Камиль Нурахметов
Снег умирает в белом
Все пути Господни – есть его эксперимент. Иногда происходит то, что вообще никогда не может происходить наяву по всем правилам человеческой логики и здравого смысла…, по тем же самым правилам, которые и установил сам Господь!
«Sтук Sиницы» (1993)
1
Очередной подлет Земли к Солнцу узнавался в теплой весне. Шел дождь, в котором было семьдесят процентов самого дождя и тридцать капельного света. Время года сменилось не только на календаре, но и наяву, каждое утро заявляя о приходе чего-то нового и давно желанного. Такие признаки всегда к переменам… Но непредсказуемая жизнь упрямо диктует свое: убаюкивая бдительность, здравый смысл, уничтожая анализ происходящего и ту самую логику, при отсутствии которой, начинает работать другая экспериментальная логика, нечитаемая, непредсказуемая, металлическая, страшная и вряд ли кем-то победимая…
На пороге лежал новый вечер и непредсказуемый сценарий чьей-то судьбы, упирающийся невидимыми стальными иголками в чье-то очередное беспечное тело. Мир менялся также, как он это делал миллионы лет назад, меняя уровень понимания величия в головах совсем не великих созданий…
В просторной спальне возле трюмо с большим зеркалом танцевала эрогенная Ленка. Она не совсем танцевала от души, она пританцовывала, вихляя бедрами, упругой талией, ногами и даже плечами. В её правой руке находилась какая-то аккуратная щеточка похожая на миниатюрный обрывок военной колючей проволоки, которой она наносила что-то черное на верхние ресницы, в промежутках между танцующими движениями. Она это делала с умыслом, чтобы ресницы были черными и пушистыми, чтобы они были очень заметными, чтобы эти глаза быстро бросались в мужские глаза, и чтобы от мужских глаз ушел быстрый сигнал в мозг, кто-то сразу же заинтересовался и «клюнул».
В общем, как-то вот так вот…, с умыслом выражая всегда скрытую правду, описывающую обыкновенную женскую охоту на дикого турнирного самца, любящего себя больше, чем цветы и деревья. Причем…, если Ленку спрашивали, зачем она так сильно красит глаза, ответ был один и тот же, как у всех и всегда – для красоты! Для кого? Не для кого, а для красоты! Абсурд для ленивых. На том лживый полет глубоко спрятанной мысли, а потом и фразы – заканчивался. Для себя, для красоты, смешная ложь… Для ловли на яркую раскрашенную блесну, смешная правда.
Магнитофон Sharp GF-1000, привезенный погибшим отцом из Японии, завывал воем какой-то черной группы, где ни слов, ни музыки не было, а был только винегрет совсем странного ритма и обрывков искорёженных английских слов с жуткими интонациями, под который Ленка пританцовывала, и слегка мурчала под нос уже свои переделанные словесные обрывки. После приведения ресниц в боевое положение охоты, пошли губы, доставался арсенал в три вида помад…, снова какая-то светлая палочка с блестящим наконечником, прописка контура, выпячивания, причмокивания, облизывания и даже высунутый язык дразнился в зеркале на фоне белых зубных рядов, как манящий червячок для рыбалки на крупную «небритую» рыбу. Отступив пару шагов назад от зеркала и услышав истошный вой в магнитофоне, Ленка завизжала тоже, поднимая свою визуальную самооценку в зеркальном отражении. Она задрала копну волос на самый макушечный верх, оголила шею, проверила наличие ушей с серёжками, повернула лицо вправо, затем влево, быстро обозначила искусственную припухлость губ, чмокнула себе в зеркало и сбросила водопадные волосы вниз. Запрокинув голову назад в такт невидимым музыкантам, она еще раз завизжала и сильно вильнула бедром. Процесс зеркального отражения и взвода себя в боевое положение ночного охотника, завершился.
Продолжая себя разглядывать, Ленка, как упрямый сапер на десять раз вскопанном поле, щупала глазами свои брови, нос, уши, шею, губы и даже глазные яблоки. Не найдя недостатков, она вильнула низом тела и, встав на цыпочки и кокетливо сложив ладони на животе, рассмотрела свои ноги, почему-то ставшие еще длинней. Держа равновесие и стоя на пальцах ног, инспекция тела продолжалась с утроенным усердием и придирками. Был выбран лифчик с розовыми кружевами, острым бардовым бантиком между косточками, затем что-то красивое в виде полоски трусиков с маленькими разноцветными колибри, а затем стала катастрофическая проблема с вопросом убийцей всех девушек – что надеть? Открыв широкий шкаф и взглянув на тринадцать забитых шмотьем полок и пять линий густо заполненных плечиков, она поняла главный женский омерзительный факт, что надеть совершенно нечего!
