Жюль Верн
Вокруг Луны
Глава вступительная,
которая подводит итоги первой части и служит предисловием ко второй
В течение 186… года весь мир был поражен необычайным по смелости научным опытом, беспримерным в истории ученых исследований. Члены «Пушечного клуба», основанного группой артиллеристов в Балтиморе после Гражданской войны в Америке, задумали установить связь с Луной – да, да, с Луной, не более и не менее, – пустив в нее ядро из пушки. Председатель клуба Барбикен, автор проекта, заручившись советами астрономов Кембриджской обсерватории, подготовил все необходимое для выполнения этого неслыханного предприятия, которое, впрочем, сведущие люди признали вполне осуществимым. Организовав повсеместную подписку, собравшую около тридцати миллионов франков, он приступил к грандиозным работам.
На основании докладной записки, составленной астрономами обсерватории, орудие, из которого будет выпущен снаряд, должно быть установлено в местности, расположенной между 0° и 28° северной или южной широты и нацелено на Луну прямо в зенит. Ядро должно обладать первоначальной скоростью в 12 тысяч ярдов в секунду. Снаряд, выпущенный 1 декабря в 10 часов 46 минут 40 секунд вечера, должен достичь Луны через четыре дня после вылета, а именно 5 декабря ровно в полночь, в момент, когда Луна будет находиться в перигее, то есть ближе всего к Земле, иными словами, на расстоянии 86 тысяч 410 лье.
Влиятельные члены «Пушечного клуба», председатель Барбикен, майор Эльфистон, секретарь Дж. Т. Мастон и другие ученые, на нескольких заседаниях обсудили вопросы о форме и составе ядра, о типе и положении орудия, о качестве и количестве пороха. Было решено следующее. Во-первых, снаряд будет полым шаровидным ядром в 108 дюймов диаметром, с толщиной стенок в 12 дюймов и весом в 19 250 фунтов. Во-вторых, орудием будет пушка типа колумбиады, в 900 футов длиной, отлитая из чугуна и врытая отвесно прямо в землю. В-третьих, на пороховой заряд потребуется 400 тысяч фунтов пироксилина, который, выделив при взрыве шесть миллиардов литров газов, с достаточной силой вытолкнет снаряд по направлению к ночному светилу.
После того как эти вопросы были разрешены, председатель Барбикен с помощью инженера Мерчисона выбрал подходящее место на возвышенности во Флориде, на 27°7′ северной широты и 5°7′ западной долготы. На этой площадке после грандиозных работ была с успехом отлита колумбиада.
Так обстояли дела, когда неожиданное событие еще во сто крат усилило всеобщий интерес к этому великому предприятию.
Некий француз, предприимчивый парижанин, остроумный и отважный, художник в душе, объявил, что желает лететь внутри ядра, чтобы высадиться на Луне и произвести обследование земного спутника. Этого неустрашимого искателя приключений звали Мишель Ардан. Он прибыл в Америку, был встречен с энтузиазмом, выступил на митинге, откуда его с триумфом вынесли на руках, заставил председателя Барбикена помириться с его смертельным врагом капитаном Николем и, в знак полного примирения, убедил их обоих лететь вместе с ним внутри снаряда.
Предложение было принято. Форму снаряда решили изменить. Вместо круглого он стал цилиндро-коническим. Этот своего рода воздушный вагон снабдили мощными пружинными буферами и разбивными перегородками, чтобы ослабить силу толчка при выстреле. Упаковали запасы провизии на целый год, воды – на несколько месяцев и газа – на несколько дней. Особый аппарат автоматически вырабатывал и подавал кислород в количестве, достаточном для дыхания троих путешественников. В то же самое время по заданию «Пушечного клуба» был сооружен на одной из высоких вершин Скалистых гор гигантский телескоп, чтобы следить оттуда за полетом ядра в небесном пространстве. Словом, все было подготовлено.
И вот 1 декабря, в назначенный час, при громадном стечении народа вылет состоялся, и три человека, впервые в истории покинув земной шар, устремились в межпланетное пространство, твердо уверенные, что достигнут цели путешествия. Отважные исследователи – Мишель Ардан, председатель Барбикен и капитан Николь – должны были завершить свой перелет за 97 часов 13 минут 20 секунд. Следовательно, их прибытие на поверхность лунного диска могло состояться только 5 декабря, как сообщалось в некоторых плохо осведомленных газетах.
Однако произошло непредвиденное явление: детонация, произведенная выстрелом колумбиады, повлекла за собой внезапное сотрясение земной атмосферы и скопление громадного количества водяных паров. Обстоятельство это вызвало всеобщее возмущение, так как Луна на много ночей скрылась за тучами от взоров наблюдателей.
Доблестный Дж. Т. Мастон, самый преданный друг троих путешественников, в сопровождении почтенного Дж. Бельфаста, директора Кембриджской обсерватории, отправился в Скалистые горы и прибыл в Лонгспик, где был установлен мощный телескоп, приближающий Луну на расстояние двух лье. Достойный секретарь «Пушечного клуба» пожелал лично проследить весь путь своих отважных друзей.
Скопление облаков в атмосфере сделало невозможным 5, 6, 7, 9 и 10 декабря всякие наблюдения. Опасались даже, что наблюдения придется отложить до 3 января следующего года, так как Луна, вступив с 11 декабря в последнюю четверть, окажется на ущербе, что помешает следить за полетом снаряда.
Но вот наконец, ко всеобщему удовлетворению, сильный ураган разогнал тучи в ночь с 11 на 12 декабря, и Луна, сильно ущербленная, ярко засияла на черном фоне неба.
В ту же ночь с наблюдательного поста в Лонгспике полетела телеграмма, отправленная Мастоном и Бельфастом в адрес бюро Кембриджской обсерватории.
Что же сообщалось в телеграмме?
Она гласила: снаряд, выпущенный колумбиадой в Стонзхилле, усмотрен Бельфастом и Мастоном 11 декабря в 8 часов 47 минут вечера; снаряд, отклонившись по неизвестной причине, не долетел до Луны, но пролетел настолько близко, что попал в сферу лунного притяжения; прямолинейное движение ядра превратилось в движение по кривой, и ныне, обращаясь по эллиптической орбите вокруг ночного светила, оно стало его спутником.
Телеграмма добавляла, что свойства нового небесного тела пока еще не могут быть установлены. Действительно, чтобы окончательно определить его свойства, требовалось произвести три последовательных наблюдения над новым спутником в трех его различных положениях. Далее сообщалось, что расстояние, отделяющее снаряд от лунной поверхности, можно приблизительно исчислить в 2833 мили, то есть в 4500 лье.
В заключение высказывались две гипотезы: или притяжение Луны возобладает, и тогда путники достигнут цели путешествия, или же снаряд, следуя по той же орбите, будет обращаться вокруг лунного диска до скончания веков.
Какая же судьба ожидает путешественников при любой из двух возможностей? Правда, съестных припасов им хватит на некоторое время. Но даже если предположить, что их дерзкое предприятие увенчается успехом, каким образом они возвратятся обратно? Удастся ли им вообще вернуться? Узнают ли когда-нибудь люди, что с ними сталось? Все эти вопросы необычайно волновали публику и с жаром обсуждались в печати всеми современными авторитетами.
Здесь уместно сделать одно замечание, над которым не мешало бы подумать иным исследователям, склонным к поспешным выводам. Если ученый решает обнародовать какое-либо чисто теоретическое умозаключение, он должен действовать как можно осмотрительнее. Никто вас не принуждает открывать планету, или комету, или новый спутник, и тот, кто ошибется в подобном случае, неизбежно подвергнет себя насмешкам толпы. Значит, лучше подождать, и именно так следовало поступить нетерпеливому Дж. Т. Мастону, прежде чем пустить по всему свету пресловутую телеграмму, сообщающую, по его мнению, последнее слово о результатах знаменитого опыта.
