John Hall
Терма
«Давай! Давай, просыпайся, тупой кусок мяса! – думал я по мере того, как пространство внезапно начинало сужаться. – Мара! Пошла прочь, Мара! – внезапно для себя я вспомнил это имя злого духа, демона, садящегося по ночам на грудь и вызывающего дурные сны с чувством удушья из-за веса демона, удобно расположившегося на груди спящего. – Мара! Отпусти меня, дрянь!»
В какой-то момент получилось двинуть рукой, и это стало тем самым минимально необходимым движением для того, чтобы стена, удерживающая меня по ту сторону от реальности, рухнула.
– Ух! – я вскочил в шоке от произошедшего и тяжело дышал, жадно хватая губами воздух. – Ух, меня заплющило! – хрипящим голосом произнёс я и поднял свои глаза на лобовое, с которого всё началось. Тонкие плёнки не сошедшего с глаз сна мутным стеклом предстали перед тем, что я хотел увидеть и видел на самом деле.
Пришлось протереть глаза для того, чтобы убрать тонкие сонные пластинки и остатки песка, оставленного песочным человечком. Только после этого я вновь устремил свой взгляд на покрытое тонкой коркой инея лобовое стекло, чтобы не увидеть там маленьких следов… Таких, какие могли бы оставить дети на теплом песке, если бы тот существовал.
– Ну вот и хорошо, – сказал я шёпотом, чтобы не спугнуть чувство спокойствия. Почему-то я не хотел смотреть наверх. Так, будто бы заранее знал, что вру себе, или потому, что боялся поймать ту же болезнь, что могла поймать Краска, или из-за совокупности этих нескольких факторов, которые не обнадеживали. Я встал со своего места и пошел к женскому отсеку, чтобы разбудить её и попросить, чтобы уже она посмотрела на смотровое стекло.
– Роднота… род-но-та-а! – чуть прибавляя силы своему голосу, не заходя в комнату, тихо произнёс я в попытках разбудить свою напарницу. – Краска, девочка-а-а! – но мои попытки были тщетны. Я прислушался и в тишине спокойной ночи я слышал тяжелое дыхание.
– Да что ж такое?! – произнёс я, врываясь в комнату для девочек. Краска, упершись на лопатки, выгнулась и стояла в этой ужасающей позе. Руки её были сложены около горла. Каждый частый вдох и выдох сопровождался тяжелым хрипом. От увиденного меня сначала бросило спиной к стене, но, быстро совладав с собой, я в один прыжок приблизился к Краске и начал трясти её, схватив за плечи.
Спустя несколько очень длинных мгновений та сначала закричала, а после открыла глаза. Там читались шок, паника, страх. Она отмахивалась от моих рук и забилась в угол своего спального места. Краска обхватила руками колени, и некоторое время просидела так, сотрясаясь от ужаса. Взгляд её был направлен в никуда, стеклянные глаза буравили полумрак.
– Что… что это было? – проговорила Краска, спотыкаясь о слова.
– Это был очень плохой сон, – сказал я, понимая, что если я сейчас поведу её показывать то, что увидел сам, то её это добьет.
– А что ты тут делаешь? – спросила она, посмотрев на меня, сидящего на полу отсека для девочек.
– Мне показалось, что тебе плохо. На мои вопросы ты не отвечала, вот я и зашёл, – сказал я, чтобы не вдаваться в подробности.
– М-м-м, ясно, – коротко ответила она в самой ненавистной мной манере.
– Я пойду, наверное, нашего заказчика, так сказать, проверю, – сказал я, тяжело поднимаясь с пола с намерением проверить самочувствие Нэка.
Выйдя из небольшой комнаты, я прошёл вперёд, прилагая все усилия для того, чтобы не посмотреть на лобовое стекло. Из-за закрытой двери раздались громкий крик и удары. Я напрягся, из комнаты для девочек показалась Краска с пистолетом в руках. Её трясло, и тут я понял, что надо действовать быстро, иначе в нашей команде станет на одного меньше.
– Тихо-тихо-тихо! – я направился в сторону своей напарницы. – Давай лучше я? – из-за двери раздавались удары и крики. – Отдай мне пистолет, я стрелять умею, – быстро, но при этом аккуратно, я подошёл ближе к Краске. Та, уже охваченная и паникой и истерикой, смотрела на меня. В слабом освещении у меня получилось разглядеть, как слезы и сопли скатываются по её лицу, но также я увидел, что голос рассудка не покинул Краску: она разжала пальцы и передала мне пистолет.
В этот же миг красный символ замочка исчез с панели справа от двери, а мне пришлось приложить немало усилий, чтобы принять позу, из которой мне удобно было бы вести прицельный огонь.
Из комнаты выскочил взлохмаченный, перепуганный, матерящийся исследователь; он махал руками, а движения его походили очень странный то ли танец, то ли бой с тенью в исполнении ребенка. Я пытался придумать какой-нибудь адекватный способ выключить бывшего коллегу, но не смог придумать ничего лучше быстрого прямого удара в челюсть, от которого Нэк упал и растянулся на полу. Краска в этот миг уже сидела в углу, вновь обхватив колени руками. Я чувствовал себя в эпицентре не-происходящих событий, так как событий было много, а вот сказать о том, что что-то определённо происходило, было нельзя.
Через несколько минут Нэк пришёл в себя, сел на полу и посмотрел на меня мутным взглядом. Краска на этот момент уже сидела на месте второго пилота и смотрела на пульт управления. Со стороны показалось, что она задремала.
– Что произошло? – спросил Нэк, скользя взглядом по стенам, приборам и стараясь не смотреть на нас.
– У тебя случилась истерика, или припадок, или… – я не успел договорить, потому что Краска перебила меня.
– Белочка… – сказала она траурным голосом.
– Короче, ты выскочил из своей этой каморки и начал бегать с криками, а потом отключился, – сказал я, не желая продолжать столь лаконичное и информативное повествование.
– Я чувствую, – сказал бывший коллега, ощупывая область, по которой пришелся удар. – Ладно, всё равно спасибо, – скупо сказал он. – Но что это было?!
– Сложно сказать… – ответил я. – Какое-то общее помешательство.
– Подожди, общее? – Нэк напрягся. – То есть тебя тоже накрыло, так? – и члены экипажа с подозрением уставились на меня.
– Да, было. Что-то больше похожее на то, что увидела или почувствовала Краска, – сказал я.
– А конкретнее? – спросил Нэк.
– Конкретнее – множество собирательных образов, не более, – сказал я и небрежно, очень быстро, бросил взгляд на лобовое стекло. Туда, где недавно видел большое количество детских следов.
– А вот это уже интересно, – сказал Нэк, который, как-никак, никогда не был глупцом. – Что у нас там? – прозвучал риторический вопрос, и он направил свой взгляд в сторону лобового стекла. Теперь и я открыто посмотрел туда, и Краска направила свой взгляд в ту же сторону. Повисла гробовая тишина.
– И? – спросил Нэк. – И что ты туда зыркнул?
– Да так, привиделось, – ответил я, выдыхая с облегчением и мыслью о том, что действительно просто показалось. Напоследок я ещё раз посмотрел наверх, только теперь присмотрелся: вроде бы, всё было нормально, но меня напряг слегка видимый развод. Такой, какой мог оставить тот, кто пытался скрыть следы своего присутствия. Я увидел это, после чего мотнул головой, отгоняя эту мысль от себя, не желая играть в эти игры разума.
– А что привиделось? – спросил Нэк, и от одного воспоминания у меня по спине потянуло холодом.
– Неважно, – коротко, раздражённо ответил я. – Давайте завтракать и начинать работу. Пока Краска готовит, я чуть отодвину капсулу, иначе мы покроемся тонкой ледяной коркой и в какой-то момент рискуем не выйти, – после этих слов все посмотрели на иней, осевший на лобовом стекле.
– Да, в этом есть смысл, – сказал Нэк, заходя в свою каморку. – В таком случае, вы пока тут работайте, а я кое-что проверю, – сказал он и скрылся за дверью.
– Как ты, родная? – спросил я, подходя к Краске, которую по-прежнему колотило.
– Нормально, – проговорила она с трудом.
Никогда прежде я не видел свою напарницу в таком состоянии. Это был нервный срыв. Полноценный, полномасштабный конкретный нервный срыв.
Глава 8
Пока Краска трясущимися руками готовила завтрак, я сначала очистил лобовое, и для этого пришлось шагнуть в мёрзлость и воспользоваться специальным скребком. Потом отогнал наш экипаж на пару сотен метров в сторону. К этому моменту всё было готово. Напарники ждали меня, сидя за столом. Исследователь выглядел крайне загадочным и задумчивым, Краска потихоньку отходила от потрясения.
