В дремучей глубине лесной чащи, промеж корней дубов, что старше царств земных, кудесник в шкуре, увенчанной рогами оленя-великана, склонился над котлом.
Железный котëл стоял на трëх кованных ногах на открытом огне. Звëздное небо заботливо покрывало странников и их тайну.
Лик старца-кудесника, испещрëнный письменами охры да сажи, мерцал в пламени костра, а борода его, сплетëнная в космы, к земле тянулась, будто корни, жаждущие влаги.
Шëпотом на языке стихий, коему учили лишь ветра да камни, бормотал он заклятья, мешая посохом зелье.
Внезапно, кудесник взревел, словно медведь, раненный в берлоге, и очертил круг вокруг котла своим посохом, да так, что земля застонала. Он сделал надрез на персте изогнутым острым ножом и капли крови, алые как закат, упали в отвар. Вода же забурлила тëмными каплями, будто в неë ночное небо пролилось.
– Подойди, дитя… гляди в чашу, – прохрипел он, бросая в пламя горсть порошка из костей да звëздных осколков.
Созерцатель, дрожа, шагнул к котлу, вдохнул пар, что пахнул дымом предков и пеплом забытых богов…
Искры – синие, как очи совы вспыхнули, как вдруг… увидел…