Николай Николаевич Яковлев
Остров Панданго
ГЛАВА ПЕРВАЯ
НА ПОЗАБЫТОМ БЕРЕГУ
Вспененные волны прибоя одна за другой накатывались на бесконечный песчаный пляж Позабытого берега, распространяя горьковатый запах соли и морских трав.
Пустынен здесь океан: на сотни миль – ни дымка, ни паруса. Пассажирские лайнеры далеко стороной обходят опасные воды, изобилующие скрытыми банками и рифами. Только изредка показываются рыбачьи кечи, небольшие рефрижераторы и чумазые грузовые суда, идущие за копрой, рудой и фруктами. Они стараются держаться ближе к берегу, чтобы вовремя укрыться в безопасных бухтах.
Позабытый берег находится в полосе бурь. Чуть зазеваешься, не заметишь фиолетового марева на горизонте – никакие молитвы не спасут: налетевший шквал если не опрокинет судно, то выбросит на рифы и разобьет в щепы. Спокойствие океана обманчиво.
Была и другая причина, по которой рыбаки Позабытого берега не уходили далеко в океан, но о ней они помалкивали. Разве только подвыпив в «Осьминоге», храбрецы намеками говорили о трупах, попадавших в сети. А если кто из рыбаков обращался в полицию, то кончал плохо: его обычно находили у своего собственного кеча с пробитой головой.
Правда, живет в селении рыбак с ветром в голове, не умеющий держать язык за зубами. Любители загадочного еще недавно могли послушать забавного собеседника, готового вспомнить всевозможные таинственные истории, происходившие в море. Но теперь и он помалкивает.
Обломки кеча, которым так гордился Сильвейро, догнивают на отмели, а сам прославленный шкипер ежедневно курсирует от стойки «Осьминога» до старой, полузасыпанной песком баржи, выброшенной на берег. «Осьминог», видно, цепко опутал ослабевшую волю одинокого моряка.
Виноваты в этом, конечно, захожие шкипера, угощавшие рюмкой виски старого приятеля. Да и сам он немало сделал, чтобы навлечь на себя беду.
Год назад Сильвейро вышел в океан с двумя племянниками на ночной лов. Напрасно все-таки он не прислушался к словам патера, обладавшего редкостной на побережье вещью – барометром.
Занесенные далеко в океан внезапно налетевшим ураганом, рыбаки увидели… Впрочем, что именно они увидели, – никто толком понять не мог. Доходя до этого места, Сильвейро прикладывался к даровой рюмочке, морщился, крутил головой и дальше начинал говорить такое, что примерещится не каждому. Будто бы из мрака выплыл остров с вертящимся огнем. Воспрянув духом, племянники собрались было возблагодарить святого Матэо, но не успели. В вихре брызг на гребнях волн показался катер, мигающий оранжевыми вспышками…
Свинцовый град обрушился на кеч. Племянники, видимо, были убиты; их сразу слизнуло волной. Сильвейро очнулся на днище изрешеченного кеча, когда на светлеющем горизонте еще виднелись пальмы незнакомого острова.
На счастье, шторм стих так же неожиданно, как и налетел. Это обстоятельство спасло рыбака. Разорвав рубашку, он кое-как перевязал раненую голову и, отдавшись на волю течения, лег у кормы.
Лишь на третьи сутки море прибило к берегу полузатопленный кеч с человеком, в беспамятстве припавшем к румпелю. В горячечном бреду он бормотал о каком-то черном катере, вертящемся огне и пальмах.
Со временем у выжившего из ума Сильвейро количество пальм, катеров и даже островов возрастало в несомненной зависимости от опрокинутых в вечно жаждущую глотку шкипера рюмок виски и рома.
Время шло. Сильвейро, фантазируя, так запутал происшедшую с ним историю, что никто ему уже не верил и не преподносил виски. Даже шкипера захожих судов не величали его, как прежде, стариной, и не усаживали за свой столик.
Но недавно престиж Сильвейро вновь поднялся. Как-то утром в «Осьминог» заглянул велосипедист в костюме песочного цвета. Пока смахивали с него пыль, гость успел понравиться всем своими шуточками и прибаутками.
