никак не связанных между собою предметов находился в местах для них не предназначенных. Например, ручка лежала на стуле, а подушка-сидушка грязно-розового цвета на столе под тетрадью. Медицинские колбы валялись на полу, грязные бумажки и бланки для рецептов на столе. Лампочка была вкручена уже не в цоколь, а в вазу, стоявшую на подоконнике и, тем не менее, светила. Калькулятор валялся в раковине. Старый серый ЭВМ-12, работавший от сети. Его шнур безжизненно свисал с края раковины, когда он обратил внимание на эту рациональную неточность. Калькулятор был весь мокрым и грязным. Клавиши «%» и «8» отсутствовали. Он крутил его в руках некоторое время и уже собирался было бросить обратно в раковину, как вдруг на дисплее калькулятора, характерными угловатыми зелеными буквами появилась надпись: «Спаси меня».
– Это что еще такое?
– «Не шевели губами попусту», – надписи сменяли друг друга постепенно, будто их кто-то набирал на клавиатуре, – «Я тебя не слышу. Твои ответы: кнопка 1 – да, 2 – нет, 3 – не знаю. Итак, ты спасешь меня?»
Еще секунду назад светящаяся лампочка в вазе казалась чем-то непостижимым. Сейчас происходило нечто, что ее затмило. Нет, это точно психбольница. И в том, что он ее пациент сомневаться становилось все сложнее.
– 1.
– «Спасибо, родной. Ты сделал правильный выбор. Теперь давай выбираться отсюда. Ног у меня нет, но есть память, как ты понимаешь. Покажи мне комнату»
Он выставил калькулятор перед собой и стал водить им по комнате как детектором. Через некоторое время надпись обновилась.
– «Кабинет Капюшона. Дело дрянь. Надо открыть окно»
Окно, на самом деле, было открыто – обе створки были раскрыты внутрь нараспашку. Только вот сразу за окном была кирпичная стена.
– «3».
– «Ну, я и не сомневалась. Так, надо найти инструмент Каменщика. Рыскай по шкафам, тумбам, все вверх дном переверни. Не беспокойся, беспорядка он не заметит. Твоя задача найти открытку с сердечком. Маленькую такую, с зелеными блестками»
Он сел на стул, поставил калькулятор перед собой и развернул его экраном от себя. Очевидно, именно экраном он и видит. Или она? В общем, взглянув на стену и на окружающую обстановку, он принялся бить себя по щекам что есть мочи в надежде проснуться. Потом он щипал себя, кусал за пальцы – ничего не помогало. Творившийся бред по-прежнему был настолько ощутим и реален, насколько, наверное, мог. Когда он смог себя успокоить и условно примириться с тем, что происходит, на калькуляторе появилась новая надпись:
– «А ты когда пьяный, наверно, водку хлещешь, чтобы протрезветь, да?»
Не поняв, что означала очередная ахинея, он начал искать открытку. Он не церемонился – ящики из комодов и тумб вылетали и разбивались о стены. Шкаф с грохотом разлетелся об пол, когда он его со всей силы пнул. Он разворотил стол, уронил калькулятор, отломал кусок раковины, погнул кран, разбил вазу с лампочкой (которая даже после этого не перестала светить). Разгромив кабинет, он схватил калькулятор и стал его трясти.
– Нет нигде этой чертовой открытки, слышишь, ты, скотина!?
– «Я тебя по-прежнему не слышу. Посмотри в тумбочке»
Он посмотрел – ничего. Стоп. Единственный предмет, который в этом проклятом месте был там, где должен был быть – это тетрадь. Поворошив ее, он быстро обнаружил искомое.
Открытка была в точности такой, какой ее описывал калькулятор. Правда он, или она, не рассказал самого главного – открыточка была сделана из кожи, и судя по растянутому веку на титульной странице – человеческой. С легким торжеством в душе он помахал находкой перед калькулятором.
– «Молодец, родной. Теперь съешь ее».
Он автоматически стал искать цифру на клавиатуре, которая могла бы означать «Ты что, спятила?»
– «2»
– «Ну как хочешь. Сейчас он вернется, и я останусь здесь навсегда»
Обещания надо выполнять. Взялся за гуж – не говори, что не дюж. Без труда, не выловишь… Эти и многие другие ободряющие фразы приходили ему в голову, пока иссохшая человеческая кожа хрустела у него на зубах. Под конец, его все же вырвало, а спустя мгновенье в получившейся луже он обнаружил маленький ключ.
– Это что? Обязательно было так, твою мать?! – кричал он на калькулятор, помня о том, что он его не слышит.
– «Не злись. Так было нужно. Между вторым и третьим кирпичом маленькое отверстие»
Ушло несколько минут, чтобы догадаться о том, что калькулятор вел подсчет кирпичей от центра вправо. Отверстие и вправду было небольшим, заметить его оказалось непросто. Ключ идеально подошел. Он слабо повернул его и кирпичная стена плавно отодвинулась в сторону. Это произошло так мягко и бесшумно, как будто бы она была сделана из поролона. Он не смог отказать себе в удовлетворении любопытства и ткнул в нее пальцем. И в правду – поролоновая.
Вид из окна навевал покой. На улице, само собой, была ночь. Он бы сильно удивился другому времени суток. Окно, из которого он выглядывал, выходило на не очень широкую улицу. С противоположной стороны стояли двухэтажные кирпичные бараки. Старые, немного покосившиеся, но выглядевшие вполне прилично. В конце улицы, метрах в ста от него, был какой-то ветхий амбар с огромной свалкой на заднем дворе. Здание, в котором он находился, было пятиэтажным и очень длинным. Фактически, оно занимало всю правую сторону улицы. Потрескавшийся асфальт и темные фасады подсвечивались приятным желтым светом уличных фонарей, установленных через каждые пятнадцать-двадцать метров на протяжении всей улицы. Небо было темным, но не было ночным. Оно было абсолютно черным. Ни звезд, ни луны – совершенно никаких атрибутов ночного неба. Ему пришла в голову мысль, что весь этот урбанистических пейзаж находится в клетке, накрытой черной тканью. Так еще делают, чтобы усыпить попугайчика. Подул свежий, почти морской, ветер. Нет, видимо это не клетка. Но ощущение, что все окружающие, по сути, является декорацией для чего-то не покидало его с этой минуты ни на миг.
– «Ну, что глазки строим? Сигай на улицу. Другого выхода здесь нет».
Он показал калькулятору высоту – второй этаж здания с высокими потолками.
– «И что?»
Действительно. Похлопав себя по карману и убедившись, что все дары Капюшона на месте, он взял калькулятор в подмышку и выпрыгнул из окна. Он ожидал чего угодно, но только не быстрого, вполне реалистичного падения, закончившегося болезненной травмой колена из-за неудачного приземления. Ему хотелось ругаться на калькулятор из-за того, что он его не предупредил. Хотя… О чем? Что прыгать со второго этажа опасно? Взглянув на экран, он увидел надпись, появившуюся незадолго до прыжка: