Жан-Кристоф Гранже
Лонтано
23
Эрик Деплезен был одновременно худым и жирным.
Довольно любопытное зрелище.
Несмотря на высокий рост и стройную фигуру, казалось, будто его с головы до ног обволакивает тонкий слой желе, как мясные изделия в колбасной лавке. Правильные черты всегда загорелого лица, высокий лоб и зачесанные, сильно напомаженные волосы – и тут жир. Физиономия, по которой так и тянет врезать.
– Грегуар! – воззвал он, распахивая руки. – Мой брат, мой ментор!
Старый коп принял лесть, слегка кивнув, но от объятий уклонился.
– Садись. Будь как дома.
– Не накаркай. Чего ты хочешь?
Деплезен сразу отвечать не стал. Он так и остался стоять с улыбкой, нацепленной на лицо, как старое тряпье на вешалку. Морван устроился и глянул на него краешком глаза. Поздравил себя с тем, что никогда не носил клетчатых костюмов: в двойке от Хьюго Босса хозяин кабинета напоминал гигантское оригами.
Наконец госсекретарь тоже сел. Он уперся локтями в стол и сложил пальцы домиком – наверняка отрабатывал этот жест перед зеркалом для придания себе большей импозантности.
– Я хотел поговорить с тобой о «Колтано».
– А что с «Колтано»?
– Мои агенты доложили, что там, на месте, убили его директора.
Морван иронично присвистнул:
– У тебя теперь свои агенты?
– Не мели чепухи. Так он убит или нет?
– Негритянские штучки. Точной информации у меня нет.
– Ты был на его похоронах.
– Просто потому, что в «Колтано» я как дома.
– Мне говорили о каннибализме.
– Говорю ж, негритянские штучки. У Нсеко было много врагов: разобраться невозможно, да и совершенно незачем.
– Никакой связи с рудниками?
– Рудники у меня под контролем. Нсеко заменят, и точка.
– Кем?
– Скорее всего, генералом Мумбанзой.
Деплезен открыл сундучок из ценного дерева и выудил оттуда сигару. Манеры выскочки, которые он усвоил еще во времена своего правления в Национальном обществе взаимопомощи студентов.
– Ты его знаешь?
– И очень хорошо.
– Ему можно доверять? – спросил госсекретарь, берясь за гильотинку для сигар с двойным лезвием.
– Как всем: пока им платят…
Выпускник Национальной школы администрации резко хлопнул по подлокотнику:
– То есть ситуация останется стабильной?
– Никто не может предсказать будущее в Конго.
– Президент не желает никаких проблем с той стороны, нам и так дерьма хватает.
– Не может быть, – улыбнулся Морван.
Деплезен достал длинную спичку, чиркнул ею и прикурил сигару, выпустив огромный клуб дыма.
– Как тебе известно, – продолжил он через несколько секунд, – Французское государство инвестировало в «Колтано»…
– Деплезен, ты говоришь о моем предприятии: это я вывел его на биржу. Это я продал вам акции!
– Никто не желает влипнуть даже в самую невинную аферу: с Франсафрикой покончено!
– Что ж, выходите из игры и сматывайтесь.
Холдинг «Колтано» занимался разработкой месторождения колтана, редкого минерала, используемого в производстве мобильных телефонов и другой электроники. Участие Франции в этом бизнесе не было ни политическим выбором, ни экономической стратегией и объяснялось чисто физической и географической необходимостью.
– Ты можешь мне гарантировать, что твой Мумбанза не съедет с катушек и не споется с тутси? – продолжал настаивать Деплезен, пыхтя, как машина для производства дыма. – Нас никаким боком не должны заподозрить в том, что мы финансируем войну на Киву.
Хоть его и определили во внешние связи, Лакированный ни черта в них не смыслил. Восток Демократической Республики Конго представлял собой чистую неразбериху: там шла бесконечная война между регулярной армией, тутси, хуту и мятежной милицией… Бо́льшая часть группировок финансировалась благодаря местным ископаемым, но рудники «Колтано», расположенные между Колвези и озером Упемба, находились не на той территории.