– Что ты там проверял? – спросил я Нэка.
– Колебания электромагнитных волн. Помимо этого смотрел возможные звуковые колебания и попытался проанализировать световые волны, – сказал тот, не покидая рамок своей озадаченности.
– И? – спросил я, понимая, что бывший коллега зацепился за произошедшее и теперь будет выжимать информацию из воздуха.
– Ничего, – сказал он.
– В смысле? – в один голос затупили мы с Краской.
– Обычно есть хоть что-то, даже в нормальном состоянии, а тут… вообще ничего, – сказал он, а потом задумался. – То есть ничего необычного, Всё максимально среднее и приближается к идеальному, никакого остатка от какой бы то ни было бури… световой, электромагнитной или чего-то наподобие взрыва, вообще ничего аномального.
– И что именно тебя напрягло? – спросила Краска, но ответ она получила не от Нэка, а от меня.
– Отсутствие наличия аномалии, – сказал я, основываясь на произошедшем и на том, что не по себе стало не только мне.
– Улавливаешь… – сказал он. – И что это может значить? – он обратился ко мне, не желая озвучивать свои догадки.
– Как минимум радиацию, – сказал я. – А как максимум – это может быть чем угодно, и это что угодно можно искать достаточно долго, – мне было и интересно, и страшно одновременно.
– Именно, – Нэк кивнул. – И это в самом лучшем случае, – сказал он, и в глазах его на секунду мелькнул страх. – Так же это может быть каким-нибудь существом, способным проникать в сознание, и до того момента…
– Заканчивай фантазировать, – сказал я, почувствовав пробежавший вдоль позвоночника холод. – Ничего такого быть не может. На этой планете жить вне исследовательских лабораторий невозможно. Так что тут никого, кроме нас, нет, – проговорил я, хотя, в мыслях вновь очень отчётливо видел те небольшие следы человеческих ног на лобовом стекле.
– Ладно-ладно… – Нэк и сам поежился от образов, мелькнувших в его голове. – Быстро заканчиваем здесь и быстро валим отсюда, иначе, чую, ничем хорошим для нас эта прогулка не закончится.
– А у тебя только одно такое ружье? – спросила Краска.
– Да, – ответил он, – и нам придётся пользоваться только тем, что у нас есть.
– Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что мы не сможем создать непроглядную дымку из испарений за пару секунд нашей работы, а плохо потому, что туман, который в любом случае образуется… С ним, по-хорошему, надо что-то делать… – сказал я. – Был бы у нас каплеуловитель, помощнее, было бы куда удобнее, быстрее и проще.
– Есть, – холодно сказал Нэк. – Я как раз просматривал основные принципы использования и думал, можем ли мы его использовать с пользой нашей кампании.
– И как? – спросила Краска, которая не до конца понимала, о чём идет речь.
– Хочешь сказать, у нас более приятный выбор есть? – спросил я несколько раздраженно.
– Выбора нет, – Нэк пожал плечами. – Есть то, что есть. Делаем быстро, смотрим и сваливаем отсюда. Точка.
– В таком случае, пока вы тут доедаете, я пошел наружу. Пушку придётся тащить ручками, – сказал я. – Каплеуловитель какой по габаритам?
– Немаленький, – скупо ответил Нэк.
– Тогда возьмете тележку. А ещё скажи: каморка маленькая, откуда у тебя там столько всего? – спросил я, посмотрев на Краску, которая тут же заинтересовалась этим вопросом.
– Это всё аккуратно встроено и разложено по всей исследовательской капсуле. Надо знать, что и где лежит, – сказал Нэк и вопросительно посмотрел на нас. – И кого ждем? Начинаем двигаться или как?
– Шлем давай, да? – это был риторический вопрос. Нэк немедленно нырнул в свою комнатку и вынес оттуда три головных убора. – Я там пару функций удобных для предстоящих работ прикрутил. Будешь стрелять, увидишь как работает, – сказал он, наблюдая за мной взглядом, полным усталости.
– Не вопрос, – сказал я, забирая с собой большое и достаточно тяжёлое устройство для топки льдов. – Я, наверное, буду начинать без вас. Как подойдёте, врубишь адские устройства, и, начиная с этого момента, будем работать вместе. Возьмите ледорубы на всякий случай. Думаю, так, если что, работа бодрее пойдет.