В самом деле, в телеграмме были допущены двоякого рода ошибки, что и подтвердилось впоследствии. Во-первых, ошибки в наблюдении, касающиеся расстояния между поверхностью Луны и снарядом, ибо его немыслимо было усмотреть в указанный срок, 11 декабря, и то, что явилось или померещилось Дж. Т. Мастону на небосклоне, никак не могло быть ядром колумбиады. Во-вторых, ошибки теоретические, касающиеся судьбы упомянутого ядра, ибо счесть его спутником Луны значило бы вступить в полное противоречие с основными законами механики.
Лишь одна из гипотез наблюдателей с Лонгспика могла подтвердиться, а именно: что путешественники – если они еще живы – приложат все усилия, чтобы с помощью лунного притяжения достигнуть поверхности светила.
Как бы то ни было, но эти умные и отважные люди благополучно перенесли страшный толчок при вылете, и об их-то путешествии в вагоне-снаряде мы и собираемся рассказать со всеми удивительными и драматическими подробностями. Рассказ этот разрушит множество иллюзий и опровергнет немало догадок, но зато даст правдивую картину всех трудностей и неожиданностей, связанных с подобного рода опытом, а также покажет во всем блеске научные таланты Барбикена, находчивость практичного Николя и веселую отвагу Мишеля Ардана.
Кроме того, наш рассказ докажет, что их достойный друг Дж. Т. Мастон только даром терял время, когда, свесившись над трубой исполинского телескопа, наблюдал за движением Луны по звездным пространствам.
Глава 1
Между 10 часами 20 минутами и 10 часами 47 минутами вечера
Ровно в десять часов Мишель Ардан, Барбикен и Николь распростились со всеми друзьями, которых они оставляли на Земле. Две собаки, предназначавшиеся для разведения собачьей породы на Луне, уже сидели в снаряде. Путешественники приблизились к отверстию огромной колумбиады. Подъемная машина тотчас спустила их в жерло вплоть до конической верхушки снаряда.
Отсюда через специальный люк они проникли в свой алюминиевый вагон. Канаты и блоки были тотчас же вытянуты наружу, и жерло колумбиады освободилось от всех лесов и площадок.
Очутившись с товарищами в снаряде, Николь немедленно принялся завинчивать его отверстие плотной металлической крышкой, укрепленной изнутри нажимными винтами; такие же плотно пригнанные крышки закрывали толстые выпуклые стекла иллюминаторов. Путешественники, герметически закупоренные в металлической тюрьме, погрузились в глубочайший мрак.
– Ну, дорогие попутчики, – сказал Ардан, – моя специальность – домашний уют, и я – отличный хозяин. Пожалуйста, не церемоньтесь и чувствуйте себя как дома. Прежде всего надо как можно удобнее и уютнее расположиться в нашей новой квартире. Для начала я нахожу, что у нас темновато. Не для кротов же, черт возьми, изобретен газ!
С этими словами беззаботный француз чиркнул спичкой о подошву своего сапога и поднес ее к газовому рожку на баллоне, в котором под сильным давлением хранился запас светильного газа. Этот запас был рассчитан для освещения и отопления снаряда в течение ста сорока четырех часов, или шести суток.
Газ загорелся, и при его свете пассажиры увидели комфортабельную комнату со стеганой обшивкой по стенам, круглым диваном и сводчатым потолком.
Все находившиеся в снаряде предметы – оружие, посуда, приборы – были плотно пригнаны к стенам и укреплены на стеганых прокладках, так что могли выдержать самое сильное сотрясение. Для осуществления рискованного предприятия предусмотрели все, что только было в человеческих силах.
После тщательного осмотра Мишель Ардан заявил, что очень доволен новым помещением.
– Это, конечно, тюрьма, – сказал он, – но тюрьма летучая. И если бы только нам дозволено было хоть изредка высовывать нос из окна, я подписал бы на такую квартиру арендный договор сроком хоть на сто лет. Чему ты усмехаешься, Барбикен? Уж не думаешь ли ты, что этот снаряд станет нашим гробом? Да хоть бы и так, я все-таки не променяю его на Магометов гроб, который болтается из стороны в сторону на одном месте.
Пока Мишель Ардан разглагольствовал, Барбикен и Николь заканчивали последние приготовления.
