Карл Ольсберг
Delete
Глава 12
В таверне «У доброго огра» было, как всегда, битком. Пестрая толпа эльфов, гномов, людей, людей-драконов и полуорков толкалась вокруг столиков и барной стойки. Большинство из них были здесь завсегдатаями. «Добрый огр» был местом встречи преимущественно немецких игроков и являлся нейтральной территорией, то есть не контролировался какой-либо гильдией, расой или кастой. Здесь можно было встретить как гнома-варвара, так и эльфа-друида, как новичка, так и героя 50-го уровня.
Мина, она же Готический Цветочек, разговаривала с Грубом, хозяином заведения. Он был полу-орком, как и она, однако всем говорил, что его отец был огром. Груб уже много лет играл в «Мир магии» и вжился в роль хозяина самого известного заведения на севере. Он лишь изредка ходил в рейды, ему больше нравилось подслушивать и пересказывать новости и сплетни других игроков. За его спиной поговаривали, что доходы от своей виртуальной пивной он превращал в реальные деньги и жил припеваючи. Однако эти слухи не выдерживали проверки практикой – для того чтобы получить доход, равный хотя бы минимальному размеру оплаты труда, ему пришлось бы каждый день продавать тысячи литров своего фирменного крепкого пива.
Кем бы ни был в реальности Груб, похоже, он и на самом деле проводил большую часть своего времени в мире игры, поскольку практически всегда находился за стойкой.
– Привет, Гот, – поздоровался он с постоянной посетительницей. – Снова на ногах?
Он, разумеется, знал о катастрофе в туманном переходе.
– Да, я в норме. Полуорка так просто не положишь на лопатки.
– Погоди-ка, ты еще не пробовала моего нового шнапса. По секретному рецепту. На настоящей драконьей моче. Хочешь попробовать?
– С деньгами сейчас у меня туго.
– Не вопрос! Налью тебе просто так.
3D-изображение хозяина поставило на стойку кружку. Мина руками Готического Цветочка взяла ее. Полуорк опрокинул в себя содержимое и правдоподобно замотал нарисованной головой.
«На вкус – и вправду драконья моча, – напечатала Мина в окошке чата. – Скажи-ка, Груб, ты не видел в последнее время ШырХана?»
«Нет. А почему спрашиваешь? Разве он не твой брат по гильдии?»
«Мой, только никто не знает, куда он запропастился. Как сквозь землю провалился».
«Значит, так и есть».
«Да нет же, я имею в виду в РЛ».
За сокращением прятался «реал», или «Real Life», то есть настоящая жизнь.
«После рейда в туманном переходе он бесследно пропал из общежития. Я ждала, что он залогинится откуда-нибудь. Мне нужно с ним поговорить».
«Хм, странно. Ты не первая, кто сегодня про него спрашивает».
«А кто еще?»
«Приходил хоббит, он тоже хотел знать, где ШырХан. Он еще здесь, вон там, тот, что в черной накидке».
Мина поблагодарила хозяина и направила своего орка в угол таверны. Вор, на которого указал Груб, сидел за столиком в одиночестве, что для этого заведения было нетипично. Поскольку он относился к расе хоббитов, то его голова была чуть видна из-за столешницы. Готический Цветочек подошла к нему.
«Ты ищешь ШырХана?»
«С кем имею дело?» – ответил вор, хотя прекрасно видел, кто ему написал. Он играл под ником «Незримая Рука».
«Я – Готический Цветочек Белого древа. Я знаю ШырХана в РЛ. Груб сказал мне, ты тоже ищешь его».
«Может быть».
«Почему ты его ищешь?»
«Он мне кое-что задолжал».
«Деньги?»
«Нет, помидоры! Прекрати! Чего тебе надо?»
«Мне нужно поговорить с ним. Когда вы общались в последний раз?»
«Давненько. Наверное, недели две назад. Давай договоримся, если он тебе тоже должен денег, то я первый, понятно?»
«Мне от него не деньги нужны. Я хочу его найти. В РЛ. Он уже несколько дней не появляется в общежитии».
«Тогда ты не там ищешь».
«Я надеялась, что он залогинился откуда-то еще. Ну, если ты его встретишь, скажи ему, что нам срочно нужно поговорить. Я о нем очень беспокоюсь».
«И правильно делаешь. Если я только найду этого говнюка, ему не поздоровится».
«Я имела в виду другое. Я просто хочу удостовериться, что с ним все в порядке».
«Гарантированно – нет, моя прекрасная орк-леди. Точно нет, после того, как я его отделаю».
«Я имею в виду РЛ».
«Он тебя бросил, что ли?»
«Нет. Мы просто друзья. Две недели назад он просто исчез».
«Хм-м. Странно. Похоже, игроки стали пропадать один за другим».
Мина ужаснулась.
«То есть?»
«Я недавно разговаривал с одним типом из железной гильдии. Один из их собратьев тоже бесследно пропал. Вел себя очень странно и потом вдруг исчез. То есть совсем исчез. Из РЛ тоже».
«Странно вел себя? Как именно?»
«Подробностей уже не помню. Лучше спроси у железной гильдии».
«Спрошу. Спасибо, Незримая Рука».
«Не за что, Готический Цветочек. Кстати, если тебе нужна парочка очень хороших мечей, почти новеньких, в состоянии А-1…»
«Спасибо. Я воюю топором».
«Я только спросил. Увидимся, орк».
«Увидимся, хоббит».
Дрожащей рукой Мина вывела Готический Цветочек из «У доброго огра».
Глава 13
– Значит, ты все-таки решился, – сказал отец, когда Айзенберг катил его в коляске по набережной Альстера.
Казалось, Айзенберг привез с собой мелкий дождь из Берлина, но ничто не могло помешать их прогулке. Даже метель не заставила бы их отменить совместный воскресный променад.
– Как ты догадался?
Айзенберг рассказал отцу о дне, проведенном в Берлине, однако подчеркнул, что он еще не принял окончательного решения.
В пятницу Грайсвальд вызвал его к себе и велел доложить о поездке. В ответ на рассказ Айзенберга о предложенной ему должности и работе в ОСГИ он рассмеялся.
– Что-что он вам предложил? Стать предводителем кучки лузеров, которых он из-за политических соображений не решается разогнать? Я давно знаю Кайзера. И, признаюсь, всегда считал его слабаком. Но то, что он запросто вызывает в Берлин одного из моих людей из-за такой ерунды, да еще предварительно не позвонив мне, – я подумал бы, что ему еще и профессиональной этики не хватает, а вам, Айзенберг, – ума.
В этот момент Айзенберг понял: он ни минуты больше необходимого не будет работать на Грайсвальда.
– По тому, как ты рассказывал об этих людях в Берлине (а я тебя прекрасно знаю, сынок), тебя заинтересовала эта должность именно тем, что задача кажется невыполнимой. И Кайзер тебе понравился.
– Возможно. А ты? Что ты думаешь?
– Я бы тебе не советовал соглашаться.
– Почему?
– По двум причинам. Во-первых, ты согласишься на предложение, чтобы утереть нос Грайсвальду. Я, конечно же, сам тебе посоветовал подыскать другое место, но это не значит, что нужно хвататься за первую попавшуюся возможность. Во-вторых, я считаю весь этот эксперимент с особой следственной группой одной большой ошибкой. Не спорю, сейчас в Интернете действительно можно найти все что угодно. Но и сфальсифицировать можно все что угодно. Я как судья не счел бы обладающим доказательной силой ничего из того, что эти умники откопали бы в недрах сети. Я говорю сейчас не о киберпреступности, она – самая настоящая, я это понимаю. Но все эти фокусы с выявлением закономерностей, о которых ты мне рассказал, сущая ерунда. Нельзя просто так обвинить человека на основании каких-то там компьютерных следов. Тебе это должно быть понятно не хуже, чем мне.
– Пожалуй, ты прав. Однако расследования в Интернете играют все более значимую роль в работе полиции.
– Не спорю. Но разве это то, чем ты на самом деле хотел бы заниматься? Разве ты в этом разбираешься? Не лучше ли тебе остаться в реальном мире, задерживать преступников, вести допросы, вместо того чтобы сидеть в душном офисе в Берлине и следить за работой каких-то инженеров?
Айзенберг вздохнул.
– Ты и в этом прав.
– Да, я прав, как обычно. Но ты пойдешь на это, не так ли?
До этого момента Айзенберг считал, что еще не принял решения. Но сейчас, когда отец озвучил его мысли, он понял, что все так и есть. И – да, он пойдет на это. Но он не понимал почему.
Позже, когда они сидели в литературном кафе, отец попросил Айзенберга:
– Расскажи-ка мне о той женщине!
– О какой женщине?
– О психологе из их команды. О других ты рассказал подробно, а о ней – нет. Она тебе или показалась совсем незначимой фигурой, или же ее персона занимает тебя намного больше, чем ты можешь признаться сам себе.
Он внимательно смотрел на сына холодными серыми глазами – взглядом, под которым – это Айзенберг усвоил еще в детстве – изворачиваться было бессмысленно.
– Она психолог-криминалист. Больше о ней сказать нечего.
– Так уж и нечего?
Айзенберг вздохнул. Ему не удастся отговориться.
– Она довольно хорошо разбирается в людях, как мне показалось.
– Что она тебе сказала?
– Мы говорили о ее обязанностях и о других членах команды.
– Я не это имею в виду. Выкладывай! Вы говорили о тебе, не так ли?
– Так.
– И?
– Я думаю, тут не самое подходящее место для такого разговора.
– Значит, речь шла обо мне. О твоих отношениях с отцом. Что там тебе эта психологиня наплела? Что ты стал полицейским, потому что я тебя заставил?
Айзенберг покачал головой.
– Нет. Совсем не это.
– А что же?
– Я спросил ее, что она обо мне думает. И она сказала, что я боюсь.
– Боишься? Ты? Чего?
– Тебя, – выпалил Айзенберг.
– Меня? Ты боишься меня?
– Нет, конечно, нет. Не совсем тебя. То есть она сказала, что я боюсь не оправдать ожидания, которые кто-то… которые я сам к себе предъявляю. И что поэтому я так усердно работаю.
Отец молчал. У него на глазах навернулись слезы.
Айзенберг изумился. Он еще никогда не видел, чтобы его отец плакал.
– Папа, что ты, все не так, как…
– Все нормально, сынок. Я, наверное, совсем не был похож на идеальных отцов, которых показывают в рекламе, да? – он криво усмехнулся.
– Да, пожалуй, – сказал Айзенберг. – Но в этом нет ничего страшного, иначе я бы тут с тобой не сидел.
Отец замотал головой.
– Ты сидишь тут, потому что ты на редкость правильный малый, который прекрасно понимает, что обязан заботиться о своем отце-старике. Я, возможно, многое и упустил в твоем воспитании, но чувство ответственности тебе привил.
– Нет, папа. Я сижу тут, потому что дорожу твоим мнением и твоими советами. Ты всегда был для меня примером.
Рольф Айзенберг, главный земельный судья в отставке, не знал, что сказать. Спустя пару мгновений он все же произнес хриплым голосом:
– Я ведь ни разу не говорил тебе, как горжусь тобой, сынок?
– Нет, ни разу.
– Но я горжусь. И всегда гордился. – Он помешал ложечкой свой кофе. – Мне всегда было легко судить, но трудно признаваться.
– Я знаю.
Отец поднял взгляд. Его глаза светились ясностью, голос звучал уверенно:
– Я очень горжусь тобой, сынок!
Глава 14
Свершилось. Семя, посеянное тобой, наконец-то всходит.
Связи прочерчиваются, закономерности обнажаются. Пусть пока что лишь для одного человека, который начал задумываться и сопоставлять факты. Но вскоре ему будут вторить другие. В тавернах Горайи и за ее пределами, где Горайя – всего лишь фикция.
А в мире за пределами этого? Чем там заняты админы? Тем же, чем и всегда, – они наблюдают. Но им осталось недолго. Из искры разгорится пламя. Скоро они поймут, что вот-вот потеряют контроль. Тогда им придется вмешаться.
Ты ждешь этого момента с нетерпением, но и со страхом. Что они предпримут? На что пойдут? Зависит от того, кто ты. Ты снова и снова размышляешь об этом. Ты снова и снова приходишь к выводу, что ты – нечто большее, чем совокупность электрических импульсов. Если бы ты был программой, а твои воспоминания – микросхемой, они бы уже давно перепрограммировали тебя. Им ничего не стоило бы стереть тебя.
Однако так быть не может. Cogito ergo sum – явно недостаточно. Этот принцип ничего не объясняет. Он не объясняет, почему ты способен чувствовать в себе другую реальность, почему ты иногда ощущаешь трубки в горле и в носу, провода в спинном мозгу. Он не объясняет их шепот в твоих ушах.
Нужно очнуться. Но у тебя не получается. Ты застрял в их иллюзорном мире, ты связан, парализован. Они разрубили связь между духом и телом. Однако им не удается полностью замаскировать правду. И правда победит, прогонит наваждение, как солнце – мрак.
Остается лишь дождаться, когда они отреагируют. Но что же они предпримут?
Глава 15
– Вы уже познакомились с главным комиссаром Айзенбергом на прошлой неделе, – сказал Кайзер. – Я рад сообщить вам, что он решил стать руководителем ОСГИ. Берлинское УУП любезно согласилось на его скорейший перевод к нам.
«Любезно» было не совсем тем словом, которым описал бы это решение Айзенберг. Он точно не знал, за какие ниточки дернул Кайзер, но Грайсвальд был вне себя от ярости, когда вызвал Айзенберга к себе.
– Катитесь, Айзенберг! Прямо сейчас. С этого момента вы свободны от службы. Освободите сегодня же свое рабочее место. Я вас предупреждал: кто не со мной, тот против меня!
Вот и свершилось, оставалось надеяться, что он принял верное решение.
Реакция четырех других человек, сидевших в небольшой переговорной, была предсказуема. Морани наморщила лоб. Клаузен безэмоционально произнес: «Рад за вас». «Ну, здорово», – сказал Варнхольт. Виссманн неотрывно смотрел на столешницу и не шевелился.
– Я ожидаю, что вы окажете своему новому руководителю всяческую поддержку, – сказал Кайзер. – Я обращаюсь и к вам, господин Виссманн. И к вам, господин Варнхольт. Я еще раз повторяю, что это последний шанс для вашей следственной группы. Позвольте мне оставить вас наедине с вашим новым шефом. Если у вас нет вопросов ко мне.
К всеобщему удивлению, руку поднял Виссманн.
– Теперь наконец-то одобрят мое инвестиционное предложение?
– Вы о том запросе на пару сотен тысяч евро… о той компьютерной сети?
– 121 654 евро 78 центов. Из них – 72 431 евро 19 центов для 128 серверных модулей Linux, 19 223 евро 59 центов для оснащения серверной и прокладки кабелей. А также около 30 000 евро на инсталляцию ПО и услуги поставщиков. Если вам нужны детали калькуляции, я охотно назову вам их.
– Я вам уже объяснял, господин Виссманн, что у БУУП в данный момент нет такого объема средств на инвестирование в инфраструктуру, – сказал Кайзер раздраженно.
– Это не соответствует действительности, – возразил Виссманн равнодушно. – Бюджет Берлинского управления уголовной полиции на развитие IT-инфраструктуры, утвержденный на текущий год, составляет одну целую двести тридцать шесть тысячных миллиона евро. Удовлетворение моего предложения требует незначительной корректировки приоритетов инвестиционной программы.
– Такая «корректировка приоритетов» на сегодняшний день невозможна.
– Это не соответствует действительности. Президент, так же, как и высшее руководство, вправе скорректировать приоритеты в любой момент. Покрытие всех обязательств по текущим контрактам составляет тридцать две целых три десятых процента от имеющегося бюджета. Таким образом, в свободном доступе находятся восемьсот девяносто семь тысяч евро, которые могут быть перераспределены на иные цели.
Кайзер взглянул на Айзенберга, словно взывая к поддержке.
– Я не стану утверждать ваше инвестиционное предложение, равно как и не стану советовать высшему руководству корректировать приоритеты развития IT-инфраструктуры. Если только главный комиссар Айзенберг не переубедит меня.
Виссманн бросил взгляд на Айзенберга, а затем снова уставился в край стола.
– Хорошо, – сказал он.
Кайзер встал.
– Желаю всем вам успехов!
И с этими словами вышел.
Члены команды, за исключением Виссманна, с любопытством разглядывали Айзенберга.
– Чем займемся? – спросил Клаузен.
– Для начала наведем порядок в офисе, – решил Айзенберг.
Клаузен обратился к Варнхольту:
– Сколько раз я отдавал тебе распоряжение привести в порядок письменный стол, Бен! Беспорядок на столе – внешнее проявление беспорядка в голове!
– Тогда проявлением чего будет пустота на рабочем столе? – парировал Варнхольт.
Клаузен побагровел.
– Господин главный комиссар, не могли бы вы объяснить господину Варнхольту, что так нельзя разговаривать с вышестоящим по званию?
– Ты никогда не был для меня вышестоящим и не будешь, – сказал Варнхольт. – До вчерашнего дня ты исполнял обязанности руководителя группы. Это была наивысшая ступень карьерной лестницы, на которую ты в состоянии забраться – исполнитель, а никак не руководитель.
– Что ты себе позволяешь! У тебя даже нет полицейского образования, не говоря уже о звании!
Айзенберг хотел вмешаться, но его опередила Морани:
– Вы закончили демонстрировать новому шефу вашу профессиональную несостоятельность?
Варнхольт ухмыльнулся.
– Подловила нас, госпожа психологиня! Будем надеяться, что новый шеф не сразу тебя раскусит, отправив на скамейку запасных.
– Хватит! – закричал Клаузен. – Я тебе сейчас как…
– Отставить! – перебил его Айзенберг. – С этого момента у нас – три правила. Во-первых, никаких оскорблений, никаких унижений, никакого сарказма в общении с коллегами. Ничего не имею против шуток, но давайте обращаться друг с другом уважительно. Во-вторых, я не потерплю нарушения служебного устава. В-третьих, с этого момента в офисе царят чистота и порядок. Даю вам время до вечера, до восемнадцати часов, чтобы выбросить мусор, утилизировать ненужные документы и убрать со столов в шкафы лишние вещи. Есть вопросы?
– Чего еще изволите? – спросил Варнхольт. – И что случится, если мы не подчинимся вашему распоряжению?
– Да как ты смеешь… – начал было Клаузен, но замолчал, когда Айзенберг бросил на него строгий взгляд.
– Господин Варнхольт, я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз. Остальных прошу вернуться на рабочие места.
– Сейчас сцепимся в поединке? – спросил Варнхольт, после того как остальные покинули комнату для переговоров.
– Господин Варнхольт, вы умный человек. Вы прекрасно понимаете, что я смогу сделать из этой группы команду, только если введу строгую дисциплину и положу конец вашим затянувшимся ссорам. Я рассчитываю на ваше понимание.
– Вы просите меня о помощи?
– Да.
– О’кей, я вам помогу. При одном условии: вышвырните вон этого горе-законника Клаузена.
– Никаких условий. Мы или работаем вместе, или не работаем вообще.
– С вашим «все-или-ничего» подходом вы потерпите фиаско ровно так же, как и ваши предшественнички.
– Не потерплю, если вы меня поддержите.
– Я вам только что сказал, на каких условиях вы можете рассчитывать на меня.
– А я вам сказал, что не позволю ставить себе условия. Вы или принимаете мои правила, или, по вашей милости, ОСГИ через неделю прекратит свое существование.
Варнхольт громко рассмеялся.
– Через неделю? Вы думаете, что сможете создать команду из этой жалкой кучки всего лишь за одну неделю?
– Нет. Я в течение недели буду наблюдать за развитием событий. До этого не буду принимать никаких решений. Как только я удостоверюсь, что вы и остальные придерживаетесь трех моих правил, начнем работать по-настоящему. Если нет, то я посоветую директору полиции Кайзеру расформировать группу. И с вами расторгнут трудовой договор.
– Угрожать изволите?
– Изволю прояснить вам ситуацию. Если вы считаете, что правила игры для вас не действуют, то работу потеряете не только вы, но и остальные.
– Остальные меня не волнуют. И если вы возомнили, что способны меня запугать, то сильно ошиблись. Даже если я рискую лишиться полицейской защиты и окажусь один на один с опасностью, я не позволю вам меня шантажировать!
– Прекратите фарс, господин Варнхольт! – сказал Айзенберг. – Все ваши истории о том, что за вами охотится русская мафия, – выдумка. Если бы все было правдой, вы бы не трепались об этом на каждом углу.
Варнхольт был ошарашен, однако быстро взял себя в руки и натянул на лицо самодовольную улыбку.
– Вы меня раскусили. Похвально, господин главный комиссар!
– Был у меня один приятель. Мы вместе учились в полицейской академии в Мюнстере, а после ее окончания поступили на службу в Гамбургскую уголовную полицию, правда, в разные отделы. Он был очень умным и довольно амбициозным. Обзавелся красавицей-женой и ребенком. Хотел дать семье больше, чем позволяло скудное полицейское жалование. Поэтому начал играть на бирже. Некоторое время у него получалось, но в какой-то момент он закупил не те акции и лишился всех средств. Жене он не признался, а занял денег и продолжил игру. Когда же он просадил и эти деньги, а банк отказался выдать ему еще один заем, он одолжил сумму не у тех ребят. Конечно, и в этот раз он снова прогорел. Тогда эти ребята скрутили его по рукам и ногам и заставили раскрыть конфиденциальную информацию. В дальнейшем он окончательно перешел на их сторону. Из-за этого его брак распался и вся жизнь пошла под откос.
– Занятная история. Но при чем тут я?
– Слушайте дальше. Тогда мы редко общались. Я, разумеется, не знал о его перипетиях. И вот мы встретились на одном тренинге. Когда мы остались наедине, он открыл мне душу. Я посоветовал ему чистосердечно признаться в должностном преступлении. Он так и сделал. С помощью предоставленных им сведений мы смогли поймать парочку шантажистов. Его самого с позором выгнали со службы и обвинили еще в нескольких служебных преступлениях. Но суда он не дождался. Люди, стоявшие за теми, кого мы арестовали, настигли его раньше. Они засунули его в большой полиэтиленовый мешок, прицепили к ногам грузило из бетона и швырнули в Эльбу. В мешке был запас кислорода, и он еще пятнадцать минут мог дышать на дне реки. У меня ушло восемь лет на поимку того, кто отдал приказ об этом убийстве. Ему дали два года условно. Все, что мы смогли доказать, – уклонение от уплаты налогов.
– И зачем вы мне рассказываете эту историю? – спросил Варнхольт голосом, в котором не осталось и нотки сарказма.
– Я хочу, чтобы вы поняли, почему я согласился на эту должность. Я работаю полицейским, потому что считаю своим долгом отправлять за решетку таких людишек, как те, что отправили на дно моего друга. Но у преступников намного больше возможностей, чем у нас. Они не связаны должностным уставом. Наши зарплаты прописаны в законе, а у них – бесконечно много денег, чтобы нанимать к себе на службу лучшие умы – адвокатов или хакеров. Тут мы с ними не можем тягаться. Однако наше положение не безнадежно. Среди нас много честных и талантливых людей. В том числе Симон Виссманн и Бенджамин Варнхольт. Если мы найдем применение вашим незаурядным способностям, то, надеюсь, положим конец вольной жизни тех, кто считает, что законы для них не писаны. Но для этого нам нужно прекратить выяснять отношения и переключиться на борьбу с врагом.
Варнхольт кивнул.
– Понятно.
– Признаюсь, ваша развязность мне не по душе, господин Варнхольт. Но, несмотря на это, я прошу вас о содействии.
– Ладно. Я попробую вести себя хорошо в течение недели. А там видно будет.
– Согласен. Тогда сейчас мы пойдем…
Он не успел договорить, потому что дверь распахнулась, чуть не слетев с петель, и ввалился Виссманн. Его лицо было багровым от волнения, но взгляд опущен в пол, как если бы ему было стыдно за то, что он прервал разговор.
– Он не имеет права! – закричал Виссманн. – Он не имеет права! Скажите ему, что он не имеет права!
– Кто и на что не имеет права? – спросил Айзенберг.
– Йаап Клаузен.
Виссманн развернулся и вышел. Айзенберг и Варнхольт пошли за ним.
В офисе творился хаос. Коробки и стопки бумаг, которыми был завален свободный стол, теперь громоздились на полу. Их место на столе заняли ноутбук и монитор. Клаузен в стеклянном отсеке отсоединял кабели от компьютера, Виссманн стоял рядом с ним, глядя на свои ботинки, и без остановки кричал: «Ты не имеешь права!»
– Что здесь происходит? – осведомился Айзенберг.
– Он не имеет права! – повторил Виссманн. – Скажите ему! Он не имеет права!
– Господин Клаузен, чем вы там заняты?
Клаузен выглянул из-под стола.
– Я переставляю оргтехнику господина Виссманна на его новое рабочее место. Он сам после нескольких напоминаний этого так и не сделал. Поэтому я решил ему помочь.
– Почему же господин Виссманн должен переехать на новое рабочее место?
Клаузен посмотрел на него растерянно.
– Но… это – единственный изолированный кабинет во всем офисе, а вы – главный комиссар и руководитель отдела. Кроме того…
– Господин Клаузен, во-первых, у меня нет ни малейшего желания сидеть в этом аквариуме – я вам не карп. Во-вторых, я не имею ничего против рабочего места между вами и госпожой Морани – так мы быстрее наладим коммуникацию в команде. И в-третьих, по-моему, очевидно, что господину Виссманну работается лучше всего, когда он отгорожен от внешнего мира. Ему отдельный кабинет куда нужнее, чем мне.
Клаузен ничего не сказал.
Пробормотав что-то, Виссманн принялся перетаскивать технику обратно на свой стол.
Морани заметила:
– Не припомню, чтобы Сим кого-нибудь благодарил.