Мы сделали так, как договорились. Три штыря в лёд, затем ледорубы в руки и вперёд. Так мы работали весь день. Присобаченная функция прицеливания оказалась очень удобной в использовании, и я даже переступил через свою гордость и похвалил бывшего коллегу по исследовательской лаборатории за прекрасно выполненную работу.
Уставшие в хлам после двенадцати часов работы, мы встали перед дверьми ангара, чтобы посмотреть на тот объём, который проделали за отведённое теплом в наших телах время. Оказалось, что мы умудрились проделать очень и даже очень большой путь, и это с учетом комплексной работы штырей с каплеуловителем, с ледорубами и периодической уборкой сколотых кусков льда в сторону. Иногда мы использовали лебёдку на капсуле, чтобы вытащить тавровые балки. Это, кстати, так же помогало расчищать помещение. Правда, те предметы, которые мы бережно извлекали из толщи льда, вселяли неуверенность и сомнения по поводу того, что мы найдем тут то, что ищем, и по-хорошему уже надо переходить в другое место. Именно это я и предложил за ужином после приятного душа. А чтобы его принять, мы использовали те глыбы льда, которые откалывали. Все капсулы уже около двадцати лет были оборудованы небольшими душевыми кабинками с теплоэлементами, которые прекрасно топили лёд и заполняли бункер. Так, потратив определенное количество времени на заготовку льда и его растопление, можно было смыть с себя грязь, пот и усталость в конце тяжёлого трудового дня.
– Слушай, мне кажется, что нам надо перейти в другое место, – сказал я, обращаясь к Нэку.
– Думаю, в этом есть смысл. Мы продвинулись практически к центру, но ничего так и не нашли и, возможно, вообще ничего не найдём, – сказал он.
– А я думаю, что вы оба неправы, – сказала Краска. – Раз начали заниматься, надо закончить. Может и такое быть, что в самом загаженном мухами углу будет небольшой склад, где хранится то, что ты ищешь. Или как минимум какая-нибудь часть от того, что ты ищешь.
Мы задумались над словами напарницы.
– Возможно, и в этом тоже есть смысл, – сказал Нэк. – Вот только эти возможности взаимно противоположны и я, честно говоря, не могу сделать выбор, – он виновато пожал плечами.
– В таком случае, давай поступим так, как сказала наша милая спутница, – вклинился я. – Думаю, один день, в этом случае, большой роли уже не сыграет. Самое главное для нас: хорошо отдохнуть и приступить ко второй части очистительных работ. Есть ещё другой вариант: мы начинаем, смотрим, что и как, и если вдруг поймём, что дальше только пустота, быстро свернёмся и отправимся искать что-нибудь ещё. Как вам такой вариант? – спросил я и внимательно посмотрел на сидящих со мной за одним столом.
– Разумно, – кивнула Краска, которая постепенно приходила в себя. Тяжёлый рабочий день, наполненный физическим трудом, кажется, смог отдалить её от мыслей, связанных с произошедшим в прошлую ночь. Однако же, когда мы закончили ужин и решили разойтись на отдых и восполнение количества тепла, она сообщила о том, что останется на месте второго пилота и постарается отдохнуть в положении полулёжа. Я расположился в своём кресле первого пилота и очень быстро провалился в крепкий сон.
– Что за звук? – я услышал голос Нэка, который тряс меня за плечо. – Ты слышишь? Что за звук?!
Я открыл глаза и попытался найти Краску, не осознавая того, что боюсь и переживаю за неё. Найдя её крепко спящей на прежнем месте, я выдохнул.
– Ты о чём? – я отвечал по выработанной за последнее время привычке. – Какой звук? – спросонья не понимая, о чём идёт речь, я тут же начал прислушиваться, ибо последние события вынуждали быть постоянно настороже.
– Тихо-тихо, – прошипел Нэк, перебивая меня.
– Если ты и дальше будешь шипеть, я ни хера не услышу.
После чего я начал прислушиваться. Мы замолкли и замерли. Несколько секунд полной тишины вновь напомнили мне о галлюцинациях.
– Тебе показалось, – возразил я, и вновь свой трон заняла леди Тишина.
– Только что смолкло! – сказал Нэк, и по его внешнему виду было видно, что тот находится в состоянии близкому к панике, страху и истерике.
– Это у тебя в голове смолкло, – ответил я едко, хотя, если быть честным, напрягся. – Где там твои чудо-аппараты для считывания показаний из окружающей среды?
– Пойдём, – кивнул Нэк и тихо проследовал в лабораторию, зовя меня за собой.
– Так-то неплохое ты себе место дёрнул, – сказал я, увидев, что это место достаточно большое и, как бы то ни было, уютное. – Где анализатор? – спросил я в попытках понять, в каком месте бывший коллега может хранить аппарат. Он в этот момент подошел к стене и набрал на экране какую-то комбинацию, в результате чего часть стены раскрылась, и оттуда исследовательская капсула выставила аппарат на пол.
– О, я помню эту штуковину! – радостно сказал я. – А ну-ка, давай в сторону, батька вспомнит, что куда вставлять, – спародировав старческий голос, я оттолкнул его в сторону.
– Ну, давай! – язвительно высказался Нэк, но пододвинулся, предоставляя мне место для творческого полёта мысли в изучении звуковых, световых, электромагнитных и вибрационных показателей. Я начал работать, со скрипом вспоминая, как задавать настройки, выводить результаты на печать и просматривать полученные цифры, и просидел минут двадцать. Всё это время бывший коллега терпеливо наблюдал за моими потугами. Иногда он вставал со своего места, подходил, смотрел через плечо, после чего возвращался обратно. Меня это раздражало, но не сильно.
– Так, – сказал я, закончив смотреть на цифры на тонкой бумаге. – Я ничего не могу понять из того, что могу прочесть здесь; может, ты глянешь? – и протянул длинный, упрямо не желающий лежать ровно пергамент. Нэк, просмотрев результаты, начал проговаривать что-то неразборчивое. Через несколько минут озадаченный исследователь подошёл к машине-анализатору, и его пальцы вновь застучали по сенсорному дисплею. Через пару минут непрерывного клацанья он получил ещё один длинный свиток с показаниями, а после, сев за стол, принялся за изучение двух крайне информативных полотен с буквами и с цифрами, которые были в приоритете.
– Так, ты не накосячил, – сказал он, присматриваясь. – Что же всё это может значить?!
– Странно, – я действительно думал, что допустил где-то ошибку из-за длительного отсутствия практики, но Нэк подтвердил обратное. – И как ты думаешь, что всё это может значить?
– Честно говоря, в душе не имею, – ответил тот с легкой нервозностью в голосе. – Я же уже говорил, что все тесты в прошлый раз также выдали полное отсутствие каких бы то ни было показателей.
– Может, анализатор накрылся? – спросил я, посмотрев на странный на вид аппарат, стоящий на полу.
– Такое тоже может быть, но маловероятно, – Нэк пожал плечами. – Мы комплектовали новым устройством, проверенным на сто процентов, чтобы исключить возможность вот такого вот.
– То есть тут у нас пятьдесят на пятьдесят? – хмыкнул я.
– Что ты имеешь в виду?
– Либо да, либо нет. Либо всё норм, либо никогда такого не было, и вот опять.
– Так что делать будем? – он был взволнован. – Нас плющит всё больше и больше. Как бы не было беды.
– Смотри, есть несколько предложений: первое – мы валим отсюда, чтобы проверить оборудование, толкнуть уже собранное и запастись заново; второе – мы продолжаем искать производные части фильтров, без спешки и суеты и возвращаемся срок в срок; и третий вариант – мы отправляемся, берём уже готовые фильтры со склада и возвращаемся на ИЛ, – я говорил спокойно, взвешивая каждое слово.
– Мне необходимо подумать над всеми вариантами, – холодно ответил Нэк. – Если мы вернёмся на ИЛ без фильтров, останется вариант того, что нам дадут распоряжение повторить вылазку. А если вернёмся с полной загрузкой, вам в любом случае придумают новое, не менее интересное, задание.
– Да, к сожалению, нас вряд ли теперь освободят от посылок, выгодных для исследовательского центра, – сказал я с пониманием, – если, конечно, мы не свалим. А мы не сможем нормально свалить без нашего скарабея. А на этой девочке мы точно не уйдём, – нас вычислят в течение пары часов, и будет жопа. Думай. Времени у тебя до утра, – я посмотрел на часы, вызвав их определенным поворотом руки. – Только не забудь поспать. Всё равно и тебе, и мне надо отдохнуть. Иначе кому ты тут нужен без минимально необходимого для проведения работ тепла в твоём организме?
Раздражённо хмыкнув, я вышел из комнаты, которую облюбовал Нэк. Пройдя к месту первого пилота и устроившись в нём полусидя-полулёжа, я приготовился с головой провалиться в сон. И так и случилось бы, если бы не одно «но», которое выманило меня из моей комнатки внутри собственного сознания. Это было учащённое дыхание моей напарницы, которая спала рядом. Сначала дыхание было просто учащённым, а потом создалось такое впечатление, словно кто-то не давал ей сделать вдох. Я было дернулся, чтобы вывести её из сна, но потом решил понаблюдать за тем, что будет дальше.
Внимательно наблюдая за Краской, которая начала ворочаться на своём месте, мне казалось, что наша проблема кроется на самой своей поверхности. Я смотрел на свою напарницу до того момента, пока моя голова сама не развернулась, чтобы посмотреть на лобовое стекло. Там, на долю секунды, мелькнуло что-то такое, что темнее самой тьмы. Потерев глаза и вновь посмотрев наверх, я там ничего не обнаружил, если не считать небольших отпечатков ног.
Кровь застыла у меня в жилах. Дыхание Краски потихоньку начало приходить в норму, в то время как моё сердце билось так, будто бы в компрессор насыпали песка и тот готовился к тому, чтобы взорваться, разлетевшись на множество кусков. Я ещё раз протер глаза и посмотрел туда, где только что видел отпечатки детских ног, но там уже ничего не было. Ни малейшего намёка на то, что я видел.
«Надо валить отсюда, – подумал я. – Да! Это может быть игра моего заскучавшего в полумраке разума, но то, что я только что увидел в более-менее сознательном состоянии, имеет две внятные трактовки: либо это просто забава моего мозга, либо я действительно погнал гусей, а это огромная опасность для остальных членов экипажа».
– Погоди, – пробормотал я себе под нос, садясь в кресло первого пилота, – нас опять всех колбасило и опять каждого по-своему. Но почему какие-то образы вижу только я? Или успеваю увидеть только я?! Спасибо годам изучения нашего мира! – усмехнулся я сам себе.
В действительности за годы сбора мусора моя нервная система окрепла до состояния, близкого к профессиональному игроку в покер, а самообладание практически стало вторым именем. Это давало мне уникальные практические навыки, которые приравнивались к суперспособностям в нашем замечательном мире.
– Но не могло же мне в очередной раз показаться? – продолжал я разговаривать сам с собой, и это скорее был риторический вопрос, нежели моё желание найти конкретный ответ. К этому моменту мой пульс пришёл в норму, и я решил понаблюдать за обстановкой вокруг, ожидая, что же может произойти дальше. Так же я чувствовал ответственность за Краску и понимал, что я – единственный, кто может её защитить. Хотя, если быть откровенным, то я был единственным, кто за неё беспокоился и делал хоть что-то для её безопасности.
Краска понемногу успокаивалась, её учащённое дыхание проходило, и кошмарный сон, видимо, перестал её преследовать, поскольку теперь она мирно посапывала в кресле второго пилота.
Произошедшее заставило меня задуматься на тему правдоподобности существования неких живых организмов. От этих мыслей я ощутил нечто подобное тому, как если бы прокатился голой спиной по неровному льду: и холодно, и кожа ошмётками сдирается с мяса и с костей.
«Ну не может быть такого, не может быть такого, что во внешнем мире кто-то или что-то есть! – мои мысли были слишком слабой попыткой успокоить самого себя. – С другой стороны, может, именно это может объяснить причину появления этих полостей подо льдом? Наличие здесь организмов, которые поедают лед? Нет, это звучит слишком неправдоподобно».
Не столько потому, что эта теория звучала слишком глупо, а потому, что я боялся поверить в такую реальность. Моя голова по умолчанию начала думать об эффективном оружии, способном бороться с потенциальным противником, что очень круто прячется и живёт под коркой, окутавшей планету и, что этот противник обладает возможностью дистанционного воздействия на человеческие мысли.
– Не-не-не, быть такого не может; это лишь дурное воздействие среды, в которой мы очутились, и, возможно, радиации. Или просто окружающей среды. И мы ничего не можем поделать с этим и уж точно ничего не можем определить из-за сломавшегося анализатора, – чем больше я уговаривал себя, тем больше понимал, что случайности зачастую очень условны и далеко не всегда случайны.
