Кассандра Клэр
Последние часы. Книга I. Золотая цепь
Джесс говорил, что мать и сестра могут его видеть. Как это, должно быть, странно для всех, для него и для них. Люси вспомнила вчерашний разговор и последнюю фразу Джесса, о том, что в их дом пришла смерть. Однако призрак ошибся, ничего подобного не случилось, подумала девушка. Да, в городе появились демоны, но Охотники без труда справились с ними.
А что, если он вовсе не хотел сказать, что кто-то должен был умереть именно той ночью? А что, если он подразумевал какую-то более грозную опасность, которая грозила им всем?
Люси вздрогнула и резко обернулась к озеру, но на первый взгляд все было спокойно: Чарльз и Ариадна болтали с Барбарой и Оливером, Алистер и Огастес Паунсби бросали в озеро плоские камешки, заставляя их подпрыгивать на воде. Розамунда и Пирс Уэнтворт с самодовольным видом восседали на своем одеяле. Кэтрин Таунсенд с замечательной ловкостью управляла лодочкой.
Люси услышала, как Корделия, сидевшая рядом, обратилась к Мэтью со словами насчет того, что собирается дождь. По небу проплыло несколько темных облаков, которые отбрасывали тени на серебристую поверхность озера. Люси затаила дыхание. Нет, наверняка это лишь ее воображение – отражения облаков не бывают такими большими и темными.
– Корделия, – прошептала она, – ты случайно не прихватила Кортану?
Корделия с озадаченным видом прищурилась.
– Да, разумеется. Она под одеялом.
– Вытаскивай. – Люси поднялась на ноги и краем глаза увидела, что Корделия без дальнейших расспросов вытащила свой сверкающий золотой клинок. Она хотела предупредить остальных об опасности, но в этот момент воды озера расступились, и на поверхности появился первый демон.
– С тобой была Корделия Карстерс, – заговорила Грейс. Она приблизилась к Джеймсу, когда тот помахал ей, но остановилась в нескольких шагах. На лице ее появилось выражение беспокойства и недоумения.
Джеймсу редко доводилось видеть свою возлюбленную при дневном свете, и сейчас она напоминала ему бледный ночной цветок, который вянет под обжигающими лучами полуденного солнца. Широкие поля шляпы отбрасывали тень на ее лицо; в высокой траве Джеймс разглядел ее ботинки из тонкой кожи цвета слоновой кости. Его всегда поражало то, что Татьяна заботилась о внешности Грейс, где-то доставала ей дорогую и модную одежду, а сама одевалась как древняя старуха.
– Да, и что? – ответил Джеймс. Он не подозревал, что Грейс способна ревновать, и сейчас был не совсем уверен в том, что она его ревнует. Он понимал, что она чем-то раздосадована или взволнована, но ее состояние могло быть вызвано многими причинами. – Ты знаешь, что Карстерсы – мои старые друзья. – Он протянул к ней руку, и серебряный браслет на его запястье заблестел. – Грейс. Ты так далека от меня, а мы уже достаточно долго были разлучены.
Девушка сделала шаг ему навстречу и произнесла:
– Помнишь тот день, когда ты рассказал мне все о Корделии? В то лето, когда ты переболел жгучей лихорадкой?
Он покачал головой, не понимая, куда она клонит. Разумеется, Джеймс не забыл ни болезнь, ни голос Корделии, доносившийся до него как будто сквозь вату. Она по своей доброте ухаживала за ним, хотя он и не помнил, чтобы рассказывал об этом Грейс.
– Нет, – сказал он. – Точно не помню, но ведь я всегда рассказывал тебе все о своей жизни, так что не удивлюсь, если речь зашла и о Корделии.
– Не только о том, что она была с тобой рядом во время болезни, – продолжала Грейс. – О ней самой. О Корделии.
– О Корделии? – Он опустил протянутую руку, вспомнив Лес Брослин, свет, который просачивался сквозь зеленые кроны, вспомнил, как они с Грейс сидели на траве и рассказывали друг другу все о себе.