– Посмотри на карту. От Киву до Катанги добрая тысяча километров. Говорю ж тебе, ситуация под контролем.
– Отлично, отлично… – пробормотал тот, продолжая пыхтеть.
Морван наблюдал за его гримасами. Он на дух не выносил Деплезена в частности и ламбертистов в целом – троцкистское движение, которое избегало лобовых столкновений, проникая в другие партии и стараясь воздействовать на их доктрины. Это называлось «засылка». Морван мог подобрать и другие названия, но все они неизбежно сводились к содомии.
– Может, скажешь наконец, зачем я на самом деле здесь?
– Могу повторить: наше правительство придерживается твердых этических принципов; и речи быть не может, чтобы покрывать твои махинации.
– Какие махинации?
– Если станет известно, что ты как-то связан с вооруженными группировками или с коррумпированным сбродом, мы не сможем тебя покрыть.
– Это я вас покрываю, Козел.
Деплезен наставил на него свою сигару:
– Твоя проблема, Грегуар, в том, что ты полагаешь, будто ты над законом.
Морван внезапно поднялся и обошел стол. Госсекретарь отпрянул вместе со своим креслом на колесиках.
– Я тебе освежу память, скотина ты этакая. Кто помог вам избежать каталажки, когда в шестьдесят восьмом вы рвались в бой на улице Асас? Кто преподнес вам на блюдечке Общество взаимопомощи студентов вместе с ключами от сейфа и позволил вам разжиреть, как рождественским гусям? Кто подтирал вам задницу в девяносто пятом, тебе, Камбаделису, Стросс-Кану и прочим, когда ваши делишки вскрылись?
Госсекретарь, дрожа, забился поглубже в кресло. Сигара выпала, прокатилась по костюму и приземлилась на паркет рядом со шторой.
– Черт… Загорится же…
Морван раздавил подошвой «Монтекристо» и взялся за подлокотники кресла:
– Если ты сегодня здесь сидишь, то благодаря мне, троцкист сраный!
– Успокойся, черт возьми, – выдавил Деплезен, поправляя галстук. – Я… я просто хотел предупредить тебя, и все.
Грегуар тяжелыми шагами принялся мерить комнату. Он пыхтел, как бык, в своей рубашке от Шарве; он и так уже потерял достаточно времени.
– Предупредить о чем, на самом-то деле? Ты меня позвал не для того, чтобы удостовериться, что один черномазый заменит другого черномазого, и не ради того, чтобы лепетать мне тут об этике и морали. Рожай!
Деплезен встал, чтобы приоткрыть окно. Запах сигары вдруг стал его раздражать.
– Тебе должно быть известно: как государственный фонд, мы имеем доступ к конфиденциальной биржевой информации… Можно точнее отслеживать движение акций…
– Ближе к делу.
– Были замечены странные движения в «Колтано».
Морван был сбит с толку: если бы на рынке наблюдались хоть малейшие сдвиги, Лоик бы предупредил.
– Это нормально: смерть Нсеко спровоцировала некоторые скачки, – наудачу бросил он.
– Движения, о которых я говорю, отличаются от простых колебаний. Они кажутся согласованными.
– То есть?
– У нас пока нет сведений ни об именах, ни о количествах, но, похоже, крупные пакеты акций сменили владельцев.
– Ты хочешь сказать… как для поглощения?
– Да, этого мы и боимся.
Морван ухватился за кресло и рухнул в него.
– Но это абсурдно, – выдохнул он.
Он терял хватку. Терял то, что всегда было его силой: бдительность.
– Не так уж абсурдно. Курс растет. Позиции меняются. Ты не хуже моего знаешь, что ваша ахиллесова пята – коллективное владение контрольным пакетом и распыление акционерного капитала. Возможно, другая группа захотела стать лидером в добыче колтана. Или другая страна. Угроза может исходить и изнутри: а вдруг твои «черномазые», как ты выражаешься, решили отыграться.
