Даниил (Ишматов) Игумен
История Крестовых походов. Житие и хождение игумена Даниила в Святую землю
ИСТОРИЯ КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ
ГЛАВА I
От странствий на поклонение Святому Гробу до Клермонтского Собора (От IV века по 1095 г.)
С самых первых времен христианской эры последователи Евангелия собирались вокруг гроба Иисуса Христа, Спасителя мира, для молитвы. Император Константин воздвигнул храмы над Гробом Сына человеческого и на некоторых из главных мест Его страданий; освящение церкви Св. Гроба было великим торжеством, при котором присутствовали тысячи верующих, собравшихся со всех сторон Востока. Мать Константина, св. Елена, уже в преклонных годах предприняла странствие в Иерусалим и содействовала своим усердием к открытию Древа Креста Господня в одной из пещер, поблизости к Голгофе. Бесплодные усилия императора Юлиана возобновить храм Иудейский – в опровержение слов Писания – сделали еще более дорогими святые места. Между благочестивыми поклонниками IV века история сохранила имена: св. Порфирия, бывшего впоследствии епископом Газским, Евсевия Кремонского, св. Иеронима, изучавшего в Вифлееме св. Писание, св. Павлы и дочери ее Евстахии – из знаменитого рода Гракхов, могилы которых находит в настоящее время путешественник рядом с могилой св. Иеронима, близ той пещеры, где Спаситель возлежал в яслях. В конце IV века число паломников было так велико, что многим из отцов церкви, между прочим и св. Григорию Нисскому, приходилось уже красноречивыми доводами указывать на злоупотребления и опасности странствования на богомолье в Иерусалим. Напрасные предостережения. Не могло впредь явиться власти, которая преградила бы христианам путь к Св. Гробнице.
Св.царица Елена
Вскоре из глубины Галии нахлынули толпы новых христиан, которые спешили поклониться колыбели верования, только что воспринятого ими. Маршрут, или дорожник, составленный собственно для паломников, служил им путеводителем от берегов Роны и Дордоны до реки Иордана и на возвратном пути из Иерусалима до главных городов в Италии. В первых годах V века мы встречаем на пути к Иерусалиму императрицу Евдокию, супругу Феодосия-младшего. В царствование Ираклия войска персидского шаха Хозроя II нахлынули на Палестину; после десятилетней борьбы победа осталась на стороне христианского императора; он возвратил святилищу Иерусалима Древо Животворящего Креста, похищенного варварами; босой проходил он по улицам священного города, неся на плечах своих до самой Голгофы это орудие искупления человеческого. Шествие это было торжественным праздником, память о котором церковь празднует и доныне под именем Воздвижения Честного Животворящего Креста. В последние годы VI века выехал из Пиаченцы с благочестивыми спутниками св. Антонин, чтобы почтить поклонением места, освященные следами Божественного Искупителя. Дорожник, носящий имя его, доставляет очень любопытные сведения о состоянии, в котором находилась в то время Св. Земля; между тем как Европа волновалась среди разнообразных бедствий войны и переворотов, Палестина покоилась под сенью Голгофы и как будто во второй раз соделалась землей обетования. Но недолго должны были продолжаться эти спокойствие и благосостояние.
