Иван Созонтович Лукаш
Медный всадник
Ведь Петрово обещание не исполнилось: еще нет непоколебимой России, умиротворившей стихии. Стихия только отошла, а не побеждена.
И когда всем казалось, что Россия отстоялась и всегда и все будет так, как есть, многие слышали вещий гром Петрова коня. Его слышал и Пушкин.
Говорят, когда зарезали Настасью Минкину, Аракчеев сорвал с себя ордена, окровавил руку об алмазную звезду, и, раздирая мундир, жалобно закричал:
– Убейте же и меня…
И вдруг обритое, жесткое лицо Аракчеева посерело, желтоватые отблески мелькнули в глазах, он забормотал:
– Всадник, Всадник…
И припал к земле, извиваясь, точно прибитый тяжкими копытами.
Может быть, и Аракчееву повиделся скачущий Петр. Для Аракчеева не было иного в деле Петровом, как загонять Россию до беспамятства, придушить ее железной уздой и рвать ей мясо на дыбе – мчащуюся вдохновенную Россию Петра подменить Россией-дыбой.
И вот пронесся над ним Медный Всадник – сверкающее возмездие – и затоптал, затоптал…
А теперь, в кровавой мгле, закрывшей Россию, скольких из тех, кто думал гнать и топтать Россию всегда, уже загнал насмерть, уже затоптал без пощады медный конь…
Говорят еще, когда умирал Победоносцев, была устлана соломой тихая улица, чтобы не стучали экипажи, – помните вы такой петербургский обычай? – и были опушены черные шторы на окнах особняка.
Победоносцев, в отблескивающих очках, сухой, выбритый, в черном сюртуке, холодный, как лед, – как тощая тень поднялся против Петра. Это Победоносцев сказал: «Надо подморозить Россию».
Хватить ее ледяным параличом, сковать стужей, остановить на всем ходу, задержать – «подморозить». Все это открыто и прямо против Петра, Петра сваливали с России. Россию валили в стихию. Вместо Медного Всадника – ледяная тундра, где рыщет злой человек.
