Жанна Локтева
Вернись ко мне
Вернись ко мне.
– Мари!
–Мари!
Анна Григорьевна быстро шагала по дому, стуча каблуками своих изумрудно – зелёных атласных туфель. Эхо этих торопливых шагов разносилось по длинным коридорам и светлым залам дома, теряясь в высоких, покрытых лепниной потолках.
–Ох, уж эта девчонка! Мари!
Графиня Туманова заглянула в комнаты Мари, но нашла там только камеристку, раскладывающую вещи своей хозяйки.
–Наталья! – окликнула графиня девушку, – Ты видела Марию Сергеевну?
Наталья подскочила и присела в поклоне, приветствуя хозяйку.
– Мария Сергеевна недавно спустилась в сад, сударыня.
Анна Григорьевна улыбкой поблагодарила служанку и направилась к двери, выходящей в сад. Вечно занятая ведением хозяйства своего большого дома, она позволяла прислуге обходиться без лишних церемоний, за исключением тех дней, когда в доме проходил бал или прием. В эти дни требовательней её к соблюдению этикета трудно было найти. Никому не было дано право прохлаждаться или бездельничать- строгий взгляд хозяйки не спускал ни малейшей провинности. Быт в доме Тумановых был налажен именно благодаря Анне Григорьевне. Невысокого роста, белокурая, с ангельски- кроткими голубыми глазами, она могла справится со всем. Кроме
одного. Её собственных детей.
"Какой жаркий май выдался в этом году",– подумала графиня, обмахивая лицо и плечи старым, используемым только дома, веером.
Она неторопливо шла по песчаной дорожке ухоженного сада, над которым усердно трудились садовники, и домашние, и нанятые на весенне- летний сезон. Графиня с наслаждением вдохнула аромат полураспустившейся сирени. Скоро тугие ветви опустятся под тяжестью белых и сиренево – розовых гроздей.
Анна Григорьевна нашла дочь в теплице, где та большими садовыми ножницами обрезала сухие колючие ветви кустарниковых роз. Подол светло- оливкового платья девушки был запачкан землей, на голове красовалась
старая соломенная шляпа.
– Мари, оставь эту работу для садовника,– недовольно сказала Анна Григорьевна, – Посмотри на себя. Ты же похожа на собственную служанку.
Мари посмотрела на мать и присела в легком реверансе.
"В кого она такая упрямая?"– подумала графиня, уловив во взгляде дочери что- то похожее на бунт.
– Будет Вам, маменька, – сказала Мари,– Меня здесь никто не видит. А к обеду я непременно переоденусь.
– Разве тебе нечем заняться дома?
– Маменька, Вы же знаете, пианино мне не дается, зачем же терзать Ваши уши дурной игрой? А более бесполезного занятия, чем плести кружево или вышивать подушки, трудно себе представить.
Мари снова защелкала ножницами, стряхивая на землю сухие ломкие веточки. На её лбу и висках выступили бисеринки пота, золотистые завитки волос прилипли к шее под затянутыми в узел волосами.
– Мари,– Анна Григорьевна смотрела на дочь, пытаясь не улыбнуться. Ей импонировали ее независимость и вольность суждений. Мари с детства было дано достаточно свободы и это было выбором графини:– Я хотела поговорить с тобой про Александра Федоровского.
– А я то все гадала, когда же Вам донесут, – воскликнула девушка. Её щеки слегка зарделись.
– Ты знаешь, о чём я буду говорить? Пойдём прогуляемся, дорогая!
Мари сняла рукавицы, повесила их на
деревянную планку теплицы, а ножницы просто кинула на землю.
Мать и дочь медленно шли рядом по тенистым аллеям сада.
– Послушай, Мари,– начала графиня, – Мы не в первый раз ведем этот разговор. Мне не очень нравится твое слишком тесное общение с Александром Федоровским. Я думаю, ты с ним проводишь слишком много времени, что непозволительно юной девушке твоего положения. Знаю, что вы дружите с детства, что он как брат тебе, но не забывай- если слух о вашей неприлично тесной дружбе разнесется по Петербургу, мы никогда не сможем найти для тебя подходящую партию. Если, конечно, сам Александр не возьмет тебя в жены. Что было бы лучшим решением для вас.
Мари шла рядом с матерью, слушая её
вполуха. Её мысли витали в прошлом. Она, восьмилетняя девочка, бежит через сад домой с криком:
– Мама, мама! Я видела ангела!
Графиня присела перед ней, ласково положила руку ей на голову:
– Успокойся, дорогая. Ангелы живут высоко на небесах. Не думаю, что ты могла видеть одного из них. Они, к сожалению, не показываются людям, а в особенности маленьким непослушным девочкам.
Графиня заметила, что дочь опять витает где- то в облаках и вздохнула:
– Ах, Мари, ты неисправима. Пора бы стать серьезнее и подумать о своём будущем. Мы с Сергеем Ивановичем очень бы не хотели принуждать тебя к браку против твоей воли, но ты помнишь уговор.
До конца года ты должна принять решение, либо это сделаем мы.
– Маменька, – Мари вспыхнула,– Вы же не предлагаете мне самой сделать предложение Александру Федоровскому?
– Дай шанс ему сделать это самому либо выбери кого- нибудь другого.
С этими словами Анна Григорьевна отвернулась от дочери и пошла к дому.
Мари медленно поднималась по широкой лестнице к себе в комнаты, гладя рукой медные резные перила. Она думала о словах матери. Ни одного из своих кавалеров, что вились вокруг неё на балах и приемах или что приезжали с визитом в имение Тумановых, она не рассматривала в качестве мужа. Мари казалось маловероятным, что её просватают, не заручившись её
согласием. В отличие от старых времен, сейчас, в семидесятых годах девятнадцатого столетия, девушек не выдавали замуж в 17 лет. Это стало считаться дурным тоном. Но девушка слишком хорошо знала свою мать. Решив, что Мари должна быть помолвлена в неполных восемнадцать, графиня не отступит, даже если против неё ополчится весь свет.
В спальне Мари уже ждала Наталья. Мари кинула взгляд на приготовленное платье и кивнула. Пока камеристка затягивала ей корсет, Мари задумалась. Втянув живот и не обращая внимания на тычки Натальи, которая довольно бесцеремонно обращалась с хозяйкой, пользуясь дальним родством с семейством Тумановых, Мари улетела мыслями во вчерашний день. Они гуляли
с Сашей Федоровским по берегу реки, обсуждая новую лошадь, доставленную в то утро на огромную великолепную конюшню Федоровских. О лошадях Саша мог говорить часами. Они были его страстью. А уж объездить норовистого молодого скакуна- что могло быть для Александра лучше? Именно он учил Мари искусству верховой езды. Она, конечно, умела ездить верхом, как и все молодые девушки её возраста и положения, но Саша считал, что этого слишком мало. Он хохотал, как безумный, когда Мари пыталась справиться с одной очень упрямой кобылой и гордился ею, когда кобыла все- таки покорилась всаднице.
Так вот, они ходили по берегу, бросая в воду камешки и обсуждали лошадей. Обернувшись назад, Мари обмерла. Он стоял чуть поодаль, засунув руки в
карманы. Его синие глаза смотрели прямо на неё, взгляд был серьезен. Сердце Мари бешено заколотилось, руки задрожали. Нога съехала с влажного от воды камня и её пронзила резкая боль. Мари вскрикнула, опустилась на камень, обхватила руками лодыжку. Тут же к ней подскочил Саша.
– Что случилось, Мари?
– Нога,– пробормотала она.
Саша нахмурился:
– Тебе лучше показаться Петру. Обними меня за шею.
Мари обхватила руками его шею, Саша легко поднял девушку и зашагал к дому. Мари кинула взгляд назад. Там никого не было, только длинные ветки ивы склонились над рекой, ласково касаясь воды. А река неспешно плыла, играя белыми пенистыми гребешками на
каменистых берегах. Мари опустила голову, слёзы навернулись на глаза. "Пожалуйста, вернись ко мне".
Петр, спокойный и немногословный, осмотрел Мари ногу, заявив при этом, что ничего страшного нет, обычное растяжение. Но повязку все -таки наложил. Мари, чувствуя себя разбитой, сидела у камина и смотрела на яркие лепестки пламени, играющие в камине. Петр и Саша беседовали у окна, то и дело поглядывая на девушку.
– Как же это случилось?– спросил Пётр.
– Сам не пойму, – Саша пожал плечами,– Она вдруг замерла, словно увидела что- то. Видел бы ты её лицо. Будто перед ней возник призрак. Но там не было никого, только мы двое.
– Может, она просто задумалась? Ты
ведь знаешь нашу Мари- вечно она витает в облаках.
Но Саша промолчал. Он смотрел на Мари, на её распущенные по плечам волосы, которые от отблеска огня, пылавшего в камине, казались ярко- золотыми. Петр закурил сигару, пуская колечки голубоватого дыма в открытое настежь окно.
Петя Гаврилов с десяти лет жил в доме Тумановых. Сын старого полкового друга графа Туманова, он приехал в Петербург из далекого города Б., чтобы получить хорошее образование. Петр учился в Царскосельском лицее вместе с Дмитрием Тумановым и братьями Федоровскими. Но если графские отпрыски учились спустя рукава, пользуясь своим привилегированным положением, то Петр освоил все науки и
часами просиживал над учебниками и книгами. Усердия ему было не занимать, и год спустя после окончания лицея, он получил диплом врача. Эта профессия приносила ему немалый доход. Врачей в стремительно растущем Петербурге катастрофически не хватало и Петр, с его флегматичностью и рассудительностью, быстро завоевал расположение всей округи. К всему прочему, он не переставал учиться. Мари часто видела его сидящим за дубовым письменным столом и склонившимся над огромным фолиантом. К суждениям Петра прислушивались даже граф и графиня Тумановы и шалопай Митя, старший брат Мари.
– Мария Сергеевна!– одернула девушку Наталья,– Уже пора к обеду спускаться.
Митрий Сергеич уже прибыл и Ольга Тимофеевна тоже.
– Да, Наташа, уже спускаюсь,– встрепенулась Мари и, подхватив пышные юбки с воланами, быстро прошла по длинному коридору, в натёртые половицы которого можно было смотреть, как в зеркало, сбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и степенно- неторопливо вошла в столовую. Лакей, прислуживавший за обедом, придержал тяжелую дверь. Первая, кого Мари увидела, была Ольга, ее лучшая подруга. Она подошла, обняла Мари:
– Здравствуй, дорогая!