Император Ираклий
Из хаоса религиозных и политических смут, среди развалин, загромождающих с каждым днем более и более слабый, колеблющийся и разделенный Восток, – выступил человек со смелым замыслом возвестить новую веру, основать новое царство. Это был Магомет, сын Абдуллы, из племени Корейшитов. Он родился в Мекке, в 570 году; был сначала бедным проводником верблюдов, но был одарен пылким воображением, энергичным характером, живым умом и имел глубокое познание аравийских народностей, их наклонностей, вкусов и потребностей. Коран, над сочинением которого он провел двадцать три года, хотя и проповедовал чистую нравственность, но вместе с тем обращался и к самым грубым страстям человеческого сердца и сулил убогим обитателям пустыни – обладание целым миром. Сын Абдуллы, когда ему было сорок лет, начал проповедовать свое учение в Мекке, но после тридцатилетней проповеди должен был бежать в Медину, и с этого бегства пророка в Медину, 16 июля 622 года, начинается мусульманская эра. Немного понадобилось времени Магомету, чтобы завоевать все три Аравии, но яд прервал его победы и жизнь – в 632 году. Войну и проповедь его учения продолжали: Абу-Бекер, тесть Магомета, и Омар, который покорил Персию, Сирию и Египет. Амру и Серджий – наместники Омара – подчинили своей власти Иерусалим, который мужественно защищался в продолжение четырех месяцев. Омар, явившийся самолично принять ключи побежденного города, велел выстроить большую мечеть на том месте, где возвышался храм Соломона. При жизни калифа, наследовавшего власть Абу-Бекера, участь палестинских христиан была еще не очень бедственна, но по смерти Омара им пришлось терпеть всякий позор и разграбление.
Магомет (Мухаммад)
Нашествие мусульман не остановило паломничества. В начале VIII века мы встречаем в Иерусалиме епископа Галльского, св. Аркульфа, описание интересного путешествия которого сохранилось до нашего времени, а лет через двадцать или тридцать после того посетил св. места другой епископ – Гилебальд, из саксонской страны, о путешествии которого сохранился рассказ его родственницы-монахини. Распри между разными мусульманскими партиями, добивавшимися высшей власти, гибельно отражались на палестинских христианах; долго тяготели на них ужасы преследования, прерываемые лишь кратковременными перерывами, и только в царствование Гарун-аль-Рашида, величайшего калифа из династии Абассидов, настали для них более спокойные дни. Карл Великий в это время распространял свое владычество на Западе. Взаимное уважение между великим государем франков и великим калифом ислама выражалось посредством частых посольств и роскошных подарков. Гарун-аль-Рашид послал в дар Карлу Великому ключи от Св. Гроба и священного города: в этом приношении была политическая идея и что-то вроде смутного предчувствия крестовых походов.
В это время европейские христиане, посещавшие Иерусалим, были принимаемы в странноприимном доме, учреждение которого приписывают Карлу Великому. В конце IX века монах Бернард, родом француз, посетил св. места с двумя другими лицами из монашеского звания; он видел это странноприимное учреждение латинской церкви, состоящее из двенадцати домов или гостиниц, тут для паломников была открыта библиотека, как и в других странноприимных домах, основанных в Европе Карлом Великим. В пользовании этого благочестивого учреждения были поля, виноградники и сад, расположенный в долине Иосафатовой. Желание обрести частицы мощей, а также и торговые расчеты способствовали умножению этих путешествий за море; ежегодно 15-го сентября в Иерусалиме открывалась ярмарка: торг, по обыкновению, происходил на площади церкви св. Марии Латинской. Купцы из Венеции, Пизы, Генуи, Амальфы и Марселя имели свои конторы в разных странах на Востоке. Путешествия к св. местам стали налагаться в виде публичной кары и средства к искуплению вины. В 868 году один знатный бретонский владетель, по имени Фротмонд, убивший своего дядю и меньшего из своих братьев, был присуждаем три раза к путешествию в Св. Землю – для получения полного отпущения своих преступлений. Цензий, римский префект, который нанес оскорбление папе в церкви Санта-Марии-Маджиоре, схватив его в алтаре и заключив в темницу, был присужден оплакивать свою вину у подножия Гроба Господня.
Эти частые путешествия установили братские отношения между христианами Востока и европейскими. Письмо Илии, патриарха Иерусалимского, написанное в 881 году к Карлу-младшему и великой семье христианского Запада, представляется нам как торжественное выражение этих отрадных и благочестивых отношений. Патриарх описывает несчастное положение Иерусалимской Церкви: бедным и монашествующим угрожает смерть от голода, для лампад святилища недостает масла, иерусалимские христиане взывают к состраданию своих европейских братьев. Не дошло до нас никакого свидетельства, которое пояснило бы, как отозвалась христианская Европа на это трогательное послание, но можно предполагать, что два монаха, посланные с письмом от Илии, возвратились не с пустыми руками.
По ниспровержении владычества Абассидов, мусульманский мир под влиянием распрей и несогласий распался и утратил свою силу; зрелище этого падения приободрило на некоторое время греков. Никифор Фока, Ираклий и особенно Цимисхий сделали несколько удачных попыток, но смерть Цимисхия, отравленного внезапно среди пути, возвратила сарацинам все, что они потеряли. Калифы – Фатимиды, поселившиеся недавно по берегам Нила, сделались новыми обладателями Иудеи. Под их управлением положение христиан было сносное до тех пор, пока не стал калифом Гакем, о жестоком фанатизме и о яростном безумии которого сообщает история. Герберт, архиепископ Равенский, сделавшийся папой под именем Сильвестра II, видел бедствия христиан во время своего путешествия в Иерусалим. Письмо этого прелата (986), в котором Иерусалим сам оплакивает свои несчастья и взывает к состраданию своих детей, возбудило волнение в Европе. Следствием этого негодования и сострадания была морская экспедиция пизанцев, генуэзцев и короля Арльского Бозжа, которая угрожала сарацинам до берегов Сирии; но эта неблагоразумная демонстрация возбудила только недоверие сарацин и привлекла на христиан усиленные меры строгости.
Летописцы того времени, описывая бедствия Св. Земли, сообщают, что все религиозные церемонии были запрещены и большая часть церквей превращены в конюшни, храм Св. Гроба также подвергся опустошению. Христиане принуждены были удалиться из Иерусалима. Со слезами приняли на Западе известие о разрушении св. места. В разных явлениях представились благочестивым христианам как бы знамения этих несчастий: например, в Бургони выпал каменный дождь, на небе видны были кометы и метеоры. В различных по климату местностях природа действовала как бы вопреки своим определенным законам, и год бедствий Иерусалима был полон печальных, таинственных знамений. Но все эти бедствия делали еще более дорогим и священным для христиан город их Искупителя. Вообще, конец Х века составляет эпоху тревог и мрачной озабоченности; в Европе думали, что скоро наступит последний день мира и Иисус Христос сойдет на землю, чтобы судить живых и мертвых. Мысли всех были обращены к Иерусалиму, и путь странствия туда сделался как бы путем вечности. Богатые учреждали благотворительные заведения, так как блага земные вменялись тогда в ничто. Не одна дарственная запись начинается такими благочестивыми словами: «Так как приближается конец мира…» или «Убоясь наступающего дня Суда Божия…» и т. п. когда умер Гакем – калиф-притеснитель, то преемник его Захир позволил христианам выстроить вновь храм Св. Гроба; император Константинопольский предоставил черпать средства из своей собственной казны для покрытия издержек по восстановлению храма.
В XI веке примеры странствий к св. местам, налагаемых в виде церковного покаяния, встречаются еще чаще, чем в предыдущем столетии. Великие грешники должны были оставлять на некоторое время свое отечество и вести скитальческую жизнь, подобно Каину. Этот способ искупления грехов кражи, убийства, нарушения примирения во имя Бога – согласовался с деятельным и беспокойным характером западных народов. Чем дальше подвигается XI век, тем более любовь к странствиям на поклонение св. местам становится потребностью людей, привычкой, законом. Посох странника виден в руке каждого уроженца Европы; старание ли избежать опасности или преодолеть затруднение, исполнение ли какого-нибудь желания или обета – все это служит причиной покинуть домашний очаг и стремиться к дальним небесам. Странник, направляющийся в Иерусалим, был как бы священной личностью, отъезд его и возвращение ознаменовывались религиозными церемониями. Ни в какой стране не подвергался он лишению благодетельного гостеприимства. Особенно же во время празднования Пасхи стечение паломников бывало многочисленно в Иерусалиме; толпы верующих стремились увидеть, как нисходит Священный Огонь и зажигает светильники у Гроба Господня.
Знаменитейшими паломниками первой половины XI века считают Фулька Анжуйского, по прозванию Черного, и Роберта Нормандского, отца Вильгельма Завоевателя; Фульк, обвиненный в убийстве своей жены и сверх того в других убийствах, три раза путешествовал к св. местам, заявляя многими доказательствами набожное свое настроение и милосердие, и умер в Меце в 1040 г., по возвращении из третьего странствования на богомолье. Роберт Нормандский, виновный, как говорят, в том, что по его повелению был отравлен брат его Ричард, также отправился вымаливать прощение Господа у Его Св. Гроба; по прибытии в Иерусалим встретил он у ворот города толпу бедных странников, стоявших тут в ожидании милостыни от какого-нибудь богатого господина, которая открыла бы им доступ в священный город, и заплатил за каждого из них по золотой монете. Роберт умер в Никее, сожалея, что ему не пришлось кончить жизнь свою при самом Гробе своего Господа.
В 1054 г. Литберт, епископ Камбрейский, отправился в Иерусалим во главе трех тысяч поклонников из Пикардии и Фландрии. Этот отряд, известный у летописцев под замечательным названием «войска Божьего», погиб в Болгарии, побитый оружием варваров и также от голода. Епископ Камбрейский прибыл в Сирию с очень немногими уцелевшими спутниками; но он был так несчастлив, что должен был возвратиться в Европу, не видев Гроба Господня. Другой отряд, более многочисленный, отбыл с берегов Рейна в 1064 году; эти благочестивые германцы достигли до Св. Земли, где патриарх сделал им торжественную встречу при звуках литавр. В числе путешественников к св. местам в это же время можно упомянуть еще о Фридрихе, графе Вердюнском, о Роберте Фризоне, графе Фландрском и о Беранжере, графе Барселонском.
Папа Григорий VII
Вторжение турок, «эта наковальня, которая должна была тяготеть над всей землей», по выражению одного летописца, подчинило Восток новым владыкам, а палестинских христиан – новым притеснителям. К такому громадному количеству врагов, восставших против последователей Евангелия, Европа не отнеслась равнодушно. Папа Григорий VII, человек энергичный и смело-предприимчивый, начал убеждать христиан вооружиться против мусульман; пятьдесят тысяч человек отозвались на его призыв, и Григорий VII сам должен был вести их в Азию. Но он не мог осуществить этого предприятия. Преемник его, Виктор III, обещал отпущение грехов всем, кто выступит на битву с сарацинами, свирепствовавшими по берегам Средиземного моря; флот, снаряженный жителями Пизы, Генуи и других городов Италии, явился у африканских берегов; итальянские воины изрубили множество сарацин и сожгли два мусульманских города в древней стране Карфагенской.
Но то был не первосвященник римский, а простой отшельник, который под влиянием идеи, властвующей над веком, поднял знамя великой войны между Востоком и Западом. Петр Пустынник, родом из Пикардии, ища удовлетворения для своей пламенной и тревожной души и на войне, и в мире, и в церкви, – избрал последним своим убежищем уединение в одном из самых суровых монастырей. Он покинул его лишь для того, чтобы пойти на поклонение к св. местам; вид Голгофы и Св. Гроба воспламенил его христианское воображение: зрелище страданий палестинских христиан возбудило его негодование. Петр Пустынник вместе с патриархом Симоном плакали над бедствиями Сиона, над порабощением последователей Иисуса Христа. Патриарх вручил отшельнику письма, в которых он умолял о помощи папу и государей; Петр обещал ему не забыть Иерусалима. И вот из Палестины отправляется он в Италию, припадает к ногам папы Ур-бана II, испрашивает и достигает его предстательства в пользу освобождения Иерусалима. И после того Петр Пустынник, воссев на мула, с босыми ногами, с обнаженной головой, в простой грубой одежде, с Распятием в руках отправляется из города в город, из провинции в провинцию, проповедуя на площадях и дорогах; таким образом проходит он по всей Франции и по большей части Европы; красноречие его потрясает толпы, все умы воспламеняются, все сердца растроганы.
Петр Пустынник призывает христиан к Крестовому походу
Немедленно в Пиаченце был созван собор; тут были и послы от императора Алексия, на которых было возложено представить папе картину бедствий на Востоке. Более двухсот епископов и архиепископов, четырех тысяч духовных лиц и тридцати тысяч лиц светского звания присутствовали на соборе. Но ничего здесь не было решено. Великое решение состоялось на новом соборе, более торжественном и многочисленном, соборе Клермонтском, в Овернии. После многих совещаний о преобразовании духовенства, об установлениях относительно порядка, справедливости и человечности, был поднят вопрос о Св. Земле. Совещание, на котором раздалось слово об Иерусалиме, было десятое по числу на соборе; оно происходило на большой Клермонтской площади, покрытой несметными толпами народа; для папы был воздвигнут престол. Петр Пустынник заговорил первый; голос его дрожал от слез, когда он обратился к народу, и слова его произвели потрясающее впечатление. После него начал говорить папа Урбан, который представил зрелище наследия Христова – в позорном порабощении, Божиих верных сынов – терпящих гонения и преследования, Европу христианскую – устрашаемую победоносными варварами; папа призывал государей и народы послужить Богу Живому. При словах папы слышны были общие рыдания, на призыв его к мужеству воинов – толпа отозвалась пламенным рвением. Перед благочестивыми душами в словах папы открывалось Царствие Небесное, которое предстояло завоевывать, а перед честолюбивыми – земные блага и царства Азии. И подобно грому огласил Клермонтскую площадь крик, вырвавшийся из сердец несметной толпы: «Бог того хочет! Бог того хочет!» Здесь мы только слегка касаемся действия, произведенного речью папы; только в истории крестовых походов можно видеть торжественное величие зрелища, явленного тогда перед христианским миром.
ГЛАВА II
С отбытия крестоносцев до осады Нинеи (С 1096 до 1097 г.)
Епископы, бароны, рыцари и все верующие, которые присутствовали на соборе Клермонтском, поклялись идти освобождать Иерусалим; они облачились в одежду, украшенную красными крестом (из шелковой ткани или шерстяной материи), и от этого произошло название крестоносцев. Урбан, с той целью, чтобы окончательно воспламенить сердца христиан, посетил многие провинции во Франции, созвал соборы в городах Руане, Анжере, Туре и Ниме; толпы народа следовали за ним, и воинственный энтузиазм охватил всю страну. Собор, на котором решен был крестовый поход, происходил в ноябре 1096 года, а в августе следующего года было назначено выступить в поход крестоносцам. В продолжении зимы делались приготовления к пути. Епископы всех епархий были заняты освящением крестов, оружия и знамен. Религиозное рвение и разные привилегии, предоставленные крестоносцами содействовали увеличению числа пилигримов и воинов. Им отпускались все прегрешения; церковь принимала под свое покровительство и крестоносцев, и их семейства, и имущество; они освобождались от податей и налогов и от преследования своих кредиторов во все продолжение похода.
Рвение к пилигримству разгорелось повсюду; это сделалось единственным стремлением, единственным предметом интереса и честолюбия. Желание посетить св. места и завоевать Восток превратилось во всеобщую страсть. Земли начали продаваться по низкой цене; ремесленники, купцы и земледельцы охладели к своим обычным занятиям и сделались безучастными ко всему, кроме крестового похода. Даже и монастыри оказались не властными удержать в своих стенах их суровых обитателей; клятва жить и умереть в уединении должна была уступить силе влечения в дальние области. И странное явление! Даже воры и разбойники выползли на свет Божий из своих скрытых притонов и вымаливали счастье принять крест и идти искупить свои преступления в бою с врагами Иисуса Христа. Восторженное настроение крестоносцев, начавшееся во Франции, перешло оттуда в Англию, Германию, Италию и Испанию; под знаменем Креста различные западные народы слились в одном общем стремлении. Для народов, как и для отдельных личностей, не стало земли более желанной, чем Палестина; не представлялось более славного подвига, как крестовый поход; не утешала иная надежда, кроме освобождения Иерусалима. Фантазия и народные страсти присоединили самую природу к этому всеохватывающему воинственному порыву; она то покрывала небо кровавыми облаками, то ниспускала комету в виде меча или расстилала по небесному пространству движущиеся города с башнями и украшениями, вооруженные легионы и знамение креста. Знаменитые покойники минувших времен (таковы были толки в народе) покинули свои могилы, чтобы принять участие в этом великом движении христианской Европы.
Папа Урбан II
В первые весенние дни 1096 года внезапно и повсеместно разгорелся порыв выступить в поход; ничто более не могло сдерживать благочестивого рвения крестоносцев. Все звания, возрасты и сословия смешались под знаменем Креста. Дороги были усеяны отрядами, из среды которых то тут, то там раздавался возглас: «Бог того хочет!» – и вместе с тем звуки труб и литавр и пение гимнов и псалмов. Целые семьи, забрав с собой провизию, утварь и мебель, пускались в Палестину, предавая себя провидению Того, Кто питает птиц небесных. Деревенские дети, встречая на пути город или замок, спрашивали в своем простодушном неведении: «Не это ли Иерусалим?»
Князья и вожди, которые должны были предводительствовать различными отрядами крестоносцев, решили, что они отправятся в разное время и по разным дорогам, но что все соединятся в Константинополе. Большая часть ополчения не хотела ждать; не имея предводителя, она требовала, чтобы Петр Пустынник повел ее на Восток; Петр согласился на это. В шерстяной мантии, с капюшоном на голове, в сандалиях на ногах, на том же муле, на котором он разъезжал по Европе, Петр направился в Германию во главе восьмидесяти и даже до ста тысяч народа: проповедник крестового похода, сделавшийся предводителем такой массы пилигримов, не подумал о беспорядках и бедствиях, могущих возникнуть вследствие грубого невежества и отсутствия всяких разумных мер и дисциплины. Авангард армии Петра Пустынника, предводительствуемый Готье Голяком, состоял только из восьми всадников, все прочие шли завоевывать Восток, собирая милостыню по дороге. Этот авангард прибыл в Константинополь, совершив печальный и бедственный двухмесячный поход через Венгрию и Болгарию. Император Алексий дозволил ему тут дожидаться армии Петра Пустынника. Армия же эта, следуя по пути, проложенному ратниками Готье Голяка, увидела следы бедствий, которые она потерпела, и пожелала неблагоразумно отомстить за них. Высокую идею крестовых походов она осквернила страшнейшими ужасами, которые пришлось ей искупить под стенами Ниссы. И когда остатки армии Петра Пустынника соединились с остатками авангарда вокруг Константинополя, то все поклялись соблюдать впредь дисциплину и подчиняться разумным распоряжениям. Петр Пустынник оказался предметом большого любопытства при императорском дворе; Алексий осыпал его подарками, приказал снабдить его армию деньгами и провиантом и посоветовал ему подождать прибытия владетельных князей, чтобы начать войну.
Но князья и настоящие предводители крестового похода еще не выступали из Европы; им предшествовали новые ополчения, подобные тем, которых вели Готье Голяк и Петр Пустынник. Пфальцский священник Готшальк отправился с пятнадцатью и до двадцати тысяч войска из разных провинций Германии, вооружившегося по его призыву; при переходе через Венгрию отряд этот предался всем неистовствам разгула и был бедственно истреблен оружием венгров. С берегов Рейна и Мозеля выступило другое ополчение под предводительством священника Фолькмара и графа Эмикона; эта толпа – сборище бродяг и искателей приключений, – руководимая двумя лицами, плохо разумевшими смысл и дух крестового похода, устремилась, как на врагов, на всех евреев, которых встречала на пути, и кровью их обагрила несколько городов в Германии. Рейн и Мозель покрыты были израильскими трупами. После этих кровопролитий перед ратниками Эмикона, подвигающимися по направлению к Венгрии, все местные населения обращались в бегство. Месбург не пропустил их через свои ворота и отказал им в продовольствии. Большинство этих недостойных крестоносцев погибло под стенами Месбурга после неудачной осады этого города; и только немногочисленный авангард из отряда Эмикона достиг до Константинополя.
Все эти соединившиеся теперь ополчения становились опасными гостями для Алексия; уже несколько домов, дворцов и даже византийских церквей были сожжены и разграблены этими необузданными пилигримами; император заставил их перейти на другую сторону Босфора, и крестоносцы расположились лагерем в окрестностях Никомидии. В скором времени возникли несогласия между французами, итальянцами и германцами. Последние, под предводительством Ренальда, двинулись к Никее, отняли у мусульман крепость Ексерогорго, но вскоре после того, осажденные турками, все почти погибли под ударами их мечей. Узнав о печальной участи итальянцев и германцев, французы потребовали от своего предводителя Готье, чтобы он повел их навстречу неприятелю – для того чтобы отомстить за своих братьев-христиан. Готье отговаривал их от этого, но его благоразумные доводы были встречены общим ропотом. Яростные крики толпы заставили его уступить, и отряд в беспорядке двинулся к Никее. Немедленное поражение его было наказанием за это возмущение. Готье, который был бы достоин предводительствовать лучшими воинами, пал, сраженный семью стрелами. Петр Пустынник, который давно уже лишился доверия крестоносцев, возвратился в Константинополь еще прежде битвы. С этой минуты отшельник не выдавался из ряда прочих лиц, принимавших участие в крестовом походе, он был едва замечен на войне, которую он вызвал силой своего красноречия.
Такова была участь трехсот тысяч крестоносцев, вышедших из Европы. Прискорбно, но не удивительно было услышать о бедствиях, постигших эти передовые отряды, которыми не руководили ни законы, ни добродетели, ни дисциплина и которые создались, так сказать, из пены взволнованного западного строя. Но эти несчастья не возбудили отчаяния в предводителях крестового похода; более правильно сформированные и более одушевленные христианским духом войска должны были оказаться более грозными борцами с Востоком, чем скопища и отряды, распавшиеся или уничтоженные в Болгарии, Венгрии и Вифимии. Теперь только мог начаться настоящий крестовый поход; теперь только откроется перед нами борьба за Крест во всем ее героическом и настоящем смысле.
Во главе христианских армий является сначала Готтфрид Бульонский, герцог Лотарингский, из рода графов Булонских и происходящий, по женской линии, от Карла Великого. Очень еще юный, он успел уже отличиться на войне между папой и императором Германским и в борьбе против папы, защищая дело антипапы Анакле-та; но эта служба была признана святотатственной, и он должен был искупить свои преступные подвиги – путешествием в Иерусалим. По свидетельству летописцев, Готтфрид соединял в себе мужество и добродетель героя с простотой отшельника; он обладал большой физической силой и отличался благоразумием, воздержанием и искренним благочестием. Глубокий ум его придавал ему такое нравственное превосходство, которое прямо указывало в нем главного и настоящего предводителя крестового похода. По призыву герцога Лотарингского все высшее сословие французское и прирейнское предоставило свои богатства для снаряжения экспедиции.
Под знаменами Готтфрида собралось восемьдесят тысяч пехоты и десять тысяч человек конного войска. Он выступил в поход через восемь месяцев после Клермонтского собора, в сопровождении брата своего Евстафия Булонского, другого брата – Бальдуина и двоюродного брата Бальдуина Бургского; при нем были еще: Бальдуин, граф де-Генегау, Гарнье, граф де-Грэ, Конон де-Монтегю, Дюдон де-Гутц, братья Генрих и Готтфрид Гашские, Рено и Петр Тульские, Жерар Керизийский, Гуг де-Сен-Поль и сын его Енгельран. Эти предводители вели за собой множество других рыцарей. Армия Готтфрида Бульонского встретила помощь и получила продовольствие в тех же самых странах Венгрии и Болгарии, где воины Петра Пустынника, Готшалька и Эмикона возбудили только недоверие и подверглись всякого рода бедствиям.
Крестоносцы отправляются в поход
Франция между тем вооружала новые войска для поддержания священной войны. Граф Гуг, брат Филиппа I, соединил под своими знаменами пилигримов Вермандуасских. Роберт, по прозванию Курт-Гез, герцог Нормандский, старший сын Вильгельма Завоевателя, был во главе своих вассалов; не имея достаточно средств, чтобы содержать войско, он заложил Нормандию брату своему Вильгельму Рыжему, не очень заботившемуся о делах на Востоке. Другой Роберт, граф Фландийский, сын Роберта, прозванного Фризоном, предводительствовал фризами и фламандцами. Стефан, граф Блуасский и Шартрский, замков у которого было столько же, сколько дней в году, присоединился также к делу крестоносцев. За этими четырьмя вождями последовала толпа рыцарей и вельмож, между которыми история упоминает о Роберте Парижском, Евранде Пюизейском, Ашарде Монмерльском, Изуарде Мюзонском, Стефане, графе Альбмарльском, о Готье Сен-Валерийском, Рожере Берневильском, о двух знаменитых бретонцах Фержане и Конане; о Гюи Трюссельском, Миле Брэйском, Рауле Божансиском, о Ротру, сыне графа Першского; об Одоне, епископе Байесском, дяде герцога Нормандского; о Рауле Гадерском, Иве и Альберике, сыновьях Гуга Гранменильского. Все эти французские отряды перешли через Альпы, с намерением отплыть на судах из одного из итальянских портов. При слухах о проходе французских крестоносцев взволновалась и Италия. Боэмунд, князь Тарентский, сын Роберта Гискара, пожелал также разделить честь и опасности священного предприятия. Это был человек ловкий, храбрый и честолюбивый, полный ненависти к греческим государям, он радовался при мысли, что будет переходить через их империю во главе целой армии. Без сожаления готов он был отдать свое маленькое Тарентское владение за надежду покорить царства на Востоке. Боэмунд был со своим братом и со своим дядей Рожером при осаде Амальфи; он сам выступил проповедником крестового похода, и лагерь осаждающихся огласился вслед за тем криками: «Бог того хочет! Бог того хочет!» И вот войско отходит от стен Амаьфи, и Боэмунд провозглашается предводителем новой армии пилигримов. С десятью тысячами всадников и двадцатью тысячами пехоты он садится на суда и отправляется в Грецию; славнейшие рыцари Апулии, Калабрии и Сицилии последовали за князем Тарентским. Между знатнейшими спутниками сына Роберта Гискара были: Ричард, князь Салернский, и брат его Ранульф, Герман Канийский, Роберт Гозский, Роберт Сурдевальский, Роберт, сын Тристана, Буаль Шартрский, Гумфрид де Монтегю и знаменитейший из всех – Танкред, рыцарский героизм которого воспели поэты и прославили историки. Адемар Монтейский и Раймонд, граф Сен-Жильский и Тулузский, были избраны вождями крестоносцев из южных провинций. Епископ Адемар, первый принявший крест на Клермонтском соборе, получил от папы Урбана II титул апостольского легата, духовного вождя крестового похода. Митра духовного владыки и рыцарский шлем были попеременным его облачением; он был образцом, опорой и утешителем всех ополчившихся в священный поход. Раймонд Сен-Жильский обагрил свой меч кровью мавров в Испании. В нем уже не было первого пыла молодости, но и в преклонных годах он отличался неустрашимостью и непоколебимой твердостью характера. Он простился со своими обширными и многочисленными владениями на берегах Роны и Дордони и отправился на Восток, в сопровождении знатнейших владетелей из Гасконии, Лангедока, Прованса, Лимузина и Оверни.