Он благосклонно выслушал историю старого рыбака и покорил его дружелюбным обращением. Пожалуй, это был единственный за все времена собеседник, заинтересовавшийся бреднями Сильвейро. Старый рыбак, кстати, был трезв, – дело-то происходило утром. Проезжий не выразил сомнений в достоверности событий и даже что-то записал.
– Да пусть я подавлюсь рюмкой виски, которую вы мне преподнесете, если я вру! – поклялся Сильвейро.
– Не поперхнешься, старый брехун! Вы не очень доверяйте, синьор, ему все прибредилось, – сказал хозяин «Осьминога» Дон Амбросио, наливая за счет гостя рюмку виски шкиперу.
Задетый за живое Сильвейро подсел к велосипедисту и доверительно шепнул:
– Они полагают, что все это я выдумал. Жалкие люди! – Старик пошарил в кармане и вытащил вместе с табачными крошками три смятые крупнокалиберные пули, с потускневшей никелевой оболочкой.
– Недавно я их выковырял из борта кеча. Что же, сам господь бог стрелял в нас этими штучками? – произнес он. – Нет! Мне ничего не прибредилось!
На вопросы велосипедиста старик лишь приблизительно, больше по догадкам, смог определить направление таинственного острова. А выпив вторую рюмку виски, он так разошелся, что даже добавил:
– Вот если бы у меня была карта, я живо разыскал бы это место, а так ведь не объяснишь…
– У меня, дома где-то валяется мореходная карта, – как бы между прочим, сказал собеседник.
– Прихватите ее с собой, если еще заглянете сюда. Не будь я Сильвейро, проклятый остров будет найден! – пообещал старик.
Уезжая, велосипедист подарил шкиперу десять аргентинских песо. Но, когда дон Амбросио попытался обсчитать доверчивого гостя, тот этак взглянул на него, что почтенный хозяин харчевни в растерянности передал лишку сдачи, чего на памяти старожилов с ним давно уже не случалось.
Сильвейро вскоре размечтался и пустился в немыслимые предположения. Разумеется, проезжий был столичным репортером, он скоро так распишет все, что в «Осьминог» хлынут толпы любителей необычайного. Они будут пить, слушать его рассказы и тратить без счета деньги.
Даже дон Амбросио – насколько все же легковерна человеческая натура – и тот поддался чарам этой фантазии. На всякий случай он выкатил к стойке бочонок лучшего рому и, в припадке великодушия, первый стаканчик пожертвовал старику.
Но как обманчива фортуна! Ни один любопытный богач не спешил из столицы! А когда Сильвейро навязался со своей историей двум гулякам, прикатившим откуда-то на серебристой гоночной машине, те выволокли его на улицу, сбили кулаком на землю и, дав несколько пинков ногами, пригрозили:
– Если не перестанешь бредить, старый чурбан, будешь покойником.
Местные парни хотели было проучить их, но их смутили недвусмысленно оттопыренные задние карманы туристов. С такими людьми лучше не связываться.
«Придется помалкивать!» – решил Сильвейро и замкнулся в себя. А жаль! От его рассказов, казалось, иногда раздвигались прокопченные стены старой харчевни и оживала былая романтика южных морей. На целый вечер забывались повседневные тяготы жизни и начинались рассказы о далеких походах отцов и дедов. Ведь не часто рыбаки Позабытого берега рисковали уходить на своих утлых кечах далеко в океан, хотя знали, что там есть пустынные острова с кокосовыми пальмами и рощами панданусов.
* * *
В одно из воскресений на Позабытом берегу вновь появился человек в песочном костюме. Правда, теперь его нельзя было назвать велосипедистом, так как он катил на мотоцикле, и не один, а с молодой блондинкой, носившей защитные очки, шапочку с широким целлулоидным козырьком и кремовый пыльник.
Оба они походили на жителей столицы, которым лишь по воскресеньям удается вырваться к просторам моря и гор.
Мотоцикл катил по кромке песчаного пляжа, которую лениво лизали набегавшие волны прибоя. Он остановился невдалеке от лежавшего на боку, занесенного песком кеча.
