Николай Алексеевич! Четыре года тому назад мы праздновали в Петербурге сегодняшний знаменательный день;[1] редакционная комиссия присутствовала на этом празднике в полном составе своих членов,[2] а вы – один из главных начинателей и совершителей великого дела освобождения – вы были тогда в полном расцвете здоровья и сил, и мы радостно чествовали вас. Теперь нас немного, и собрались мы вокруг вас в чужой земле; болезнь временно отделила вас от того круга общественной деятельности, которого вы были средоточием и руководителем и к которому – мы твердо надеемся – вы рано или поздно вернетесь;[3] но и в малом числе мы пьем за ваше здоровье с прежним душевным уважением – и пьем мы не одни. Мы знаем наверно, что в это самое мгновение многие из наших соотечественников вспоминают о вас и приобщаются к нашему искреннему привету. Скажем более: именно это удаление ваше от тревог современной жизни, это удаление ваше, в котором вы находитесь, дает нашему заявлению как бы некий оттенок того беспристрастного, справедливого суда, с которым отнесется к вам позднейшее потомство. С уверенностью в несомненной истине наших слов мы можем уже теперь воскликнуть: пока будут существовать на Руси свободные люди – в числе немногих имен, составляющих гордость России, имя Николая Милютина будет произноситься с особенным чувством благодарности и почета.
За ваше здоровье!