Морван сглотнул. Деплезен, возможно, прав. Что-то готовилось, причем с той стороны, откуда он никогда и не ждал: на бирже.
– Вот что я хотел тебе сказать, – произнес госсекретарь окрепшим голосом. – Если «Колтано» перейдет в другие руки, мы свои умоем. И связываться не будем ни с китайцами, ни с убийцами-каннибалами.
– А откуда вы возьмете колтан?
– Из Австралии, из Венесуэлы.
– Это дороже.
– Зато здоровее будем. Хочешь срать экологически чистым продуктом – плати.
Морван тяжело поднялся:
– Я все выясню.
– Именно. Держи меня в курсе.
Морван вышел пятясь. Едва дверь за ним закрылась, его прошиб холодный пот. Говядиной в желе теперь оказался он сам.
Если случалось что-то действительно серьезное, Париж всегда прикрывал ему тылы. Единственная опора, на которую он действительно мог полагаться. Его позиция в «Колтано» всегда была миноритарной: у него было не больше шестнадцати процентов акций. В любой момент генералы, в этой структуре представлявшие Конголезское государство, могли объединиться с кем-то и выставить его вон: его, который олицетворял иную эпоху – эпоху Мобуту и его диктатуры.
В худшем случае он перепродаст все и удалится на покой. Не это его тревожило. Он задавался вопросом, не заговорил ли Нсеко перед смертью? Информация о новых месторождениях могла объяснить покупку акций. В другом случае сам рост акций рискует выдать секрет. Кто-нибудь заинтересуется, чем так привлекателен «Колтано». И тогда Морван может распрощаться со своими тайными планами.
Он схватился за мобильник и набрал номер Лоика. Ему необходимо было сорвать на ком-нибудь зло.
24
На борту вертолета «Дофин SA 365N» (который все, бог знает почему, называли «Педро»), сидя рядом с Ле Ганом, Эрван перебирал в голове всевозможные клише, мифы и дантовские видения. Он представлял, как из ночи возникнет «Шарль де Голль», плавучий город в свете огней – нечто вроде футуристической резиденции арабского эмира, сияющей в темноте.
А пока что он подводил итоги расследования. Много времени это не заняло. С причалом ничего не прояснилось. Ни свидетелей, ни исчезнувшего судна. Жандармы, которые свое дело знали, проверили уровень заправки школьных «Зодиаков» и сравнили с тем, который был вписан в журнал регистрации: все совпадало. Ни один десантный корабль не выходил в море в ночь с пятницы на субботу.
Одежда и личные вещи Виссы были немы. Его друзья и преподаватели в Ле-Мане тоже ничего нового не добавили. Копт был верующим, воздержанным и одиноким. Никаких пороков, никаких подводных камней. Он вложил все свои силы во вступительный конкурс в воздушно-морскую школу – и преуспел. Точка. Единственный факт на заметку: никакого мореходного опыта. Он никогда не доплыл бы ночью до Сирлинга. По мнению специалистов, для этого необходимо уметь следовать по фарватеру, читать морские карты, знать расположение рифов в этой зоне.
Все возвращало к той же версии: дикое линчевание, паника у палачей, погрузка трупа на борт… Только какого судна?
Отпечатки пальцев в его комнате были идентифицированы – только первогодки. Приятели подтвердили: он был королем наркоты в «Кэрвереке». Что до органических следов, результаты еще не пришли, но Эрван ни на что уже не надеялся.
Данные с мобильника еще анализировались – звонки всех курсантов школы с утра пятницы до вечера воскресенья, а также перечень всех контактов, прошедших через зональную антенну. Материала было не так много: бретонцы не склонны болтать по телефону, а в «Кэрвереке» просто отобрали все мобильники на период посвящения.
На каждого курсанта было составлено досье – все пилоты имели схожие характеристики, а драконовским критериям отбора в К76 можно было доверять. Эрван конфиденциально попросил Крипо покопаться в прошлом Бруно Горса; ничего примечательного.
Эрван хотел бы восстановить все перемещения каждого курсанта в последние дни, но без видеокамер единственными свидетелями оставались сами подозреваемые. Воздушно-морская база все больше походила на черную дыру, засасывающую весь свет и всю информацию.
– Приближаемся! – прокричал Ле Ган, тыча пальцем в стекло.
Эрван напряг зрение. Увидел он только ночь и светящиеся чешуйки. На уровне воды тысячи серебряных зубов смеялись, насколько глаз хватало. Он наклонился вперед: на море вырисовывалось огромное черное пятно. Неуклюжий в своем спасательном жилете, он наконец догадался, что за невероятная масса распласталась под ним: «Шарль де Голль».
Ни света, ни сигнала. Слепое судно. Корабль-призрак размером с нефтяной танкер. Контуры монстра выделялись только потому, что были темнее моря и неба.
Сооружение не вписывалось ни в какие человеческие мерки. Шестидесятиэтажная башня, положенная на воду и нетонущая как по волшебству. Единственная вертикальная конструкция стояла слева, утыканная антеннами и радарами. Эрван вспомнил, что эта часть называется «замок». Название было придумано точное. Только неясно, что этот «замок» напоминал: бред Людвига II Баварского[53] или логово королевы из «Белоснежки». Цитадель, ощетинившаяся броневыми башнями и утыканная бойницами. Без малейшего признака жизни.
– Впечатляет, а?
Аршамбо, сидевший рядом с пилотом, повернулся к Эрвану. Тот улыбнулся, не желая разочаровывать его, но ночь, грохот лопастей, необъятность корабля – все это скорее вызывало ощущение, что он погружается в какой-то кошмар.
– Стрелки́ из боевого охранения нас встретят! – добавил Долговязый, прежде чем повернуться обратно.
Эрван покачал головой. Из наушников шлема в голову ввинчивался свист. Они были всего в нескольких метрах от палубы корабля. Посадочную полосу заливал алый свет. Они нацелились прямо в гигантское море крови.
– С наступлением комендантского часа, – пояснил Ле Ган, – все огни переключаются на красный цвет. Даже вне зоны боевых действий на авианосце не должно быть ни одного белого огонька.
Подбежали люди в желтых плащах, оранжевых жилетах и голубых касках. Маневровщик открыл дверцу «дофина». Эрван расстегнул страховочный пояс и спрыгнул на землю.
Несмотря на капли, секущие глаза, он оглядел уходящую во мрак палубу. Ни одного самолета. Эрван невольно почувствовал разочарование. Так хотелось увидеть, как катапульта выстреливает «рафалями» или как «миражей» принимают тормозные тросы, а желтые псы кружат вокруг аппаратов, как секунданты вокруг боксеров между раундами.
Подошел офицер морской полиции. Приветствия, взаимные представления, предостережения. Под капюшонами лиц было не видно. Эрван не понял ничего, что ему говорили. Каждое второе слово уносилось ветром или терялось в лязге.
Они сняли спасательные жилеты и двинулись к замку. Металлические двери распахнулись, звякнув, как подбитые гвоздями башмаки. Эрван представлял, что они окажутся в огромном ангаре, заполненном истребителями и вертолетами. Но перед ним открылся лабиринт узких коридоров, проходов и лестниц. Все было красным. Не только свет, но и сигнализация и спасательное оборудование.
Они вошли в первый лифт, потом во второй.
– В судне больше десяти ярусов, – уточнил офицер.
Все молчали, в этом шествии было нечто похоронное, торжественное. Дверь открылась с очередным металлическим лязгом. Обстановка, словно пронизанная пурпуром, напоминала раскаленную конструкцию, едва покинувшую плавильную печь.
Опять коридоры, трубопроводы, двери с поворотными механизмами. Навстречу шли люди, говорившие в высокочастотные микрофоны что-то о «патруле» и «папе Чарли».
Офицер остановился перед дверью без всяких обозначений:
– Адмирал Ди Греко может уделить вам тридцать минут.
25
Жан-Патрик Ди Греко был ростом под два метра. В своей тесной каюте он походил на орла, загнанного в клетку для канарейки. Он был не просто высоким, а абсолютно вертикальным. Узкие плечи, бесконечно длинные руки, ноги как ходули. Лет шестидесяти, сутулый, он казался изношенным и усталым, так что впечатление складывалось тягостное, несмотря на его густые и черные, как у американского индейца, волосы.
Несколько секунд адмирал рассматривал посетителя, не говоря ни слова, – что позволило Эрвану углубить собственные наблюдения. Лицо офицера состояло из одного костяка. Мало мускулов, еще меньше плоти. Выступающие скулы, нос с горбинкой, обведенные темными кругами глаза. Все это обтянуто желтоватой кожей, словно древним пергаментом.
Кратко представились друг другу. Эрван пристроил свой плащ на вешалку, наткнувшись по дороге на металлический шкаф. Пространство освещалось лишь маленькой лампой, стоящей на краю письменного стола. Вынужденная предосторожность: в каюте имелся выходящий наружу иллюминатор, а нарушать правила светомаскировки было недопустимо.
– Вы пришли поговорить со мной об этом прискорбном инциденте. Ди Греко знал толк в эвфемизмах. – Садитесь, – добавил он, протягивая длинную руку. – Прошу вас.
Эрван выбрал себе место в уголке для приемов: несколько квадратных метров занимал диванчик размером с раскладной стул и низкий столик не шире скейтборда. Вокруг громоздились стопки папок, скоросшивателей и коробок. Больше всего это походило на кладовку.
Ди Греко, кажется, угадал его недоумение:
– На судне каждый сантиметр пространства на счету.
– Я не рискну представить себе каюту простых бойцов.
– Не меньше и не больше, только их там несколько. А главное, этой привилегии у них нет! – Он ткнул указательным пальцем в иллюминатор. – Здесь это равнозначно балкону или террасе… Очень сожалею. Мне нечего предложить вам выпить.
– Все нормально. Я не в гостях.
Ди Греко вернулся за письменный стол, хотя не без труда уместил там ноги. Эрван задумался, а был ли адмирал пилотом: он не понимал, как подобная верста могла влезть в кабину «миража».
Хозяин завел стандартную речь, сильно смахивающую на тираду Винка, только более торжественную. Голос его был серьезен, речь нетороплива, и ни одно слово не было заимствовано из военного жаргона. Но по сути, ничего нового: все те же пустые и бессодержательные заверения.
Эрван жестом остановил его – он был сыт по горло казенщиной – и вкратце изложил суть дела. Садистское убийство курсанта прямо на территории военного заведения. Тупое и жестокое «посвящение». Полное отсутствие связи между воздушно-морской школой и находящимся всего в нескольких километрах авианосцем. Общее безразличие по отношению к трагической смерти молодого человека, решившего посвятить свою жизнь армии.
Ди Греко не казался удивленным новостью об убийстве – Эрван был уверен, что ему уже доложили. Не выглядел он и слишком озабоченным многочисленными упущениями в работе школы.
– На данный момент какими уликами вы располагаете?
– Я не могу обсуждать это с вами.
Адмирал покачал головой. Лампа на столе подсвечивала его снизу, как в фильме ужасов.
– Вы, конечно же, думаете о линчевании. Испытание, которое плохо обернулось.
– Это самое малое, что можно сказать.
– Мы дали карт-бланш неконтролируемым индивидуумам?
Эрван решил поддать жару:
– Школа не только покрывала этих преступников – она их вдохновляла.
– Не понимаю.
– Я предчувствую, что в «Кэрвереке» обнаружится культ насилия и жестокости, который обострил садистские наклонности курсантов.
– У вас есть доказательства?
