Жанна Антонова
Авада
Что заставило её убить надоедливого старика? Голос самозащиты пугал и звал куда- то.
Авада склонилась над убиенным, прислушалась. Бородач выкатил на деву-убийцу затухающие глаза и широко открыл беззубый рот, грудь уже не вздымалась, ноги вытянулись и торчали сухопарыми ходулями из-под халата. Авада пнула дряхлое тело ногой и сплюнула горечь густой слюны. Деловито оглядела шатёр: нашла пузыри из бычьей кожи с водой, кувшины с верблюжьим молоком, лущёные орехи в холщовых мешочках, лепёшки в корзине ─ и подтащила припасы ближе к выходу. Затем содрала с себя тунику без одного рукава.
На белой шее с кровяными крапинами выделялся толстый валик засаленного воротника ─ как змея, завязанная галстуком. Девушка ловко выдернула деревянный гребень из воротниковой кладези и стала разбирать по прядям свои спутавшиеся в колтуны волосы. Густые, пепельного оттенка, распущенные по плечам, они украсили симпатичное, но напряжённое лицо. Серые глаза с суетливым взором, казалось, не знали задумчивости и старались постоянно контролировать окружающее пространство. Прямой нос и узкие, плотно сжатые губы ─ будто стражи, охраняющие лик воительницы от эмоций, мешающих бдительности. Несложно представить, что, закрадись нечаянно в её сердце радость, Авада смогла бы отыскать в своей мимике, только гримасу ужаса или злобной недоверчивости.
Проворная девица основательно растрясла стариковское добро. Нашла пескоступы, новый расшитый халат, атласную чалму. Вырядилась, как персидская царица, и вышла в ночь под яркие крупные звёзды. На заплечных лямках царица тащила за собой плетёные санки-волокуши с провизией и туго скрученным шатром. Мама учила Аваду с детства ориентироваться по звёздам, а недавно подарила компас. Который частенько сбивался с курса от подземных залежей железной руды ─ показывал север вместо юга и запад вместо востока. Авада чувствовала, что звёзды всегда благоволили её животной интуиции, а намагниченная сталь компаса не редко подводила.
Девушка наметила не ясный, но желанный путь к прекрасному оазису, что часто видела во сне. Бывало, мама и сёстры, слушая про благодатный край из её девичьих снов, затихали у ног Авады, ласкаясь и свиваясь в клубки, ─ редкие мгновения истинного покоя и доверия. Тогда Аваде нравилось, что никто из семейства ни разу не перебил её рассказ, не усомнился в существовании оазиса. Хотя мама, уползая далеко от пещеры, никогда не находила подобные цветущие островки всеобщего благоденствия. Люди разрозненно шастали по пустыне, искали лучшей жизни, а чаще находили смерть.
Авада постоянно охотилась в пустыне. Бывало, попадала в песчаные бури, и мама всегда вовремя спасала её. Если сейчас мама не ползёт по её следу, значит, верит, что Авада найдёт оазис. Значит, отпустила сбежавшую дочь по-доброму.
Почуяв щемящую тоску опасности, юная путница оглянулась. С ближнего бархана на неё тараном нёсся огромный варан, разгребая песок сильными лапами. Авада попятилась, запуталась в длинном халате и упала, но успела опрокинуть на себя волокуши со всем скарбом. Расторопный ящер быстро оказался рядом и вовсю орудовал мощными челюстями, с хрустом перекусывая плетёную лозу санок. Разгребал и откидывал ненужное, добираясь до вкусной человечины, упакованной в цветастую сложность узоров халата ─ для зверюги раздражающую обёртку, которую он нещадно рвал в клочья. Судя по размеру песчаного монстра, жизнь у него была долгой и иногда преподносила возможность покромсать человеческую плоть, навсегда превратив в людоеда. Обильная вонючая слюна изливалась на песок. Глаза на затылке прицельно рассматривали жертву, выглядывая из морщинистых кожных мешков, приноравливаясь, где бы отхватить кусок побольше. Дракон увидел голые ноги, торчащие из-под халата, раздробил кость, разодрал икроножную мышцу. Вдруг, чего-то испугавшись, ороговевший изверг схватил вырванный лоскут мяса и исчез за барханом.
Авада приходила в себя несколько раз после болевого шока, даже сумела добыть огонь с помощью огнива из трухи сухой ветки.
Прижгла рану, кровь запеклась, но истерзанная, будто распиленная, нога накапливала скрытые гнойники. Пересохшие губы шуршали, как мамина чешуя. Авада не хотела умирать в пустыне и к оазису уже не хотела. Увидеть бы маму и поиграть с сёстрами, а ещё напиться воды и искупаться в пещерном ручье…
Умерла Авада быстро и тихо. Впервые улыбка надолго застыла на лице, и оно оказалось прекрасным. Прежде чем успели налететь на бездыханное тело грифы-падальщики, прибежать пауки и многоножки, к недвижной девушке подползла изящная змея с грациозно посаженной на длиннющий хвост человеческой головой в обрамлении чёрных кудрей. Озабоченное выражение женского лица у монстра- змеи, будто светилось грустным смирением. Немигающие глаза уставились на бескровное лицо погибшей дочери. Обвив мёртвое тело кольцами, змея боком, словно, поплыла по песку. Судя по бережной осторожности в движениях, она уносила с собой драгоценную ношу.