Хронометр Николя показывал двадцать минут одиннадцатого вечера, когда три путешественника окончательно замуровались в снаряде. Этот хронометр был поставлен по часам инженера Мерчисона с точностью до десятой секунды. Барбикен взглянул на него и сказал:
– Друзья мои, теперь ровно двадцать минут одиннадцатого. В десять часов сорок семь минут двадцать секунд Мерчисон пустит электрический ток по проводу, соединенному с зарядом колумбиады. В ту же минуту мы оторвемся от Земли. Значит, нам остается всего-навсего двадцать семь минут.
– Двадцать шесть минут и сорок секунд, – поправил педантичный Николь.
– Ну что ж! – воскликнул неунывающий Ардан. – За двадцать шесть минут можно еще наделать пропасть дел. Можно обсудить глубочайшие моральные и политические проблемы и даже разрешить их. Двадцать шесть дельно использованных минут стоят двадцати шести лет безделья! Несколько секунд жизни Паскаля или Ньютона стоят целой жизни какого-нибудь глупца или бездельника.
– Так что же из этого следует, неугомонный болтун? – спросил Барбикен.
– Следует только то, что нам остается целых двадцать шесть минут.
– Теперь уже только двадцать четыре, – опять поправил Николь.
– Хорошо, только двадцать четыре, дорогой капитан. Двадцать четыре минуты, в течение которых можно с успехом углубить и обсудить…
– Мишель, – перебил его Барбикен, – у нас будет достаточно досуга для самых глубокомысленных рассуждений во время перелета, а теперь лучше бы заняться приготовлениями к отъезду.
– А разве не все готово?
– Разумеется, все готово, но следовало бы еще кое-что сделать, чтобы ослабить, насколько возможно, первоначальный толчок.
– А ты разве забыл воду в разбивных перегородках? Ее упругость предохранит нас от любого толчка.
– Я надеюсь, Мишель, – мягко сказал Барбикен, – но все-таки не уверен…
– Ну и шутник! Он «надеется»! Он «не уверен»! Он дожидался, пока нас совсем закупорят, чтобы сделать такое печальное признание! Я требую, чтобы меня сейчас же выпустили отсюда!
– Выпустили? Да как же это сделать? – спросил Барбикен.
– Действительно, теперь это трудновато. Мы сидим в вагоне и через двадцать четыре минуты услышим свисток кондуктора.
– Через двадцать, – поправил Николь. Несколько мгновений путешественники молча глядели друг на друга, затем осмотрели все находившиеся при них вещи.
– Все в порядке, – сказал Барбикен, – все на месте. Теперь надо решить, как бы получше разместиться, чтобы легче выдержать толчок от выстрела. Какое положение наиболее выгодно? Прежде всего надо предотвратить приток крови к голове.
– Совершенно верно, – заметил Николь.
– Ну так встанем вверх ногами, как клоуны в цирке! Чего же лучше! – воскликнул Ардан, готовясь тотчас же привести в исполнение свою выдумку.
– Нет, нет, – возразил Барбикен, – лучше всего лечь на бок. Лежа на боку, мы легче перенесем толчок. Заметьте, что в момент выстрела никакого значения не будет иметь, находимся ли мы внутри снаряда или впереди него.
– Ну, раз это не имеет никакого значения, я могу быть спокоен, – сказал Мишель Ардан.
– Одобряете ли вы мою мысль, Николь? – спросил Барбикен.
– Вполне, – отвечал Николь. – Остается тринадцать с половиной минут.
– Наш Николь не человек, – воскликнул Мишель Ардан, – а ходячий хронометр с секундомером на восьми камнях…
Но товарищи уже не слушали его, с непостижимым хладнокровием они заканчивали последние приготовления к вылету. Со стороны их можно было принять за двух аккуратных пассажиров, которые со всеми удобствами располагаются в железнодорожном купе. Спрашивается, из чего только сделаны сердца у этих американцев! Их пульс не ускоряется даже в минуту самой страшной опасности.
В снаряд были положены три толстых, туго набитых тюфяка. Николь и Барбикен вытащили их на середину диска, образующего подвижной пол. На эти тюфяки путешественники намеревались улечься за несколько минут до выстрела.
Неугомонный Ардан суетился и вертелся в своей тесной тюрьме, как он называл снаряд, словно дикий зверь в клетке. Он без умолку болтал с друзьями и с собаками – Дианой и Сателлитом, которым, как мы помним, он незадолго до отъезда дал эти символические клички.
– Эй, Диана, сюда! Эй, Сателлит! – кричал он, подбадривая собак. – Ко мне! Мы с вами покажем лунным собакам, как ведут себя псы на Земле! То-то прославится ваша собачья порода! Черт возьми! Приведись нам только вернуться назад, мы уж, конечно, привезем с собой новую, скрещенную породу «лундогов», которая произведет здесь страшнейший фурор.
– Если только на Луне водятся собаки! – заметил Барбикен.
– Разумеется, водятся, – уверенно заявил Мишель Ардан. – Там водятся и лошади, и коровы, и ослы, и куры. Держу пари, что мы найдем там кур.
– Пари на сто долларов, что их там нет, – заявил Николь.
– Принимаю вызов, капитан! – воскликнул Ардан, пожимая руку Николя.
– Впрочем, ты уже трижды проиграл пари с нашим председателем: деньги для нашего полета собраны, выплавка снаряда удалась как нельзя лучше и, наконец, зарядка колумбиады выполнена без малейшей аварии, – итого ты, стало быть, проиграл шесть тысяч долларов!
– Ну что ж, ну и проиграл, – согласился Николь. – Десять часов тридцать семь минут шесть секунд!
– Прекрасно, капитан. Не пройдет, значит, и четверти часа, как тебе придется отсчитать председателю девять тысяч долларов: четыре тысячи за то, что колумбиаду не разорвало, и пять тысяч за то, что снаряд взлетит дальше чем на шесть миль.
– Что ж, доллары со мной, – отвечал Николь, спокойно хлопнув себя по карману, – и я охотно расплачусь.
– Я вижу, Николь, что ты человек порядка, чего я никогда не мог сказать про себя. И все-таки позволь тебе заметить, что все твои пари – верный убыток.
– Почему?
– Да потому, что, если ты выиграешь, значит, колумбиада взорвется, а с ней и снаряд… И тогда Барбикен не сможет заплатить тебе свой проигрыш.
– Моя ставка внесена в Балтиморский банк, – вмешался Барбикен, – и если Николь погибнет, деньги достанутся его наследникам.
– Фу ты, что за практичные люди! – воскликнул Ардан. – Чем меньше я вас понимаю, тем более вам удивляюсь.
– Сорок две минуты одиннадцатого! – сказал Николь.
– Остается всего пять минут, – заметил Барбикен.
– Да, всего-навсего! – воскликнул Мишель Ардан. – А мы закупорены в снаряде, в стволе девятисотфутовой пушки! И под снарядом – четыреста тысяч фунтов пироксилина, что равняется шестнадцати тысячам фунтов обычного пороха. Наш приятель Мерчисон с хронометром в руке вперился сейчас в стрелку, положил палец на электрическую кнопку, отсчитывает секунды и готовится швырнуть нас в межпланетное пространство.
– Будет тебе шутить, Мишель! – серьезно сказал Барбикен. – Приготовимся! От торжественной минуты нас отделяет всего несколько мгновений. Пожмем друг другу руки, друзья!
– Да, да, всего несколько секунд, – подхватил Ардан, не в силах скрыть волнение.
Трое смельчаков обнялись в последний раз.
– Храни нас Бог, – сказал набожный Барбикен. Ардан и Николь растянулись на тюфяках, положенных в середине диска.
– Десять часов сорок семь минут! – прошептал капитан.
– Еще двадцать секунд!
Барбикен проворно погасил газ и улегся около товарищей.
Безмолвие прерывалось только стуком хронометра, отбивавшего секунды.
Вдруг друзья почувствовали страшной силы сотрясение, и снаряд под давлением шести миллиардов литров газа, образовавшегося от взрыва пироксилина, взлетел в пространство.
