Карина Борисовна Красникова
Фарфоровая Кожа, Рваные Души
Глава 1: Маленькие куклы Вуду на торте из дерьма
Изабелла была художницей, в той степени, в которой можно назвать художником человека, рисующего комиксы про грустных единорогов для онлайн-магазина эзотерических товаров. Двадцать пять лет, ангельское личико, фарфоровая кожа, глаза цвета выцветшей лаванды – идеальная жертва, завернутая в обертку “не тронь, сломается”. Она и сама это знала. Знала, что светится надписью “Пожалуйста, спасите меня!” для всех этих великовозрастных садистов, у которых не хватило смелости стать настоящими маньяками.
Ее квартира – студия в заброшенном районе, где искусство было синонимом слова “бедность” – пахла скипидаром, дешевым кофе и отчаянием. На стенах – незаконченные холсты, на полу – комки смятой бумаги, как будто кто-то выплеснул на нее мусорное ведро собственных несбывшихся надежд. Изабелла рисовала, чтобы заглушить голоса в голове. Голоса матери, кричащей, что она бездарь. Голоса отчима, шепчущего комплименты, которые пахли мерзостью. Голоса бывших парней, твердящих, что она “слишком эмоциональная”, “слишком требовательная”, “слишком…”. Слишком живая, чтобы существовать в их мертвых мирках.
Александр вошел в ее жизнь, как Lamborghini в пробку из “Запорожцев”. Он был высоким, подтянутым, с безупречным костюмом и взглядом, который, казалось, просвечивал тебя насквозь. Тридцать лет, успешный владелец IT-компании, человек, который привык получать то, что хочет. И он захотел Изабеллу.
Их первая встреча произошла на благотворительном аукционе. Белла, волонтер, разливающая дешевое вино в пластиковые стаканы. Александр, VIP-гость, покупающий картины за суммы, которых Изабелле хватило бы на год жизни. Он посмотрел на нее – не так, как смотрят на официантку. Он смотрел на нее, как на произведение искусства, как на редкую бабочку, которую нужно осторожно поймать, чтобы не повредить ее крылья.
Он купил одну из ее картин – абстракцию, которую она написала в приступе паники, думая, что умрет от одиночества. Алекс сказал, что в ней “чувствуется глубина”. Белла поверила. Она всегда верила тем, кто говорил ей что-то приятное, даже если это звучало как ложь, завернутая в красивую бумагу.
Медовый месяц был похож на сказку, написанную психопатом. Алекс водил ее в дорогие рестораны, дарил украшения, читал стихи, написанные им самим (довольно посредственные, но Иза делала вид, что восхищена). Он говорил, что она его муза, его вдохновение, его единственная. Говорил, что понимает ее, что видит ее настоящую. Белла таяла. Она чувствовала себя Золушкой, которую наконец-то заметил принц.
Первые звоночки прозвенели тихо, как комариный писк в ночи. Алекс начал “ненавязчиво” критиковать ее творчество. “Дорогая, у тебя отличная техника, но сюжеты слишком мрачные. Ты должна рисовать что-то более позитивное, что-то, что будет продаваться”. Потом он начал контролировать ее время. “Зачем тебе эти подружки? Они просто завидуют нашему счастью. Проводи время со мной, я – единственный, кто тебя по-настоящему любит”.
Изабелла отмахивалась. “Он просто заботится обо мне”, – говорила она себе. “Он хочет, чтобы я стала лучше”. Она старалась угодить ему, рисовала более “позитивные” картины, отдалилась от друзей. Она чувствовала себя маленькой куклой Вуду, которую Александр методично иголочками превращал в свою идеальную женщину.
Первый взрыв произошел из-за пустяка. Белла забыла выключить свет в ванной. Алекс накричал на нее так, что она заплакала. Он кричал, что она безалаберная, безответственная, что он устал от ее “постоянных косяков”. Потом извинился. Говорил, мол сорвался из-за стресса на работе. Принес ей цветы, купил новое платье. Иза простила его. Она всегда прощала.
Эмоциональные качели стали их фирменным стилем.
Секс был еще одним инструментом манипуляции. Вначале – нежность и страсть. Потом – требования и приказы. Алекс любил ролевые игры, в которых Иза должна была изображать покорную служанку или школьницу, молящую о прощении. Она ненавидела эти игры, но делала то, что он хотел. Она боялась его гнева. Боялась потерять его. Боялась остаться одна.
Однажды ночью, после особенно унизительной сцены, Иза сидела в ванной и смотрела на свое отражение в зеркале. Лицо опухшее от слез, на шее – красные следы от его пальцев. Она больше не узнавала себя. Где та девушка, которая мечтала о славе, о любви, о свободе? Исчезла, растворилась в токсичной любви Алекса.
Она взяла лезвие для бритья и поднесла его к запястью. Нет, не для того, чтобы покончить с собой. Для того, чтобы почувствовать что-то, кроме боли. Для того, чтобы напомнить себе, что она еще жива.
Провела лезвием по коже. Неглубоко, просто царапина. Но кровь, появившаяся на поверхности, показалась ей символом. Символом ее умирающей души.
В этот момент она услышала голос Алекса. Он стоял за дверью и стучал.
– Белла, открой! Я знаю, что ты там. Я хочу поговорить.
Изабелла спрятала лезвие и открыла дверь. Александр обнял ее, прижал к себе.
– Прости меня, – прошептал он. – Я не хотел тебя обидеть. Я люблю тебя.
Иза уткнулась лицом в его грудь и заплакала. Она знала, что он лжет. Знала, что это всего лишь очередная манипуляция. Но она не могла уйти. Она была слишком слаба. Слишком сломлена. Слишком… зависима.
Алекс приподнял ее лицо и поцеловал. Поцелуй был холодным и влажным.
Белла закрыла глаза. Она чувствовала себя куклой, которую кто-то медленно и методично разрывает на части.
На торте ее жизни красовались маленькие куклы Вуду, а вместо крема – дерьмо. И она знала, что скоро ей придется его съесть.