Это был ежедневный шок переходящий в кому с последующей реанимацией, это была её внутренняя металлическая катастрофа. Через несколько минут закусывания нижней губы, вышвыривания на кровать дорогих, разноцветных материальных пятен, раздражения и полета мысли, вопрос сам собой отпал и было выбрано что-то такое, что было и под цвет, и для данса, и для глазастых мохнатых мужиков, и для видимости изгибов тела и вообще, одежда нашлась. Свет надежды от выбранной одежды снова включился в невидимом мозговом выключателе и Ленка продолжила вихляться перед другим зеркалом во весь рост, под еще незаконченный заунывный вой блэк команды. Сбор на военную охоту начался по серьезному, когда в ход пошли туфли. Пять полок обуви, как автоматическое стрелковое оружие, ощетинившись шпилевыми каблуками быстро мерялись у зеркала и отбрасывались в сторону, и вот, наконец-то, яркие туфли были подобраны по калибру, по цвету, по воображению, по настроению и пригнаны ремешком вокруг щиколотки. В зеркале заиграла радуга ядовитых мухоморных цветов, полуобнаженки и чего-то очень блестящего, как настоящая зарубежная блесна на толстого каранкса с играющей на солнце чешуей…
Остановившись напротив зеркала, наступил момент той самой правды, которую путают все время с истиной…, с истиной, которую никто в глаза никогда не видел по причине ее тайной скрытости от людей. Правда была блестящей и заставляющей обязательно остановить взгляд на Ленке в любом случае и с любого угла обзора. Формула успеха и приграничного счастья была достигнута всего лишь за два часа и пятнадцать минут сборов на охоту. Совсем не много, совсем не рекорд, совсем легкомысленно, потому что однажды тридцать первого декабря какого-то года, она начала собираться в 10 часов утра и была еще не совсем готова ровно в девять часов пятьдесят три минуты вечера. Это было серьезно, Новый Год же все-таки, а не какой-то там клубный заплыв на новые знакомства. Это был Новый Год, бейби…, угарный Новый Год для чего-то, что с трудом потом вспоминалось после массы выпитого, выкуренного, вынюханного, отравленного и затем сброшенного. Зеркало поставило свою печать одобрения, быстро соврав Ленкиному отражению и закончив волноваться о правильности блеска теней. Очередная зеркальная работа на человека закончилась. Заплевав себя дорогущими французскими духами, Ленка схватила телефон и поспешно набрала номер с множеством скучных цифр.
– Я уже готова, а ты? – спросила она, нервно поправляя узкие брюки ниже пробитого очередной блестящей блесной пупа.
– Леночка, может я не пойду с тобой в этот клуб, что-то мне не хочется. Я там никогда не была, там не моя атмосфера, я лучше дома книгу почитаю, – ответил милый голос из мобильного телефона.
– Are you crazy? Полимер Чебурашка, не убивай мои мечты своими книгами! Да ты что…, мы собирались туда целую неделю я и с Антоном договорилась, мы в кафе все обсудили и вдруг…, на тебе – «… я лучше книгу дома почитаю…», я тебе почитаю твою дебильную книгу, крыса ты домашняя, ты что пучеглазая Крупская в длинной юбке?! Гусеница мохнатая, быстро собралась на охоту за мужиком, я заеду через двадцать минут. Антон нас ждет у входа с двумя пропусками. Там будет море тренированных парней без пивных животов в рассвете сил, там адреналин кипит, как ртутный дождик, отказ не принимается, всё…, точка…, подорвалась…, белошвейка, и прыгнула в джинсы…, быстро…, раненая в голову Золушка!
Телефон умолк, зажегся экран и медленно потух.
– Книгу она собралась читать, идиотка библиотечная, твою мать! – бросила Ленка вслух и зло улыбнулась в никуда.
2
«Полимером» – она называла Полину, свою одноклассницу по законченной пять лет назад ненавистной чертовой школе с массой неправильных мнений толстых поганых учительниц, завидующих Ленкиным итальянским сапогам, густым волосам и статной походке будущего разрывателя мужских тел. Она могла сходить в клуб и сама, но почему-то захотелось посочувствовать мягко-странной Полине и вытащить её из одинокой берлоги на звуки очень громкой музыки, визга, алкоголя, омерзительно откровенных взглядов и всего остального страшно интересного, запретного и магнитно- притягивающего.
Схватив ключи от своей маленькой, но отдельной квартиры, Ленка еще раз взглянула на себя в зеркало, улыбнулась собственному совершенству, выключила свет в коридорчике и открыла дверь. Она очень любила подаренную покойным отцом квартиру, как свой маленький, спрятанный от всех мирок и знала, что вернется сюда только к утру. Она знала, она была уверенна, потому что она человек, который знает абсолютно всё. А человек – это звучит гордо и почетно, не как «муравей». Человек – это властелин себя и своего завтрашнего дня…! Смешно до горького безразличия с прокатом липкой слезы до самого пола…
Полина с детства любила книги, она читала их запоем и с интересом познания чужих мыслей, запоминая сотни тысяч единиц информации, удивляясь людям, которые давно уже умерли, но оставили после себя следы своих поступков и слов, переданных на бумаге. Книги были её второй жизнью и очень часто она сравнивала поступки старинных благородных героев с поступками современных совсем не героев и совсем не благородных… Сознание Полины фильтровало внешний мир сквозь книжное сито знаний, каждый день удивляясь огромной пропасти между написанным на бумаге и реальным миром, который так далек от книжного.
Умная бабушка, наблюдая за тем, как ее внучка глубоко и далеко ушла в книжный мир всегда беспокоилась о ее будущем, которое не знает никто, но переживать может каждый. Беспокойство бабушки было чистым проявлением её любви и участия в существовании внучки в её жизни, становлении личности и чего-то еще большего, связанного с разновидностью настоящей любви. Но выбор был сделан еще в детстве и опыт предыдущих поколений удачно помещался в голове у Полины, рисуя приемлемые образы мужчин, окружающего мира, государственности, законности и бытия больших фантастических городов, где было множество безнаказанных злодеев, искалечены понятия классицизма и полное отсутствие справедливости. Невероятные мысли анализа посещали её каждый день, и она пробовала объяснить реальный мир с помощью прочитанных образов и высказываний, что почти никогда не получалось, но давало хоть какие-то результаты и умозаключения. Сказать правду, никогда не получалось, что и приводило ее в просторный тупик, имеющий несколько выходов…
Первый выход был следующим: бросить все к чёртовой матери и никогда не сравнивать мир мудрых книг с глупейшим реализмом, провести четкую границу, поставить вышки, прожектора и собственных умных солдат с агрессивными овчарками, защитив свой мир от всех омерзительных проявлений извне. И второй: все-таки продолжать постепенно разбираться с причинами её существования в чуждой среде, где всё намного хуже, чем описано в самых знаменитых фолиантах недавнего прошлого.
Полина лежала на тихом и очень удобном диване и прислушивалась к знакомым звукам, когда бабушка что-то готовит на кухне и размышляла о пришедшем звонке Ленки с приглашением в клуб. Ей совсем не хотелось в другой мир хаоса, грязных взглядов, запахов мужского пота и постоянных диких, барабанных ударов по ушам…
Она посмотрела на одинокий тюльпан в вазе и в эту же секунду лепестки мгновенно осыпались, с шелестом упав на пол, а на их месте остался плотный желтый пестик с тремя черными тычинками. Вместо красного цветка, который она купила при выходе из метро, остался зеленый ствол без ничего, грустно глядевший на комнату без единого глаза.
Странно!
Полина понятия не имела, что это был знак Божий, которые каждый день (Он Лично) посылает людям в разнообразных проявлениях его мудрых намеков, но люди умеют читать по буквам или даже по слогам, а не по знакам свыше. Полина подумала о Ленке, бросила взгляд на часы и быстро вскочила в удобные джинсы. На сборы ушло десять минут. В зеркале стояла обыкновенная девушка в очках, в джинсах и в яркой кофте, без которой в клубе делать было нечего. Можно было попасть под неформат и не пройти «фэйс контроль» даже с билетом во внутрь клуба. Неожиданно лампа в коридоре замигала сама собой, как будто у плафона были тяжелые ресницы. В зеркале Полина видела себя, затем темноту, затем снова себя и так несколько раз, как будто кто-то включал и выключал свет или моргал в молчаливом понимании будущего и с намеками на умственную отсталость вечного зеркального отражения. В коридор вышла кошка, внимательно посмотрела в глаза и что-то буркнула не по- кошачьи, за ней из кухни вышла Бабушка и мгновенно поменялась в лице.
– Ты куда? – прозвучал вечный и логичный вопрос уже тревожной пожилой женщины.
– Ну, Ба…! Я в клуб с Ленкой, вернусь не поздно…, не волнуйся! – прозвучал ответ.
– Лучше б ты дома сидела, а не шастала по клубам. Хотя, Полиночка, ты все время сидишь дома, пойди ты в этот клуб, Бог с ним! – улыбнулась бабушка, быстро поменяв мнение и не осознавая, что Бог совсем не с ним и никогда не был ни с одним клубом на свете!
Откуда бабушке было знать, что это заведение было создано для сдачи быстрых экзаменов на блокировку мозговой деятельности, распущенность и наказание.
– А как ты будешь добираться домой?
– Ба, как все…, метро, автобус, такси…, наконец! – ответила Полина, подкрашивая губы у зеркала.
Колпачок от помады, мирно лежащий на полке у зеркала, ни с того ни с сего, покатился к краю и упал на пол. Кошка ударила его лапой и снова внимательно посмотрела в глаза Полине. Конечно же никто внимания и на это не обратил.
– После десяти я буду тебе уже звонить на телефон, понятно?
– Понятно, только там громкая музыка, я могу не услышать! – ответила Полина.
– Мой звонок ты сердцем услышишь! – промолвила бабушка, сразу задумавшись над тем, что она сказала, ведь она хотела сказать что-то другое, но что именно…?
– Ба, не волнуйся, я скоро вернусь! – ответила Полина, поцеловала бабушку и остро почувствовала какую-то специальную знакомую тревогу внутри за сердцем.
Тревога была не просто специальной, а интуитивной, как в детстве, когда наступал вечер и за окном полеты ласточек быстро заменялись полетами летучих мышей. Не приставая к родителям с вопросами Полина самостоятельно нашла в городской библиотеке книгу о летучих мышах, внимательно прочитала её, но не перестала их бояться. Это была её настоящая фобия. С этой фобии все странности и начались…
Когда Полина начинала испытывать страх, внутри её груди что-то быстро щелкало неслышным тумблером и после этого начальный колючий ужас начинал жить своей собственной жизнью, доставляя ей странное удовольствие и нестандартные решения выхода из этого состояния. Сначала Полина думала, что это ненормально, когда колючки тихого кошмара быстро накачивали её тело каким-то мутным блаженством, совершенно не сковывая её движения и чистоту мысли. Вопросы накапливались с годами в личный букинистический магазин вопросов и не давали ни ответов, ни покоя. Но потом в более взрослом возрасте, она добралась до творения знаменитой, мудреной, немецкой «Клинической психиатрии» и, прочитав огромное количество лабиринтовых умозаключений умнейших немецких академиков и профессоров, пришла к выводу, что это совсем не норма…, абсолютная не норма, это её девиант. Это было самое настоящее отклонение от нормы, которое Полина назвала про себя любовно – «отклоняшка».
Суммировав опыт взросления, она сделала окончательный и зрелый вывод о себе, спрятала его где-то в глубине сознания, трезво понимая, что любой страх, зарождающийся внутри ее горла, это совершенно новые ощущения, её обыкновенное поведение и разные результаты в окружающей среде. Там уже жил другой человек, та же Полина с тем же телом, но управляемая откуда-то издалека, насыщаясь ужасами собственных падений с высот дрожащих воображаемых небоскребов.
Никто не знал тайну Полины, никто на свете, кроме неё и почти одухотворенного живого страха, ползающего ледяным осколком по коже головы, груди и внизу живота. Это был её скелет в шкафу, её шифр, её секретный дневник и темная тайна будущих событий.
Однажды во дворе дома, когда она возвращалась из института, свободно гуляющий черный ротвейлер с пуговичными холодными глазами, подбежал к ней и агрессивно зарычал, намеренно запугивая и показывая слюнявые клыки. Полина испугалась, замерла и, ощутив тошнотворный холод внизу живота, успела глянуть собаке в глаза, после чего, отдернув своё мощное туловище назад и дико скуля, как простреленный на вылет воздушный шарик, ротвейлер бросился прочь и никакие грозные крики хозяина его не остановили. Собака убежала со двора на улицу и исчезла навсегда.
В девятом классе победив на очередной заумной Олимпиаде по физике, она получила приз – путевку в заоблачный, всем известный и ужасно фантастический «Артек» – мини город красивой дружбы, солнца, моря, песен у пионерских костров, искренних улыбок, незабываемых встреч и обильных романтических слез расставания от волновых зачатков юношеской любви. В стране красивых детей в красных галстуках Полина впервые попробовала сигарету, выпила первый стаканчик вина и поцеловалась в губы с симпатичным Вадиком без прыщей на лице, который был тоже победителем какой-то странной Олимпиады по математическим числам индусских трактатов VI века уже нашей эры.
