bannerbannerbanner
Дар Берегини

Жива Божеславна
Дар Берегини

Полная версия

3. СТАРЫЙ И НОВЫЙ ГОРОД

Красавица Любава – молодая жена Славена сама была из поляничей и не могла нарадоваться тому, что скоро к ним придут ее родные. Молодая женщина готовилась стать матерью, отчего черты ее лица от природы мягкие стали еще более округлыми. Правитель Роденя женился на ней несколько лет назад после смерти своей первой жены. И это была целиком заслуга Любавы в том, что ей удалось своей заботой и любовью прогнать мрачные мысли из головы Славена. Но не успело развеяться одно горе, как другая печаль пришла на порог – смерть свекра и деверя.

Сколько яств готовила молодая жена, сколько рубах и рушников вышивала ясноокая Любава для своего мужа. И помнила она наказ матушки своей: чем больше любви и заботы ты дашь своему супругу, тем более милостлива к твоему союзу будет Богиня—Мать Лада. На алтарь Лады нет лучшего приношения, чем любовь к своей семье – жене, мужу, детям. А коли этой любви не хватает, то надобно у самой Богини Матушки Лады ее просить и дано будет.

Алый сарафан Любавы был расшит оберегами Лады и Макоши. Драгоценные кольца, самоцветные бусы и жемчужные серьги украшали молодую жену правителя; на колечках цветочки узорчатые, серьги с горлицами золотыми, ягодки наливные на бусах. На украшения для молодой жены Славен не скупился, ведь сказано мудрыми, что жена украшенная оберегами приносит в дом процветание и радость. А если женщина в доме одета бедно и уныло, то такая же Доля серая да унылая выпадет этому дому. Каждое колечко, каждую бусинку подбирали мужья женам не случайно, ведь узоры да украшения – это дар матушки Лады, которая в дом лад приносит. Чтобы все в доме было ладно, нужно благославение богини Лады.

Любава сидела у окна и вышивала для своего будущего ребенка рубашечку, когда на пороге появилась девушка, помогающая ей по хозяйству, и сказала, что к княгине пришла баба Радуница с гостинцем, да слуги ее не пускают. В тот же миг молодая женщина поднялась и торопливо направилась к дверям.

– Проходи, бабушка – спустившись в сени, чтобы лично встретить гостью, ласково позвала Любава старуху.

Радуница недовольно сверкнула глазами на слуг и быстрыми шагами прошла вслед за Любавой, которая повела знахарку в свою светлицу и усадила на широкую сосновую скамью. Из резного окошка на морщинистое лицо старухи падал солнечный свет, подчеркивая каждую черточку ее похожего на печеное яблоко лицо. Волосы знахарки были скрыты под черным платком. И только серые глаза на ее высохшем от времени лице выглядели живыми и яркими. Глаза точно жили своей собственной жизнью и искрились особым светом.

Старуха взяла Любаву за руку и, посмотрев ей в лицо, сказала серьезным голосом:

– Любавушка, дорогая моя, я тебя сызмальства знаю. Ты мне как родная внученька, дорогая, а потому и сказать тебе обо всем заблаговременно должна. Большие перемены грядут. Ты помнишь, как помогла я тебе князя от дум его тягостных отвлечь, как сердце его к тебе обратила, да только непросто все. Заглянула я в кощуны, а они мне показали, что долгое расставание вам предстоит. Должен Славен отправиться в поход, туда, где не был народ наш еще никогда. И много испытаний предстоит мужу твоему на его пути. Большая слава супруга твоего ожидает, но и большие трудности. Ты же, голубка моя, ту дорогу дальнюю с ним разделить не сможешь.

Едва дослушала Любава последнее слово, как глаза ее покраснели, и она зарыдала, закрыв лицо руками и запричитав:

– Горе, горе мне. Видимо, нет на мне благословения Лады матушки. Почему Берегиня меня оставила? Как же я буду без мужа любимого? А вдруг ребеночек наш отца родного не увидит?…Что же мне горемычной делать? Как же мне несчастливой Долю свою вернуть?

– Не плачь, – стала успокаивать ее старуха. Дело серьезное, но я тебе помогу, если ты сделаешь все, в точности, как я скажу. Наших сил на то, чтобы остановить Славена не хватит, но на всякую силу найдется та, что больше. Я тебе кощуны принесла, кои мне от прабабки достались. Если ты их у изголовья кровати положишь, то сможешь уберечь мужа от дальнего пути. Одни – оставь у изголовья. Другие зашей в его рубаху, чтобы любимый твой с тобой оставался, покуда будут кощуны лежать у его кровати. Только запомни Любавушка, что должны они оставаться там, где я сказала и, чтоб ни одна душа живая о том не слышала.

– Ой, бабушка, – запричитала Любава в ответ, – я ночами спать не буду, лишь бы сокола своего ясного не потерять.

Она сняла с руки золотой браслет со знаками тресветлого солнца и подала старухе.

– Бабушка Радуница, родненькая, вот возьми, прошу тебя, этот подарок. Хоть и не в силах я отплатить тебе за твою заботу, но если ты примешь его, то хоть как-то сердце мое успокоишь. Ведь то, что ты делаешь для меня, дорогого стоит.

– Любавушка, мне старухе, золотые украшения уже ни к чему, я их богам поднесу, чтобы послали нам в нашем деле удачу, – ответила старуха, пряча браслет в холщовую сумку.

Поляничи пришли во главе со своим старым волхвом Даженем и молоденьким правителем Велеславом. Мужчины и женщины, воины и пахари хотели прикоснуться к Святыне, дарованной россам. Было их несколько сотни, и вся площадь скоро заполнилась людьми. Стало ясно, что места в поселении мало. Гости разместились в приготовленных для них временных жилищах. Те же, у кого среди россов были родственники, как княгиня Любава или вдова Всеслава – Светлана, отправились к своим. Величественно шагали пришедшие к холму, сотворенному русалкой Берегиней.

Остановившись у подножия холма, поляничи кланялись и возносили молитвы богам Прави. Прошло немного времени и гостей охватило странное волнение. Кто-то стал громче творить молитвы, кто-то отдавал земные поклоны, кто-то начал танцевать, а некоторые – просто теряли сознание и неподвижно лежали на земле. Велеслав неожиданно побежал к реке, и нырнул в нее, совершенно пропав из вида. Выйдя, наконец, из воды, он ни слова не говоря, направился к правителю Роденя.

Славен встретил юношу, приветливо усадив рядом. Лучшие явства преложили знатному гостею, но есть Велеславу явно не хотелось. Юный Велеслав был ровесником младшего сына Славена – Ярополка. Однако взгляд у мальчика был не по годам серьезный.

– Славен Родославич, благодаря тебе, брату твоему и вашим воинам, волколаки, не смогли захватить наше Городище. Рискуя своими жизнями, теряя родных, вы – россы спасли нас. Знай, правитель, – сказал юный полянич. – Ныне я заново родился, войдя в воды священной реки. Мать Берегиня даровала мне тайное имя, и теперь я и народ мой готовы объединиться с вами, потому как отныне едины мы в духе, и силы Прави зовут нас исполнить волю богов на земле. Прими меня, как принимаешь своих сыновей. Батюшка мой уже отравился к прадедам. Обещаю, как сын твой, я буду почитать тебя и защищать.

– Ты говоришь не по летам мудро, – ответил мальчику правитель Роденя. Но прежде, чем я смогу принять нового сына, а с ним и целый народ, мне самому надобно получить на то благословение русалки Берегини.

Утром следующего дня Славен был окроплен живой водой из святыни, дарованной Берегиней, и получил свое новое имя – Росислав – славящий Рось. На плечи правителя волхвы Божеслав и Дажень надели расшитое оберегами корзно – алую княжескую мантию. И был он, двумя объединившимися народами, избран князем. Так, поляничи и береговые люди, бок о бок бившиеся против волколаков, стали единым народом – россами.

Волхв Божеслав, Росислав и молодой Велеслав отправились в капище, где перед образами богов Прави был проведен обряд усыновления.

Когда же два народа объединились, то стало ясно, что Родень слишком мал для такого количества людей. Тогда новый князь принял решение расширить Родень, чтобы всем хватило в нем места. Началось строительство нового града. Поздней осенью, когда леса уже сбросили прекрасные багряные и золотые уборы, но Зима Марена еще не всю землю застелила толстым снежным покрывалом, Любава родила князю чудесного мальчика. Так Росислав правитель Роденя стал отцом уже в третий раз в своей жизни. Это был год важных событий в жизни князя и его народа: год, когда старый город стал новым, это был год великих перемен. Когда же вокруг нового града поднялись крепостные стены, Берегиня снова напомнила о себе. Князю Росиславу был послан вещий сон, в котором русалка Рось велела ему отправиться вверх по реке, и всем кто встретится на их пути передать ее Завет.

Князь рассказал о своем чудесном сне волхву Божеславу. Но, оказалось, что тот уже знал ее волю. Берегиня и волхву поведала о своем желании. Вместе они принесли жертвы богам Прави, прося о благополучии в этом походе.

И с того дня россы стали готовиться в дальний поход.

Княгиня Любава, боясь за своего благоверного, тем временем, в точности выполнила указание бабушки Радуницы и спрятала священные кощуны у изголовья кровати супруга. А сама тем временем приговаривала с печалью:

– Отчего ты мой, сокол ясный, улететь от меня хочешь в земли далекие. Как же ты меня покинуть собираешься, не дождавшись рождения нашего чада? Неужто, не мила я тебе совсем, князь мой?

И так часто она стала мужу своему это говорить, что князь должен был ответ держать.

– Любава, жена моя дорогая, почему ты речи такие заводишь, – отвечал ей князь. Будто ты на погибель меня верную отправляешь, и встретить больше не надеешься. Мы же не навек уходим. Сама Берегени реки будет нас хранить. Ты верить в меня должна, как супруга верная. А если я буду дома отсиживаться, то меня и другие уважать перестанут, и сам себе противен стану. Что же за князь такой, коли о народе своем не радеет? Мать Берегиня многие блага нам обещала и славу большую народу нашему. Или ты сама не видала, как поляничи всем народом пришли и вместе с нами россами стали. Отныне Судьба нам лучшую Долю посулила: многие земли открыть нам вверено.

– Так-то оно так, муж мой ненаглядный. Да только это всему народу нашему обещано. А про твою жизнь драгоценную для меня, Рось ничего не поведала. Мне ж без тебя никакой радости нет и счастья, да и жизни не будет. А народ, коли тебя не станет, и другого князя выберет.

 

– Ты, жена, зря разговоры такие заводишь, нахмурившись, ответил князь. Ты должна не удерживать меня, а поддерживать. А перечить мне начнешь – не будет в семье нашей ладу. Ты, Любава, мыслями себя бесполезными и тревожными изводишь, Лучше о ребенке нашем думай.– Так о нем я и думаю, Росиславушка. Каково ему будет, коли ты домой не вернешься. Как он расти-то будет, батюшки милого не видя. Отца-то родного ведь никто не заменит.

– Любава, у каждого своя Доля отмерена. И мы на земле должны принять свою Судьбу без колебания. Моя судьба – отправиться в поход и я отправлюсь независимо от того, чем дело обернется. Однако ничего плохого мне там не грозит, сердцем знаю. Ты же своими мыслями гнетущими только камни под копыта моего коня бросаешь. Уймись, жена. На том разговор и закончился.

Любава все чаще стала проводить время на берегу, прося Берегиню Рось мужа ее уберечь.

Князь же все чаще стал замечать, что некая сила мешает ему покинуть родные края. А поскольку именно он должен был вести воинов в поход на новые земли, ему становилось все хуже. Словно тяжкий груз на сердце повис и не отпускал его. Только речь о походе зайдет, как что-то останавливает его тут же. Вечером пришел князь к волхву Божеславу и поведал ему о своей кручине:

– Что-то, мудрейший, случилось со мною. Отчего-то душа моя больше к походу не лежит. Я раньше на жену мою Любаву шумел, что она мысли тяжелые лелеет, дома меня оставить хочет. А сейчас и сам не рад стал. И все уже решено давно, а будто что-то меня останавливает. Как встану утром, так, будто голос меня какой-то зовет, останавливает. Так бы и отменил все. Будто кто от меня специально дорогу отшептать хочет. Помоги, волхв, дай совет, что за силы со мною играют.

Волхв подошел к князю поближе и, пристально глядя ему в глаза, достал кощун. Князь хотел было что-то спросить, но Божеслав рукой показал, что нужно молчать. Прикрыв глаза, жрец начал что-то шептать, пристально глядя на рисунок кощуна. И в тот же миг Росиславу показалось, что вокруг его тела рассыпались синие искры. Он удивленно раскрыл глаза. А Божеслав, продолжил читать заговор. Князь почувствовал, как все его тело окутало небывалое тепло. Как будто поток теплого воздуха мягко охватил его с головы до пят. Божеслав же, не отвлекаясь, продолжал. Когда последние слова слетели с уст волхва, князю показалось, что прямо с его рубахи поднялась невиданная птица и вылетела в окно.

– Ну что, видел, чем тебя удержать хотели? – усмехнувшись, спросил Божеслав.

– Как же птица эта у меня оказалась? Где же она сидела? – растерялся князь.

– Да не птица то вовсе, это кощун у тебя в рубахе зашит был. Его твоей жене чаровница принесла. Он тебя и не пускал. И в кровати твоей тоже лежит.

– Неужто, Любава, моя?!

– Да она сама не додумалась бы. Это ей кто-то постарше подсказал, кто в таких делах толк знает. Но ты на жену свою не сердись, она не со зла, не хотела чтобы ты ее с дитем покинул, от Судьбы-пряхи тебя уберечь хотела. Бабка чаровница дала ей кощуны, которые для этого дела силу имеют. Покуда они рядом с твоим телом лежали, ты бы не смог дом свой оставить. Вот, Судьба владычица тебя ко мне и привела. Я один мог тайну эту выведать и освободить тебя от силы кощунов. Вернешься к себе, дай Любаве вот этот знак, ей и полегчает.

Оказавшись дома, князь решил не устраивать Любаве допроса, однако о том, что ему стало известно, все-таки упомянул, передавая оберег волхва.

– Ты, Любава зря решила меня от Судьбы моей уберечь. Потому как, что нашему народу предсказано богами, то и должно произойти. Ты же, супруга моя ненаглядная, будто не жена князя, а простая челядинка мыслишь. Посуди сама, князь – он отец своему народу, его хранитель и радетель. Коли я о животе своем буду больше думать, чем о благе народа нашего, как боги на то посмотрят. Чему сыновей своих учить стану, если только о себе печься начну. Ты же, Любавушка, жена моя, княгиня, детей моих должна уму-разуму учить и мужа во всех его начинаниях поддерживать.

– Говоришь ты, муж мой, ладно, да только сердце мое не на месте. Как же я, сокол мой ясный, без тебя с ребеночком одна здесь обойдусь? Как я без тебя, ненаглядный мой, буду дневать-ночевать в пустом доме? Отколе мне ведомо, чем поход завершится? Сколько дней мне тосковать-горевать без тебя, муж мой любимый? Кто ответит мне как мне прожить без тебя все это время, ненаглядный мой?

– На, вот, голубушка моя, кощун от волхва Божеслава, он тебя успокоит. А то, что тебе бабка-чаровница дала, ты верни ей обратно.

Поняла Любава, что Судьбы-пряха – Владычица судеб славянских все уже решила и велит князю в поход в дальние земли отправляться. Делать нечего, никак судьбинушку не поменять! Прижала она к сердцу дар волхва Божеслава и отпустила печаль-тоску от сердца своего. Глядит, а та черной птицей из окна и вылетела.

Стала Любава мужа в поход собирать. Рубаху оберегами вышивает, и песню напевает. Слова сами собой льются да все про то, чтобы и ветер милого ее ладу хранил, и реченька быстрая берегла, чтобы Солнце Красное силы света в помощь ее мужу посылало. Так, княгиня Любава голосом своим нежным и ручками искусными добром мужа своего славного окружала, оберегами защищала.

Весна нарядила природу в зеленые одежды, украсила и кочки, и дорожки, и кустики, и большие деревья-старожилы. Радовались россы светлым весенним дням и верили, что хорошая погода обещает удачу в предстоящем походе.

Племянник князя Росислава – Вольга Всеславич тоже готовился к походу. Юноша собирал одежду, оружие, затачивал меч, собирал провизию. Мать и сестры после смерти главы семейства всеми силами стремились удержать Вольгу дома.

– Сынок, – говорила Светлана, коли князь уедет, сын его, Руен, уедет, и ты покинешь нас, кто в Родене останется. Велеслав мал еще, какой из него правитель? Любава – она женщина скромная, нрава спокойного. Кто же править будет? Может ты бы и остался? Я бы сама с Росиславом поговорила, убедила бы его.

– Матушка, – отвечал ей сын, – как я могу остаться править, коли я не князев сын, и никак еще себя в бою не проявил. Подумай сама, дядя Руена своего не оставил. Велеслав Поляничский, тот по рождению – княжич. А мой отец воином, героем был, но наказа мне княжить не оставлял.

– Сыночек, милый мой, так яблочки от яблони не далеко падают. Ты племянник родной князю, не чужой. Росислав знает, что кроме тебя у меня никого нету. У него три сына и Любава молода еще, много сыновей ему родит, а у нас в семье ты один мужчина. Как же мы тут без тебя будем?

– Матушка, коли Макошь-Судьба такую нить сплела нам, можем ли мы смертные что-то изменить? Батюшка уже в светлом Ирие, в Сварге оттуда на нас смотрит и никогда не покинет свою семью. Душа его всегда помогать нам будет сверху. А ты так обо мне тревожишься, будто одна-одинешенька.

А тем временем Свава – старшая из сестер Вольги, не меньше матери переживавшая об отъезде брата, думала, как ему помочь. С самого рождения Свава была посвящена Сварожичу – богу огня. Когда она родилась, в очаге неожиданно маленький уголек вспыхнул так, словно целый костер разгорелся, и волхв поведал родителям, что девочка отмечена силою огня. Потому-то Свава обучалась, как видеть, слышать и понимать знаки огня. С тех пор как она узнала о походе – почти все время стала проводить в овине – месте особо угодном Сварожичу, изготавливая обереги. Вырыв круглую ямку, Свава разожгла в ней маленький костерок, призывая бога огня:

– Батюшка, Сварожич великий, – шептала девочка, – всеми огнями ты огонь, всеми князьями ты князь, всеми правителями правитель. Будь кроток, будь милостлив, молю тебя. Как ты жарок и пылок, как ты жгешь и палишь в чистом поле травы и муравы, чащи и трущобы, у сырого дуба подземельные коренья… Тако я молюся и корюся тебе-ка, батюшка, Сварожич великий, жги и спали с братца моего Вольги, свет Всеславича, всяки скорби и болезни, страхи и переполохи. Пусть в дороге его вороги обходят стороной, а кто со злом подойдет, так ты его отожги от брата моего. Храни его, батюшка Сварожич…

Когда Свава произнесла последнее слово молитвы, прямо из костерка на землю выскочил уголек. Ярко вспыхнув, уголек тот час же погас. Свава подняла остывший уголек и начертила на круглой деревянной дощечке священный знак огня. Она пробила в дощечке дырочку и, продев сквозь нее шнурок, спрятала готовый оберег в холщевый мешочек. Девочка поблагодарила священный огонь и, затушив костерок, вышла из овина. Но не успела Свава далеко отойти, как увидела бабку Радуницу, которая шла ей навстречу:

– Здравствуй, бабушка, – поздоровалась девочка.

– Ну, здравствуй, здравствуй, Свава. Опять в овине была? – пристально всматриваясь в ее лицо, сказала старуха.

– Да, – ответила Свава.

– Никак снова Сварожича зазывала?

Свава ничего не ответила, но ее взгляд говорил, что бабка была права.

– Можешь и не отвечать, – произнесла старуха. Только запомни Свава, Сварожич он не только ласков и щедр, он ведь силен и могуч. А ты пока еще мала и неумела, коли без надобности его призывать будешь, мало ли что случиться может.

– Бабушка Радуница, я не просто так, – ответила взволнованно девочка, я Вольге помочь хочу. Он скоро в поход уходит, надолго. И мы за него переживаем – и я, и мама, и меньшие сестренки. Я только для него старалась. Ты ведь знаешь, как батюшка наш умер. Теперь Вольга у нас один остался.

Старуха оглянулась по сторонам и, никого не заметив, уселась на завалинку. Морщинистым пальцем подозвав Сваву, она велела девочке встать рядом. Радуница достала из холщевого мешочка кощуны и принялась их раскладывать.

– Ты что это делаешь, бабушка? – поинтересовалась Свава.

Старуха ничего не ответила, приложив палец к губам, велев девочке соблюдать тишину. Завершив свое действо, она сложила обереги в мешочек и сказала, обращаясь к Сваве.

– Послушай, что я тебе скажу, Всеславна. Вольга ваш, жив—здоров останется. Ничего с ним худого не сделается, потому как избран он богами Прави, Долей отмечен. Ему Макошь-Пряха особую Судьбу сплела, я такой ни у кого раньше не видала. Вы за него молитесь и требы творите, да только не ждите, что он воротится домой из похода. Отпустите его с легким сердцем, так ему лучше будет и вам. Передай матери, чтобы приняла она предсказание сие и понапрасну себя не изводила, не убивалась.

Сказала это Радуница, и ушла, не оглядываясь. А Свава поторопилась в дом, передать Вольге оберег, а матери – все, что слышала от знахарки.

Вольги нигде не было. Светлана одна сидела за вышиванием. Дочка, молча, прижалась к матери.

– А где Вольга, мамулечка? – спросила девочка, заглядывая ей в глаза.

– Да с ребятами на поляну пошел – ответила женщина, откладывая рукоделие.

– Мам, – я бабку Радуницу повстречала, – неуверенно начала Свава.

– И что? – насторожилась мать.

– Ну, она кощуны разложила на нашего Вольгу. В общем, сказала, что он не помрет в походе. Жив-здоров останется. Все с ним хорошо будет.

– А когда воротится, не сказала?

– Ты только не переживай, мамочка, бабка сказала, что….

Свава замолчала.

– Не томи, Свавушка, говори, что знахарка поведала.

– Не вернется он в Родень обратно. Что его ожидает, бабка, мне не открыла. Только сказала, что он избранный, таких, как он, она еще не видела. Вроде как нашему Вольге Макошь-мать особую Судьбу сплела.

– Да что же это она, карга старая говорит-то?! Как же так?! Как же Вольга, сыночек мой, отрада моя и не вернется?! А ты почему, Свава, неразумная всякую кривду разносишь. Почему родного брата в один конец провожаешь? – распаляясь все больше и больше, сказала Светлана. Слезы рекою потекли из глаз женщины. Она их и не пыталась вытирать. Голос ее становился все громче и раздраженнее.

– Мамочка, так ведь Радуница-бабка, она пустого не болтает. Она воеводину дочку от лихорадки излечила, сына гончара от навий спасла, засуху предсказала, коров заплутавших нашла, плотника ребеночку родиться помогла, с Рады Дубыниной подруги сглаз сняла, а скольким воинам нашим раны залечила…, – пыталась оправдаться девочка.

– Она знахарка, вот и лечит! – отрезала Светлана. – Всяк в яви свое дело делает. Кто ее предсказывать-то учил? А ты уши развесила и слушаешь, – почти кричала мать. – Все, что тебе люди чужие скажут, всему веришь. Неужто, ты, дочь моя, всякому встречному поперечному готова на слово поверить. Родного брата готова навсегда спровадить, только оттого что бабка из ума выжившая нагородила.

– Матушка, – робко пыталась вставить словно Свава, – так ведь Радуница – не сумасшедшая, чтобы околесицу нести.

– Так и запомни, – все не унималась Светлана, – коли еще раз бредни такие услышу, ты мне – не дочь. Отправишься к своей Радунице – карге в лес жить.

Сказав это, Светлана выбежала в сад. Потому как сдерживать рыдания более не было сил. Слезы ручьями текли из глаз, голос дрожал. Она смотрела на зеленые листья деревьев и понимала, что их яркая весенняя зелень только подчеркивает ту зиму, которая воцарилась в ее душе. Предсказания старой Радуницы не могли быть случайностью. Это Светлана знала наверняка. Да только сердце не могло и не хотело верить в то, что единственный сынок ее, кровиночка ее, навсегда уйдет в чужие края, в дальние дали.

 

Среди дружинников князя был славный витязь по имени Яромир, сын кузнеца Вавилы. Вместе с младшими братишками и сестренками сидел юноша на пригорке и наигрывал незатейливую мелодию на дудочке. Малыши резвились, разглядывали букашек, выползших по весне из укрытий, девочки плели веночки из полевых трав.

– Яромир, – обратилась к нему одна из девочек после того, как юноша закончил играть. Расскажи нам про нехороших, пожалуйста.

– Расскажи, – весело подхватили остальные малыши, рассаживаясь вокруг. Слушателей набралось больше десятка.

– А что вам рассказать про них? Я про таких и не знаю вовсе. Откуда мне знать-то, – улыбаясь, ответил Яромир, пряча дудочку в карман.

– Нет, знаешь, знаешь – настойчиво теребя рукав юноши, – сказал светлоголовый мальчонка, брат Яромира пяти лет от роду.

– Ты лучше всех про них знаешь, – уверенно сказала рыжеволосая девочка с длинной косой, подбираясь поближе к рассказчику.

– Ну, – начал юноша, напуская на себя серьезный вид. Это вообще-то не моя история. Это я от бабки Радуницы слыхал. А она все своими глазами видала, и все как было, так и рассказала, – как бы поясняя, что он тут не причем, начал юноша.

– Значит, было так! Позапозапрошлой зимой в самый мороз, маленький сынишка гончара Мала захворал.

– А как его звали, – заранее открывая рот от удивления, – спросил самый маленький из слушателей.

– Да что ты не знаешь что ли, не мешай, – дружно набросились на спросившего, девчонки. Горисвет его звали.

– Ну, так вот, – продолжал рассказчик, – с серьезным видом оглядывая компанию малышни. – Ну, так вот, захворал, значит, Горисвет и никто его не мог вылечить. И травами поили и в бане парили – ничего не помогло. Стал он таять на глазах. Лицо бледнеет, губы синеют, в общем, ужас, что с малышом творится. А особенно по ночам! Как проснется наутро, аж смотреть страшно. А бабка Радуница в ту пору далеко была, к одной ведунье в дальний лес ходила. Так, через неделю Малов сын и помер. Никто излечить не смог. – Сказал Яромир, понижая голос.

Ребятня сидела, затаив дыхание. Рассказчик сделал многозначительную паузу и продолжил.

– Погоревали родители, похоронили сынка. Только беда одна не приходит. После похорон и другой сын захворал. И что странно, с ним один в один все то же самое твориться стало, что и с покойным Горисветом. Стал Мал думу думать, как дитя от верной погибели спасти. А тут как раз бабка Радуница воротилась. Ну, вот, позвал он бабку Радуницу, говорит, помоги, укажи, что не так. Она пришла, поглядела на дитятю, пошептала и говорит: Ты, Мал, ночью не спи, да посмотри, что по ночам в доме твоем творится. Что увидишь, мне и расскажи. Решил гончар ночь недоспать, да посмотреть, отчего сын его в таком виде просыпается. Как бабка велела, так он и сделал. Вот они с женой постелили возле лавки, где сын спал, сделали вид, что заснули, а сами не спят. Глядят, а среди ночи…. Приходят…. – тут Яромир снова сделал многозначительную паузу, и оглядел собрание.

Глаза слушателей наполнились нескрываемым волнением. Мальчишки сжали кулачки, девчонки крепко вцепились в подолы сарафанов. А самый маленький от напряжения даже икнул.

– Я могу вообще-то не рассказывать дальше, – небрежно заметил юноша.

– Нет, нет, пожалуйста, Яромир. Не томи – тут же раздалось со всех сторон.

– Ну, вот, значит, смотрят гончар с женой, а там…. Нехорошие пришли – навьи. Сами страшные, просто ужас, глаза горят, клювы длинные, лапы когтистые курячьи. Опустились они на кровать Малова сынка, сели ему на грудь и стали его жизнь высасывать.

