Алексей Калугин
Снежная слепота
Приняв пластиковую бутылку из рук Харпа, Халана вернулась к металлическому котлу, на котором стоял таз с красницей, и вытянула из-за него большой жестяной бидон, объемом не менее двадцати литров. Откинув с бидона крышку, она перелила в него содержимое бутылки. Закрыв бидон и задвинув его на прежнее место, Халана вернулась к столу и поставила перед Харпом пустую бутылку.
– И это все? – с некоторым недоумением Харп посмотрел на женщину.
– А что ты рассчитывал увидеть? – улыбнулся Бисаун.
Харп молча пожал плечами.
– К последней трети дня Халана приготовит нам запеканку из свежей закваски с красницей, – улыбнулся старик. – Уверяю тебя, ты в жизни не пробовал ничего вкуснее.
– Я вообще не помню вкуса пищи, – признался Харп. – Никакой. – Это нормально, – заверил его Бисаун. – Я встречал только одного человека, который уверял, что помнит вкус какой-то другой пищи. Зато при этом он не мог без отвращения есть блюда из закваски. – Старик улыбнулся и слегка развел руки в стороны. – Как видишь, воспоминания бывают как полезные, так и вредные.
– Что с остальным? – Харп взглядом указал на разложенные вещи.
– Ты можешь взять все, что считаешь нужным, – старый Бисаун провел раскрытыми ладонями над столом. – Остальное поступит в общую собственность.
Окинув оценивающим взглядом вещи, разложенные на столе, Харп взял себе только пару теплых носков и охотничий нож в кожаных ножнах с широким лезвием, чуть загнутым кверху острием, глубоким долом вдоль всего лезвия и короткой пилой на обухе возле рукоятки.
– И это все? – глянул на него из-под бровей Бисаун.
– Ну, если ты не против…
Харп протянул руку и пододвинул к себе еще и компас.
– Вещица занятная, но, как мне кажется, в наших краях совершенно бесполезная, – скептически скривил губы Бисаун.
– Значит, я единственный, кому он может пригодиться, – ответил Харп, пряча компас в карман.
Старый Бисаун положил обе руки ладонями на стол, чуть подался вперед и посмотрел на Харпа так, словно собирался прочесть его мысли.
– Ты знаешь что-то, о чем не хочешь говорить? – тихо, почти шепотом произнес он.
Взгляд старого Бисауна, сделавшись неподвижным, словно бы пристыл к глазам Харпа.
Марсалу, который наблюдал за этой сценой со стороны, и то стало неуютно. Как-то раз он испытал на себе гипнотический взгляд старого Бисауна. От одного только воспоминания об этом у Марсала по спине пробегала холодная дрожь. Харп же даже не попытался отвести взгляд в сторону, только усмешка исчезла с его лица.
– По-моему, старик, ты знаешь куда больше, чем я, – так же тихо ответил он Бисауну. – Ты разве забыл, что я лишь сегодня появился на свет?
Пальцы на руках старого Бисауна согнулись. Марсалу показалось, что он слышит скрежет ногтей старика по пластиковой крышке стола. Воздух в помещении будто сделался плотнее и гуще. Даже Халана, стоявшая спиной, почувствовав возникшее напряжение, замерла.
Казалось, само время на миг остановилось.
В наступившей тишине голос Харпа прозвучал, подобно скрежету железа по стеклу:
– Я оказался здесь не по своей воле и не собираюсь оставаться здесь навсегда. Если есть вход, через который я попал в этот мир, значит, должен быть и выход. Его только нужно отыскать.
Глава 3
– «Снежные волки», – тихо, почти равнодушно, будто даже ни к кому не обращаясь, произнесла Халана.
Напряжение, повисшее в комнате, лопнуло – словно тонкая хрустальная нить оборвалась и растворилась в воздухе, оставив после себя только призрачный звук.
– Что? – вскинул кудлатую голову старый Бисаун.
– «Снежные волки», – повторила Халана, указав рукой на оконце, рядом с которым стояла.
Сорвавшись с места, Марсал подлетел к окну и, оттолкнув женщину, припал к неровному стеклу.
– Точно, они! – Обернувшись к столу, он нервно сглотнул. – Трое лыжников!
– Это не налет. – Старик в задумчивости ухватил в щепоть конец бороды.
Соглашаясь с ним, Марсал быстро кивнул. Рот его был чуть приоткрыт, а глаза как-то странно блестели.
– Так! – Старый Бисаун быстро окинул взглядом комнату. – Харп, давай сюда свою доху, ботинки и снегоступы!
Пока Харп собирал свои вещи, старик расстелил на полу серую драную дерюгу и сгреб на нее все вещи со стола.
– Что стоишь! – бросил он косой взгляд на замершего у окна Марсала. – Открывай тайник!
Марсал судорожно кивнул и кинулся за занавес.
Старик вырвал из рук Харпа доху и, широко взмахнув полами, кинул ее на пол подкладкой вверх. Уложив на нее завязанную в узел дерюгу, Бисаун приткнул по краям снегоступы и ботинки Харпа и, сведя полы дохи вместе, принялся застегивать пуговицы.
– Протолкнешь узел вперед себя, – быстрой скороговоркой давал он Харпу необходимые указания. – Когда заберешься в яму – оденешься. Места там достаточно. В яме холодно, но одетым в ней можно высидеть час-другой. Не знаю, с чего вдруг пожаловали к нам «снежные волки». Если вы с Марсалом завалили выход из лаза, отыскать вас по следам они не могли. А значит, заявиться к нам с обыском они должны бы не раньше завтрашнего утра. Что бы там ни было, сиди в яме до тех пор, пока Марсал тебя не позовет. Давай!
Старик сунул Харпу узел с вещами и взглядом указал на пластиковый занавес, где пару минут назад скрылся Марсал.
Если бы Харп сам принимал решение, он предпочел бы встретиться со «снежными волками», а не прятаться в какой-то там яме. И дело было не только в том, что противников всего трое. Харп считал, что разумные люди всегда могут договориться друг с другом. К тому же о «снежных волках» ему было известно лишь то, что рассказали старый Бисаун и Марсал, у которых имелись веские основания не говорить новичку всей правды: им была нужна закваска и принесенные Харпом вещи. Но на первый раз Харп решил довериться хозяевам дома, где оказался по воле случая. В конце концов, он, хотя и успел получить имя, все еще оставался новичком, за плечами которого не было ни опыта выживания в мире вечных снегов, ни элементарного понимания того, что здесь происходит.
Откинув пластиковый занавес, Харп увидел ту часть комнаты, что до сих пор была от него скрыта. Ничего нового там не оказалось – крошечное окошко в стене, два скатанных матраса в углу да низенький кособокий столик на трех ножках. Зато теперь Харп смог как следует рассмотреть вторую женщину, жившую в доме.
Эниса стояла возле окна. Чуть разведя руки в стороны, она прижималась к стене спиной с такой силой, словно хотела слиться с ней, чтобы сделаться невидимой. Ее и без того огромные глаза были широко открыты и смотрели на мужчину с таким ужасом, что поначалу Харп решил, что это его внезапное появление напугало женщину. Но, заглянув Энисе в глаза, он увидел в них, кроме ужаса, еще и выражение какой-то совершенно безнадежной, покорной обреченности и даже будто готовности к тому, что должно было произойти.
– Зачем сюда идут «снежные волки»? – спросил Харп у Марсала.
Тот стоял на коленях в углу комнаты и суетливо ковырял железным крюком стену у самого пола. Не прерывая своего занятия и даже не подняв головы, он только плечами пожал.
Опустившись на колени рядом с Марсалом, Харп понял, что тот пытается загнать острый конец крюка в небольшое отверстие, прячущееся под ворсистым покрытием стены. Но из-за того, что Марсал страшно нервничал и торопился, ему никак не удавалось попасть в это отверстие. Забрав у Марсала крюк, Харп точно установил его острый конец и сильно ударил ладонью другой руки по изгибу крюка. Часть стены отошла в сторону. Марсал ухватился обеими руками за край стенной панели и потянул ее на себя. В стене открылось небольшое квадратное отверстие – только-только чтобы пролезть человеку, не одетому в доху.
Из дыры пахнуло ледяным холодом.
Проведя крюком по краям отверстия, Марсал сбил закрывавшую его корку льда.
– Толкай узел перед собой, – сказал он Харпу, отодвигаясь в сторону, чтобы дать ему возможность пролезть в дыру. – Через пару метров лаз пойдет вниз под уклон. Столкнешь узел с вещами и скатишься сам на животе. Не бойся, там невысоко. Когда окажешься на дне ямы, найдешь боковой ход. Он заканчивается небольшим гротом. Там оденешься и будешь ждать, пока я не позову тебя. Сам обратно вылезти даже не пытайся – все равно ничего не получится.
Пригнув голову к полу, Харп заглянул в лаз. Это дало ему информацию лишь о том, что стены дома состояли из двух листов пластика, толщиною в полсантиметра каждый, пространство между которыми шириною с ладонь было заполнено мелковолокнистым теплоизоляционным материалом.
Харп с сомнением покачал головой. Ему вовсе не хотелось лезть неизвестно куда, в темноту и холод, прячась от опасности, которая казалась ему сильно преувеличенной.
– Давай! – Марсал умоляюще посмотрел на Харпа. – Если «снежные волки» застанут тебя здесь, нам придется сказать, что ты сам пришел в наш дом!
– А если я расскажу им про этот тайник? – криво усмехнулся Харп.
Марсал ничего не ответил, только шумно выдохнул через нос.
Харп снова усмехнулся и, положив завязанную в узел доху на пол, толкнул ее в лаз.
– Держи! – Марсал кинул на колени Харпу перчатки на искусственном меху.
Натягивая перчатки, Харп уже в который раз подумал, что выжить в этом холодном мире не так-то просто, а погибнуть легко, сделав всего один неверный шаг. Забравшись в ледяной лаз без перчаток, он наверняка бы отморозил руки. А лишившись одной-двух фаланг на нескольких пальцах, был бы обречен на медленную смерть, даже если бы удалось избежать общего заражения крови. Нахлебник, который не способен чем-то помочь другим, был здесь никому не нужен. Если люди в этом мире и руководствовались какими-то своими понятиями об этике, то человеколюбие и гуманизм в их число, судя по всему, не входили. Марсал и старый Бисаун прятали Харпа от «снежных волков» вовсе не потому, что он был им симпатичен. Они исходили из своих чисто прагматических интересов. Если бы они решили, что им выгоднее сдать новичка «снежным волкам», то, ни секунды не колеблясь, именно так и поступили бы.
Протолкнув узел вперед, Харп лег на живот и, отталкиваясь ногами, пополз следом.
Лаз был настолько узким, что Харп с трудом протиснулся в него. Если бы стены были не изо льда, он наверняка бы застрял. А так ему все же удавалось, хотя и медленно, продвигаться вперед.
Едва только обутые в войлочные тапки ноги Харпа скрылись в лазе, Марсал тотчас же закрыл вход. Харп оказался в полной темноте, скованный панцирем из холода и льда.
В первый момент он неожиданно почувствовал острый приступ клаустрофобии и чуть было не начал колотить пятками в стену, требуя снова открыть заслонку. Всем своим телом он ощущал смертельный холод, который, казалось, по капле вытягивал из него тепло, а вместе с ним и жизнь.
По счастью, Харпу быстро удалось взять себя в руки. Он понял, что кричать и звать на помощь не имело смысла. Марсал был так напуган нежданным визитом «снежных волков», что ни за что на свете не выпустил бы Харпа из тайника. А теплоизоляционный материал, проложенный в стенах дома, похоже, обладал и неплохими звукоизоляционными свойствами – Харп, как ни прислушивался, не слышал ни единого звука. Следовательно, единственным спасением могло стать только четкое и неукоснительное следование инструкциям, полученным от Марсала и старого Бисауна.
Борясь со сковывающим суставы холодом, Харп пополз вперед.
Толкнув в очередной раз узел, Харп почувствовал, как он с тихим шелестом заскользил куда-то вниз. Чтобы изучить пространство впереди, он протянул руку.
Кисть повисла в пустоте. Продвинувшись еще немного вперед, Харп оказался на краю туннеля, уходящего наклонно вниз. Сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, Харп оттолкнулся руками и заскользил.
Пытаясь замедлить падение, он упирался в ледяные стены руками и коленями. Но старания его, впрочем, так же, как и опасения, оказались напрасными. Не пролетев и пары метров, он упал на увязанную в узел доху, смягчившую падение.
Проведя руками по сторонам, Харп понял, что оказался на дне той самой ямы, о которой говорили Марсал и старый Бисаун. Она была несколько шире, чем ведущий в нее лаз, а ледяные стены были покрыты неглубокими кавернами и выступающими наростами. Пол в яме оказался настолько неровным, что Харпу с трудом удалось подняться на ноги. Пытаясь определить высоту потолка, он взмахнул рукой над головой, но поймал в кулак только пустое пространство.
Холод, проникающий под легкую одежду, становился все мучительнее. Тело Харпа сотрясалось от крупной судорожной дрожи, а зубы выстукивали причудливую дробь. Понимая, что тепла, оставшегося в теле, надолго не хватит, Харп, не теряя времени, принялся искать на ощупь боковой ход, о котором говорил Марсал.
Вскоре ему удалось отыскать круглое отверстие, расположенное почти у самого пола. Закинув в дыру узел, он сам пролез в него головой вперед и оказался в ледяном гроте.
Трясущимися руками Харп расстегнул пуговицы на дохе и вытряхнул на пол все, что в ней находилось. Надев доху на себя, он поднял воротник, запахнул полы, поджал ноги и, скорчившись, присел.
Вспомнив об обуви, Харп вновь заставил себя подняться и, скинув войлочные тапки, натянул на ноги ботинки на искусственном меху.
Стало немного теплее, но тело его по-прежнему тряслось в ознобе. Харпу казалось, что если он и сможет выдержать хотя бы несколько минут таких мучений, то после этого его уже никогда не перестанет бить внутренняя дрожь. Он, как ни старался, не мог заставить себя думать ни о чем другом, кроме как об убийственном холоде, терзающем его плоть.
В гроте было слишком мало места для того, чтобы попытаться разогреться с помощью физических упражнений. Все, что оставалось Харпу, – это статическая гимнастика. Он знал, что этот метод, если им правильно пользоваться, весьма эффективен, хотя и не помнил, где и когда впервые услышал о нем.
Усевшись поудобнее, Харп поджал колени к груди и плотно обхватил их руками. Сделав короткий, резкий выдох, он одновременно напряг все мышцы тела. Задержав это состояние полной сосредоточенности на максимальном напряжении мышц секунд на двадцать, он затем сделал быстрый вдох и полностью расслабился. Сосчитав до десяти, Харп вновь повторил упражнение.
Минут через пятнадцать Харп если и не почувствовал себя тепло и комфортно, то уж по крайней мере поверил в то, что опасность замерзнуть до смерти ему уже не грозит. Решив исследовать место, в котором оказался, он вспомнил о светящемся цилиндре. Найдя на ощупь связанные края дерюги, Харп распустил узел и без особого труда нашел то, что ему было нужно.
Неяркого света, испускаемого цилиндром, оказалось достаточно, чтобы осветить все пространство грота, в котором находился Харп.
Грот, вне всяких сомнений, имел искусственное происхождение – на стенах, полу и потолке были видны следы инструментов, использованных при его создании. Размеры грота были небольшие – двоим людям в нем не развернуться. Помимо тех вещей, которые принес с собой Харп, на полу лежали еще старый, порванный в нескольких местах спальный мешок и небольшой узелок.
Первым делом Харп накинул на плечи спальный мешок, после чего взялся за изучение содержимого узелка. Вещей в нем оказалось не так уж много: три крюка, на одном из которых был обломан конец, пара старых тупых ножей, еще одно лезвие ножа без рукоятки, светящийся цилиндр, который, как убедился Харп, был еще вполне пригоден для использования, пара кошек для обуви и еще несколько железок непонятного назначения.
Сложив все вещи на место, Харп выглянул в яму, через которую попал в грот.
Глубиной она была около трех метров. Сверху ее закрывала плоская крышка. Как и предупреждал Марсал, нечего было и думать о том, чтобы выбраться наверх без посторонней помощи.
Когда Харп рассматривал стены и пол ямы, покрытые кавернами и натеками льда, ему пришло на ум, что так мог бы выглядеть лед, на который выплеснули кипяток. Только кому и зачем это было нужно?
Снова забравшись в грот, Харп занял прежнее положение на полу, поджав колени и обхватив их руками. Теперь ему не оставалось ничего иного, как только запастись терпением и ждать.
Темнота и холод делали ожидание томительно долгим. Чтобы хоть чем-то заняться, Харп начал упражняться со светящимся цилиндром, ударяя по нему с различной силой то с одного, то с другого конца. Вскоре он уяснил, что, сколько по нему ни стучи, цилиндр не станет светиться дольше и ярче. Сосчитав до ста, следовало вновь ударить цилиндр, чтобы он не погас.
Не имея иного занятия, Харп попытался мысленно разобраться в той странной, близкой к бредовой ситуации, в которой он оказался. Однако очень скоро понял, что для этого у него недостаточно информации. Что ему известно о мире, в который он попал? Да почти ничего!
Первое. Он, взрослый мужчина, каким-то непостижимым образом оказался в мире, где царствуют убийственный холод и вечные льды. Он ничего не помнил из своей прошлой жизни. Даже имя ему пришлось придумывать новое. Но при этом он, судя по всему, не утратил тех навыков и опыта, которые успел в свое время приобрести. Более того, некоторые его познания, которые самому Харпу вовсе не казались исключительными, приводили местных жителей в недоумение.
Второе. С первого взгляда было ясно, что мир, где он теперь должен научиться жить, совершенно не соответствует тем условиям, что требуются человеку для нормальной жизнедеятельности. Люди здесь не могут даже самостоятельно обеспечить себя едой, а потому надеются только на закваску, которую регулярно забрасывают сюда неизвестные доброхоты, заинтересованные в том, чтобы мир вечных снегов был заселен людьми. Что уж говорить о развитии пусть даже примитивного кустарного производства самых необходимых вещей: одежды, мебели, домашней утвари – для всего этого в мире вечных снегов просто нет исходных материалов.
Третье. Образ жизни людей, которых встретил здесь Харп, иначе как примитивным назвать нельзя. Они имеют только самое необходимое и не стремятся к большему. Их познания о мире, в котором они живут, крайне скудны и ограниченны. Им неизвестна письменность. А календарь им заменяет кусок пластика с проколотыми в нем отверстиями. Однако при этом дом, где они живут, построен из полимерных материалов, для создания которых необходимы высокие технологии. В доме есть электрическое освещение, и каким-то образом он отапливается, хотя ни печи, ни камина в помещении, которое видел Харп, нет. Те, кто отправляет людей в мир вечных снегов, снабжают их добротными инструментами, но не дают иного оружия, кроме ножей и металлических прутьев. Харп готов был поклясться, что никогда прежде не видел ничего похожего на светящиеся цилиндры. Но в мире вечных снегов, судя по всему, это вполне обыденные предметы. И при этом местные жители не знают, что такое бумага.
Вот, пожалуй, и вся информация, которой располагал на данный момент Харп. И какой из всего этого можно сделать вывод?..
Единственное умозаключение, к которому пришел в результате своих недолгих размышлений Харп, сводилось к тому, что он абсолютно ничего не понимает.
Важной знаковой составляющей того мира, где оказался Харп, являлся холод. И вскоре Харп убедился, что это явление куда более страшное, чем он мог себе представить.
Харп полагал, что, одевшись и заставив все мышцы тела работать, он тем самым уже защитил себя от замерзания. Но холод оказался куда более коварным противником. Он исподволь, почти незаметно проникал под покровы одежды и, делая свое черное дело, не спеша отбирал у тела крошечные, почти незаметные частички тепла.
Харп понял, что дело плохо, когда поймал себя на том, что уже не может думать ни о чем другом, как только о тепле, которого так не хватало его отчаянно мерзнущему телу. Даже статическая гимнастика уже не спасала от пронзительного холода, пробиравшего, казалось, до самых костей.
Он не мог точно сказать, как долго просидел в своем убежище. Наверное, не меньше часа. Хотя не исключено, что это было субъективное суждение о времени, виною чему был все тот же безжалостный холод, способный даже несколько минут ожидания растянуть до размеров вечности.
Если бы существовала возможность выбраться из ямы без посторонней помощи, Харп сделал бы это, не задумываясь о том, что ожидало его в доме. Единственное, что ему сейчас было нужно, – это тепло.
Харп уже почти не обращал внимания на тот бешеный ритм, что выстукивали зубы. Он чувствовал, как разум обволакивает тяжелая дремота, с которой невозможно бороться. Глаза сами собой закрывались, а сознание уплывало куда-то в сторону галлюциногенных образов, которым трудно было подобрать названия, но с которыми так не хотелось расставаться.
Харп вспомнил, что когда-то слышал, что замерзающие люди просто засыпают, не чувствуя при этом ни физической боли, ни душевных страданий. Однако он даже и предположить не мог, что это будет к тому же еще и приятно…
Пытаясь вернуться к действительности, Харп медленно, словно тюк с тряпьем, потерявший равновесие, завалился на бок. Перевернувшись на живот, он поднялся на четвереньки. До выхода из грота было меньше метра, но Харпу этот путь показался бесконечным. Для того чтобы заставить окостеневшие суставы двигаться, приходилось прикладывать неимоверные усилия. При этом Харп упорно не желал выпускать из руки светящийся цилиндр и всякий раз, как только свет начинал меркнуть, бил им о стену грота.
Вывалившись из грота в яму, Харп какое-то время неподвижно лежал на спине, раскинув руки в стороны. Только когда светящийся цилиндр вновь начал тускнеть, он поднял руку и, не разжимая кулака, пару раз ударил им о лед. Цилиндр вновь засветился, но Харп продолжал колотить о лед сжатой в кулак рукой до тех пор, пока не почувствовал боль в разбитых суставах.
Прокричав что-то совершенно невнятное, Харп заставил себя сесть. Затем мучительно медленно начал подниматься на ноги. Его повело в сторону, и, чтобы устоять, он привалился плечом к неровной ледяной стенке ямы. В таком положении холод пробирал сильнее, забираясь под полы дохи, однако Харп полагал, что, стоя на ногах, он по крайней мере сможет бороться с предательским сном, уводящим сознание в бездну небытия.
Теперь он сосредоточил все свое внимание и волю на том, чтобы не дать погаснуть светящемуся цилиндру.
– Один… Два… Три… – медленно отсчитывал посиневшими, трясущимися губами Харп.
Досчитав до десяти, он несколько раз сильно ударял светящимся цилиндром по колену и начинал считать заново.
– Эй, новичок!.. Харп!..
Харп не сразу понял, что голос, доносившийся из лаза, ведущего в дом, был обращен к нему.
Кинувшись к дыре в стене, он едва не упал: холод, сковывающий тело, делал его похожим на неподъемный ящик, который можно перемещать, только переваливая с одного бока на другой.
– Я здесь!.. – срывающимся голосом закричал Харп, уцепившись негнущимися пальцами за скользкий край ледяной дыры. – Черт!.. Вытащите меня отсюда!..
Звякнув о лед, из дыры вывалился металлический крюк, привязанный к концу веревки.
– Сначала вещи, – раздался сверху голос Марсала.
– К черту вещи! – заорал Харп, ухватившись обеими руками за веревку. – Вы что, хотите, чтобы я околел здесь?!.
Упершись ногами в стену ледяной ямы, он попытался забраться в лаз. Без кошек на ботинках сделать это оказалось невозможно: ноги соскальзывали, не находя опоры, а окоченевшие руки не могли как следует уцепиться за веревку.
– Доху снял? – спросил сверху голос Марсала.
Посчитав вопрос откровенно издевательским, Харп в ответ только выругался и изо всех сил рванул веревку.
Марсал верно истолковал его реакцию.
– В дохе мы не сможем втянуть тебя в дом! – вновь прозвучал сверху его голос.
Мысленно обругав самого себя за бестолковость, Харп трясущимися руками расстегнул пуговицы и скинул доху на пол. Тело его уже настолько промерзло, что, раздевшись, он не почувствовал дополнительного холода. Обмотав конец веревки вокруг запястья, Харп дернул ее, давая понять, что готов. Веревка медленно поползла вверх. Харп висел на ней, словно замороженная туша. Пытаясь хоть как-то помочь тем, кто вытягивал его наверх, он временами пробовал оттолкнуться носками ботинок от стенок лаза, но скорее всего пользы от этого не было никакой.
Оказавшись в горизонтальном проходе, Харп протянул обе руки вперед. Марсал и старый Бисаун ухватили его за запястья и втащили в дом.
Марсал сразу же смотал веревку и прикрыл дыру в стене, из которой тянуло холодом.
– Жив? – Бисаун перевернул тело Харпа на спину.
Чуть приоткрыв глаза, Харп посмотрел на склонившегося над ним старика.
– Если и жив, то не благодаря тебе, – едва слышно пробормотал он.
Старый Бисаун усмехнулся в бороду.
– Ну, если ты еще шутить способен, значит, все не так уж плохо.
