Кадзуо Кобаяси
Валерий Гергиев. Симфония жизни
Культура не приходит в упадок из-за политического и экономического кризиса
«Да я ж тебя знаю», – услышав это при первой же встрече, я несколько удивился. Строго говоря, я не уверен, что Гергиев обратился ко мне – человеку старшего возраста, да еще и иностранцу – именно на «ты». В русском языке это местоимение используют не только по отношению к нижестоящему человеку, но и при обращении к другу, в то время как местоимение «вы» – по отношению к людям уважаемым или малознакомым. Когда наши взгляды встретились, Гергиев был весь мокрым – капельки пота стекали по его щетине. Думаю, он все же обратился ко мне на «вы», но чувство было такое, будто на «ты». Это чувство только усилилось, когда я увидел его широко открытые, исполненные дружелюбия глаза.
– Это ж ты задаешь Горбачёву интересные вопросы! – я сразу понял, что именно это он и имел в виду, когда сказал, что знает меня.
Как я уже писал в первой главе, основой реформаторской политики Горбачёва, ставшего генсеком несмотря на свои сравнительно молодые годы, была гласность. До тех пор весь информационный поток контролировался партией, а неудобные с точки зрения власти факты замалчивались. С приходом Горбачёва информационный контроль был ослаблен, а население стало более осведомленным. Видя, что новый генсек может выйти из своей машины посреди улицы и заговорить с горожанами (всегда при этом улыбаясь), я понимал гласность как стремление быть проще и откровеннее по отношению к народу.
Другим проявлением этой политики были пресс-конференции, которые стали регулярно проводиться в различных государственных институтах и ведомствах, включая МИД. При этом теперь иностранные корреспонденты могли наравне с советскими задавать вопросы и получать на них ответы. Тогда-то мне и пригодились мои элементарные знания русского языка. Несмотря на то, что в своих вопросах я допускал грамматические ошибки, мне с радостью предоставляли слово.
Один из своих вопросов главе СССР я никогда не смогу забыть. В октябре 1986 года, в самый разгар советско-американского диалога, проводилась встреча между президентом Рейганом и генсеком Горбачёвым в Рейкьявике, столице Исландии. В такой небольшой стране с населением в триста тысяч человек даже столица может похвастаться лишь сотней тысяч горожан. Вы спросите, почему было выбрано именно это место? Ответ прост: этот город находится ровно посередине между Москвой и Вашингтоном. Однако в Рейкьявике не было условий для проведения переговоров на высшем уровне, которых с нетерпением ждал весь мир. Саммит было решено провести в резиденции французского консула, которая располагается прямо на берегу океана.
Переговоры зашли в тупик, когда стороны стали обсуждать «Стратегическую оборонную инициативу», разработанную администрацией Рейгана. Она заключалась в том, чтобы разместить в космосе системы ПРО для предотвращения ядерной атаки на США. Этот план появился вскоре после создания популярного научно-фантастического фильма «Звездные войны». И хотя стороны достигли соглашения о сокращении ядерного вооружения на земле, касательно программы «звездных войн» мнения разошлись. Американская делегация ограничилась сообщением о том, что переговоры закончились неудачей, после чего незамедлительно отправилась домой со своей военной базы.
Горбачёв же провел пресс-конференцию. Она проходила в актовом зале школы, куда набилось несколько сотен рьяных журналистов со всего света. Рассчитав, в какую точку будет направлен взгляд генсека, я занял место по центру четвертого ряда. И пока я судорожно думал о том, как сформулировать свой вопрос с учетом того, что американская делегация объявила о провале переговоров, появился Горбачёв.
С покрасневшим лицом он поднялся на сцену и, по своему обыкновению, сперва отпил глоток чая с молоком. Я понял, что он пытается успокоиться. Прочитав короткое заявление, он посмотрел в зал – и наши глаза встретились. Собравшись с духом, я поднял руку.
– Вон там, очевидно, коллега из Японии, – с этими словами он указал на меня.
– Как результат этих переговоров отразится на будущем? – этот вопрос, намекавший на неудовлетворительный исход переговоров, вырвался у меня сам собой.
– Это не провал, а лишь начало диалога, – ответил Горбачёв.
И вопрос, и ответ транслировались на весь мир различными телевизионными агентствами, включая NHK.
В дальнейшем я понял две вещи. Во-первых, эта пресс-конференция Горбачёва заставила американцев несколько скорректировать свое заявление: теперь они говорили не о «провале», а о «продолжении диалога». А во-вторых, программа «Стратегическая оборонная инициатива», которую обсуждал Рейган во время переговоров, в действительности не предполагала реализации, а была лишь блефом, призванным смутить советских оппонентов. То, что все это было грандиозной ложью, я осознал лишь спустя тридцать два года после саммита. Из этой истории я усвоил, что мы не можем знать всех хитростей и подводных камней международной политики.
Заканчивая это затянувшееся отступление, замечу, что пресс-конференция неоднократно транслировалась по всему СССР. Тогда на советском телевидении было четыре общесоюзных канала. Однако в девять часов вечера наступало время главных новостей, и все каналы транслировали одну и ту же передачу. У населения не было даже возможности посмотреть что-то другое.
Для СССР это было временем больших перемен. Весь советский народ следил за каждым словом и действием Горбачёва, и по той информации, которая сообщалась в новостной программе, люди пытались понять, что ждет страну в будущем. Очевидно, Гергиев не был исключением. Таков был контекст нашего знакомства, которое началось со слов: «Да я ж тебя знаю!»
Иногда такой стиль общения сближает людей. Несмотря на то, что это была наша первая встреча, Валерий сразу пригласил меня выпить пива. Как раз в ту пору этот напиток начали поставлять в СССР из-за границы.
– На той стороне Невы есть хороший бар, – пригласил меня Гергиев, и мы отправились выпивать.
Нам подали «Хайнекен» в жестяных банках, которые мы тут же поспешили открыть. После продолжительной и изнуряющей работы на сцене холодное пиво наверняка пришлось маэстро по вкусу.
Беседа до рассвета в первый день знакомства. Октябрь 1992 года
– Сейчас, во времена серьезного экономического кризиса, когда многие люди утратили уверенность в завтрашнем дне, продолжается утечка ценных кадров. Вы не думаете, что на фоне этих событий известная на весь мир русская культура может прийти в упадок? – спросил я. Посмотрев на меня своими большими глазами, Валерий ответил:
– Культура не приходит в упадок из-за политического или экономического кризиса. Все будет в порядке. У России большой культурный потенциал. Вот увидите, именно благодаря ему страна возродится.
Как ни странно, его слова прозвучали убедительно. Как мы увидим чуть позже, все музыканты, которым довелось играть под управлением маэстро, в один голос говорят: «Своим выразительным взглядом он творит волшебство». Возможно, и я был очарован его оптимизмом, проявленным в столь непростых обстоятельствах.
– Каким же образом?! – спросил я, про себя думая, что такому-то человеку эта задача вполне по плечу.
К этому диалогу я еще вернусь, а пока лишь скажу, что наше знакомство за баночкой пива затянулось до четырех часов утра. Даже я, несмотря на плохую устойчивость к алкоголю, выпил тогда довольно крепко.
Над Невой, протекающей через центральную часть Петербурга, протянулись разводные мосты, которые поднимаются для того, чтобы пропускать крупные суда. Когда мы вышли из бара, оказалось, что и моя гостиница, и дом Валерия находятся на противоположной стороне реки. Обычно мосты разводятся на ночь и сводятся обратно в четыре часа утра, так что попасть домой раньше мы бы не смогли, даже если бы захотели.
В тот вечер у нас не просто совпали настроения: сами невские мосты, точно проводники удачи, подарили нам целых четыре часа общения.
Почетное назначение и внезапная отмена гастролей в Японии
Несмотря на то, что сегодня Гергиев крайне востребован во всем мире, его первая поездка в Японию состоялась не по приглашению японской стороны. Еще будучи студентом Ленинградской консерватории, он сначала победил во Всесоюзном конкурсе дирижеров, а затем был удостоен первой премии дирижерского конкурса им. Г. фон Караяна. Это привлекло к нему внимание в СССР, однако в Японии он оставался неизвестным.
Эта поездка стала возможной благодаря Японско-советскому обществу музыкантов, которое было создано по инициативе композитора Ясуси Акутагавы на волне растущего музыкального обмена между Японией и СССР. Общество было учреждено в октябре 1984 года, то есть спустя четыре года после московской Олимпиады, которую США и Япония бойкотировали в ответ на ввод советских войск в Афганистан – знаковое событие эпохи холодной войны.
По случаю основания Общества в Японию приехал Тихон Хренников – первый секретарь Правления Союза композиторов СССР. А вместе с ним и Гергиев – начинавший дирижер, которому в ту пору был тридцать один год и имя которого в мире еще совсем никто не знал.
В советское время многие организации назывались Союзами – это было свидетельством их стопроцентной лояльности по отношению к партии. Союз композиторов, Союз художников, Союз писателей, Союз журналистов и так далее – стоило добавить к названию слово «Союз», и ваша деятельность получала одобрение свыше. Правда, эта деятельность не должна была идти вразрез с политикой партии. Сколь замечательную картину вы бы ни написали, не являясь членом Союза, вы бы не смогли продать ее, не говоря уже об участии в выставках. Какую бы выдающуюся музыку вы ни сочинили, исполнять или судить ее стали бы только при наличии у вас соответствующей корочки.
«Союз чего-то там» – это партийное клеймо означало признание авторитета правительства и отказ от его критики. Несложно догадаться, что выдающиеся художники и композиторы главами Союзов не становились: эти должности занимали в основном лояльные власти деятели.
Хренников – глава Союза композиторов – был пианистом, композитором и даже дирижером. Во время концерта, приуроченного к основанию Японско-советского музыкального общества, он дирижировал Токийским филармоническим оркестром, который исполнял фортепианный концерт, написанный самим Хренниковым. Сегодня в России, не знающей «союзных» тенет, его произведения не исполняются. Он был не столько музыкантом, сколько человеком, имевшим неплохое политическое чутье и жажду власти. Его породила сама коммунистическая система. Как в музыкальном мире, так и за его пределами его до сих пор хорошо помнят за то, что в 1948 году, в сталинскую эпоху, он, будучи уже генеральным секретарем Союза композиторов, осудил Шостаковича и Прокофьева как «формалистов».
Видимо, главной заслугой Хренникова стало то, что он привез Гергиева в Японию. Это можно назвать иронией судьбы или шуткой истории, но именно благодаря ему Валерий стал сотрудничать с музыкальным агентством Japan Arts, которое таким образом заполучило в свои руки настоящее сокровище. При посредничестве Japan Arts Гергиев впервые получил заказ в Японии, куда и приехал спустя два года, летом 1986-го. Тогда он дирижировал балетным спектаклем в исполнении труппы Кировского театра, который теперь носит дореволюционное название – Мариинский.
И хотя это была, безусловно, рабочая поездка, за два месяца гастролей ему дали встать за дирижерский пульт лишь дважды, когда в концертном зале префектуры Канагава исполняли оперу «Ревизор». Видимо, чувствуя себя недооцененным, Валерий неоднократно обращался к представителям Japan Arts с требованием предоставить ему возможность дирижировать симфонией.
На следующий год он вновь приехал в Японию для совместного выступления с Японским филармоническим оркестром. В качестве солистов тогда были выбраны пианист Евгений Кисин и скрипач Вадим Репин, которых публика встречала как юных гениев, однако и для Гергиева это было отличной возможностью показать себя. В один из вечеров он вместе с Кисиным исполнил фортепианный концерт в первом отделении, а после перерыва успешно продирижировал Пятой симфонией Чайковского. Эта программа была составлена по настоятельной просьбе Валерия.
Его любимая русская пословица – «Лови удачу за хвост!». Казалось, он и впрямь ее поймал, когда дирижировал Пятой симфонией. На репетициях этого произведения присутствовал музыкальный директор Японского филармонического оркестра Акэо Ватанабэ. Впоследствии, когда встал вопрос о его преемнике на этом посту, он настойчиво рекомендовал кандидатуру Гергиева: видимо, тот произвел на него сильное впечатление своим дирижерским стилем. И хотя этот план в итоге не осуществился, благодаря встрече с Акэо Ватанабэ сбылась давняя мечта Гергиева: в 1988 году он заключил контракт с Японским филармоническим оркестром на шесть концертов в рамках четырехнедельного турне по Японии в будущем году.
