Семираг резко оборвала потоки саидар, но прошло несколько минут, прежде чем крики стихли и сменились тяжелым дыханием.
– Как тебя зовут? – мягко спросила она.
Сам вопрос не имел значения, важно было то, что пациентка ответит. Он мог прозвучать по-другому. Частенько Семираг спрашивала: «Ты по-прежнему противишься мне?» – и со смехом выслушивала заверения в том, что это не так. Но сейчас не было времени задавать вопросы только для развлечения.
По телу висящей женщины пробежала непроизвольная дрожь. Опасливо глядя на Семираг, она облизала губы, прокашлялась и наконец хрипло пробормотала:
– Кабриана Мекандес.
Семираг улыбнулась:
– Приятно говорить мне правду, не так ли? – Наряду с центрами боли в человеческом мозгу имеются и центры удовольствия, и сейчас Семираг, приблизившись к пациентке, на несколько мгновений возбудила один из них.
Глаза Кабрианы едва не выкатились из орбит, она ахнула и задрожала.
Вынув из рукава носовой платок, Семираг мягко приподняла голову женщины и утерла пот с ее недоумевающего лица.
– Я знаю, Кабриана, тебе приходится очень несладко. Постарайся не осложнять свое положение. – Легким касанием она убрала с лица пациентки упавшие на него влажные волосы. – Хочешь попить? – Не дожидаясь ответа, Семираг направила Силу, и маленькая металлическая фляга взлетела со столика в углу и оказалась в ее руке. Айз Седай не отрываясь смотрела на Семираг, но жадно припала к горлышку. После нескольких глотков Семираг отняла флягу от ее губ и вернула на стол. – Вот так-то лучше, не правда ли? Помни, что я сказала: не стоит осложнять свое положение.
Семираг отвернулась, и тут неожиданно послышался хриплый голос Кабрианы:
– Я плюю в молоко твоей матери! Проклятая приспешница Темного! Слышишь меня? Я…
Семираг прекратила слушать. В любое другое время она была бы рада узнать, что сопротивление пациентки еще не сломлено, значит, с ней можно работать и работать. Какое блаженство медленно, шаг за шагом, лишать человека достоинства и собственной воли, видя, как он, чувствуя, что и то и другое покидают его, судорожно цепляется за последние жалкие остатки. Но сейчас времени на это не было. Семираг старательно вновь свила сеть, с тем чтобы болевые центры Кабрианы испытывали постоянное воздействие, завязала потоки. Вообще-то, она предпочитала лично контролировать процесс, но сейчас требуется поспешить. Семираг привела сплетенную сеть в действие и, направив напоследок Силу, чтобы потушить свет, вышла, закрыв за собою дверь. Темнота тоже сыграет свою роль. Эта упрямица останется в кромешной тьме, наедине с непрекращающейся нестерпимой болью.
Не сдержавшись, Семираг раздраженно фыркнула. Всему, что она делала сейчас, недоставало утонченности. Она не любила спешить, и ей не нравилось, что ее отрывали от дела. Девица-то попалась своевольная, а обстоятельства довольно сложны.
Коридор имел почти столь же гнетущий вид, как и комната, – широкий мрачный тоннель, вырубленный в камне, с терявшимися во мраке поперечными ходами, заглядывать в которые у нее не было желания. Отсюда были видны только две двери, причем одна из них вела в ее нынешние покои. Достаточно уютные комнаты, коли уж ей пришлось на время обосноваться здесь, но сейчас она к своим покоям и шагу не сделала. Перед этой дверью стоял Шайдар Харан, облаченный в черное и словно окутанный тенью. Стоял он совершенно неподвижно, и Семираг испытала едва ли не шок, когда тот заговорил, и голос его звучал так, будто мололи в пыль сухие кости.
– Что ты узнала?
За призывом явиться в Шайол Гул следовало предупреждение Великого повелителя: ПОВИНУЯСЬ ШАЙДАРУ ХАРАНУ, ТЫ ПОВИНУЕШЬСЯ МНЕ. НЕ ПОВИНУЯСЬ ШАЙДАРУ ХАРАНУ… Как бы ни раздражало Семираг это предупреждение, повторять его не требовалось.
– Имя. Ее зовут Кабриана Мекандес. За столь малое время вряд ли я могла узнать больше.
Он проплыл через коридор – черный плащ свисал неподвижно, словно у статуи. Только что мурддраал находился в десяти шагах – и вдруг в следующий миг уже оказался рядом. Он возвышался над нею – она должна была или отступить, или задрать голову, чтобы видеть его безглазое, бледное как смерть лицо. Только не отступать – отступать нельзя.
– Ты иссушишь ее до конца, Семираг. Выжмешь из нее все, до последней капли, и перескажешь мне то, что узнаешь.
– Я обещала это Великому повелителю, – холодно отозвалась она.
Бескровные губы искривились в улыбке – это был единственный ответ. Круто развернувшись, он шагнул в тень и тут же бесследно исчез.
Интересно, подумала Семираг, как же все-таки это у них получается? Мурддраалы не умеют направлять Силу, но обладают необычной способностью: оказавшись на грани тени, там, где свет переходит в темноту, мурддраал мог мгновенно исчезнуть и появиться из другой тени, перенесшись в иное место, причем довольно далеко. Давным-давно Агинор провел опыты более чем с сотней мурддраалов, уничтожил их всех, но тщетно – он так ничего и не выяснил. Семираг только и удалось доказать, что мурддраалы сами не знают, каким образом они это проделывают.
Неожиданно она поймала себя на том, что по-прежнему прижимает руки к животу, – в желудке словно застрял ледяной ком. А ведь прошло много лет с тех пор, как она в последний раз испытывала страх где бы то ни было, кроме Бездны Рока, когда с трепетом предстала перед Великим повелителем. Холодный ком таял по мере того, как она шагала к двери, ведущей в другую темницу. Впоследствии надо будет, отрешившись от всех эмоций, проанализировать испытанное ею ощущение. Конечно, Шайдар Харан отличается от всех виденных ею мурддраалов, но он все же не более чем мурддраал.
Второй ее пациент, как и Кабриана, точно так же висел в воздухе. То был крепкий мужчина с квадратной челюстью, одетый в зеленый кафтан и такого же цвета штаны – подходящий наряд, чтобы прятаться в лесу. Половина световых колб в этом помещении едва мерцала, – казалось, они могут потухнуть в любой момент. Впрочем, то, что они еще горели, само по себе было чудом. К тому же особой надобности в ярком освещении не было, ибо для ее целей Страж Кабрианы никакого значения не имел. То, что требовалось, для какой бы цели это ни предназначалось, находилось в голове Айз Седай, и мурддраалам было приказано ловить именно Айз Седай, но, по всей видимости, Айз Седай и Стражи казались им неразделимыми. Впрочем, в известном смысле так оно и было. До сих пор ей еще не представлялось возможности сломить одного из этих воителей, о которых ходило столько толков.
Взгляд его темных глаз словно буравил ее голову, пока Семираг снимала и уничтожала его одежду и сапоги, точно так же как она поступила с нарядом Кабрианы. Его могучее волосатое тело, бугрящееся твердыми мышцами, было покрыто шрамами. Он ни разу не вздрогнул. И не проронил ни звука. В отличие от Айз Седай, он не пытался бросить ей вызов, но спокойно и просто давал понять, что не сдастся. Расколоть этого малого, наверное, потруднее, чем его хозяйку. При обычных обстоятельствах работать с ним было бы куда интереснее.
Семираг помедлила, присматриваясь к этому человеку. Было в его облике что-то… Напряженный рот и такие глаза, словно он уже боролся с болью. Ну конечно, осенило Семираг. Так оно и было. Сработала эта странная связь между Айз Седай и Стражем. Как все-таки странно, что эти невежественные самоучки сумели создать нечто, до сих пор не понятое никем из Избранных. Из того немногого, что Семираг знала об этой связи, следовало, что Страж, по всей видимости, испытывал те же ощущения, что и ее первая пациентка. Или приблизительно те же. В другое время это открывало бы интересные возможности для исследований, сейчас же означало лишь одно: он уже знал, с чем ему предстоит столкнуться.
– Твоя хозяйка не слишком хорошо о тебе заботилась, – заметила Семираг. – Не будь она всего-навсего дикаркой, тебе не было бы нужды ходить со всеми этими шрамами.
Выражение его лица едва уловимо изменилось, словно он презрительно бросил: «Ну-ну».
На сей раз она сплела сеть вокруг центров удовольствия и начала воздействовать на них, мало-помалу наращивая интенсивность. Мужчина был умен. Он нахмурился, покачал головой и вперил в нее взгляд темных, холодных как лед глаз. Он понимал, что не должен испытывать все возрастающее наслаждение, и, хотя не видел свитую Семираг сеть, сообразил: все, что он чувствует, ее рук дело. А сообразив, решил бороться. Семираг едва сдержала улыбку. Несомненно, этот человек думал, будто противостоять удовольствию легче, чем боли. Между тем ей случалось ломать людей, возбуждая только центры удовольствия, хотя сама она от этого радости получала мало. Да и результат оказывался плачевным: как правило, пациенты готовы были на все, лишь бы вновь испытать ни с чем не сравнимое наслаждение, но ни о чем другом не могли и думать, и разум их распадался буквально на глазах. Отчасти именно по этой причине Семираг не испробовала этого метода на первой пациентке: от той требовались связные, вразумительные ответы. Ну а этот малый скоро усвоит разницу.
Разница. Семираг задумалась, поднесла палец к губам. Хотелось бы знать, чем именно, кроме роста, Шайдар Харан отличается от прочих мурддраалов. Она не любила сталкиваться со странными фактами, особенно когда все складывается вроде бы в ее пользу, а мурддраал, поставленный, пусть даже временно, над Избранными, – это уже более чем странно. Ал’Тор ослеплен, все его внимание сосредоточено на Саммаэле, а Саммаэлю Грендаль позволяет знать ровно столько, чтобы он не испортил все своей непомерной гордыней. При этом, само собой, Грендаль и Саммаэль что-то замышляют, вместе или порознь. Саммаэль подобен софару с деформированными рулями, потерявшему управление, да и поступки Грендаль предугадать не легче. Они так и не усвоили, что единственный источник власти – Великий повелитель, и он вручает ее кому заблагорассудится, руководствуясь своими резонами. Или… – она никогда не обмолвилась бы вслух – просто-напросто своей прихотью.
Немало беспокойства внушали ей и те Избранные, что исчезли неведомо куда. Демандред утверждал, что они погибли, Семираг и Месана не разделяли его уверенности. Куда все-таки они подевались, и в первую очередь Ланфир? Семираг верила, что, если в мире существует хоть какая-то справедливость, судьба рано или поздно отдаст Ланфир в ее руки. Эта женщина всегда появлялась там, где ее вовсе не ждали, вела себя так, будто имела неоспоримое право совать нос в чужие дела, а когда ее вмешательство приводило к беде, ухитрялась вовремя скрыться. Могидин тоже хороша. Она вечно пряталась за чужими спинами, но до сих пор не исчезала на такой долгий срок, ибо считала необходимым время от времени напоминать, что тоже принадлежит к Избранным. Что же до Асмодиана, то этот изменник обречен, но, так или иначе, он тоже исчез. Присутствие здесь Шайдара Харана, как и полученные приказы, напоминало о том, что Великий повелитель использует собственные методы для достижения собственных, лишь ему одному ведомых целей.
Все Избранные – не более чем фигуры на игровой доске. Они могут быть на ней и «советниками», и «шпилями», но остаются при этом всего-навсего фигурами. И если Великий повелитель тайно переместил сюда ее, то мог точно так же передвинуть куда-нибудь и Ланфир, и Могидин, и даже Асмодиана – почему бы и нет? Не исключено, что тот же Шайдар Харан передает секретные распоряжения Грендаль или Саммаэлю. Или Демандреду, или Месане. Их непрочный союз, если здесь можно применить это слово, означающее нечто крепкое, существовал уже долго, однако она не знала, получали ли они тайные приказы Великого повелителя, так же как они не подозревали о полученных ею – тех, во исполнение которых она оказалась здесь или, например, послала в Твердыню Тира мурддраалов и троллоков, дабы те сражались с мурддраалами и троллоками Саммаэля.
Если Великий повелитель вознамерился сделать ал’Тора Ни’блисом, она первая склонится перед этим человеком и будет терпеливо ждать, когда он допустит оплошность и попадет в ее руки. Бессмертие – это возможность бесконечного ожидания, а чтобы позабавить ее в это время, найдутся другие пациенты. Кто беспокоил ее более всего, так это Шайдар Харан. Она не была завзятым игроком в тчиран, но Шайдар Харан представлялся ей новой фигурой, неизвестной силы и назначения. И она знала, что наилучший способ захватить «высшего советника» противника и присоединить его к своим фигурам – это пожертвовать своими «шпилями» в ложной атаке. Да, она встанет на колени и будет стоять так, сколько понадобится, но не допустит, чтобы ею пожертвовали.
Странный импульс, пробежавший по сети, отвлек ее от размышлений. Семираг бросила взгляд на пациента и раздраженно цокнула языком. Голова его свесилась набок, подбородок потемнел от крови – малый явно закусил язык, – глаза остекленели и уже подернулись пленкой. Надо же, чуть-чуть отвлеклась – и воздействие оказалось слишком сильным. С досадой, никак, впрочем, не отразившейся на ее лице, Семираг прекратила направлять Силу. Не было смысла стимулировать мозг мертвеца.
Неожиданно ее осенило: если Стражу могли передаваться ощущения Айз Седай, не было ли между ними обратной связи? Поначалу, увидев шрамы на теле мужчины, она сочла это невозможным: нужно быть последней дурой, чтобы сохранить подобную связь, если из-за нее приходится испытывать такое. Оставив труп Стража, Семираг поспешила выйти в коридор.
Подойдя к железной двери и еще не успев ее открыть, она услышала доносящиеся из-за нее вопли и облегченно вздохнула. Было от чего: если бы эта Айз Седай погибла прежде, чем выложила все, что знает, ей, Семираг, пришлось бы задержаться здесь по меньшей мере до тех пор, пока не захватят другую. По меньшей мере.
Среди истошных воплей с трудом можно было различить слова – отчаянный крик самой души пациентки:
– Пожа-алу-уйста-а! О Свет! Пожалуйста-а!!!
Семираг слегка улыбнулась. На худой конец, ей удалось чуть-чуть позабавиться.
Сидя на матрасе, Илэйн кончила расчесывать волосы – она провела по ним щеткой добрую сотню раз, – убрала щетку в кожаный дорожный футляр, футляр спрятала под узкую кровать. Голова раскалывалась – весь день девушка направляла Силу, ибо провела его в попытках создать очередной тер’ангриал. Она занималась этим слишком часто. Найнив, сидевшая на расшатанном колченогом табурете, тоже уже расчесала свои длинные, до пояса, волосы и почти закончила заплетать их на ночь в не слишком тугую косу. Лицо ее блестело от пота.
Единственное окошко было распахнуто настежь, но прохладнее в маленькой комнатушке от этого вовсе не становилось. На усыпанном звездами небе висела полная луна. Огрызок свечи давал слабый, дрожащий свет. Свечей и лампового масла в Салидаре остро недоставало, и выдавали их крайне скупо – исключение делалось лишь для тех, кому приходилось работать по ночам с пером и чернилами. Каморка и впрямь была теснее некуда – пространства между двумя узкими койками оставалось очень мало. Едва удалось разместить там маленький столик. Большая часть пожитков обеих девушек была сложена в два потертых, окованных медью сундучка. Платья, какие подобало носить принятым, и плащи, в которых сейчас не было ни малейшей нужды, висели на вбитых в стену крючках. Желтая, потрескавшаяся штукатурка местами осыпалась со стен, обнажая дранку. В углу стоял маленький умывальник с белым кувшином и тазиком, на полу лежала целая куча лучины. Даже принятым, которых едва ли не каждый день по головке гладили, поблажки не давали.
Из желтой вазочки с отбитым горлышком торчал пучок голубых и белых полевых цветов: обманутые погодой, они распустились не вовремя и не слишком пышно. По обе стороны от вазочки стояли две глиняные чашки. Единственным, помимо букета, ярким пятном являлся сидящий в плетеной клетке певчий воробей в зеленую полоску. У птички было сломано крыло, и Илэйн выхаживала бедняжку. Она как-то испробовала свое пока еще более чем скромное умение Исцелять на другой птице, но увы… Певчие пташки слишком малы и не выдерживают потрясения, поэтому воробья приходилось лечить обычными методами.
«Терпи, терпи, нечего хныкать», – твердо сказала она себе. Айз Седай жили немного лучше, послушницы и слуги чуточку похуже, а солдатам Гарета Брина частенько и вовсе приходилось спать на голой земле. «Не хватает везения – выручает терпение» – так частенько говаривала нянюшка Лини. Что поделаешь, если в Салидаре удобств маловато, а о роскоши и мечтать не приходится. И тем более о прохладе.
Оттянув ворот сорочки, Илэйн подула себе на грудь.
– Мы должны попасть туда раньше их, Найнив, – сказала она. – Ты ведь знаешь, что бывает, если им приходится ждать.
Горячий неподвижный воздух, казалось, заставлял тело плавиться, вытапливая пот изо всех пор. Нужно что-то делать с погодой – должен же существовать какой-то способ. Правда, будь он известен, Ищущие Ветер Морского народа, наверное, уже воспользовались бы им, но она так или иначе намеревалась заняться этим. Если только Айз Седай позволят ей хоть ненадолго отвлечься от тер’ангриалов. Предполагалось, что, будучи принятой, она могла заниматься чем угодно, но на деле… «Хорошо еще, что они не вообразили, будто я даже за едой могу показывать, как создаются тер’ангриалы, а то не оставили бы мне и минуточки для себя». И то ладно, что хоть завтра настанет перерыв.
Сидя на своей кровати, Найнив нахмурилась и повертела браслет ай’дам, обхватывавший ее запястье. Она настаивала на том, чтобы одна из них не снимала его даже на ночь, хотя браслет определенно навевал странные и неприятные сны. Нужды в этом, по существу, не было. Ай’дам мог удерживать Могидин точно так же, когда бы он висел на стенном крючке. К тому же за Могидин присматривала Бергитте, а лучшей охранницы не сыщешь. Недаром при виде ее Могидин чуть не плакала. У Бергитте имелись веские основания желать смерти этой женщине, что для Могидин отнюдь не являлось тайной. Сегодня вечером браслет будет нужен даже меньше, чем обычно.
– Найнив, они будут ждать.
Найнив громко фыркнула – она терпеть не могла находиться в чьем-либо распоряжении, – но взяла с прикроватного столика одно из приплюснутых каменных колец. Их было два – одно в синюю и коричневую крапинку и полоску, другое в синюю и красную, оба великоваты для пальца, и оба перекручены так, что у них имелась лишь одна сторона. Развязав свисавший с шеи кожаный шнурок, Найнив продела его сквозь сине-коричневое кольцо, и оно повисло рядом с золотым перстнем. Печаткой Лана. Нежно коснувшись пальцем гладкого золотого ободка, она спрятала оба кольца под вырез сорочки.
Илэйн взяла сине-красное кольцо и задумчиво на него посмотрела.
Эти кольца представляли собой тер’ангриалы, скопированные ею с подлинника, находившегося сейчас у Суан. Несмотря на незамысловатый вид, они были чрезвычайно сложны. С их помощью – если заснуть, когда один из них соприкасается с кожей, – можно было перенестись в Тел’аран’риод, Мир снов, являвшийся своеобразным отражением реального мира. Возможно, одним из отражений – некоторые Айз Седай утверждали, что существует множество миров, соответствующее множеству вариантов Узора, а все они в совокупности составляют еще больший Узор. Так или иначе, Тел’аран’риод, отражавший их мир, обладал некоторыми весьма полезными свойствами. Особенно полезными в силу того, что, насколько девушки знали, никто в Башне проникать туда не умел.
Ни одно из этих колец не могло сравниться с подлинником, но худо-бедно они действовали. С этими тер’ангриалами Илэйн повезло больше, чем с любыми другими: из четырех попыток изготовить копии только одна закончилась неудачей. По сравнению с тем, что она делала вначале, результаты совсем неплохие. Следовало помнить, что каждая ее оплошность могла повлечь за собой нечто худшее, чем простая неудача или изготовление предмета, который плохо работает или не работает вовсе. Некоторые Айз Седай, изучавшие тер’ангриалы, оказывались усмиренными. Точнее, женщина, лишившаяся способности касаться Источника не в наказание, а в результате несчастного случая, называлась не усмиренной, а выжженной, но это не меняло дела, ибо способность направлять Силу утрачивалась навсегда. Правда, Найнив так не считала, но ведь то Найнив. Она бы попыталась Исцелить и покойника, умершего три дня назад.
Илэйн повертела в пальцах кольцо. Что достигалось с его помощью, понять было достаточно просто, но вот «как» – она до сих пор не уразумела. «Как» и «почему» – вот что было ключом к разгадке. Ей удалось выяснить, что сочетание цветов имело не меньшее значение, чем форма. Любые изделия, кроме сплюснутых и перекрученных колец, не давали никаких результатов, а одноцветное синее кольцо вызывало ужасные ночные кошмары, но воспроизвести в точности сине-красно-коричневую расцветку подлинника ей так и не удалось. Правда, повторить тонкую структуру оригинала – расположение мельчайших частиц, не приметных глазу без помощи саидар, – она сумела. И почему так важны цвета? Похоже, существовала некая общая структурная особенность, своего рода невидимая нить, отличавшая тер’ангриалы, действовавшие, когда направляют Силу, от тех, которые срабатывали сами по себе. Это открытие послужило зацепкой, подтолкнувшей ее к попытке изготовить тот, первый тер’ангриал. Но слишком многого она не понимала и могла лишь строить догадки.
– Ты, случаем, не собралась так всю ночь просидеть? – сухо поинтересовалась Найнив, и Илэйн встрепенулась. Поставив одну из глиняных чашек на столик, Найнив скрестила руки на груди. – Не ты ли сама без конца твердила, что негоже заставлять их ждать. Я, во всяком случае, не собираюсь позволять этим клушам щипать себя за хвост.
Илэйн торопливо нанизала крапчатое колечко – оно только выглядело каменным – на шнурок, который повязала вокруг шеи. Во второй чашке тоже находилась приготовленная Найнив травяная настойка, слегка сдобренная медом, чтобы смягчить горьковатый привкус. Илэйн выпила около половины. По прошлому опыту она знала – этого достаточно, чтобы заснуть даже с головной болью. А заснуть надо поскорее, сегодня ночью никак нельзя тратить время впустую.
Растянувшись на узкой койке, она направила струйку Силы, чтобы загасить свечу, и обмахнулась сорочкой, желая если не ощутить прохладу, то хотя бы всколыхнуть неподвижный воздух.
– Хоть бы Эгвейн поскорее поправилась. Мне надоело догадываться обо всем по тем крупицам, которые Шириам и прочие находят нужным нам сообщать. Я хочу точно знать, что происходит!
Как только у нее вырвались эти слова, Илэйн сообразила, что затронула опасную тему. Эгвейн была ранена в Кайриэне полтора месяца назад, в тот день, когда погибли Морейн и Ланфир. В тот самый день пропал Лан.
– Хранительницы Мудрости говорят, что ей лучше, – послышалось в темноте сонное бормотание Найнив. В этот раз голос ее не звучал так, словно она готова тут же пуститься на поиски Лана. – Да и Шириам и вся ее компания утверждают то же самое. А им незачем лгать, даже если бы они и могли.
– Хотелось бы мне завтрашней ночью заглянуть через плечо Шириам.
– Ага… – Найнив подавила зевок. – А заодно чтобы Совет избрал тебя Амерлин, пока ты для этого годишься. Хотеть, конечно, не вредно, да только боюсь, что к тому времени, когда они кого-нибудь выберут, мы с тобой уже поседеем и будем староваты для такой работенки.
Илэйн открыла рот, желая что-то сказать в ответ, но вместо этого тоже зевнула. Найнив начала похрапывать – пока не слишком громко, но мерно. Илэйн закрыла глаза, но продолжала сосредоточенно размышлять.
Создавалось впечатление, что Совет просто-напросто тянул время. Члены его встречались раз в несколько дней, а то и недель, но и тогда заседания продолжались не больше часа. Держались они так, словно спешить было некуда, хотя представительницы от шести Айя – Красных сестер в Салидаре, разумеется, не было – не рассказывали о том, что обсуждали на своих заседаниях, даже другим Айз Седай, а уж тем более принятым. А между тем основания торопиться у них были. Если их намерения оставались покуда тайной, то сам факт пребывания непокорных сестер в Салидаре таковой уже не являлся, и было бы глупо надеяться, что Элайда и Башня надолго оставят их без внимания. К тому же совсем близко, в Амадиции, находились белоплащники, а принявшие Дракона, или, как их еще называли, преданные Дракону, если верить слухам, были и вовсе в самой Алтаре. А что могут натворить принявшие Дракона, пока Ранд не взял их под свою руку, одному Свету ведомо. Деяния пророка: сгоревшие дома и фермы, люди, убитые лишь за то, что не слишком рьяно восхваляли Возрожденного Дракона, – были тому прекрасным, точнее сказать, ужасным примером.
Найнив храпела, словно кто-то вспарывал ткань, но звук этот доносился будто издалека. От очередного зевка Илэйн чуть не вывихнула челюсть. Девушка повернулась на бок, устраиваясь поудобней на плоской подушке. Да, надо спешить. Саммаэль в Иллиане, а до иллианской границы всего несколько сот миль – для Отрекшегося рукой подать. Один Свет знает, где таятся и что замышляют остальные Отрекшиеся. А Ранд? Следует подумать и о Ранде. Правда, он не опасен и никогда не будет опасен. Но ключ ко всему – он. Нынче мир и вправду вращается вокруг него. Она привяжет его к себе, обязательно как-нибудь свяжет узами… Мин. Мин и посольство уже преодолели половину пути до Кэймлина. Снега нет, так что задержек в пути не предвидится. Через месяц они прибудут туда. Не то чтобы Илэйн очень уж беспокоила Мин, ну едет она к Ранду… И о чем только эта девушка думает? И все-таки Мин…
Илэйн сморил сон. Она скользнула в Тел’аран’риод и…
…оказалась на главной улице объятого тишиной ночного Салидара. Горбатая луна – между второй четвертью и полнолунием – висела над головой, но видела девушка гораздо отчетливее, чем мог позволить один только лунный свет. В Мире снов всегда казалось, будто свет струится отовсюду и ниоткуда, сама темнота и то светится. Нечто подобное бывает во сне, а ведь Тел’аран’риод – это сон, хотя и необычный, но сон.
Здешняя деревня являлась отражением реального Салидара, почти точным, но более спокойным и неподвижным. Все окна были темны, и над селением тяжко нависал дух пустоты, будто в домах никто не жил. Разумеется, никто и не жил – здесь. Послышался пронзительный крик ночной птицы, затем другой, третий. В этом странном полусвете-полусумраке что-то слабо прошелестело, словно с легким плеском проскользило по воде, но в конюшнях и на огороженных выгонах и среди коновязей за околицей было пусто. Дикие животные и птицы встречались здесь нередко, домашние же не попадались никогда. Некоторые детали успевали измениться в промежутке между первым и вторым взглядом. Крытые соломой дома оставались теми же, но бочка с водой могла оказаться в другом месте, а то и вовсе исчезнуть, закрытая дверь – предстать в следующий миг открытой. Чем недолговечнее был тот или иной предмет, чем чаще менялось его положение или состояние в реальном мире, тем изменчивее оказывалось и его отражение.
Порой в створе темной улицы появлялась и исчезала, пройдя несколько шагов, а то и пролетев по воздуху, человеческая фигура. В обычных снах люди могли касаться Тел’аран’риода, но лишь мимолетно. К счастью для них. Одним из свойств Мира снов являлось то, что все приключившееся здесь с человеком оказывалось вполне реальным, когда он просыпался. Если он умирал тут, то не просыпался вовсе. Это было странное отражение реального мира. Впрочем, жара оставалась неизменной и здесь.
Найнив, в белом с цветными полосами по подолу платье принятой, уже стояла там, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, рядом с Суан и Лиане. На запястье Найнив красовался серебряный браслет. Здесь он не срабатывал, хотя там, в реальном мире, по-прежнему удерживал Могидин, однако Найнив, оказавшаяся в Мире снов, ничего не могла почувствовать через него. Лиане была царственно стройна, хотя ее доманийское одеяние из тончайшего, почти прозрачного шелка казалось Илэйн слишком откровенным. К тому же оно все время меняло цвет – с теми, кто еще не освоился здесь, такое происходит часто. Суан справлялась со своим обликом лучше. На ней было простое платье из голубого шелка с довольно низким, таким, что виднелись и бусы, и нанизанное на одну нитку с бусинами перекрученное кольцо, вырезом. Правда, и на ее платье то появлялась, то исчезала кружевная отделка, а бусы превращались то в простую серебряную цепочку, то в великолепное колье из оправленных в золото рубинов, изумрудов и огневиков с серьгами ему под стать.
На шее Суан висел подлинный тер’ангриал, и выглядела она столь же вещественно, как и любое из зданий вокруг. Себе Илэйн казалась обычной, но она знала, что остальные видят ее словно сквозь пелену тумана – такой же, какими она видела Найнив и Лиане. Создавалось впечатление, будто сквозь них просачивается лунный свет. Это все потому, что они использовали копии тер’ангриалов. Илэйн могла коснуться Истинного Источника, но саидар ощущала слабо; вздумай она направлять здесь Силу, результат был бы соответствующим. Воспользуйся она кольцом Суан, все обстояло бы иначе, но что поделаешь. Если твои секреты становятся известны кому-то еще, приходится за это платить. Суан доверяла подлиннику больше, чем изготовленным Илэйн копиям, а потому или носила его сама, или передавала иногда Лиане. Найнив и Илэйн, которые могли использовать саидар, приходилось довольствоваться собственными изделиями.
– Где они? – нетерпеливо спросила Суан. Сейчас на ней было зеленое платье и ожерелье из нанизанных на нить крупных лунных камней. – Мало того что они суют весла в мои уключины и гребут куда им вздумается, так теперь еще и заставляют меня ждать.
– Вот уж не знаю, почему это так тебя огорчает, – заметила Лиане. – Тебе ведь нравится, когда они попадают впросак, благо на деле они не знают и половины того, о чем думают, будто уж это-то им всяко известно. – На миг ее платье сделалось чуть ли не совсем прозрачным, на шее появилось и тут же исчезло жемчужное ожерелье. Лиане ничего этого даже не заметила. В таких делах у нее было меньше опыта, чем даже у Суан.
– Мне бы не помешало поспать по-настоящему, – пробормотала Суан. – Брин пытается умотать меня так, чтобы я с ног валилась, а тут еще приходится ублажать этих женщин, которые способны провести полночи, вспоминая, как ходят пешком. Не говоря уже об этих двух девицах, что под ногами путаются. – Сердито сдвинув брови, она посмотрела на Илэйн с Найнив, а потом закатила глаза к небу.
Найнив вцепилась в косу – верный признак того, что внутри у нее все бурлит. На сей раз Илэйн разделяла ее чувства. Хуже нет, когда ученицы воображают о себе невесть что, да еще и при каждом удобном случае норовят устроить выволочку своим наставницам. Правда, кое с кем иметь дело было еще труднее, чем с Суан и Лиане. Да где же они?