– Не думаю, что я знаю о ней многое, – сказал Джеймс. И вдруг он понял, что так оно и есть на самом деле, и испытал странное чувство, похожее на угрызения совести. Он собрался было передать Грейс их недавний разговор и сообщить, что Корделия подыскивает себе жениха, но по какой-то причине решил промолчать. – Она и ее родичи всегда были людьми скрытными. Люси знает ее гораздо лучше, чем я. Но я действительно припоминаю один случай…
– Что за случай? – Грейс приблизилась к нему почти вплотную. Когда она подняла голову и взглянула ему в глаза, Джеймс почувствовал аромат ее духов: у нее всегда были одни и те же духи, фиалковые. – Что ты помнишь?
– Однажды Люси упала с обрыва, – медленно произнес Джеймс. Как это ни странно, воспоминание оказалось довольно туманным. Он помнил лишь луг, поросший маргаритками – Корделия тогда проявила большую храбрость – именно так она получила свое прозвище. Маргаритка. – Во Франции. Корделия была с ней. Люси могла бы сильно пострадать, но Корделия схватила ее за руку и держала так несколько часов, пока мы не нашли их. Я всегда буду ей благодарен за то, что она спасла мою сестру.
Джеймсу показалось, что Грейс вздохнула с облегчением, хотя он даже представить не мог, о чем она думает.
– Извини, я прервала вашу беседу, – сказала она. – Но мы уже так давно не оставались наедине.
И снова странное, непонятное чувство, на сей раз какой-то неловкости, охватило Джеймса.
– Но ты говорила, что хочешь поближе познакомиться с Мэтью, Кристофером и Томасом, – напомнил он. – Давай, я провожу тебя…
Она покачала головой, и он, как это всегда бывало, замер, пораженный ее красотой. Красота эта была холодной и совершенной – нет, напомнил он себе, его возлюбленная не была холодной. Да, она держалась излишне замкнуто; она окружила себя непроницаемой стеной, потому что смерть родителей, причуды и жестокость Татьяны больно ранили ее. Но это было не то же самое, что холодность. На щеках Грейс выступил румянец, и глаза ее сверкнули, словно уголья.
– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, – прошептала она.
Джеймсу и в голову не могло прийти отказаться.
Когда он протянул к ней руки, солнце светило так ярко, что у него даже заболели глаза. Он привлек ее к себе; она была такой маленькой, прохладной и легкой, словно крошечная птичка. Когда она подняла голову, чтобы взглянуть на него, ее шляпа соскользнула на траву. Он слышал, как зашуршало кружево у нее на платье, когда он обнял ее за талию, он ощущал на губах легкое прикосновение ее прохладных губ.
Солнце, словно пылающая игла, пригвоздила их обоих к месту. Грудь ее вздымалась и опускалась, и он чувствовал это; она дрожала, словно от холода. Пальцы ее лежали у него на плечах. На какое-то мгновение юноша забыл обо всем, кроме вкуса ее губ, напомнившего ему вкус пастилы.
Глаза жгло огнем, несмотря на то, что они были закрыты. У Джеймса перехватило дыхание, закружилась голова, ему стало худо, словно он нырнул в соленую воду и слишком поздно решил подниматься на поверхность. Что-то здесь было не так. Его мутило, и он, оторвавшись от Грейс, начал судорожно хватать ртом воздух.
Она прижала руку к губам. На лице ее промелькнуло выражение, которого Джеймс совершенно не ожидал увидеть – выражение неподдельного панического ужаса.
– Грейс… – начал он, но не договорил. Со стороны лужайки для пикника донеслись пронзительные вопли. Это кричал не один человек, как вчера на балу Оливер – Джеймс различил несколько голосов. И все они были полны страха.
Джеймс схватил Грейс за руку и увлек ее в беседку. Она не была воином, ее никогда не учили сражаться. Она смотрела на Джеймса в смятении.
– Оставайся здесь, – приказал он и бросился бежать к озеру.
Корделия не видела, как все началось. К тому моменту, когда она извлекла из ножен Кортану, демон успел выскочить из озера и напасть на Пирса Уэнтворта. Молодой человек с криком боли и рухнул на траву, пиная врага ногами и колотя кулаками.
Сразу же началась невообразимая суматоха. Сумеречные охотники завопили. Некоторые, в том числе Алистер и Розамунда, устремились к Пирсу и попытались оторвать от него чудовищную тварь. Чарльз загородил собой Барбару, которую этот жест, казалось, лишь разозлил, и закричал, приказывая всем отойти подальше от озера. Барбара громко повторяла какие-то слова, нечто вроде: «Что это? Что это?»
Но Корделия могла думать только об одном человеке: об Алистере. Заметив в толпе ярко-желтые волосы брата, она побежала к берегу. Приблизившись, она увидела, что Пирс неподвижно лежит у кромки воды; вода у самого берега была алой, алое пятно расплывалось, становилось все больше. Розамунда с рыданиями склонилась над телом. Демон куда-то исчез, хотя Корделия не видела, чтобы кто-нибудь его убил.
Алистер отступил от раненого, и Ариадна опустилась на колени рядом с несчастным Пирсом. Платье ее было заляпано кровью и песком. Подойдя ближе к брату, Корделия заметила, что его одежда тоже испачкана кровью. У нее перехватило дыхание от страха, и она, растолкав метавшихся по берегу людей, протянула к нему руку.
– Алистер…
На лице его застыло ошеломленное выражение; судя по всему, он пребывал в ступоре после этой невероятной сцены. Голос Корделии привел его в чувство: он схватил ее за свободную руку и потащил на траву, прочь от воды.
– Корделия, назад…
Она в тревоге озиралась по сторонам. Сумеречные охотники суетились и беспорядочно бегали вокруг, переворачивали корзины, наступали на еду.
– Что произошло, Алистер? Что это такое?
Он в недоумении покачал головой.
– Понятия не имею.
Джеймс несся по зеленому склону вниз, к озеру. Небо потемнело, откуда-то появились облака; вдалеке он заметил простых людей, которые спешили к воротам парка, видимо, испугавшись дождя. Вода в озере из серебристой стала серой, и по ней бежали волны, словно от сильного ветра. У воды собралась небольшая кучка людей. На измятых одеялах валялись перевернутые корзины и бутылки, но Сумеречные охотники позабыли о пикнике и схватились за оружие. Джеймс разглядел в этой суматохе Мэтью и Люси: Мэтью подавал Люси тусклый ангельский клинок, один из тех, что он всегда носил на поясе. Ему показалось, что совсем близко к озеру, у самой воды, мелькнула рыжая голова Корделии, но в этот момент он чуть не столкнулся с Барбарой, бежавшей ему навстречу.
В ее широко распахнутых глазах метался ужас; Оливер бежал за ней, пытаясь ее догнать. Но девушка добралась до Джеймса первой.
– Джейми… Джейми… – Она схватила его за рукав. – Это был демон. Я видела, как он напал на Пирса.
– Пирс ранен? – Джеймс вытянул шею, чтобы разглядеть то, что творилось внизу. Он никогда особенно не любил Пирса Уэнтворта, но это вовсе не означало, что он желал ему зла.
– Барбара, – с трудом произнес Оливер. Он задыхался – сказывался недостаток тренировок. – Дорогая моя. Демоны не выносят солнечного света, и ты это прекрасно знаешь.
Но Барбара не обратила внимания на слова жениха.
– Джеймс, – прошептала она, понизив голос. – Я знаю, что иногда ты можешь видеть вещи, недоступные другим. Ты вчера вечером ничего не видел?
Джеймс в изумлении посмотрел на девушку. Откуда она могла узнать, что он на миг провалился в царство теней?
– Барбара, я не понимаю…
– А я видела, – все так же шепотом продолжала она. – Я видела… странные фигуры, лохматые, безобразные черные фигуры. И еще я видела, словно со стороны, как что-то схватило меня за ногу и утащило в преисподнюю.
Джеймс едва слышал ее голос – его оглушил стук собственного сердца.
– А только что я видела еще одно подобное существо – оно прыгнуло на Пирса, а потом исчезло, но я видела его, оно там было…
Оливер бросил на Джеймса раздраженный взгляд.
– Барбара, успокойся, не стоит преувеличивать… – начал он, но ему помешало появление Мэтью, который сразу же направился к Джеймсу. Толпа за спиной у Мэтью немного расступилась, и Джеймс увидел Анну, Ариадну и Томаса – молодые люди окружили распростертое на песке тело Пирса. Томас разорвал свой пиджак и прижал кусок ткани к горлу раненого; даже с такого расстояния Джеймс мог разглядеть быстро проступавшие пятна крови.
– Где Чарльз? – воскликнул Джеймс, когда Мэтью подошел. В конце концов, среди собравшихся Чарльз занимал положение, в некотором роде сходное с положением Консула.
– Отправился устанавливать барьеры, чтобы не допустить к озеру простых, – сообщил Мэтью. Поднявшийся ветер гнал по траве листья, которые образовывали небольшие вихри. – Кто-то должен немедленно доставить Пирса в лазарет.
– Он жив? – спросил Джеймс.
– Пока да, но рана выглядит плохо, – ответил Мэтью, повышая голос, чтобы друг мог расслышать его сквозь завывание ветра. – Они применили иратце, но руны не действуют.
Их пристальные взгляды встретились. Существовало лишь несколько видов ран, которые нельзя было исцелить при помощи специальных рун. И среди них были раны, в которые проник яд демона.
– Я же сказала тебе! – крикнула Барбара. – Демон вонзил свои когти ему в горло…
Она смолкла и уставилась на дальний край лужайки, туда, где деревья росли у самой воды.
Джеймс, проследив за направлением ее взгляда, оцепенел от ужаса. Парк совершенно изменился: зеленые деревья и трава стали серыми, ветер срывал листья с ветвей, ломал их, пригибал к земле; озеро стало черным, паруса лодок как-то странно метались, потом вовсе обвисли. По стальному небу неслись тучи иссиня-черного цвета. Единственным источником света служил какой-то золотой огонек, сиявший в отдалении, но он не покидал толпу Сумеречных охотников, подобно светляку, которого посадили в банку, и Джеймс не мог понять, что это такое.
Ветер все усиливался, ветви деревьев скрипели и стонали. За деревьями прятались тени – лохматые, черные, в точности такие, как описывала Барбара. Тени, вооруженные когтями, вырванные из своего черного царства. Сколько их, Джеймс не мог сказать. По меньшей мере, несколько дюжин, прикинул он.
Мэтью смотрел в сторону толпы врагов с белым лицом. «Он может видеть то же, что и я, – промелькнуло в мозгу у Джеймса. – Он тоже их видит».
А потом демоны спрыгнули с деревьев и устремились к ним.
Демоны метались по траве, словно адские псы, порождения сатаны, они прыгали и нападали, но все это – в полном молчании. Их грубые шкуры, черные, как оникс, были покрыты множеством складок; в глазах горели черные огни. Они настигали свои жертвы под темным небом, затянутым грозными облаками.
Алистер, находившийся рядом с Корделией, рывком извлек клинок серафима, спрятанный в кармане пиджака, и поднял его.
– Михей! – воскликнул он. Каждый клинок был связан с одним из ангелов, и для «активации» требовалось произнести его имя.
Тусклое свечение превратилось в ослепительное пламя, рассыпавшее искры. Внезапно на берегу озера стало светло от вспышек множества мечей, извлеченных из ножен; Корделия слышала имена ангелов, но в голосах Сумеречных охотников звучало изумление и неверие. Уже очень давно в Лондоне царил относительный мир, и никто не ожидал атаки демонов средь бела дня.
Но, тем не менее, это произошло. Демоны возникли словно из ниоткуда и, подобно гигантской волне, устремились на кучку нефилимов.
Корделия никогда в жизни не думала, что окажется в центре настоящей битвы. Да, она надеялась как-нибудь позже принять участие в патрулировании и прикончить парочку демонов, но сейчас… сейчас наступил невообразимый хаос. Два демона с мордами хищников, похожие на волков, набросились на Чарльза и Ариадну; молодой человек хотел заслонить собой невесту, но его отшвырнули прочь. Корделия услышала, как кто-то выкрикивает его имя, а мгновение спустя второй демон вцепился в Ариадну. Вонзив клыки в плечо девушки, он поволок ее по траве, несмотря на то, что она яростно отбивалась и пинала его ногами.