Глава 2
Первые полчаса
Что же произошло? Какие последствия имело это страшное сотрясение? Удалось ли остроумным конструкторам снаряда добиться желаемых результатов? Удалось ли смягчить удар благодаря пружинам, стеганым прокладкам, водяным буферам и разбивным перегородкам? Выдержали ли они невероятный толчок скоростью в одиннадцать тысяч метров, которого было бы достаточно, чтобы в одну секунду пересечь весь путь от Парижа до Нью-Йорка? Вот какие вопросы занимали и волновали миллионы свидетелей необычайного события. В эти минуты никто уже не помнил о цели путешествия, все думали только о самих путешественниках. Что же увидели бы в снаряде провожающие вроде Дж. Т. Мастона, доведись им хоть одним глазком заглянуть в него?
Да ровно ничего.
В ядре царствовал глубочайший мрак. Но цилиндро-конические стенки выдержали выстрел как нельзя лучше: ни одной трещинки, ни одного прогиба, ни одной деформации. Чудесный снаряд ничуть не испортился от неимоверного взрыва – не расплавился, не пролился алюминиевым дождем на землю, как опасались иные скептики.
Внутри снаряда все было в порядке. Некоторые предметы только сильно подбросило кверху, но самые нужные из них нисколько не пострадали. Их крепления оказались в полной сохранности.
На подвижном диске, опустившемся до утолщенного дна снаряда, после того как сплющились перегородки и вылилась заполнявшая их вода, лежали три неподвижных тела. Живы ли были Барбикен, Николь и Ардан? Или же снаряд превратился в металлическую гробницу и уносил в пространство только их трупы?
Через несколько минут одно из тел зашевелилось. Руки задвигались, голова приподнялась. Человек встал на колени. Это был Мишель Ардан. Ощупав себя и испустив громкий вздох, он заявил:
– Мишель Ардан целехонек! Посмотрим, что с другими.
Бравый француз хотел встать, но не смог устоять на ногах. Голова у него кружилась, от бурного кровообращения он словно ослеп и шатался, как пьяный.
– Брр! – сказал он. – Точно выпил две бутылки кортона. Только, пожалуй, это не так приятно.
Ардан провел несколько раз рукой по лбу, потер виски.
– Николь! Барбикен! – крикнул он громко и со страхом прислушался.
Ответа не было.
Ни одного вздоха, который сказал бы ему, что сердца его товарищей еще бьются. Он позвал вторично. То же молчание.
– Черт возьми! – проговорил Ардан. – Они словно с пятого этажа вниз головой свалились! Ба! – прибавил он с обычной непоколебимой уверенностью. – Уж если француз мог стать на колени, то американцы-то уж наверняка вскочат на ноги! Однако прежде всего исследуем обстановку.
Ардан чувствовал, что жизнь быстро к нему возвращается: кровь отлила от головы, пульс бился ровнее. Несколько новых усилий вернули ему равновесие. Ему удалось встать на ноги и вынуть из кармана фосфорные спички.
От трения спичка зажглась, и он поднес ее к газовому рожку. Газовый баллон был цел: газ не улетучился. Впрочем, в случае утечки Ардан почувствовал бы запах газа, да и не мог бы безнаказанно зажечь спичку в помещении, наполненном светильным газом. Соединясь с воздухом, газ образовал бы взрывчатую смесь, и взрыв, может быть, довершил бы то, что начало сотрясение.
Как только газовый рожок вспыхнул, Ардан склонился над своими товарищами. Они лежали друг на друге и казались бездыханными. Николь лежал сверху, Барбикен снизу.
Ардан поднял капитана, прислонил к дивану и принялся что есть мочи растирать его. Усердный и умелый массаж привел Николя в чувство. Он открыл глаза, и к нему тотчас же вернулось привычное хладнокровие. Схватив Ардана за руку и озираясь по сторонам, он спросил:
– А Барбикен?
– Всякому свой черед, – спокойно отвечал Ардан. – Я начал с тебя, потому что ты лежал сверху, а теперь примемся за Барбикена.
Они вместе приподняли председателя «Пушечного клуба» и положили его на диван. Барбикен, по-видимому, пострадал сильнее своих товарищей. Он был весь в крови. Николь, однако, скоро убедился, что кровотечение вызвано легкой раной в плече – пустячной царапиной, которую он тотчас же тщательно перевязал.
Однако Барбикен не скоро пришел в себя и перепугал друзей, не щадивших сил на растирание.
– Он еще дышит, – сказал Николь, прикладывая ухо к груди раненого.
– Да, – отвечал Ардан, – дышит, как человек, привыкший к этому ежедневному процессу. Растирай его, растирай сильнее!
Оба массажиста работали так усердно, что Барбикен наконец пришел в сознание. Он открыл глаза, приподнялся, взял за руки обоих друзей, и первыми его словами были:
– Ну что, Николь, летим?
Николь и Ардан переглянулись. Они еще не успели подумать о снаряде. Их первой заботой были пассажиры, а не вагон.
– В самом деле, где мы? – спросил Ардан. – Летим мы или нет?
– Может быть, мы преспокойно лежим на флоридской земле? – спросил Николь.
– Или на дне Мексиканского залива? – добавил Ардан.
– Что вы! – воскликнул Барбикен.
Обе догадки, высказанные друзьями, тотчас вернули его к действительности.
Как бы там ни было, пока еще невозможно было сказать что-нибудь достоверное относительно состояния снаряда. Кажущаяся неподвижность его и отсутствие всякого сообщения с внешним миром не позволяли решить этого вопроса. Может статься, снаряд летел по траектории в межпланетном пространстве, а может быть, поднявшись на короткое время вверх, он упал на землю или в Мексиканский залив… Принимая во внимание незначительную ширину Флоридского полуострова, падение в Мексиканский залив представлялось вполне вероятным.
Дело было нешуточное, и задача чрезвычайно интересная. Надо было разрешить ее как можно скорее. Барбикен, взволнованный, усилием воли преодолевая физическую слабость, поднялся на ноги и прислушался. Снаружи – глубочайшее безмолвие. Стены были так толсты, что не пропускали ни малейшего звука. Но одно обстоятельство поразило Барбикена: температура внутри снаряда сильно повысилась. Барбикен вынул из футляра термометр: он показывал сорок пять градусов по Цельсию!
– Мы летим! – сказал Барбикен. – Мы летим! Эта удушающая жара проникает сквозь стенки снаряда! Она объясняется трением ядра об атмосферные слои. Скоро она спадет, потому что мы несемся уже в пустоте. И после того как мы чуть не задохнулись от зноя, нам придется вытерпеть жестокий холод.
– Почему же? – спросил Ардан. – По-твоему, Барбикен, мы уже за пределами земной атмосферы?
– Конечно, Мишель, разумеется. Слушай! Сейчас пятьдесят пять минут одиннадцатого. Мы вылетели восемь минут назад. Если бы скорость полета не уменьшилась от трения снаряда о воздух, нам было бы достаточно шести секунд, чтобы преодолеть шестнадцать лье земной атмосферы.
– Совершенно верно, – подтвердил Николь, – но насколько, по-вашему, снизилась от трения наша начальная скорость?
– На одну треть, Николь, – отвечал Барбикен. – Это снижение действительно громадно, но оно соответствует моим расчетам. Таким образом, если начальная скорость снаряда равнялась одиннадцати тысячам метров, то по выходе из атмосферы она должна была снизиться до семи тысяч трехсот тридцати двух метров. Что бы там ни было, этот перегон мы уже миновали и…
– И наш друг Николь проиграл оба пари, – перебил Ардан. – Четыре тысячи долларов за то, что колумбиада не взорвалась, и пять тысяч долларов за то, что снаряд поднялся выше шести миль. Ну-ка, Николь, раскошеливайся.
– Проверим сначала, – ответил капитан, – а за расплатой дело не станет. Весьма возможно, что предположения и расчеты Барбикена совершенно верны и что я проиграл девять тысяч долларов. Но мне приходит в голову другое соображение, которое лишает смысла самое пари.
– Какое же? – встрепенулся Барбикен.
– А такое, что по той или по другой причине искра не попала в порох и мы не взлетели.
– Черт возьми, капитан! – вскричал Мишель Ардан. – Вот гипотеза, которую даже такой невежда, как я, может мигом опровергнуть. Ты говоришь глупости. А толчок, который нас чуть было не прикончил? Не я ли приводил тебя в чувство? А рана на плече председателя, которая все еще кровоточит…
– Согласен, Мишель, – ответил Николь, – но позволь задать тебе один вопрос.
– Есть, капитан.
– Ты слышал выстрел, который, несомненно, должен быть оглушительным?
– Нет, – отвечал озадаченный Ардан, – я действительно не слышал выстрела.
– А вы, Барбикен?
– Я тоже не слыхал.
– Ну так как же? – спросил Николь.
– В самом деле странно, – пробормотал председатель. – Отчего же мы не слышали выстрела?
Приятели недоуменно переглянулись.
Они столкнулись с необъяснимым явлением. Снаряд полетел, значит, должен быть и выстрел!
– Погодите, – сказал Барбикен, – сначала осмотримся, где мы. Откроем-ка ставни.
Эта простая операция была тотчас же выполнена. Гайки, которые сдерживали болты наружных ставен, поддались нажиму английского ключа; болты были выдвинуты наружу, и металлические пробки, обшитые каучуком, мгновенно заткнули болтовые отверстия. Наружная ставня, как крышка на шарнире, тотчас опустилась и обнажила вставленное в раму выпуклое стекло иллюминатора. Такое же окно имелось на другой стене снаряда. Третье было устроено в куполе, четвертое – на полу, на дне снаряда. Таким образом через боковые окна можно было в двух противоположных направлениях наблюдать небо, а через верхний и нижний иллюминатор – Луну и Землю. Барбикен с товарищами кинулись к окну.
В окно не проникал ни один луч света. Снаряд был окружен полнейшим мраком.
– Нет, друзья, мы не упали на землю! – воскликнул Барбикен. – И не погрузились на дно Мексиканского залива! Нет, мы несемся в пространстве! Взгляните только на сверкающие во мраке звезды и на непроницаемую темноту, сгустившуюся между нами и Землей!
– Ура! Ура! – в один голос вскричали Николь и Ардан.
Густой мрак действительно подтверждал, что снаряд покинул Землю, так как иначе путешественники видели бы земную поверхность, ярко освещенную в эту минуту лунным светом. Темнота доказывала также, что снаряд уже прорезал земную атмосферу, в противном случае рассеянный в воздушном слое свет отражался бы на его металлических стенках. Этот свет проникал бы и в окна, а они оставались неосвещенными. Сомнения не было. Путешественники действительно оторвались от Земли.
– Я проиграл, – признал Николь.
– С чем тебя и поздравляю! – сказал Ардан.
– Получите девять тысяч долларов, – сказал капитан, вынимая из кармана пачку банковых билетов.
– Прикажете расписку в получении? – спросил Барбикен, беря деньги.
– Если это вас не затруднит, – ответил Николь. – Порядок никогда не помешает.
И Барбикен серьезно и флегматично, словно он сидел у себя в конторе, вынул записную книжку, вырвал из нее чистый листок, набросал карандашом расписку по всем правилам бухгалтерии, расписался, проставил дату, приложил печать и вручил расписку Николю, который бережно спрятал ее в свой портфель.
Мишель Ардан, сняв фуражку, отвесил товарищам безмолвный поклон. Такой формализм в подобных условиях лишил его дара речи. Ардан отроду не видел ничего более «американского»…
Покончив с деловыми формальностями, Барбикен и Николь снова подошли к окну и принялись разглядывать созвездия. На черном фоне неба звезды выделялись яркими точками, но Луны с этой стороны нельзя было видеть, потому что, двигаясь с востока на запад, она мало-помалу приближалась к зениту. Ее отсутствие удивило Ардана.
– Где же Луна? – сказал он. – Неужели наше свидание с ней не состоится?
– Успокойся, – ответил Барбикен. – Наша будущая «Земля» на своем месте, но с этой стороны мы не можем ее видеть. Отворим другое боковое окно.