– Нет. Просто чутье.
– И кто, по-вашему, впрыснул этот яд?
– Вы.
– Я всего лишь начальник штаба «Кэрверека». Базой управляет полковник Винк.
– Винк управляет расписанием полетов. А вот вы воплощаете дух школы.
– Итак, я сам дьявол? – улыбнулся Ди Греко.
Эрван хотел было ответить, что внешнее сходство, безусловно, имеется, но предпочел промолчать. Его завораживали эти глаза с тяжелыми веками, обведенные угольно-черными кругами. «Мне знакомо это лицо», – мелькнуло у него в голове. Где он мог его видеть? Или дело только в сходстве с зомби из фильмов ужасов?
– Случались ли уже инциденты подобного рода в вашей школе?
– Нет.
– Драки? Всплески жестокости?
– Никогда.
– Даже во время посвящения?
– Тем более нет. В такие уик-энды все взвешенно, проверено и под контролем.
– Я это уже слышал много раз, а результат налицо.
– Имели место упущения. Виновных накажут. Но вы же сами понимаете, что риски сводятся к минимуму.
В каюте было слишком натоплено, Эрван задыхался. Пот тек по затылку, смешиваясь с каплями дождя, которые еще не высохли на воротнике.
– Вы отвечаете за всех своих бойцов?
– Разумеется.
– А за инструкторов? Курсантов? Срочников? Техобслугу?
– Каждый проходит психологические тесты, собеседование. Повторяю, здесь более, чем где-либо, мы не можем себе позволить легкомысленно относиться к подбору бойцов.
Ди Греко говорил спокойно. И его взгляд, и голос выражали странную суровость. Даже от его фигуры в темно-синем кителе без каких-либо знаков различия веяло неким аскетизмом.
– Что вы думаете о Бруно Горсе?
– Он ваш подозреваемый?
– Ответьте на мой вопрос.
– Хороший военный. Отличный пилот.
– И садист. Горс руководит советом курсантов, – заметил Эрван. – Именно он в этом году разработал во всех деталях сценарий посвящения. В деле он исполнял роль ГП, главного палача.
Офицер скрестил длинные пальцы – его фаланги напоминали морские узлы.
– Допустим, что у лейтенанта своеобразный юмор. Это еще не делает его убийцей.
– Мне показалось, у него вполне конкретный пунктик: так называемый «беспредел».
– Такого испытания не существует.
– Так мне хором и твердят. Однако, стоит мне обронить это слово, все мгновенно накладывают в штаны.
– Оно не существует с точки зрения руководителей «Кэрверека». Лисы не обязаны о нем рассказывать, когда представляют начальству свой проект.
– Значит, вы признаете, что в вашей информации о деталях празднества имеется пробел?
– В этом году «беспредела» не было. Что вы на самом деле ищете?
Эрван встал и подошел к письменному столу.
– «Беспредел» позволяет курсантам доказать свою смелость и стойкость. Он является как бы апофеозом крестного пути. Полагаю, вы втайне учитываете его результаты, когда составляете характеристики своих курсантов.
Теперь поднялся Ди Греко. А Эрван вернулся на свое место. Вдвоем они исполняли странный танец. Их силуэты перекрещивались на стене, как в театре теней.
– Открою вам один секрет, – вполголоса произнес адмирал. – Вы правы. На протяжении этого уик-энда мы тестируем пределы возможностей наших курсантов. Но не тех, кого вы думаете. Нам не требуется посвящение, чтобы знать, что наши будущие пилоты смелы и готовы выносить удары. Зато мы должны знать пределы других.
– Других?
– Лис. «Дедов», которые проводят посвящение.
В точку. Эрван почувствовал – и почувствовал физически, – как знаки, которым он следовал до сих пор, оборачиваются своей противоположностью. Словно он с самого начала ошибся в коде для дешифровки иероглифов.
– Вы слышали о тесте Милгрэма? – продолжил Ди Греко.
– Кое-что – да.
