Карен Хорни
Наши внутренние конфликты. Конструктивная теория неврозов
Часть 1
Невротические конфликты и попытки их решения
Глава 1
Мучительные невротические конфликты
Для начала давайте проясним вот что: конфликты необязательно связаны с неврозами. Рано или поздно наши интересы, наши убеждения входят в противоречие с интересами и убеждениями окружающих. Поскольку подобные противоречия встречаются на каждом шагу, внутренние конфликты сопровождают человека на протяжении всей жизни.
Действия животного в значительной степени инстинктивны. Спаривание, забота о потомстве, поиск пищи, защита от угрозы – все это заложено в нем от рождения; животному не нужно принимать решений на этот счет. А вот прерогатива и тяжкое бремя человека – это его способность делать выбор и необходимость принимать решения. Нам приходится выбирать одно из двух желаний, которые противоречат друг другу. Например, нам хочется и побыть в одиночестве, и встретиться с другом; нас интересует и медицина, и музыка. Наши желания и обязанности могут противоречить друг другу: быть с любимым человеком или помочь тому, кто в этом нуждается. Мы можем разрываться между желанием соответствовать ожиданиям окружающих и стремлением высказать свое мнение, которое идет вразрез с мнениями других людей. Наконец, иногда возникает конфликт между двумя системами ценностей, например, когда мы понимаем, что необходимо согласиться на опасную работу во время войны, и при этом хотим позаботиться о своих родных.
Различные варианты подобных конфликтов, то, чего они касаются, и их интенсивность в значительной степени обусловлены той цивилизацией, в которой мы живем. Если эта цивилизация стабильна и в ее традициях существует преемственность, то возможности нашего выбора ограничены и конфликтов будет не так много (приверженность чему-то может помешать чему-то другому; личные желания могут противоречить обязательствам перед какой-то группой людей). Однако если цивилизация динамично меняется, происходит столкновение противоречащих друг другу ценностей и существуют несовместимые жизненные уклады, то человеку предстоит совершить неоднозначный и трудный выбор. Он может подчиниться требованиям общества, в котором живет, или выбрать собственный путь и пойти вразрез с подобными ожиданиями; быть как все или вести уединенный образ жизни; вызывать уважение или презрение; считать строгую дисциплину в воспитании детей необходимой или не слишком вмешиваться в их жизнь; может считать, что к мужчинам и женщинам применимы различные нравственные нормы или что они должны быть одинаковыми и для тех, и для других; может считать сексуальные отношения признаком внутренней близости людей или что секс не имеет никакого отношения к душевным отношениям; может быть ярым расистом или верить в общечеловеческие ценности, которые не зависят от цвета кожи или формы носа. И так далее и тому подобное.
Безусловно, представители нашей цивилизации постоянно сталкиваются с необходимостью совершать подобный выбор, поэтому подобных конфликтов может быть великое множество. Поразительно, что многие люди их не осознают и потому не в состоянии разрешить рационально. Чаще всего они ведут себя пассивно, действуют спонтанно. Они не осознают своей позиции; идут на компромиссы, даже не понимая этого; ведут себя противоречиво, но сами того не видят. И это здоровые люди, не какие-то воображаемые среднестатистические индивиды и не идеальные личности, да и неврозом они не страдают.
Потому должны существовать какие-то определенные предпосылки для того, чтобы человек мог замечать подобные противоречия и на основе этого принимать решения. Таких предпосылок четыре. Во-первых, мы должны осознавать, к чему стремимся и что чувствуем. Действительно ли нам нравится этот человек или мы только считаем, что он нам нравится, потому что кто-то нам это внушил? Действительно ли мы хотим стать адвокатом либо врачом или нас просто привлекает профессия, которая обеспечит нам уважение окружающих и достойный заработок? Действительно ли мы желаем счастья нашим детям, хотим, чтобы они самостоятельно строили свою жизнь, или только заявляем об этом во всеуслышание? Многие из нас не смогли бы ответить на эти простые вопросы, а это значит, мы не осознаем своих подлинных чувств и желаний.
Поскольку конфликты часто связаны с убеждениями, верой или нравственными принципами, если мы признаем существование таких конфликтов, то тем самым признаем, что у нас выработалась собственная система ценностей. А вот навязанные нам убеждения, не ставшие частью нашего собственного Я, не способны спровоцировать конфликты, и их нельзя использовать в качестве основополагающего критерия при принятии решений. Когда оказывается давление, от подобных убеждений легко открещиваются – и вместо них возникают другие. В тех случаях, когда ценности просто культивируются в нашем окружении, но чужды нам, они могут и не провоцировать конфликтов, связанных с нашими непосредственными убеждениями. Например, если сын никогда не сомневался в мудрости своего недалекого отца, то у него не возникнет конфликта с отцом, когда тот не одобрит выбранную им профессию. Женатый мужчина, который любит другую женщину, переживает мучительный конфликт; но если у него нет прочных сформированных убеждений в отношении семейной жизни, он просто пойдет по пути наименьшего сопротивления, не признавая существование конфликта и чувствуя себя вправе принимать те или иные решения.
Даже если мы признаем существование конкретного конфликта, столкнувшись с противоречием и встав перед выбором, мы должны суметь отказаться от одного из вариантов. Но мало кто способен сделать это осознанно, потому что наши чувства и мысли в этом случае пребывают в смятении (вероятно потому, что большинство людей не приходят в этой ситуации к окончательному решению и не в состоянии отказаться от одного варианта в пользу другого).
И наконец, если мы принимаем решение, то мы готовы нести за него ответственность. А это значит, что мы рискуем принять неверное решение и готовы отвечать за это, не перекладывая вину на других. Мы говорим себе: «Я сделал этот выбор, я так поступил» – и для этого требуются недюжинные душевные силы и независимость, на что многие наши современники, вероятно, не способны.
Многих из нас раздирают противоречия и конфликты, в которых мы не хотим себе признаться; и мы склонны с восхищением смотреть на тех, чья жизнь кажется беззаботной. Эти люди вызывают восхищение вполне обоснованно и заслужили его своей жизнью. Они сильны духом, им удалось выработать свою собственную систему ценностей, или это те, кто за долгие годы научился справляться с конфликтами и с необходимостью принятия определенных решений, и все это перестало подавлять их. Однако это впечатление обманчиво. Чаще всего люди, которым мы склонны из-за этого завидовать, просто не способны противостоять конфликту или предпринять конкретные шаги для его разрешения в силу апатии, конформизма или беспринципности. Так что они просто плыли по течению или стремились извлечь из ситуации какую-то выгоду.
Когда человек способен воспринять конфликт осознанно, столкнувшись с ним лицом к лицу, это может доставить ему страдания, но и принесет огромную пользу. Чем более мужественно мы противостоим конфликтам и принимаем собственные решения, тем большую силу и внутреннюю свободу мы приобретаем. Именно в тот момент, когда мы готовы выстоять перед конфликтом, мы в состоянии приблизиться к своему идеалу – «взять в руки штурвал». Самоуспокоенности недалекого человека завидовать нечего. Так мы только слабеем и становимся уязвимее.
Когда конфликты касаются жизненно важных вопросов, признать и разрешать их становится гораздо труднее. Но если в нас есть воля к жизни, это в принципе выполнимо. Познать самих себя и развивать собственные убеждения нам может помочь образование. Когда мы осознаем важность тех принципов, которые помогают нам сделать выбор, у нас формируются идеалы, за которые стоит бороться, и это делает нашу жизнь осознанной, придавая ей смысл[2].
Когда человек страдает неврозом, признать факт существования конфликта и разрешить его становится для него гораздо сложнее. Неврозы проявляются с различной степенью интенсивности. Когда я ставлю кому-то диагноз «невроз», то имею в виду, «что этот пациент подвержен неврозу в какой-то определенной степени». Такому человеку всегда трудно осознать собственные чувства и желания. Часто он в состоянии распознать лишь страх и гнев, которые испытывает, когда происходит агрессивное воздействие на его уязвимые зоны. Но даже эти чувства могут вытесняться из его сознания. Те же его исходные идеалы, которые действительно существуют, превращаются в навязчивую идею и потому не могут служить ориентирами и руководством к действию. Под их влиянием способность отказываться от какого-то решения или брать на себя ответственность практически утрачивается.
Невротические конфликты могут быть связаны с теми же распространенными проблемами, которые сбивают с толку любого другого человека. Однако конфликты, с которыми сталкиваются невротическая личность и обычный человек, настолько различны, что хочется понять, насколько правомерно использование одного и того же термина для их обозначения. Я полагаю, что это допустимо, но необходимо выявить различия между ними. Каковы же характерные признаки невротических конфликтов?
Вот простой пример для начала. Один инженер, который работал в тесном сотрудничестве с коллегами, часто страдал от переутомления и раздражительности. Однажды произошло вот что. При обсуждении узко специальных технических вопросов высказанное им мнение было воспринято менее одобрительно, чем мнения его коллег. Затем в его отсутствие было принято окончательное решение, а ему было отказано в последующем в праве высказаться. В такой ситуации он мог счесть происходящее несправедливостью и либо вступить в полемику, либо, сохраняя чувство собственного достоинства, признать правоту большинства. И то и другое было бы оправданно. Но он не выбрал ни одного из этих вариантов. Хотя он почувствовал себя глубоко оскорбленным, он не стал отстаивать собственную позицию. Он даже не осознал, насколько это его раздражало. Однако во сне им овладевали приступы ярости. Подобный вытесненный гнев – против других, против себя, оттого, что он сдался, – и был главной причиной постоянного утомления.
Его неспособность действовать была обусловлена несколькими факторами. У него были преувеличенные представления о собственной значимости, поэтому он требовал к себе подчеркнуто уважительного отношения и безусловной поддержки окружающих. В тот момент еще не понимал, что именно происходит: он просто считал себя самым квалифицированным и компетентным. Любое неуважение в его адрес вызывало у него вспышку ярости. Кроме того, ему были свойственны бессознательные садистские тенденции язвительно критиковать и унижать окружающих – и ему самому это было настолько неприятно, что он маскировал подобную стратегию поведения показным дружелюбием. Его бессознательная потребность эксплуатировать других людей заставляла его быть с ними любезным, а его зависимость от окружающих отягощалась навязчивым стремлением к поддержке и любви в сочетании с привычной склонностью к уступчивости, внешней отходчивостью и стремлением избегать противостояния с окружающими. Таким образом, это был конфликт между разрушительной агрессией – ответной яростью и садистскими импульсами, с одной стороны, и стремлением к любви и поддержке, с желанием казаться самому себе человеком справедливым и трезво мыслящим – с другой. В результате с ним стали постепенно происходить внутренние изменения, а их внешним проявлением была усталость, которая мешала ему действовать активно.
Когда мы приступаем к изучению факторов, оказывающих влияние на этот конфликт, то поражает их абсолютная несовместимость. Ведь трудно представить себе более противоположные явления, чем высокомерное требование уважения к себе и услужливую покорность. Сам конфликт протекал в области бессознательного. Его противоречащие друг другу тенденции не осознавались и представляли собой глубоко вытесненные влечения. На поверхность всплыли лишь легкие пузыри, а основная битва разгорелась в самой глубине сознания. Эмоциональные факторы конфликта подверглись рационализации: с ним обошлись несправедливо, его идеям не дали ход, а ведь они были лучше, чем предложения коллег. К тому же все эти тенденции носят компульсивный характер. Даже если бы он осознавал, что его требования завышены, то не смог бы повлиять на сам факт и природу своей зависимости, не сумел бы управлять ситуацией по своему желанию. Чтобы изменить их, необходима активная деятельность ума. А этот человек уступил принуждению тех сил, которые был не в состоянии контролировать: он не мог (даже если бы ему этого очень захотелось) противостоять ни одной из этих потребностей, которые возникли из его стремления к самозащите. Ни одна из его невротических потребностей не соответствовала его подлинным желаниям. Он не хотел быть ни эксплуататором, ни объектом эксплуатации; но, в сущности, он испытывал презрение и к тому, и к другому. Для понимания невротических конфликтов очень важно это осознавать. И это значит, что ни одно из решений, принимаемых невротической личностью, невыполнимо.
Вот еще один похожий пример. Конструктор, который трудился сам на себя и не имел постоянного места работы, понемногу воровал небольшие суммы у своего лучшего друга. Для этого не было никаких внешних объективных причин: хотя этот конструктор и нуждался в деньгах, его друг обычно соглашался дать ему взаймы, что уже не раз бывало. Особенно удивляло это воровство потому, что дружба для этого человека имела большое значение.
В основе данной истории был выявлен следующий конфликт. Этому конструктору была свойственна невротическая потребность в любви, и ему всегда хотелось, чтобы кто-то решал за него бытовые проблемы. При этом он бессознательно стремился эксплуатировать других людей, пытался вызвать у них любовь к себе, сделать их зависимыми от себя. Одного этого было для него достаточно, чтобы стремиться получить помощь и поддержку окружающих. Но при этом ему были свойственны высокомерие и гордыня, которые он не осознавал. Быть ему полезным – честь для окружающих; а обратиться к другим с просьбой о помощи ему было стыдно. Его нежелание обращаться к людям с подобной просьбой сочеталось с сильным стремлением к независимости и самостоятельности; он не желал признать, что может нуждаться в чем-либо, что ему следует самому позаботиться о себе и принять определенные обязательства. Итак, брать что-то у других ему было можно, а вот принимать от них что-то – нет.
Содержание этого конфликта отличается от того, что мы рассматривали в первом примере, но у них много общего. В любом другом примере невротического конфликта можно было бы обнаружить несовместимость конфликтующих влечений, они носят бессознательный и компульсивный характер, поэтому человек не способен отдать предпочтение ни одному из них.
Поскольку трудно отличить нормальные конфликты от невротических, основное различие между ними состоит в том, что столкновение конфликтующих влечений для здорового человека имеет намного меньшее значение, чем для страдающего неврозом. Здоровый человек выбирает один способ действий из двух, каждый из которых выполним для цельной личности. Можно нарисовать схему таких конфликтующих направлений поведения, изобразив линии, которые расходятся в стороны не более чем на 90 градусов для обычного человека; у личности невротической они разойдутся на 180 градусов.
Степень осознанности ситуации также будет различаться. Как указал Кьеркегор[3], «реальная жизнь слишком сложна, чтобы рассуждать о ней на основе таких абстрактных противоположностей, как совершенно бессознательное отчаяние и отчаяние полностью осознанное».
Мы можем развить его мысль, утверждая, что нормальный конфликт может протекать осознанно, а вот конфликт невротический всегда происходит в области бессознательного. Даже если здоровый человек поначалу не осознает, что переживает конфликт, потом ему это удается, а основные влечения, порождающие невротический конфликт, подлежат глубокому вытеснению и могут быть выявлены, лишь преодолевая отчаянное сопротивление невротической личности. Нормальный конфликт связан с выбором между двумя возможностями, к которым данный субъект стремится в равной мере, или между значимыми для него убеждениями. И потому он может прийти к приемлемому для себя решению, даже если оно окажется для него трудным и потребует определенных ограничений. Невротическая личность не в состоянии справиться с конфликтом и несвободна в своем выборе. Ее разрывают противоположные друг другу силы, и ни одной из них он подчиняться не желает. А потому человек не в состоянии принять решения, на которые другие люди способны. Ситуация для него неразрешима. Этот конфликт может быть разрешен только в результате воздействия на невротические влечения, чтобы спровоцировать такое изменение отношения невротической личности к другим и к самому себе, чтобы получилось полностью преодолеть эти влечения.
Этими характерными особенностями и объясняется болезненность невротических конфликтов. Такие конфликты не только трудно распознать; от них человек ощущает себя беспомощным и не без оснований опасается разрушительных сил, которые скрываются за ними. Конфликт можно разрешить, только справившись с управляющими им невротическими тенденциями, изменив таким образом взаимоотношения индивида с окружающими людьми и с самим собой. Благодаря этому он сможет полностью справиться с силами, управляющими неврозом.
Глава 2
Основной конфликт
Конфликты гораздо важнее для развития невроза, чем это принято считать. Но их нелегко выявить – отчасти потому, что они происходят в области бессознательного, а также потому, что человек, страдающий от невроза, изо всех сил отвергает факт их существования. Какие же симптомы помогут выявить подобные скрытые конфликты? В примерах из предыдущей главы мы опирались на два вполне очевидных фактора. Первый – это характерный симптом, который возникал в результате такого конфликта: усталость в первом примере, склонность к воровству – во втором. В сущности, каждый невротический симптом указывает на существование скрытого конфликта, иными словами, каждый симптом является результатом определенного конфликта. Мы шаг за шагом рассмотрим, как воздействуют на людей неразрешенные конфликты, провоцируя в них чувство тревоги, вызывая депрессию, нерешительность, апатию, чувство изоляции и так далее. Мы будем стремиться выявить причинно-следственные связи между внешними проявлениями конфликта и его источниками, не всегда раскрывая конкретное содержание подобных причин.
Есть еще один симптом, который указывает на существование подобных конфликтов, – это непоследовательность. В первом примере мы познакомились с человеком, который считал, что к нему отнеслись несправедливо, а принятое решение было неверным, но он при этом и не думал протестовать. Во втором примере человек, дороживший дружбой, воровал деньги у своего друга. Иногда человек, страдающий от невроза, сам постепенно осознает подобную непоследовательность. Но чаще всего он не признается в этом, даже когда это становится очевидно для наблюдателя.
Непоследовательность – такой же очевидный симптом, как и повышение температуры тела при соматическом заболевании. Приведем самые распространенные примеры подобной непоследовательности. Девушка, которая страстно желает выйти замуж, при этом отвергает все предложения руки и сердца. Заботливая и хлопотливая мать забывает, когда у кого из ее детей будет день рождения. Щедрый человек боится потратить немного денег на самого себя. А тот, кто стремится к уединению, почему-то постоянно окружен людьми. Человек снисходительный и терпимый к окружающим отчего-то излишне строг и требователен к самому себе.
В отличие от других симптомов такая непоследовательность помогает догадаться о том, какой именно скрытый конфликт ее спровоцировал. Например, острая депрессия возникает у человека, когда он оказался перед какой-то важной дилеммой. Правда, если любящая мать забывает, когда у кого из ее детей будет день рождения, это наводит на мысль, что она скорее хочет соответствовать собственному представлению об идеальной матери, но сами дети ее не очень-то интересуют. Мы могли бы предположить, что ее идеал столкнулся с какой-то бессознательной садистской склонностью, которая выразилась в ее желании огорчить детей.
Иногда конфликт просто лежит на поверхности – и человек его осознает. Может сложиться впечатление, что это противоречит моему утверждению о бессознательном характере невротических конфликтов. Но в таких случаях непосредственному восприятию доступна искаженная картина реального конфликта. Например, человек может попытаться уклониться от разрешения важного конфликта, как это уже не раз ему удавалось, но все равно столкнется с необходимостью принять решение. Сейчас он не может решить, жениться ли ему на этой женщине или на другой и нужно ли вообще идти под венец; устроиться ему на эту работу или поискать другую; сохранить с кем-то партнерские отношения или отказаться от них. Он мучается, пытаясь проанализировать все возможности, перебирая одну за другой, но так и не в состоянии прийти к какому-то обоснованному решению. В отчаянии он может прибегнуть к помощи психоаналитика, ожидая, что тот поможет ему разобраться с причинами происходящего. Однако его ждет разочарование, потому что осознаваемый им конфликт – не что иное, как слабое звено его внутренних противоречий, которое не выдержало нагрузки и обнажило этот конфликт. Конкретную проблему, с которой он не может справиться в данный момент, нельзя разрешить, если не проанализировать те конфликты (долго и мучительно – один за другим), которые за ней скрываются.
В других ситуациях такой внутренний конфликт воспринимается как некие внешние события, и человек будет чувствовать, что попал в невыносимые обстоятельства. Или, догадавшись, что дело здесь в необоснованных страхах и запретах, препятствующих осуществлению его желаний, он может понять, что у его противоречивых внутренних влечений более глубокие корни.
Чем лучше мы узнаем человека, тем проще нам выяснить, какие именно конфликтующие элементы порождают такие симптомы, противоречия и внешние конфликты, – и тогда нам открывается запутанная картина, поскольку противоречий становится все больше и они весьма разнообразны. Так у нас возникает вопрос: существует ли какой-то основной конфликт в основе всех конкретных конфликтов, который является их общей причиной? Можно ли, например, построить структуру конфликта для неудачного брака, где бесконечные разногласия и ссоры – из-за друзей, из-за детей, из-за того, когда садиться за стол, как обращаться с помощницей по хозяйству – выводят нас на какое-то фундаментальное противоречие в самих этих взаимоотношениях?
С давних времен считалось, что такой основной конфликт для человеческой личности существует и что он играет важнейшую роль, находя выражение в различных религиях и философских концепциях. Силы света и тьмы, Бог и дьявол, добро и зло – вот некоторые из таких противоположностей, на языке которых говорится о подобном конфликте. В этом отношении, как и во многом другом, Фрейд был первопроходцем в области психологии и сделал немало открытий. Первое из них заключалось в том, что основной конфликт возникает между нашими инстинктивными влечениями с их слепым стремлением к удовлетворению и нашим окружением – семьей и обществом, которые налагают на них запрет. Требования такого окружения усваиваются личностью в раннем возрасте и с этого момента существуют в виде запрещающего Сверх-Я.
В этой книге мы не будем подробно обсуждать этот серьезнейший и важнейший вопрос. Для этого потребовалось бы проанализировать все аргументы против теории либидо. Вместо этого поразмышляем о значении самого понятия либидо, даже если нам придется отказаться от теоретических постулатов Фрейда. Тогда в сухом остатке мы придем к утверждению о том, что в основе многих конфликтов лежит противоречие между исходными эгоцентрическими влечениями и нашим запрещающим окружением. Далее я расскажу о том значении, которым наделяю это противоречие, о том, как оно отражается в моей теории и какую важную роль играет в структуре неврозов. Мои возражения касаются природы таких конфликтов. Я полагаю, что хотя этот конфликт имеет огромное значение, он тем не менее вторичен и неизбежно возникает лишь в процессе развития невроза.
Далее я приведу свои аргументы в защиту этой позиции. Сейчас же упомяну лишь один из них: я не верю, что какой-либо конфликт между желаниями и страхами мог бы объяснить все глубокие противоречия Я невротической личности и его последствия, которые настолько разрушительны, что могут буквально уничтожить человека. Фрейд полагает, что в силу своего психологического состояния невротическая личность сохраняет способность искренне стремиться к чему-либо, но на пути к осуществлению этого желания возникает страх. По моему мнению, конфликт возникает в результате того, что невротическая личность утрачивает способность в принципе искренне стремиться к чему-то, оттого что ее подлинные желания противоречивы и бессвязны[4]. Так что ситуация значительно серьезнее, чем представлял себе Фрейд.
Хотя я считаю основной конфликт более разрушительным, чем Фрейд, я настроена более оптимистично, чем он, в отношении перспектив его разрешения. Фрейд полагает, что основной конфликт универсален и в принципе не может быть разрешен: его можно лишь сгладить или научиться его лучше контролировать. Я считаю, что невротический конфликт может и не возникнуть и что его возможно разрешить, если он все-таки возникнет, но при условии, что тот, кто страдает от него, согласен приложить для этого необходимые усилия и пережить определенные трудности. Дело здесь не в оптимизме или пессимизме, а в том, что принципы Фрейда отличаются от моих.
Впоследствии Фрейд ответил на вопрос об основном конфликте весьма интересно с философской точки зрения. Снова не вдаваясь в подробности относительно хода рассуждений ученого, можно отметить, что его теория об инстинктах «жизни» и «смерти» сводится к конфликту между конструктивными и деструктивными силами, которые воздействуют на человека. Самого Фрейда не столько интересовало применение этой теории к анализу конфликтов, сколько взаимосвязь этих сил друг с другом. Например, он считал возможным объяснить взаимодействие мазохистских и садистских влечений как комплекс сексуальных и деструктивных инстинктов.
Чтобы применить это понятие к конфликтам, возникла бы необходимость рассмотреть нравственные ценности, которые Фрейд в качестве предмета научного исследования не признавал. В силу своих убеждений он стремился развить то направление в психологии, где нравственные ценности не учитывались. По моему мнению, именно это стремление Фрейда к «научности» в области естественных наук наиболее убедительно объясняет, отчего в его теории и основанной на ней терапии столько ограничений. Видимо, это и помешало ему оценить роль конфликтов в неврозах, хотя он усиленно исследовал их.
Юнг также придавал большое значение человеческим противоречиям. Его настолько интересовали противоречия, которые оказывают влияние на людей, что он сформулировал закон о том, что наличие какой-то конкретной тенденции обычно указывает на присутствие противоположной ей тенденции. За внешними проявлениями женственности скрывается внутренняя мужественность; за внешними проявлениями экстраверсии – скрытая интроверсия; когда демонстрируется склонность к мыслительной деятельности – человеком управляют чувства и так далее. Из этого можно было бы сделать вывод, что Юнг считал конфликты неотъемлемой частью невроза. «Но эти противоположности, – рассуждает он, – не конфликтуют, а дополняют друг друга, и суть в том, чтобы признать право на существование обеих этих противоположностей и тем самым обрести максимальную целостность». Для Юнга невротическая личность – это человек, который ограничил свое развитие, выбрав для себя одну из таких противоположностей. Юнг сформулировал эти понятия с помощью так называемого закона дополнительности. Я тоже придерживаюсь мнения, что противоположности отчасти дополняют друг друга и каждая из них имеет право на существование в структуре целостной личности. Но я полагаю, что они уже являются свидетельствами развития невротических конфликтов, – и человек так упорно цепляется за них, потому что они помогают ему избавиться от какой-то важной проблемы или конфликта. Например, если мы считаем склонность к интроспекции и уход в себя, а также чрезмерное внимание к собственным чувствам, мыслям или уход в воображаемый мир естественной склонностью человека (то есть убеждены, что все это обусловлено конституцией человека и закрепляется его опытом), то в этом случае рассуждения Юнга имеют право на существование. С помощью эффективного лечения у этого склонного к неврозу человека можно было бы выявить скрытые черты экстраверта, ему можно было бы объяснить, что любая односторонность опасна, и убедить его развивать обе противоположные личностные тенденции. Однако если рассматривать интроверсию (или, как я ее называю, невротическое обособление) как способ избегать конфликтов, возникающих при тесном контакте с окружающими, то нужно не развивать свойства экстраверта, а провести анализ глубинных предпосылок. Человек сможет обрести личностную целостность лишь после того, как эта проблема будет разрешена.
Лично я рассматриваю основной конфликт невротической личности как столкновение кардинально противоположных чувств и стратегий поведения, которые сформировались по отношению к другим людям. Прежде чем приступить к подробному анализу этого явления, предлагаю вам рассмотреть подобное противоречие на примере истории о докторе Джекиле и мистере Хайде[5]. Перед нами один и тот же человек, который может быть нежным, чувствительным, обаятельным, но он же может быть и жестоким, и бессердечным, и эгоистичным. Конечно, я не считаю, что невротическая двойственность всегда выглядит именно так, как в этой истории. Я просто привожу яркий пример принципиальной фундаментальной несовместимости отношения к другим людям.
Чтобы выявить корни этой проблемы, мы должны вернуться к тому, что я называю исходной тревожностью[6] (именно такое чувство переживает ребенок, когда ощущает себя одиноким и беспомощным в потенциально враждебном для него окружении). Большое число подобных враждебных факторов внешнего мира может спровоцировать у ребенка подобное ощущение опасности (когда на него оказывается прямое или косвенное давление; когда к нему проявляют безразличие; если окружающие ведут себя странно и непредсказуемо; если его индивидуальные потребности игнорируют; если им никто не руководит; его унижают или, наоборот, слишком им восхищаются; если к нему не проявляют доброты; если ему приходится принимать сторону кого-то из родителей во время семейных скандалов; если на него возлагается чрезмерная ответственность или, наоборот, ему ничего не позволяется, оказывается чрезмерное покровительство, он становится жертвой дискриминации; если данные ему обещания не сдерживаются или он растет в атмосфере враждебности и так далее и тому подобное).