Корделия рванулась было на помощь Ариадне, но путь ей внезапно преградила какая-то тень, черная тень с разинутой пастью, из которой капала слюна, и глазами, горящими, будто алые угольки. У нее не хватило ни времени, ни сил закричать. Меч описал сияющую дугу. Золотой клинок рассек тень, во все стороны брызнул ихор, девушка пошатнулась и едва удержалась на ногах. Затем, резко обернувшись, увидела, что Анна уже подбежала к Ариадне, сжимая в руке длинный серебристый кинжал. Она вонзила клинок в спину демона, и тот исчез, оставив после себя лишь лужу гадкой зеленой слизи.
Но демонов было слишком много. Анна бросила беспомощный взгляд на Ариадну, лежавшую на залитой кровью траве, коротко всхлипнула и отвернулась; вскоре к ней присоединились остальные – Томас, который размахивал болас, Барбара и Люси, вооруженные ангельскими клинками.
Какой-то демон выбрал в качестве жертвы Алистера, и Кортана, описав широкую дугу, обрушилась чудовищу на загривок и отрубила ему голову.
Алистер недовольно посмотрел на сестру.
– Знаешь, – рявкнул он, – я бы с ним и без тебя разобрался.
У Корделии возникло могучее желание прикончить Алистера, но на это не было времени – кто-то снова вопил. Это оказалась Розамунда Уэнтворт, которая так и сидела на берегу рядом с раненым братом. Она едва успела увернуться, и челюсти демона щелкнули на волосок от ее руки.
Джеймс побежал к ней, держа наготове пылающий ангельский клинок. Он высоко подпрыгнул, приземлился прямо на спину твари и вонзил клинок в загривок врага. Сумеречного охотника обдало струей ихора, и демон исчез. Корделия увидела, как Джеймс резко развернулся, обвел взглядом место сражения и замер, заметив Мэтью. Мэтью с изогнутым клинком в руке стоял рядом с Люси, и на лице его была написана решимость поубивать всех, кто осмелится к ней приблизиться.
Джеймс бросился к сестре и Мэтью, и в этот момент Корделия вздрогнула от пронзительного женского вопля.
Барбара попала в беду. Какой-то демон подобрался к девушке и ее жениху, швырнул Оливера на землю и укусил Барбару за ногу. Она взвизгнула от боли и рухнула на траву.
Еще мгновение, и Джеймс оказался рядом с ними; он бросился на чудовище, нависшее над Барбарой, врезался в него всем телом и отбросил в сторону. Сумеречный охотник и демон, сцепившись, покатились по траве, и в толпе раздались крики ужаса.
Мэтью устремился на помощь другу; он прыгнул, выполнил безупречное сальто и выбросил ноги вперед. Удар пришелся по спине демона, и адская тварь отлетела прочь от Джеймса. Мэтью приземлился на траву, Джеймс вскочил, схватившись за кинжал. Он швырнул клинок, оружие вонзилось в бок демону, и монстр с шипением растаял.
А потом на берегу озера воцарилась тишина.
Корделия не знала, что думать: неужели Сумеречные охотники одержали победу над демонами? А если те просто сбежали, удовлетворившись содеянным? Вдруг отступление было заранее запланировано, и твари совершили все то, что намеревались совершить? Никто не мог этого знать. Сумеречные охотники, собравшиеся в Риджентс-парке на пикник, неподвижно стояли на залитой кровью траве. Израненные и окровавленные люди еще не отошли от потрясения; все тупо, в полном молчании смотрели друг на друга.
Место, где они собирались приятно провести время, превратилось в поле боя: целые участки травы выжгло ихором, корзины и одеяла были помяты, испорчены, покрыты пятнами крови. Но это все было неважно. Важно было только то, что на траве неподвижно лежали три человека. Пирс Уэнтворт в залитой кровью рубашке потерял сознание, его сестра захлебывалась безутешными рыданиями. Барбару Лайтвуд Томас взял на руки, и Оливер одну за другой изображал исцеляющие руны на ее безвольно повисшей руке. Ариадна не шевелилась, и ее розовое платье сделалось алым. Чарльз уже был рядом, но голова ее лежала на коленях у Анны. Тоненькая багровая струйка стекала из уголка ее рта.
Да, демоны отступили, но они оставили после себя кровавый хаос.
5. Серая вуаль
Мириады огней оживают в ночи,
Рыжий свет фонарей, и мерцанье свечи,
Подмигнул мне кареты рубиновый глаз,
Среди тающих сумерек ветер угас,
Отблеск юной луны озарил небосвод,
И туман, как вуаль, над домами плывет.
Эми Леви, «Мартовский день в Лондоне»
Корделия прижалась к Люси. Карета Института неслась по улицам Лондона; до девушек доносился приглушенный цокот копыт лошадей, стук колес омнибусов, гудение автомобилей и шаги пешеходов. За окнами мелькали рекламные объявления. «Отель “Лошадиная Подкова”». «Паб “Три Гинеи”». «Новые роскошные пароходы». Корделия машинально читала вывески портных и торговцев рыбой, объявления, рекламирующие средства для завивки волос и дешевые типографии. В существование этого мира невозможно было поверить, настолько далек он был от того, который ненадолго предстал перед Корделией в Риджентс-парке. Мимо проплывал мир обычных людей, где придавали значение всяким глупым мелочам.
Мэтью сидел напротив девушек на бархатном сиденье, вцепившись пальцами в подушки. Волосы его торчали в разные стороны, льняной пиджак и шелковый галстук были покрыты пятнами крови и ихора.
Едва демоны исчезли, Джеймс ускакал на Балии, отцовском коне, в надежде быстро добраться до Института и подготовиться к прибытию раненых. Чарльз увез Ариадну в коляске Консула, и Мэтью пришлось просить Люси и Корделию взять его с собой.
Алистер вернулся в Кенсингтон, чтобы рассказать Соне о происшедшем. Корделия в глубине души была даже рада, что у нее на руках остались ожоги от ихора: она сказала брату, что ей нужно в лазарет Института, где ей обработают раны, а кроме того, у нее появился предлог остаться там, предложить помощь в уходе за пострадавшими. В конце концов, сказала Корделия, они постоянно должны думать о том, какое впечатление производят на Анклав.
– Сейчас? – воскликнул он, вытаращив глаза. – Даже в такую минуту ты волнуешься о том, что о нас подумают местные?
– Это важно, Алистер, – ответила она. – Мы должны стараться ради отца.
Алистер не стал с ней спорить. Корделию, в общем-то, не удивила реакция брата: она знала, что он с самого начала считал все ее планы и замыслы пустой суетой. Они уже поспорили об этом в Сайренворте, и она тогда крикнула, что не в состоянии его понять. Почему он не собирается защищать отца вместе с ней, почему он считает, что для Элиаса уже нет никакой надежды, если еще не испробовали все средства? Но брат лишь ответил, что она ничего не понимает.
– Я по-прежнему не в состоянии постичь, как это могло произойти, – заговорила Люси. – Демоны не появляются днем. Не появляются, и все тут.
– Я слышала о случаях, когда они приходили в этот мир при сильной облачности, в полумраке, – возразила Корделия. – Когда солнечные лучи не могут проникнуть сквозь тучи…
Мэтью хрипло рассмеялся.
– Это была не простая гроза. С другой стороны, я никогда не слышал о демонах, которые в состоянии управлять погодой.
И он вытащил из кармана жилета серебряную флягу. Люси одарила его неодобрительным взглядом и отвернулась.
– А что вы скажете о ранах? – спросила Корделия. – Я никогда не видела ничего подобного. У Барбары кожа почернела вокруг следов от укусов…
– Вы никогда не видели ничего подобного потому, что ничего подобного никогда не происходило до сегодняшнего дня, – фыркнул Мэтью. – Демоны, которые превращают день в ночь? Которые атакуют в тот момент, когда мы наиболее уязвимы, потому что мы считаем, будто появление демонов невозможно?
– Мэтью, – резко произнесла Корделия. – Прекратите пугать Люси. Мы пока даже не знаем, с чем имеем дело.
Вместо ответа он глотнул из своей фляги; в это время карета проехала перекресток Ладгейт-Серкус и повернула на Флит-стрит. Корделия почувствовала острый, сладковатый аромат спиртного, почему-то напомнивший ей об отце.
– Люси не так уж легко напугать, правда, Люс?
Люси скрестила руки на груди.
– Я боюсь за Барбару и Ариадну, и за Пирса тоже, – произнесла она. – Неужели тебе все равно? Барбара – наша родственница, а Ариадна – одна из добрейших людей среди всех, кого я знаю.
– В этом мире не существует особых законов для добрых людей, – начал было Мэтью, но прикусил язык под суровым взглядом Корделии. Затем сделал очередной глоток из фляги и оскалил зубы в ухмылке. – Да, я веду себя как скотина. Я это прекрасно понимаю, не сомневайтесь.
– Значит, перестаньте вести себя так, – упрекнула его Корделия. – Мой отец всегда говорил, что паниковать прежде, чем выяснишь все факты – значит перейти на сторону врага.
– Но кто наши враги? – заговорила Люси. – Сначала я предположила, что это демоны, но демоны обычно атакуют без всякой стратегии и метода. А эти демоны не обратили никакого внимания на простых людей и набросились прямо на нас.
– Демоны не всегда действуют беспорядочно, – возразила Корделия. – Возможно, за этим нападением стоит некий маг, который с какой-то темной целью вызвал стаю адских тварей, а может быть, так развлекается один из Верховных Демонов. Обычные демоны подобны животным, но, если я правильно понимаю, их повелители могут действовать вполне разумно.
Мэтью посмотрел на девушку с некоторым удивлением, но ничего не сказал. Они подъехали к Институту. На арке над воротами можно было прочесть латинский девиз: «PULVIS ET UMBRA SUMUS».
«Мы прах и тень».
Когда смолк стук колес, Мэтью протянул руку и толкнул дверцу экипажа. Спрыгнув на мостовую, он помог Корделии и Люси спуститься. Во дворе уже было тесно от множества карет; на одной из них Корделия заметила знакомый символ семьи Инквизитора, арочный мост. Она увидела и Балия, его поводья были привязаны к столбу у парадного крыльца. Бока коня были покрыты пеной; должно быть, Джеймс скакал по улицам во весь опор.
Когда очередная карета со стуком въехала во двор, Мэтью недовольно уставился на свою флягу, которая, судя по всему, была уже пуста.
– Думаю, мне нужно пройтись, – сказал он. – Я скоро вернусь.
– Мэтью! – на лице Люси был написан ужас. – А как же лазарет… мы нужны Томасу…
– Терпеть не могу больницы и больных, – коротко бросил Мэтью и повернулся к ним спиной. Корделия отметила, что он двигался медленно и не очень уверенно, словно боялся споткнуться. Интересно, что было у него во фляге, подумала она. Наверное, что-то весьма крепкое.
Люси была в ярости.
– Да как он смеет…
Она не договорила: как раз в эту минуту рядом остановилась очередная карета, дверь открылась, и появились Габриэль и Сесили Лайтвуд. У Габриэля был измученный, опустошенный вид; Сесили держала на руках маленького мальчика, темноволосого и голубоглазого. Корделия догадалась, что это, скорее всего, Александр, самый младший из кузенов ее подруги.
– Люси! – воскликнула Сесили и поспешила к племяннице. Корделия отступила на несколько шагов; ею овладели смущение и неловкость, она почувствовала себя посторонней. Эта сцена напомнила ей о том, что она выросла очень далеко от всех этих людей. «Далеко» не только в прямом смысле этого слова; она никого не знала в Лондоне, не была посвящена во взаимоотношения членов местного общества. Алистер, по крайней мере, учился в Академии, а она, Корделия, детство и юность провела дома, с матерью. Этот мир, мир Люси и Джеймса, был миром родственников и друзей, которые любили друг друга, а до Корделии никому из них не было дела.
– Я ничего не понимаю, – говорила Сесили. – Я получила сообщение Анны, но верится в него с трудом. Как могли демоны напасть на вас средь бела дня? Это бессмыслица какая-то. Может быть, вы приняли за демонов какие-то другие существа?
– Возможно, тетя Сесили, но напавшие на нас твари оставляли в точности такие раны, какие наносят демоны, – сказала Люси. – И кровь их весьма напоминала ихор.
Габриэль положил руку на плечо Люси.
– Половину Анклава отправили в парк, чтобы помочь тем, кто остался, и установить, что именно произошло. Скорее всего, это просто случайность, Люс. Это ужасно, но я уверен: такого больше не повторится.
– Скоро придет Джем, то есть Брат Захария, а с ним еще несколько Безмолвных Братьев, – добавила Сесили, подняв взгляд на освещенные окна Института. – Они исцелят Барбару и остальных. Обязательно. Иначе и быть не может.
Брат Захария. Джем.
Разумеется, он придет, сообразила Корделия. Джем Карстерс был безусловно предан своему ордену и Лондонскому Институту. «Может, мне удастся поговорить с ним, – подумала она. – Об отце».
Она прекрасно понимала, что Джем будет занят. Но ее отцу помощь была необходима не меньше, чем раненым, а в Институте работали и другие Безмолвные Братья.
Переводя взгляд с Габриэля на Сесили, она заговорила:
– Вы не возражаете, если я пойду с вами в лазарет? Наверное, там найдутся бинты, мне нужно перевязать руки…
Люси бросила на подругу взгляд, полный смятения.
– Маргаритка! Твои руки! Мне следовало излечить тебя сразу же, тебе нужна дюжина, нет, сотня иратце! Я совсем забыла, ведь ты молчала о своих ожогах…
«О Боже, только не это». Корделия вовсе не собиралась вызывать у Люси угрызения совести.
– На самом деле, болит совсем немного…
Сесили улыбнулась девушке.
– Вы говорите, как настоящая Карстерс. Джем тоже никогда не признавался в том, что у него где-то болит. – Александр у нее на руках завозился, желая, чтобы его поставили на землю, и она поцеловала волосы мальчика. – Идем же, Люси, отведем твою будущую парабатай в лазарет.
Джеймс никогда не видел такого в их лазарете. Разумеется, он слышал от отца и матери рассказы о Механической войне, о погибших и раненых, но за свою жизнь юноше редко доводилось видеть в больнице больше одного-двух людей, нуждавшихся в помощи. Томас однажды провел здесь неделю после того, как свалился с дерева и сломал ногу. Они с Джеймсом сидели на койке до поздней ночи, играя в карты и поглощая пирожки с джемом, испеченные Бриджет. Джеймс даже немного расстроился, когда исцеляющие руны, наконец, оказали свое действие, и Томас отправился домой.
Но сегодня все было совершенно иначе. В помещении было тесно: многие Сумеречные охотники получили ожоги от ихора, ушибы, легкие ранения. В углу за столом было организовано нечто вроде «поста медицинских сестер»; Тесса и Уилл с помощью Безмолвных Братьев раздавали бинты и наносили целительные руны тем, кто в них нуждался.
Трое пострадавших с серьезными ранами лежали на койках в дальней части лазарета; небольшая ширма отгораживала их от толпы. Однако Джеймс не мог удержаться и заглянул туда, чтобы увидеть Томаса; остальные члены семейства Лайтвудов еще не прибыли, и Томас молча сидел у постели сестры. Джеймс предложил побыть с ним, но Томас сказал, что хочет остаться с Барбарой наедине. Он держал руку девушки, пока дядя Джем обрабатывал ее раны. Она лежала совершенно неподвижно, и единственным признаком жизни служило ее слабое дыхание.
Брат Седрах, Брат Енох и Джем прибыли всего через несколько минут после того, как Джеймс прискакал в Институт с новостью о нападении. Седрах склонился над Пирсом, вливая ему какую-то тинктуру, предназначенную для того, чтобы частично заменить потерянную кровь. Брат Енох занимался Ариадной, и выражение лица у него было мрачное. Инквизитор Бриджсток и его жена стояли неподалеку от кровати дочери, время от времени обмениваясь тревожными взглядами. Бездетная пара удочерила Ариадну, воспитанницу Бомбейского Института, оставшуюся без родителей, и с тех пор оба относились к девушке, как к самому драгоценному сокровищу. Чарльз без сил упал в кресло; подобно Барбаре, Ариадна не шевелилась, лишь прерывистое дыхание позволяло надеяться на то, что она останется в живых. Под кожей на запястьях и на висках проступили темные вены.