– Долорес! – сказал мотоциклист сидевшей в коляске девушке. – Взгляните на это затонувшее рыбачье суденышко; оно было расстреляно в океане каким-то таинственным катером. И полиция не ведет расследования. Не странно ли, а?
– Хосе, а вам не опасно вновь показываться в «Осьминоге»? Может, лучше пойти мне одной? – спросила девушка.
– Нет, мы подъедем вместе. Почему бы нам не остановиться и не выпить кока-кола? Я ведь турист, выбравшийся в горы со своей невестой.
– Вы всерьез?
– А как же? Неужели вы бы согласились поехать сюда только для маскировки?
Трудно было понять, шутит ли Хосе Реаль по обыкновению или говорит всерьез. Как хотелось бы Долорес, чтобы в словах его была правда!
Они выкатили на дорогу, по которой шли женщины с молитвенниками в руках. Судя по серьезным и печальным лицам, рыбачки возвращались с похорон. Поравнявшись с кудрявой босоногой девочкой, несшей на руках полуголого чумазого карапуза, Реаль спросил:
– Девочка, ты не скажешь нам, почему так печально звонит колокол?
– Хоронили старого Сильвейро, – ответила она.
– Сильвейро? Но ведь недавно он был здоров! Что случилось?
– Его нашли на отмели у кеча. Кто-то ударил старика. Он упал и захлебнулся.
– Безбожника Сильвейро покарал господь, – строго заметила дородная матрона, проходившая мимо. – Он наказывает пьяниц и безбожников!
Реалю стало понятно, что произошло здесь. Ниточка, которую он случайно нащупал, опять оборвалась.
– Теперь бессмысленно ехать в «Осьминог», надо возвращаться, – хмурясь сказал он.
Развернув мотоцикл, они вновь выехали на пляж и помчались по старому следу, едва приметному на мокром песке. Здесь не могли помешать автомашины. Хосе дал полный газ… Стрелка спидометра подскочила к цифре «90».
Мотоцикл рокоча летел по песчаной равнине. Долорес сидела пригнув голову, так как в лицо дул соленый морской ветер.
Иногда мотоцикл влетал в голубоватые лужи и разбрасывал в стороны брызги.
«Этак можно и шею свернуть», – думала девушка, но она не останавливала Хосе. Ей нравилась быстрая езда.
Так они мчались километров семьдесят. Потом Хосе сбавил ход, выбрался на шоссе и поехал за вереницей автомашин, никого не обгоняя.
«О чем он сейчас думает? – хотелось бы знать Долорес. – Ведь скоро нам расставаться».
Солнце уже стало заходить, когда из-за крутого поворота перед ними возник большой город. Он лежал в долине, на берегу океана, окруженный синеющими силуэтами гор. Это была столица Южной республики.
Реаль остановил мотоцикл на развилине двух дорог, недалеко от деревянного распятия Христа; католические кресты теперь попадались почти на всех перекрестках.
Проверив, достаточно ли осталось бензина в мотоцикле, Хосе сказал:
– Возвратите владельцу с благодарностью. Впрочем, один ваш взгляд вознаградит его больше, чем мои слова.
– Вечно вы шутите, – с укором заметила Долорес. – К сожалению, в меня влюбляются не те, кто мне нужны.
Девушка стала грустной. Сегодня ей не хотелось так быстро расставаться, – слишком короткими были их встречи, всегда связанные с партийными поручениями.
– Как же быть дальше? – спросила она. – Вы не отказываетесь от поисков?
– Что вы! Какой журналист отступится, когда он на пути к открытию? К тому же я друг вашего брата. Не могли бы вы точнее вспомнить, как все произошло.
– Я вам уже говорила: пошли к докерам с листовками. Неожиданно порт оцепила полиция. Энрико отдал свою пачку мне и сказал: «Беги, только не раньше, чем начнется свалка». Он свистнул, помахал рукой крановщику и, прикинувшись подвыпившим матросом, затеял драку с полицейскими…
Хосе представил себе, как начал действовать рослый пароходный механик Энрико Диас, умевший одним ударом кулака сбивать противников на землю.
– К нему на помощь прибежали еще какие-то портовые парни. Началась свалка. К дерущимся ринулись все полицейские. Я перебежала к складам и ушла. Энрико не был убит, нет. На другой день я сама побывала во всех моргах.
Хосе знал, что и ни в одном из концентрационных лагерей, как лишайники, покрывших всю страну, Диаса не было. Не оказалось его и в числе безымянных жертв полицейских застенков. У компартии всюду, где требовали сложные обстоятельства подпольной борьбы, существовали свои глаза и уши. Так бесследно исчезли не один Диас, а еще десятки активных товарищей. Нужно было во что бы то ни стало узнать, куда же отправляет их кровавый диктатор, и разоблачить его перед народом.
– Хорошо, Долорес, я еще в одно место съезжу. В среду мы с вами увидимся в сквере у Центральной площади. Я не потеряю следа, не беспокойтесь. А теперь… разрешите поблагодарить за компанию, за приятную поездку.
Реаль крепко сжал ее руку. Мимо них то и дело проносились автомобили и двухэтажные автобусы, возвращавшиеся с загородных прогулок. Хосе очень не хотелось расставаться с девушкой, но он должен был покинуть ее. На Центральной площади его ждал товарищ.
– До встречи! – добавил он.
Долорес села за руль, дала газ и включила сцепление. Мотор взвыл на первой скорости, потом изменил тон и умчал ее в темноту.
Реаль, проводив девушку взглядом, вздохнул и пешком направился в город.
В восьмом часу он остановился у тумбы с афишами на большой площади, залитой вечерним сиянием реклам и витрин. Вскоре к нему приблизился сухощавый человек в форме тюремного стражника.
– Найдите свободную скамейку, – негромко сказал ему Реаль.
Стражник молча направился к бульвару, где по одной стороне росли, сливаясь в сплошную массу, приземистые бенгальские смоковницы, а по другую – высокие стройные пальмы. Найдя скамейку, на которую не падал свет фонарей, он уселся и закурил.
Реаль подошел к нему минут через десять и, прикурив, уселся рядом.
Проходившая парочка собралась было также отдохнуть на этой скамейке, но, разглядев погоны и блестящие пуговицы стражника, раздумала и прошла дальше.
– Как они ненавидят мою форму! – с горечью произнес стражник.
– Настанет час, и вы скинете ее, а сейчас партии нужно, чтобы вы служили там, – сказал Реаль.
Стражник вытащил из-за пазухи небольшой пакет и отдал его Хосе.
– Письма от заключенных из подследственного флигеля, – объяснил он. – Там связь надежная. Есть контакт с флигелем «Зет», где содержатся особо опасные. Мне передали оттуда странную записку. Известно одно: пролежала спрятанной месяца три, прежде чем попасть ко мне.
Стражник поднялся, собираясь уходить. Хосе развернул смятый клочок бумаги – на нем ничего не было. Тогда он повернул его и, убедившись, что и на обороте нет ничего, спросил:
– Вы не ошиблись?
Стражник мотнул головой.
– Я не имею права ошибаться. Принес, что передано. Во флигеле «Зет» не дают чернил. Там, кроме соли и хлеба, ничего нет…
– Кроме соли, сказали вы? – переспросил Реаль, но стражник был уже далеко.
ГЛАВА ВТОРАЯ
НАДО ИДТИ НА РИСК
Южная республика – одна из двадцати стран Латинской Америки. Она «независима и свободна», как уверяет пресса, но это обычная ложь продажных газет. Южной республикой, как и большинством ее соседок, негласно управляет Зеленый папа.
Кто такой Зеленый папа? Почему ему подчиняются президенты республик, министры, епископы, генералы, редакторы газет и полицейские?
Говорят, что в капиталистическом мире он молод, так как появился на свете всего лишь в семидесятых годах прошлого столетия. Породил его обычный морской бродяга – бостонский капитан дальнего плавания мистер Бейкер. Доставив груз на остров Ямайку, он не хотел возвращаться домой порожняком. На полсотни долларов предприимчивый моряк накупил столько бананов, что загрузил ими все трюмы и палубы парусника.
Бостонцам понравились незнакомые, чуть вяжущие рот, сладкие плоды. Они нарасхват брали бананы, платя за них доллары. Капитан Бэйкер заработал столько, что ему захотелось вновь отправиться на Ямайку.
Объединившись с местным купцом Престоном, он стал привозить фрукты, а тот торговать ими. Их дело так разрослось, что пришлось основать компанию, которая вскоре получила название «Юнайтед фрут».
Банковская компания под безобидным флагом оптовых торговцев фруктами начала захватывать банановые рощи, леса, огромные плодородные земли, для разведения сахарного тростника, ананасов и цитрусов. Она строила железные дорогу, исследовала недра, вывозила руду. У нее появился огромный флот, собственные телефонные линии, радиостанции, рекламные бюро и авиация.
«Юнайтед фрут компани», чтобы властвовать в Латинской Америке, подогревала старые споры малых стран, вызывала пограничные инциденты, натравливала одних на других. Подкупами, шантажом, подготовкой путчей она свергала неугодные ей правительства и ставила у власти послушных ей диктаторов. И в храмы она засылала своих служителей, поэтому заслуженно получила титул «Зеленого папы». Репортеры то и дело употребляли его для хлестких заголовков в газетах, а народ произносил его с ненавистью, как имя подлого и беспощадного врага.
Не зря же среди бедноты ходила поговорка: «Мы живем слишком далеко от бога и очень близко от Соединенных Штатов».
Зеленый папа, словно огромный спрут, из Бостона и Нью-Йорка протянул свои бесчисленные щупальца вдоль побережья Атлантического и Тихого океанов далеко на юг и высасывал соки из чужих земель и кровь из людей, живущих впроголодь.
В выкачке богатств из Южной республики, кроме «Юнайтед фрут», были заинтересованы и другие американские монополии, поэтому недавнее восстание шахтеров и батраков было зверски подавлено военной хунтой, пришедшей к власти, а коммунистическая партия объявлена вне закона. В стране свирепствовал террор.
Столица Южной республики, как и прежде, жила шумной жизнью приморских городов. В ее огромном порту день и ночь гудели моторы автокаров, лебедок, погрузочных кранов. В море то и дело выходили тяжело осевшие суда, а навстречу им, завывая сиренами, спешили к причалам новые.
Под эстакадами мелькали черные и бронзовые спины грузчиков. Согнувшись, подгоняемые надсмотрщиками, люди поднимались по зыбким сходням и скрывались в недрах трюмов. В огромные пароходные пасти укладывались богатства Южной республики. У складов и на длинных пирсах вереницами стояли самоопрокидывающиеся вагонетки с висмутом, вольфрамом и цинком, грудами высились мешки с зернами какао, кофе, ящики со смолой Чикле и «райскими орехами».
Надрывно мычали быки, обвязанные сетями и вознесенные кранами чуть ли не под облака. Блеяли овцы, сбившиеся в кучу у трапа, перекинутого на борт грязного «Скотовоза». А весь этот шум покрывала веселая песня, несшаяся из радиорепродукторов только что прибывшего парохода, на который грузили солдат в новых, топорщившихся гимнастерках.
«Мы встретимся скоро, Чинита,
Под сенью родимого дома…»
Вот к овцам привели барана-проводника. Он первым вошел на трап… И за ним рекой хлынуло стадо. Перед самым спуском в трюм баран-проводник отошел в сторону, а стадо по инерции продолжало двигаться навстречу привычным запахам хлева.
Баран еще не успел дожевать морковку, полученную за предательство, когда на палубу выбежал взбешенный офицер. Он гневно потрясал прокламациями, обнаруженными во всех трюмных помещениях.
Машинист портовой лебедки, наблюдавший за этой сценкой, усмехнулся в усы и принялся раскуривать прокопченную трубку.
К нему подошел человек в белой фуражке с большим козырьком, какие обычно носят шкипера. Взяв в зубы сигарету, он попросил прикурить. Машинист протянул зажигалку и, почти не разжимая зубов, сказал:
– Улица Снов, второй этаж, квартира четырнадцать. Ровно в семь.
– Благодарю, – ответил подошедший и, козырнув, зашагал дальше. Внимательный наблюдатель узнал бы в нем Хосе Реаля.
В этот день его можно было встретить в самых различных концах большого города. В магазине навигационных приборов он долго разглядывал карты морских течений и, наконец, выбрал несколько листов.
Позже он купил в погребке бутылку тростниковой водки, красноватой аргентинской колбасы и большой плод авокадо.
– В подарок дядюшке, – сообщил Хосе продавщице.
В полдень он очутился на окраине, у домика с подслеповатыми окнами. Зорко осмотревшись, Реаль поднялся по скрипучей лестнице и несколько раз нажал кнопку звонка.
– Каким счастливым ветром занесло вас, Хосе? Мне показалось, что я ослышался, узнав ваш сигнал, – радостно приветствовал его смуглый старик-креол в прожженном халате. – Ведь, судя по газетам, вас уже нет в живых!
– Слухи о моей смерти сильно преувеличены.
– Да я собственными глазами читал!
Старик порылся в кармане висевшего на стене пиджака, вытащил записную книжку, достал из нее газетную вырезку и подал Реалю.
В заметке было написано:
«25 апреля одна из групп преступников, бежавших из замка Сан-Стефанио, была настигнута в горах. При перестрелке автомобиль беглецов сорвался в ущелье. Установлена гибель одного из организаторов побега – бывшего журналиста Хосе Реаля».
На снимке изображались среди обломков автомашины изувеченные тела погибших.
– Видите ли, в машине остался не я, а мой пиджак с документами. Если бы полиция внимательнее вгляделась, то она бы опознала в трупах своих конвоиров и шофера. Но я опровергать не буду. Пусть мое дело с дактилоскопическими отпечатками пальцев навсегда будет списано в архивы полиции. А сейчас покойнику хотелось бы позавтракать с вами.
Реаль выложил на колченогий стол свои покупки.
Пока хозяин разворачивал свертки, гость стал присматриваться к разнообразным склянкам, стоявшим где попало, чтобы использовать их вместо рюмок. Старик-креол вовремя перехватил его руку, готовую выплеснуть остатки какого-то реактива. Понюхав отобранный раствор, ученый сообщил:
– Обыкновенный цианистый калий! Правда, слабый раствор…
Хосе даже привскочил и осторожно отодвинул какую-то колбу, обнаруженную под ногами. А хозяин продолжал:
– Здесь яды на все вкусы. Ну, вот эта посуда, пожалуй, подойдет.
Он протянул два стаканчика явно лабораторного назначения. Смущенный гость, помня, что иной посуды здесь никогда не водилось, сказал:
– А нельзя ли, уважаемый профессор, хоть предварительно обезвредить их чем-нибудь?
– Не стоит, здесь была лишь соляная кислота!
Жилье ученого, заставленное диковинными приборами, напоминало лабораторию средневекового алхимика. Старик был в привычной среде, но гость никак не мог здесь освоиться и чуть не уселся на каменную ступку с пестиком.
– Садитесь-ка лучше в кресло, – предложил хозяин.
Хосе уселся в покосившуюся развалину, из которой торчали пружины и жесткая морская трава.
– Рассказывайте, – что снова привело вас сюда? Знаю, без причины не являетесь. Нехорошо забывать старых друзей, – сказал с укоризной креол.
– Все дела, профессор, – оправдываясь, ответил Реаль и налил в стаканчики водки.
– Ну-с, за ваше появление! – промолвил хозяин, беря стаканчик. – Мы с Фанни прочли о вашей гибели и, признаюсь, загрустили.
Красавица Фанни, протяжно мяукнув, появилась из-под дивана и приветственно потерлась о ногу гостя. Это было второе живое существо в домике. Профессор, вспомнив что-то, поставил стаканчик на стол и потащил Реаля в дальний угол за полог. Там стоял прибор, похожий на старинный «волшебный фонарь», с конструкцией которого старик давно возился.
– Отлично работает – похвастался он. – Вот посмотрите, ничего в этом векселе не замечаете?
– Вексель как вексель, – ответил Реаль, повертев продолговатую бумажку.
– А теперь взгляните! – сказал старик, вставив вексель в аппарат. – Вторичное свечение или люминесценция, – пояснил он.
Хосе заметил, что тексты, напечатанные типографской краской и вписанные чернилами, светились по-разному, а первая цифра суммы сияла совершенно своеобразно.
– Счет подделан! – сказал профессор. – Вписана двойка. Замечаете, цифры светятся по-иному?
Подделка была выполнена искусно, но невидимые лучи разоблачили фальшь.
– Вытравленная надпись, попав в поле действия ультрафиолетовых лучей, становится видимой, – продолжал объяснять старик. – Любой элемент испускает свечение, характерное исключительно для него. Представляете, какое значение имеют эти лучи? Они могут установить присутствие нефти в куске каменной породы, обнаруживают примеси…
– Я читал, что в Советской России ультрафиолетовые лучи уже широко применяются в промышленности. Там на консервных заводах они даже сортируют рыбу…
– Стоило упомянуть об этом, как меня попросили покинуть кафедру. Пропаганда! – с горечью заметил профессор.
– Ничего, мы еще отпразднуем день вашего возвращения к студентам в настоящую науку, для народа!
– Готов выпить за это.
Они вернулись к столу и чокнулись. Старик отпил глоток вина и спросил:
– Вы ведь, наверное, неспроста ко мне? Опять что-нибудь вроде смывания паспортных бланков?
– Сегодня дело посложнее. Нужно знать: не было ли здесь что-либо написано?
Профессор, взяв обрывок бумаги, осмотрел его, понюхал и понес к своему аппарату.
Реаль устроился поудобнее в шатком кресле. Он помнил, что хозяин не переносил когда «вертятся под рукой», и поэтому терпеливо ждал результатов применения ультрафиолетовых лучей.
Через четверть часа профессор подал ему несколько фотоотпечатков и сказал:
– Записка написана раствором обыкновенной поваренной соли. Это не трудно установить по спектру свечения. Оригинальные чернила!
– Откуда же, дорогой профессор, в застенках Централа взяться чернилам? А применить соль догадается не всякий, – ответил Реаль, со скрытым волнением читая записку.
* * *
В точно назначенный час в небольшой квартире на улице Снов, имевшей два выхода, собрался подпольный Комитет Компартии столицы. Заседание близилось к концу, когда седовласый человек, с лицом, изрезанным морщинами, объявил:
– У товарища Хосе сегодня важное сообщение. Прошу внимания.
Реаль поднялся, тряхнул головой, чтобы откинуть спадавшую на глаза светлую прядь волос, и негромко заговорил:
– Наша группа разведки несколько месяцев бьется над тем, чтобы разыскать хоть какие-нибудь следы пропадающих товарищей. Их нет ни в известных нам концлагерях, ни в списках убитых. Столь необъяснимое исчезновение самых активных коммунистов тревожит не только родственников и соратников по подполью, но и пугает сочувствующих. Они боятся встречаться с нами. А суеверное население верит в сказки церковников, что против марксистов идут силы неба. Такие бредни терпеть больше нельзя. Надо выяснить, где находятся наши товарищи. В начале этого месяца, проезжая по делу, я заглянул в рыбацкий поселок. В таверне на Позабытом берегу ко мне подсел спившийся шкипер. И вот он поведал историю о странном острове в океане, о котором обычно рыбаки помалкивают. Они считают, что даже простой разговор о нем приносит несчастье. Кеч этого старика, унесенный штормом в океан, был обстрелян из пулеметов именно у этого острова. Убитых смыло волной, а тяжело раненного шкипера вместе с кечем прибило течением к берегу. Местные жители считают, что после этой истории старик «тронулся». Сегодня мы получили подтверждение: в океане действительно существует тайный концлагерь. В наши руки из Централа попал этот листок, – Хосе показал обрывок серой бумаги. – На нем не было никакого текста. Обработка реактивами тоже ничего не дала.
– А почему вы решили, что должен быть текст? – спросил коричневолицый метис[1] – один из членов комитета.
– Его нам передали как письмо. Когда были применены ультрафиолетовые лучи, то появилось несколько слов.
Вместе с обрывком бумаги Реаль выложил на стол несколько фотокопий. Члены комитета без труда прочли:
«Отправляют на какой-то остров в океане. Оттуда, говорят, никто не возвращается. Прощай, Долорес! Прощайте, товарищи! Да здравствует компартия!
Э. Диас».
– Значит, Энрико жив! – обрадованно воскликнул крановщик из порта. – Это несомненно его рука, я узнаю.
– Но записка ничего не раскрывает, – заметил метис. – Как мы найдем этот остров? Ведь у нас нет возможности послать экспедицию? Да и рискованно.
– Одну минуту, – вновь заговорил Реаль. – Обстрелянный кеч дрейфовал и его принесло течением к берегу. Следовательно, загадочный остров лежит где-то в зоне течения, омывающего Позабытый берег. Любой из вас может теперь разыскать его, руководясь этими данными.
Хосе стал разворачивать принесенные карты.
– Узнаю журналистскую предусмотрительность Реаля. Молодец, достал все, что нужно, – одобрительно отметил председательствующий.
Все нагнулись над столом, рассматривая на карте голубые извивы океанских течений.
– Не здесь ли? – спросил крановщик, ткнув пальцем в группу небольших островов.
– Сомневаюсь; эти острова заселены и эксплуатируются, – ответил Реаль. – А вот этот подозрителен. – Он указал на едва заметную точку на карте. – Примерно в ста пятнадцати милях от Позабытого берега существует островок Панданго. На новых мореходных лоциях он отмечен как необитаемый. Лежит он в стороне от оживленных морских путей! Прежде, как я узнал от одного старого моряка, на нем пытались добывать кокосовые орехи, развести сахарные и кофейные плантации, но ничего не получилось. В дни войны на каменном утесе, отделенном от острова проливом, была служба наблюдения и база для заправки кораблей-охотников за подводными лодками. Землями владеет «Юнайтед фрут».
– Самое подходящее место для концлагеря, – признал метис. – Какую же помощь мы можем оказать?
– В их положении самое ценное – свобода!
– Но остров, без сомнения, под надежной охраной?
– Тюрьма в Сан-Стефанио ведь тоже охранялась. Однако это не помешало спасти семнадцать товарищей, – возразил Реаль.
Все вспомнили дерзкое проникновение в тюрьму отважных помощников Реаля, освободивших товарищей, приговоренных к смертной казни.
– Это не тюремный замок, куда вы добрались на пригородном автобусе, – подчеркнул председатель.
– Новые обстоятельства потребуют и нового плана действий, – сказал Хосе.
– Установить связь с этим островом – нелегкая задача.
– Можно другое предпринять: отправиться на остров и организовать побег, – предложил Реаль.
Все переглянулись.
– Это слишком рискованно! – произнес председательствующий.
– Вы говорили так же, когда готовили «визит» в замок Сан-Стефанио, потом поздравляли с успехом. Помните?
– Помню и повторяю еще раз: слишком рискованно! В случае опознания вас ждет верная гибель.
– Она ожидает многих в случае ареста, но я что-то не замечаю бледных лиц, – отозвался Реаль. – Кроме того, Хосе Реаля нельзя опознать. Согласно официальным сообщениям полиции, его уже не существует.
– Но что вы сможете сделать там один? – спросил метис.
– Я и не собираюсь действовать в одиночку. На острове наши товарищи, коммунисты. Я окажусь лишь фитилем, – поднесенным к пороху. К тому же можно наладить связь. Течение приносит не только продырявленные кечи, но и другие плавающие предметы.
– Хорошо, – сказал председательствующий. – Хотя предложение Реаля необычное, но я о нем доложу Центральному Комитету. – И он обратился к Хосе: – Прошу к завтрашнему дню разработать подробный план проникновения на остров и налаживания связи.