Казалось, что спустя четыре года он все же поймал удачу за хвост, но, видимо, фортуна рассудила иначе: гастроли с оркестром, о которых так мечтал Валерий, пришлось отменить в последнюю минуту.
За несколько месяцев до запланированной поездки в Японию тридцатипятилетний Гергиев стал музыкальным руководителем Кировского театра, святая святых русской культуры. Огромную роль сыграло то, что его избрали сами сотрудники театра.
Его предшественником на этом посту был Юрий Хатуевич Темирканов – знаменитый дирижер, отдавший Кировскому театру одиннадцать лет своей жизни. В возрасте пятидесяти лет, в полном расцвете сил, он стал художественным руководителем и главным дирижером Симфонического оркестра Ленинградской филармонии. После ухода Темирканова Гергиев, ставший преемником признанного маэстро, ощущал на себе огромный груз ответственности, из-за которого в итоге и сорвались гастроли в Японии.
Он был вынужден отказаться от поездки, ссылаясь на то, что после назначения у него появилось слишком много работы. Узнав об этом, в Японском филармоническом оркестре пришли в ярость, ведь сам Гергиев и был инициатором этих гастролей.
Масаюки Сэкита – тогда глава, а ныне председатель совета директоров Japan Arts – выступил в качестве посредника и незамедлительно отправился в Ленинград, чтобы убедить Гергиева соблюсти условия контракта. Однако Валерий извинился и повторил свой отказ, сославшись на неотложные дела в театре.
Сэкита понимал, какое значение Кировский театр имеет для всей страны. Он также хорошо понимал чувства Гергиева, который отдавал этому театру все свои силы. Сам Валерий, вспоминая тот эпизод, говорит, что это была самая сложная дилемма, с которой ему когда-либо приходилось сталкиваться. Гнев со стороны Японского филармонического оркестра не утихал. Дошло до разговоров о том, чтобы предать этот инцидент огласке и навсегда закрыть японскую границу для Гергиева, который так подвел японских слушателей.
В итоге он так и не приехал. Осетинский народ, представителем которого является Валерий, насчитывает всего лишь 600 тысяч человек и известен своим чрезвычайно внимательным отношением к семейным ценностям, а также понятиям долга и верности. То, что ему пришлось нарушить слово, данное японской стороне, говорит о том, насколько важна для него была эта новая работа на посту главы Кировского театра.
Забегая вперед, скажу, что именно этот случай сформировал того Гергиева, который пользуется сегодня мировым признанием. О деталях этой истории, наглядно иллюстрирующих рабочий стиль Валерия, я еще упомяну отдельно. Но как же нарушенное обещание отразилось на его отношениях с филармоническим оркестром?
В 1996 году, спустя семь лет после того случая, он все же приехал на месяц в Японию с оперной труппой Мариинского театра. В программе были очень амбициозные постановки: «Кармен», «Отелло», «Макбет» и «Катерина Измайлова» («Леди Макбет Мценского уезда»).
Гергиев уже не был начинающим дирижером Кировского театра. В Мюнхене он заставил дотошных немцев восхищаться его исполнением оперы Мусоргского «Борис Годунов», а в Сан-Франциско с огромным успехом состоялся его первый американский концерт, на котором исполнялась опера Прокофьева «Война и мир». За год до нынешнего визита в Японию он был назначен главным дирижером Роттердамского филармонического оркестра, а спустя год – главным приглашенным дирижером Метрополитен-оперы в Нью-Йорке. И номинально, и фактически он был восходящей звездой музыкального мира.
«Кармен», «Отелло», «Макбет», «Катерина Измайлова» – исполнение этих шедевров предполагало огромную ответственность. Вдобавок Гергиев в качестве извинения за отмененные гастроли предложил Японскому филармоническому оркестру сделать концертное исполнение оперы Рихарда Штрауса «Саломея» совместно с солистами Мариинского театра.
За деятельностью Валерия тогда уже следили во всем мире, и даже многие японские коллективы, включая Симфонический оркестр NHK, мечтали выступить с ним на одной сцене. Из множества вариантов он выбрал Японский филармонический оркестр – результат этого сотрудничества оказался грандиозным. Концерт прошел с большим успехом, что вызвало немалую радость в филармоническом оркестре и окончательно растопило лед в их отношениях. Эту историю я люблю за то, что в ней отражается характер Валерия, а также великая сила музыки.