Стенли Милгрэм, американский психолог, в шестидесятых годах проводил знаменитый эксперимент. Он имитировал тестирование знаний человека, которому задавались вопросы. При каждой ошибке другой подопытный посылал ему электрический разряд, все более сильный. На самом деле именно инструктор, тот, кто посылал разряды, и являлся объектом изучения, а другой был всего лишь актером, симулирующим мучения. Цель теста была понятна: выяснить, до какого предела жестокости может дойти человек, когда он прикрывается полученными приказами? Возможно ли убить кого-то под тем предлогом, что ты следуешь правилам?
Результаты теста Милгрэма оказались весьма прискорбны. Большинство испытуемых, если с них снимали ответственность, подчинялись вплоть до убийства. В глубине души они, без сомнения, наслаждались тем, что могут дать волю инстинктивной жестокости, оставаясь под защитой субординации. Тест стал научной демонстрацией того, что любая война доказывает на деле.
– Вы хотите сказать, что ваше посвящение действует так же, как тест Милгрэма?
– Именно. Я не могу вдаваться в детали, но «деды» находятся под наблюдением все двадцать четыре часа. Изучаются их реакции, злоупотребления, садизм. Мы формируем в «Кэрвереке» элитных пилотов, а не истязателей. Мы не можем допустить, чтобы наши машины попали в руки людей неуравновешенных, способных при первом удобном случае поддаться своим порывам.
Теперь Эрван потел от стыда. Ему хотелось вернуться в свою комнату, принять душ и забиться под одеяло. Доброго всем вечера.
– Вам случалось исключать Лис?
– Иногда. Слишком усердных парней, которые выказали излишнюю склонность к жестокости или выходили из-под контроля.
– И что с ними произошло?
– Мы не отправляли их в Соединенные Штаты на третий год обучения. Их просто переводили на другие должности.
– Под каким предлогом?
– В мягкой форме. Они так никогда и не узнали, что своей дисквалификацией обязаны собственному поведению.
Полицейский посмотрел, как адмирал возвращается обратно за письменный стол и запихивает под него свои голенастые ходули. И снова испытал чувство дежавю.
– Парадокс в том, – продолжил офицер, устроившись, – что если бы убийцей был действительно кто-то из курсантов, мы бы вычислили его к концу посвящения.
– Если бы вы получше следили за своими подопечными, жертв не было бы.
– Ни один мозг не может предвидеть всего. Иначе во́йны длились бы не больше нескольких дней.
Чтобы не потерять лицо, во всяком случае не потерять окончательно, Эрван уцепился за конкретные факты:
– Вы были в курсе назначенных на утро субботы маневров?
– У меня здесь кабинет, но я не руковожу штабом.
– Никому не пришло в голову, что в разгар посвящения эта операция содержала элементы риска?
– Напротив. «Уик-энд интеграции» ограничен территорией К76. Ни один боец не должен покидать пределы базы. Мы не назначили ни одного полета. Если и имелся какой-то риск, то скорее со стороны туристов, но все было рассчитано. Вернитесь на землю, майор, там вы и найдете виновных в смерти Виссы.
Эрван поднялся, бормоча благодарности. Ди Греко тоже собрался встать, но тут уж полицейский сделал жест: не надо его провожать.
Аршамбо и Ле Ган ждали его в коридоре. Офицер морской полиции, чуть в стороне, с удовлетворенным видом глянул на часы. Бессознательно Эрван уложился в предписанный срок.
Если хорошенько подумать, то адмирал его выставил, когда время вышло.
Они вновь воспользовались лифтами, не говоря ни слова, и оказались в ночи, исхлестанной дождем. Винт вертолета уже вращался. На взлетной площадке полицейский понял, что метеоусловия испортились еще больше.
– Буря? – смеясь, воскликнул Аршамбо. – Просто погода немного разыгралась. – Он по уставу надел на Эрвана спасательный жилет через голову. – Правда, на обратном пути чуть-чуть потрясет.