– Это как, – замирающим голосом спросила одна из девочек.

– А вот так, – таинственно полушепотом ответил Яромир. Открыли свои клювы и прямо изо рта малыша стали высасывать его дыхание. А он, тем временем, все бледнее и бледнее становился. Хотел гончар отогнать их, да только руки-то будто сковало – не пошевелиться. Так навьи насытились и улетели. Наутро пришла бабка Радуница. Они ей, – мол, так и так, описали все, что ночью случилось. Бабка выслушала и обереги – кощуны дала солнечные Даждьбожьи от навьев- нехороших. На следующую ночь, гончар уже подготовился к встрече. Как навьи прилетели, он встал и разогнал их, направив солнечный оберег прямо им в морды. Эх, кабы видели бы вы, как стали пищать да вопить, нехорошие, от света да жара Даждьбожьего, то диву бы дались. Как силища оберега их на кусочки – то растащила! На все стороны развеяло, разбросало нехороших. На клочки их разнесло, по закоулочкам. Так на следующую ночь уж никто из них не залетывал больше. Вот и спас гончар Мал своего другого сына от нехороших. На том и сказу конец, а кто слушал молодец, – бодрым голосом произнес Яромир, вставая с земли. А теперь по домам, уже вас заждались, небось. Бегите!!!

Дети, впечатленные рассказом, и не подумали расходиться. А Яромир, встал, отряхнув одежду, направился туда, где находились его сверстники, а точнее, молодые девицы, по случаю наступления весны, водившие хороводы.

Статный и привлекательный юноша еще не нашел себе невесты, и потому рубахи ему вышивала матушка. Однако многие девушки готовы были войти в его дом в качестве жены. Потому решил Яромир, что если суждено ему живым и здоровым вернуться домой из похода, то непременно свадьбу сыграет. Но так ему никто еще и не приглянулся. Пока смотрел он на хоровод, который водили девицы, кто-то его окликнул.

– Яромир Вавилович, – позвала юношу румяная, как наливное яблочко, Услада, дочь воеводы. Не сыграешь ли ты нам на дудочке-самогудочке? Обратилась к нему, улыбаясь, девушка.

– Отчего же не сыграть, – отозвался Яромир. – Какая твоя любимая песня Услада Путятична, ту и сыграю?

– Моя любимая песня про удалого молодца, да красну девицу, которая его любила, да не открывала чувств своих, таилась, чтобы никто ничего лишнего не сказал – не скромной не назвал. «Калинушка с малинушкой, лазорев цвет, не веселая беседа, там, где милого нет…».

– Что-то, Услада Путятична, я такую не припомню, – недоуменно ответил витязь, не понимая, о какой песне, идет речь.

Девушка не ответила, но повернувшись, веселым голосом сообщила подругам, что Яромир будет играть.

– Что-то я так и не понял, что за песню сыграть для тебя, Услада? – снова обратился юноша к дочери воеводы.

– А эту песню, Яромир Вавилович, мне мое сердце спело. Думала, что твое тоже такую знает, – ответила Услада, отводя взгляд. Тут только витязь начал понимать, что она имела ввиду.

– Так вот ты о чем… – только произнес Яромир, но тут подоспели остальные девицы, радостно ожидающие песню, и прервали их разговор.

Яромир приложил дудочку к губам, и поляну наполнили звенящие переливы Веснянки. Как и раньше с детьми, снова Яромир оказался в центре внимания. На этот раз девицы окружили его.

А пока юный витязь играл на дудочке-самогудочке и, поглядывал на собравшихся, подошел к нему его давний друг – Доброслав. Когда девушки снова пошли водить хоровод под свои песни, Доброслав обратился к музыканту.

– Ну, что, сокол наш ясный, Яромир Вавилович, на девушек поглядываешь, а невесту еще не приглядел? – улыбаясь, спросил он.

– Да, девушек ладных у нас много, на какую ни посмотришь – глаз радуется, да только сердце мое молчит.

– Смотри, Яромир, сердце-то оно долго молчать может. Так ведь и бороду до пояса отрастишь, а жены не сыщешь. Сердце знаешь, брат, оно не простое, а коли к нему приноравливаться – век искать будешь.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru