Жюль Верн
Открытие земли
Глава седьмая
Христофор Колумб (1436 – 1506)
I
Открытие португальцами острова Мадейры, островов Зеленого мыса, Азорских островов, Гвинеи и Конго. – Мыс Доброй Надежды. – Бартоломеу Диаш. – Успехи географии и торговли в средние века. – Общераспространенное заблуждение о расстоянии между Европой и Азией. – Молодые годы Христофора Колумба. – Его первые путешествия. – Зарождение у Колумба мысли об открытии западного морского пути в Индию и Китай. – Пребывание Колумба в монастыре Рабида. – Аудиенция у Фердинанда и Изабеллы. – Договор от 17 апреля 1492 года. – Братья Пинсон. – Три каравеллы Колумба. – Отплытие из Палоса 3 августа 1492 года.
1492 год – знаменитый год в географической летописи. Это достопамятный год открытия Америки.
Старый свет должен был позаботиться о нравственном и политическом воспитании Нового света. Но оказался ли Старый свет со свойственными ему ограниченными понятиями, полуварварскими стремлениями и религиозным фанатизмом на высоте своей исторической задачи? Пусть факты говорят сами за себя.
Расскажем вкратце о том, что произошло с того времени, как Жан де Бетанкур колонизовал Канарские острова, то есть с 1405 до 1492 года.
Научные и географические познания арабов, изгнанных в конце XV века из Испании, оказали заметное влияние на развитие науки на всем Пиренейском полуострове. Во всех приморских городах, особенно в португальских, не прекращались разговоры об африканском береге и заморских странах, полных богатств и всяких чудес. «Тысячи историй разжигали любопытство, жадность и честолюбие, – говорит Жюль Мишле, – всех влекло в те таинственные страны, где природа не поскупилась на создание необыкновенных чудовищ и щедро усеяла золотом поверхность земли».
Португальский инфант[2] Энрики, известный в истории под именем Генриха Мореплавателя (1394 – 1460), с увлечением занимался астрономией и географией; он организовал несколько морских экспедиций в Африку и немало способствовал расцвету колониального могущества Португалии. Рассказы об этих экспедициях воспламенили воображение Христофора Колумба.
В 1415 году двадцатилетний Энрики принимал участие в завоевании арабской крепости Сеута на марокканском берегу. Вернувшись из Сеуты, он поселился в Сагрише, у мыса Сан-Висенти, расположенного на юго-западе Португалии. Отсюда его взорам открывался необъятный океан. Инфант Энрики устроил в своем замке обсерваторию и учредил мореходную школу. Здесь португальские моряки занимались составлением новых карт и учились пользоваться компасом. Инфант окружил себя учеными, собиравшими для него сведения о морском пути в Индию и о возможности плавания вокруг Африки. По словам летописца, «он стремился узнать земли, лежащие за Канарскими островами и за мысом, называемым Бохадор, ибо до тех пор никто – ни по письменным источникам, ни по людской памяти – не знал ничего определенного о лежащей за этим мысом земле».
Хотя сам Энрики не участвовал ни в одной экспедиции, но, постоянно поощряя мореплавателей и покровительствуя исследователям, он вполне заслужил свое имя Мореплавателя, под которым вошел в историю.
Мыс Нон на западном берегу Африки издавна считался роковым рубежом для всех путешественников. Само название мыса – «Нон», по-латыни «нет» – говорит о том, какой он пользовался дурной славой. В 1419 году этот мыс обогнули два португальских дворянина – Жуан Гонсалу Сарку и Триштан Тейшейра, посланные Генрихом Мореплавателем к берегам западной Африки. Унесенные ветром далеко в открытое море, они были отброшены к острову, названному ими Порту-Санту. Вернувшись сюда через год, они заметили на юго-восточном горизонте черную точку. Португальцы направились к ней и увидели поросший лесом остров, который и назвали Мадейра, то есть «Лесистый».
После этого открытия прошло еще пятнадцать лет, прежде чем португальцам удалось обогнуть мыс Бохадор, охраняемый, как тогда говорили, яростными морскими течениями и свирепыми ветрами. Только в 1434 году капитан Жил Эаниш, человек смелый и честолюбивый, после третьей попытки прошел мимо этого страшного мыса, лежащего в двухстах километрах южнее Канарских островов. По общему мнению современников, «подвиг Жила Эаниша можно сравнивать только со славнейшими подвигами Геркулеса».
Ободренные этим примером, Антан Гонсалвиш в 1441 году и Нунью Триштан в 1444 году продвинулись еще дальше к югу. Первый привез с собой немного золотого песку с берегов Рио-де-Оро, а второй достиг устья реки Сенегал и захватил десять негров, которых доставил в Лиссабон и продал в рабство по очень высокой цене. Так было положено начало торговле неграми – торговле, опустошавшей африканский материк и покрывавшей человечество позором в течение четырех столетий…
Начиная с 1444 года, португальцы отправляли целые флотилии в Африку за рабами. На людей охотились со специально выдрессированными собаками. Инфант Энрики не только одобрил торговлю неграми, но и выговорил для себя пятую часть дохода от этого позорного промысла. Португальский летописец, восхваляя своих соотечественников, повествует об одной особенно удачной экспедиции: «Наконец-то господу богу, воздателю добрых дел, угодно было за многие бедствия, перенесенные на его службе, даровать им победоносный день, славу за их труды и вознаграждение за убытки, так как в этот день было захвачено мужчин, женщин и детей 165 голов».
Работорговля несомненно ускорила продвижение португальцев еще дальше – к южным берегам западной Африки.
В 1445 году Диниш Диаш обогнул Зеленый мыс и исследовал часть побережья Гвинейского залива. В следующем году португальцы открыли Азорские острова. Несколькими годами позже венецианец Альвизе да Кадамосто, также состоявший на службе у Генриха Мореплавателя, открыл восточную группу островов Зеленого мыса (1456).
Португальский принц Энрики (Генрих Мореплаватель). Со старинной гравюры
Всякий страх исчез. Роковой рубеж, по ту сторону которого, как полагали раньше, «воздух жжет, словно огонь», был оставлен позади. Экспедиция следовала за экспедицией, и каждая прибавляла что-нибудь новое к тому, что уже было известно. Африканский берег, казалось, тянется бесконечно. Но чем дальше продвигались на юг, тем, казалось, дальше отодвигался желанный мыс, крайняя южная точка континента, которую стоило только обогнуть, чтобы достигнуть вожделенной Индии!
Продвижение португальцев вдоль западного берега Африки продолжалось и после смерти Генриха Мореплавателя. Португальский король Жуан II присоединил к своему титулу звание властителя Гвинеи. Еще не успели мореплаватели, открывшие Конго, освоиться с новым небом и с новыми звездами, как Диогу Кан в 1484 – 1486 годах обследовал западный берег Африки от экватора до тропика Козерога, чуть было не лишив Бартоломеу Диаша (Варфоломея Диаса) чести открытия южной оконечности континента. Во время третьего плавания Диогу Кану удалось достигнуть пункта, расположенного на 21°50' южной широты. Это был мыс Кросс, на котором, следуя обычаю, начальник экспедиции воздвиг «падран» – каменный столб с португальским гербом. На обратном пути путешественник посетил властителя Конго в его столице и привез с собой в Лиссабон посланника королевства Конго Касуту с многочисленной свитой из африканцев.
Вскоре после возвращения Диогу Кана в августе 1487 года три каравеллы, под командой Бартоломеу Диаша, пустились вниз по реке Тежу (Тахо) в открытое море. Опытный моряк Жуан Инфант и командовал вторым кораблем. Капитаном третьего, грузового, судна был назначен Диогу Диаш, брат Бартоломеу.
О первой части этого достопамятного путешествия не сохранилось никаких подробностей. Нам известно только из книги Жуана Барруша, крупнейшего португальского историка XVI века, к которому приходится обращаться за всеми сведениями о португальских морских экспедициях, что Бартоломеу Диаш направился к устью Конго и затем следовал до 29 й параллели, вдоль незнакомых берегов. В гавани, которая была названа им Анградуш-Волташ, Диаш оставил грузовое судно – меньшую из своих каравелл – под охраной девяти матросов. Переждав в этой гавани дурную погоду, он направился отсюда дальше к югу. В течение тринадцати дней Диашу пришлось бороться со страшным штормом. Чем дальше он продвигался к югу, тем сильнее понижалась температура. Моряки уже считали себя погибшими.
Когда буря улеглась, Диаш направил свои корабли к востоку, надеясь достигнуть берега. Не видя в течение нескольких дней земли, он решил тогда повернуть к северу. Наконец на горизонте показались высокие горы, и 3 февраля 1488 года португальцы пристали к берегу, даже и не подозревая о том, что во время бури обогнули мыс, названный затем мысом Доброй Надежды. Берега бухты представляли собой зеленые луга, на которых пасся рогатый скот. Увидев приближающиеся корабли, пастухи убежали в горы. Эта бухта была названа Байа-душ-Вакейруш (Пастушеская бухта).
Запасшись в Пастушеской бухте пресной водой, экспедиция Диаша направилась снова на восток и достигла бухты Сан-Браш (теперь Моссел), а оттуда, идя вдоль берега, достигла залива Алгоа и небольшого острова, который Диаш назвал островом Креста, так как на нем португальцы воздвигли большой каменный крест. Отсюда берег материка начал поворачивать к северо-востоку, и португальцы решили, что они находятся уже на пути в Индию. Обрадованный Диаш хотел идти дальше, но его спутники, утомленные трудностями пути и изнуренные голодом, запротестовали и заявили, что дальше они не пойдут. «К тому же, – говорили матросы, – раз земля тянется теперь к востоку, значит, мы прошли какой-то большой мыс, а потому лучше всего повернуть обратно и отыскать его».
Диаш собрал совет, и все подали голос за возвращение. Он вынужден был уступить, но с условием, чтобы еще трое суток продолжать плыть вперед и удостовериться, не повернет ли берег к северу. За такой короткий срок корабли Диаша не успели обогнуть всей южной оконечности Африки и дошли только до устья большой реки, которая была названа в честь капитана второй каравеллы Риу-ди-Инфанти. Оказавшись в преддверии Индийского океана, жестоко разочарованный Диаш вынужден был пуститься в обратный путь.
Когда корабли проходили мимо падрана, установленного на острове Креста в заливе Алгоа, Диаш, по словам Жуана Барруша, «испытывал такое чувство горечи, такую скорбь, словно расставался с любимым сыном, обреченным на вечное изгнание; он вспоминал, с какой опасностью и для себя и для всех своих подчиненных он прошел столь долгий путь лишь затем, чтобы поставить этот каменный столб, а самого главного бог ему не дал совершить».
Наконец корабли подошли к тому «великому и знаменитому мысу, скрывавшемуся сотни лет», которому Диаш и его спутники присвоили название Торментозу («Бурный») в память об опасностях и трудностях, пережитых ими в то время, когда они впервые огибали его.
Но Жуан II смотрел на вещи иначе и переименовал мыс Бурный в мыс Доброй Надежды. Для него дорога в Индию была теперь открыта, и его обширные планы расширения торговли и усиления могущества Португалии были близки к осуществлению.
24 августа 1488 года Бартоломеу Диаш прибыл в Анградуш-Волташ. Из оставленных там девяти матросов шестеро умерли; седьмой скончался от неожиданного потрясения, увидя своих соотечественников. Грузовое судно за это время пришло в негодность, и Диаш приказал его сжечь. Возвращение экспедиции в Португалию не сопровождалось никакими неожиданностями. После короткой остановки у форта Сан-Жоржи-да-Мина («Рудник св. Георгия»), где Диаш принял на борт золото, полученное губернатором колонии от туземцев, экспедиция в декабре того же 1488 года прибыла к португальскому берегу. Флотилия Диаша находилась в пути шестнадцать месяцев и семнадцать дней. Это было самое продолжительное из всех морских путешествий, предпринятых до того времени португальцами.
Как это ни странно, Диаш не только не получил никакой награды за свое замечательное плавание, увенчавшееся таким большим успехом, но, по непонятной причине, попал даже в опалу. Ему не поручалось больше начальство ни над одной экспедицией.
* * *
И только десять лет спустя, когда Васко да Гама отправился по его следам открывать морской путь в Индию, Диашу было разрешено сопровождать своего более счастливого товарища в качестве простого подчиненного до форта Сан-Жоржи-да-Мина на Золотом берегу. Диашу не оставалось ничего другого, как только внимать толкам о чудесном открытии Васко да Гамы и обдумывать на досуге, какое громадное влияние окажет это событие на дальнейшую судьбу его родины.
Позднее Бартоломеу Диаш принимал участие в качестве обыкновенного капитана в экспедиции Педру Алвариша Кабрала, открывшего Бразилию. Но и здесь ему не суждено было испытать радость от созерцания берегов, к которым он сам указал дорогу. Едва португальская флотилия покинула американский берег и направилась к мысу Доброй Надежды, как на океане поднялась страшная буря. Четыре корабля затонули, и в том числе корабль, капитаном которого был Диаш. Отважный мореплаватель погиб со своим кораблем в волнах Атлантического океана 24 марта 1500 года.
Великий португальский поэт Луиш ди Камоэнс, автор поэмы «Лузиады» (1572), намекая на этот трагический конец Бартоломеу Диаша, вложил в уста духа Адамастора, охраняющего мыс Бурный, следующее мрачное пророчество: «Я дам страшный урок первому флоту, который будет проходить мимо этих утесов, и жестоко отомщу тому, кто первый дерзнет потревожить меня в моем неприступном убежище».
Португальские экспедиции в Африку (1415—1487 гг.).
В действительности только в 1497 году, то есть через пять лет после открытия Америки, Васко да Гама обогнул южную оконечность Африки. Можно утверждать, что если бы Колумб не опередил Васко да Гаму, то открытие Нового света задержалось бы на длительное время.
И в самом деле, мореплаватели этой эпохи были весьма осторожны. Не зная протяженности морей, они не рисковали пускаться в открытый океан и предпочитали держаться в виду африканского берега. Если бы мыс Бурный удалось обогнуть раньше, то мореплаватели привыкли бы ходить в Индию по этому пути и никто из них не подумал бы добираться до «Страны пряностей», то есть до Азии, через Атлантический океан. Кому бы тогда могло прийти в голову искать дорогу на восток, направляясь к западу?
Только в силу необходимости могла возникнуть подобная мысль. «Главной задачей морских путешествий португальцев в XV веке, – говорит Кули, – было изыскание пути в Индию через океан». Ученые мужи того времени не в состоянии были предположить существование нового материка по ту сторону океана, несмотря на то, что некоторые части американского материка уже были открыты.
Известно, например, что итальянский мореплаватель Джон Кабот (Кабото), находившийся вместе со своим сыном Себастьяном на английской службе, в 1497 году высаживался на полуострове Лабрадор почти в то же время, когда Колумб и Веспуччи открыли Южную Америку. Скандинавские викинги еще несколькими столетиями раньше причаливали к этим неизвестным берегам. Гренландские переселенцы исследовали землю, которую они называли Винланд, то есть «Виноградная страна» (ученые отождествляют ее с Новой Англией). И тем не менее существование Нового света представлялось в те времена такой несообразностью, что и Гренландия, и Винланд, и Лабрадор считались не более как продолжением европейского континента.
Итак, мореплаватели XV века стремились только установить более легкое морское сообщение с берегами Азии. Действительно, сухопутная дорога в Индию, Китай и Японию, в страны, известные по чудесным рассказам Марко Поло, была длинна и опасна, так как проходила через Малую Азию, Персию и Монголию. Кроме того, сухопутные дороги не могли способствовать процветанию торговли; перевозка по ним была сопряжена с большими трудностями и обходилась очень дорого. Назрела необходимость найти более удобное средство сообщения. И тогда народы всех стран, расположенных вдоль берегов европейских морей, начиная с Англии и кончая Испанией, видя перед собою свободные воды Атлантического океана, неизбежно должны были задаться вопросом: а не могут ли эти океанские воды привести к берегам Азии?
Так как шарообразность Земли была уже доказана, то такое предположение имело все основания. Если отправиться через Атлантический океан на запад, то в конце концов корабль достигнет берегов Восточной Азии и Индии. Путь через океан не может не быть свободным!
И в самом деле, кто бы мог подумать о существовании преграды между Европой и Азией – препятствия, протяженностью в три тысячи двести пятьдесят лье? Кто бы мог подумать о существовании Америки?
К тому же следует заметить, что ученые средних веков считали, будто берега Азии удалены от Европы не более чем на две тысячи лье. Аристотелю земной шар казался намного меньше его действительных размеров. «Каково расстояние от крайних берегов Испании до Индии? – спрашивал Сенека и так на это отвечал: – Несколько дней пути при благоприятном ветре». Страбон придерживался такого же мнения. Итак, путь между Европой и Азией не считался длинным. Кроме того, промежуточные остановки на Канарских и Азорских островах, о существовании которых между Европой и Азией было известно в XV веке, должны были облегчить путь через океан.
Можно утверждать, что господствовавшее заблуждение о расстоянии между Европой и Азией имело и свою положительную сторону: оно побуждало мореплавателей того времени пускаться в неизведанные просторы Атлантического океана. Если бы было известно, что в действительности расстояние, отделяющее Европу от Азии, достигает пяти тысяч лье, то вряд ли кто-нибудь отважился бы пуститься в западные моря.
Заметим, что некоторые факты подтверждали, или, вернее, казались подтверждением точки зрения последователей Аристотеля и Страбона относительно близости к Европе восточных берегов Азии. Так, например, один португальский лоцман, отплыв в море на четыреста пятьдесят лье от мыса Сан-Висенти, лежащего на юго-западе Португалии, нашел в воде кусок дерева, украшенный древней резьбой. Около Мадейры рыболовы вылавливали время от времени то доски со следами орнамента, то длинные бамбуковые палки, напоминавшие с виду индийский бамбук. Жители Азорских островов не раз выволакивали на берег громадные сосны незнакомой породы, а однажды нашли два человеческих трупа – «с широкими лицами, не похожие на христиан», – говорит португальский летописец.
Подобные случаи также поддерживали господствовавшее заблуждение. В XV веке еще не знали о существовании Гольфстрима, приносящего иногда к европейским берегам то, что попадало в его течение. Найденным предметам приписывали азиатское происхождение. Все это приводило к ошибочному выводу, что Азия недалека от Европы и что сообщение между этими противоположными сторонами огромного Евразийского континента не вызовет больших трудностей.
Следовательно, ни один географ того времени не мог даже подозревать о существовании Нового Света. Примем это за исходное положение. При отыскании пути на Запад не было и речи о расширении географических знаний. Во главе этого движения стояли купцы с их торговыми интересами, и они-то главным образом и стремились проложить путь через Атлантический океан. Вопрос шел исключительно о торговле с Востоком и отыскании кратчайшего для нее пути.
Заметим, что компас, изобретенный, по общему мнению, около 1302 года неким Флавио Джойа д’Амальфи, давал возможность морякам не только удаляться от берегов, но и совсем терять их из виду. Кроме того, немецкий космограф Мартин Бехайм и два ученых доктора, служивших у Генриха Мореплавателя, нашли способ ориентироваться по высоте солнца и применили астролябию для нужд мореплавания.
Когда эти навигационные приборы вошли в обиход, вопрос о торговом пути на Запад стал особенно волновать испанских, португальских и итальянских купцов, заразивших своим энтузиазмом ученых. Не было конца дискуссиям, спорам и практическим предложениям. Со всех сторон сыпались факты, системы, доктрины. Наступило время для проявления силы разума, которому предстояло разобраться во всем этом и установить истину. Так и случилось. Все разрозненные, отрывочные мысли и данные соединились в стройное целое в голове одного гениального человека, обладавшего редкой настойчивостью и смелостью.
Этим человеком был Христофор Колумб (по-испански – Кристо́валь Коло́н), родившийся, вероятно, в 1436 году близ Генуи. Мы говорим «вероятно» потому, что деревни Когорео и Нерви спорят с городами Савоной и Генуей из-за чести считаться его родиной. Что же касается года рождения Колумба, то здесь тоже нет единого мнения. Разные исследователи определяют время его рождения между 1430 и 1445 годами. 1436 год представляется нам наиболее вероятным.
Христофор Колумб родился в небогатой семье генуэзского шерстяника Доминико Колумба, или, по-итальянски, Коломбо. Христофор был старшим из трех сыновей Доминико. Биографы утверждают, хотя в точности это неизвестно, что он был отправлен отцом в университет в город Павию для обучения грамматике, латинскому языку, географии, астрономии и навигации. Если он и был в этом университете, то очень недолго, так как уже четырнадцати лет поступил на морскую службу. О жизни Колумба с этого времени до 1485 года сохранилось очень мало сведений.
Мы знаем лишь, что он участвовал в нескольких торговых плаваниях и приобрел славу искусного морехода. Колумб принимал участие в нескольких португальских путешествиях вдоль берегов Африки, бывал по торговым делам в Гвинее, закупал на Мадейре сахарный тростник для генуэзского торгового дома, совершал поездки на север – в Англию и Ирландию и успел к сорока годам «объехать всё, что объезжали до него».
В перерывах между морскими путешествиями Колумб вместе со своим младшим братом Бартоломе добывал средства к существованию составлением морских карт. Приблизительно в 1476 году Колумб поселился в португальской столице Лиссабоне, которая была в то время главным центром мореходной науки и привлекала к себе отважных мореплавателей и ученых-географов.
Живя в Лиссабоне, Христофор Колумб около 1479 года женился на Филипе Муньиш ди Перестреллу, дочери португальского дворянина, правителя острова Порту-Санту, расположенного в 50 километрах к северо-востоку от Мадейры. В 1480 году от этого брака родился старший сын Колумба, Диего, впоследствии унаследовавший титул главного адмирала и вице-короля Индии.
Христофор Колумб. Со старинной гравюры
Отец Филипы Перестреллу умер еще до ее замужества. Губернатором острова Порту-Санту был назначен его старший сын Бартоломе Перестреллу. Некоторое время Христофор Колумб провел со своей женой на этом острове, прилежно изучая оставшиеся после ее отца географические карты и заметки о путешествиях. Предполагают, что именно в этот период жизни Колумба у него зародилась великая мысль об открытии западного пути в Индию.
Вернувшись затем с семьей в Лиссабон, Колумб занимался изданием глобусов, географических и навигационных карт, продолжая в то же время пополнять пробелы в своем образовании. Колумб читал по крайней мере на четырех языках (итальянском, португальском, испанском и латинском). Сохранился экземпляр написанной на латинском языке книги Пьера д’Айи «Образ мира» с собственноручными пометками Колумба на полях.
Географические представления Колумба сложились в значительной мере под влиянием этого ученого труда. Пьер д’Айи, вслед за Роджером Бэконом, учил о шарообразности Земли и утверждал, между прочим, что расстояние от западных берегов Европы до восточных берегов Азии не может быть особенно большим.
Задумав открыть западный путь в Индию, Колумб, как рассказывают его биографы-современники, вступил в переписку с известными учеными – Мартином Бехаймом, о котором мы уже упоминали, и с итальянским географом, математиком и астрономом Паоло Тосканелли.
По преданию, этот ученый поддержал идею Колумба и прислал ему копию своего письма к лиссабонскому вельможе Мартиншу, который обращался к Тосканелли за советом по поручению португальского короля Аффонсу V. Письмо Тосканелли, независимо от того, был ли Колумб знаком с его содержанием или нет, представляет такой большой интерес, что мы не можем обойти молчанием этот исторический документ.
«Я знаю, – писал Тосканелли, – что существование такого пути может быть доказано на том основании, что Земля – шар. Тем не менее, чтобы облегчить предприятие, я решился изобразить новый путь на морской карте. Отправляю его величеству карту, сделанную мною собственноручно. На ней изображены ваши берега и острова, откуда вы должны плыть непрерывно к западу; и места, куда вы прибудете; и как далеко вы должны держаться от полюса или от экватора; и какое расстояние вы должны пройти, чтобы достигнуть стран, где больше всего разных пряностей и драгоценных камней. Не удивляйтесь, что я называю западом страны, где растут пряности, тогда как их обыкновенно называют востоком, потому что люди, плывущие неуклонно на запад, достигнут восточных стран за океаном в другом полушарии. Но если вы отправитесь по суше – через наше полушарие, то страны пряностей будут на востоке…»
Далее Тосканелли делает выписки о Китае из книги Марко Поло, утверждая при этом, что от Лиссабона до китайского города Кинсая (современного Ханьчжоу) не более 6500 миль.
Если приведенное письмо Тосканелли действительно дошло до Колумба, оно могло только усилить его энтузиазм и побудить его к активным действиям. Однако письмо Тосканелли само по себе не привело ни к какому результату, так как Аффонсу V был занят войною с Испанией и оставил без ответа предложение итальянского ученого. В то время возможности Португалии были очень ограничены. Война с маврами в Марокко и многочисленные африканские экспедиции истощили ее и без того скудную казну.
Преемник Аффонсу, Жуан II, создал «Совет математиков» для рассмотрения проектов заморских экспедиций. Новый португальский король заинтересовался планом Колумба, предложившего снарядить три каравеллы, которые должны были, следуя западным путем, достичь «великого острова Сипанго (или «Чипангу») и царства великого хана». Но «Совет математиков» почему-то отклонил предложение генуэзского морехода, а король Жуан II, воспользовавшись проектами Тосканелли и Колумба, снарядил без участия последнего экспедицию в Китай через Атлантический океан. По-видимому, люди, на которых было возложено это предприятие, не обладали достаточным опытом. Уже через несколько дней поднявшийся в море шторм заставил португальских моряков вернуться обратно в Лиссабон.
Христофор Колумб, оскорбленный вероломством португальского короля, решил покинуть его страну. Одновременно на Колумба обрушилось и другое несчастье: в конце 1484 года умерла его жена, и он остался один с малолетним сыном Диего. Полагают, что Колумб сперва направился в Геную, а затем в Венецию, где его предложение о поисках нового пути через океан было встречено очень холодно.
В 1485 году мы находим Колумба в Испании. В это время он не обладал никакими средствами и вынужден был совершать длинные путешествия пешком, неся на руках своего маленького сына.
Теперь уже история следит за ним шаг за шагом, больше не теряя его из виду и сохраняя для потомства все подробности этой героической жизни.
Добравшись до Андалузии, Христофор Колумб попытался найти приют в окрестностях городка Палоса, где внимание путника привлек старинный францисканский монастырь св. Марии де Рабида. Голодный, утомленный, Колумб попросил у монастырского привратника разрешения остановиться на ночлег.
Настоятель монастыря Хуан Перес де Марчана разговорился с незнакомцем и, узнав от него все подробности его жизни, посвященной осуществлению великого замысла, решил оказать ему помощь. Дожидаясь благоприятного момента, Колумб в течение нескольких месяцев, до весны 1486 года, прожил в монастыре Рабида. Затем с рекомендательным письмом настоятеля к влиятельному лицу, духовнику короля Фердинанда и его супруги королевы Изабеллы, он отправился в Кордову, куда должны были вскоре прибыть король и королева. Действительно, духовник, которому было адресовано рекомендательное письмо, пользовался полным доверием Фердинанда и Изабеллы, но он не сумел заинтересовать королевскую чету проектом гениального мореплавателя и ничего для него не добился.
Христофору Колумбу оставалось только запастись терпением. Он поселился в Кордове и, чтобы добывать себе средства к жизни, снова принялся за составление географических карт. Не теряя мужества, он стойко переносил все удары судьбы, решив во что бы то ни стало добиться осуществления своего замысла. В Кордове ему удалось приобрести друзей и покровителей, которые представили его богатейшему гранду[3], герцогу Энрике Гусману.
Заинтересовавшись дерзким планом Колумба, герцог, однако, не успел оказать ему помощь, так как неожиданно очутился в опале и вынужден был бежать из Кастилии. Наконец, другой кастильский гранд, герцог Мединасели, добился для Колумба аудиенции у Фердинанда и Изабеллы.
Колумб ищет приюта в монастыре св. Марии де Рабида
Христофору Колумбу казалось, что цель его теперь близка. Фердинанд и Изабелла отнеслись благосклонно к его проекту и поручили высказать свое мнение специальной комиссии из ученых, прелатов и монахов в коллегии св. Стефана, в Саламанкском университете.
Но радость Колумба была преждевременна. Вся комиссия восстала против его проекта. Да и как было не восстать? Его идеи близко соприкасались с религиозными вопросами, к которым в XV веке относились особенно ревностно. Хотя шарообразность Земли была уже доказана, но отцы церкви все еще не желали признавать этого открытия. Сама идея кругосветного путешествия рассматривалась ими как нечто противоречащее текстам священного писания.
«Кроме того, – рассуждали богословы и ученые-схоласты, – если бы даже и удалось как-нибудь спуститься в другое полушарие, то как подняться оттуда обратно? Даже при самом благоприятном ветре кораблю ни за что не подняться на огромную водяную гору, которую образует выпуклость шара, если даже допустить, что Земля действительно шарообразна».
Это был для того времени весьма веский довод. Итак, Христофора Колумба едва не обвинили в ереси – в самом тяжелом и непростительном по законам XV века преступлении. Правда, он сумел кое-как оправдаться от возведенного на него комиссией обвинения, но окончательное решение по его проекту было отложено на неопределенное время.
Прошло еще несколько лет. Измученный унизительными хлопотами и неудачами, отчаявшись добиться чего-нибудь путного в Испании, Христофор Колумб послал своего брата Бартоломе к английскому королю Генриху VII с предложением своего плана, но, кажется, король не удостоил его никаким ответом. Тогда Бартоломе отправился во Францию и сумел заинтересовать проектом Колумба сестру короля Карла VIII Анну Боже.
