Леонид Андреев
Самсон в оковах
Фара. Прикажи его убить. Я исполню.
Галиал. Убить! А кто тогда защитит меня от смерти? Он мой ужас и гибель, – но он и защита моя. Ты думаешь, эти пощадили бы меня, если бы за мной не стоял Самсон, которого они страшатся? Мне жаль тебя, Фара: ты был мне больше друга, больше брата. Ты один верил мне, когда все сомневались, – и куда я привел тебя? Брат мой!
Фара. Мне не жаль жизни, на что мне жизнь? Умру, только и всего. Но мне больно за тебя, брат. Где твои дерзания? Где твоя смелость? Галиал, Галиал! Не ты ли ослепил Самсона, – кого же ты теперь боишься?
Галиал (протягивая руку к толпе). Их! Взгляни на эту толпу, на это стадо глупцов, занятых собою. Кто из них молится? Кто ждет? Взгляни: одни смеются, другие ссорятся из-за места и зовут приставника; честные женщины кормят детей, а нечестные мыслят о разврате, шепчутся с любовниками. Вон Гефтора кивает мне головой… Здравствуй, здравствуй, Гефтора, ты тоже погибнешь, блудница! Смеется и счастлива, – как будто не настал час гибели для всех! Или пляскою думаешь спастись?
Фара. Ты никогда так не говорил о своем народе.
Галиал. А разве я его знал? Я сам пел и плясал с ними, пока не подошла смерть. Чем встретим Самсона? Взгляни на них: достаточно одного дуновения из уст сильного, чтобы все это повалилось, как их глиняные дома от ветра! Звучат по камню шаги Самсона, – чем встретим его? Надо молиться, надо взывать и бить себя в грудь исступленно. Надо, чтобы и камни в храме молились и были горячи, как огонь. А это что? Все погибло! Придет Самсон и услышит безмолвие камня, и покажется ему храм пустым и не имеющим бога, – и кто остановит его руку, если поднимется на нас? Ах, Фара, – если бы у меня был такой бог, как у Самсона!
Фара. Правду сказал жрец: ты отступился от Дагона.
Галиал. Ты думаешь? Тебе тоже кажется?
Фара. Ты слишком много думал о боге Самсона.
Галиал. Ах, нет, нет! Не говори! (Пробует молиться.) Отец богов, всемилостивый, перворожденный… (Бормочет и смолкает; в лице его растерянность и страх.)
Фара смотрит на него с беспокойством и состраданием.
Фара (тихо). Не можешь?
Галиал (с глубоким вздохом). Нет. А ты?
Фара. Я уже давно не молюсь. (Со вздохом.) Пришла Далила. Взгляни.
Галиал. Что же нам делать? Что?
Понемногу прибывают и рассаживаются приближенные царя, среди них Далила с прислужницами. Она бледна и печальна, но одета пышно, как и все. Жрецы удалились. Где-то в стороне, отражаемое низкими сводами храма, раздается мрачное и глубокое пение жрецов. Низкие голоса звучат в унисон, в них темная страсть и угроза.
(Всматриваясь.) Я плохо вижу. Что у нее в лице? С нею говорил Самсон, и она что-то знает. Что у нее в лице, Фара?
Фара. Она печальна, но спокойна. (Со вздохом.) И прекрасна, как всегда. Галиал! – если ты и твоя сестра отступитесь от Дагона, то и я пойду за вами. Что мне Дагон? Вчерашний лев был для меня дороже Дагона, а я уступил его Самсону. Пусть возьмет и богов моих!
Галиал. Опомнись, Фара! И ты отступаешь? Кто же будет молиться? Ах, я один! (Яростно молится.) Отец богов, смилуйся! Перворожденный, всемилостивый… (Бормочет, закрыв глаза.)
Поют жрецы. От задних врат быстро идет Адорам, возбужденный и небрежно одетый.
Адорам. Галиал! Ты знаешь, что сегодня сделали на базаре эти глупцы? Они хотят: погубить нас. Я был у Ахимелека, но меня не допустили!
Галиал и Фара переглядываются.
(Яростно.) Меня, меня не допустили! Мне сказали, что Ахимелек молится и чтобы я убирался с моими певицами, – какие певицы?!
Галиал. Молится?
Адорам. Лгут! Просто скрывается от друга, которому стыдно взглянуть в глаза. Это ужасно! Ты погубишь нас всех, Галиал!
Галиал. Это судьба. А что Самсон? Все то же?
Адорам. Все то же. Здравствуй, Фара. Его ведут. Сейчас будет. Все то же. Молчит и нехотя, как царь, улыбается на мои шутки. Но скорее царя заставил бы я смеяться, чем этого израильского пса! Чтобы я убирался с моими певицами! – ты слыхал?
Галиал. А вино?
Адорам. Он отказывается от вина и не принимает пищи. Нет, ты знаешь: когда ему принесли обещанное золото, он по локоть купал в нем руки, а потом все подарил мне. (Злобно смеется.) Теперь я богат, как иудейская собака. Он невыносим. В нем появилось что-то злое и недоступное, он говорит издали, словно с горы!
Галиал. Его посетил бог! Фара, ты слышишь?
Адорам. Какой еще бог? Пустое. Но ты, Фара, поступил неосторожно: зачем ты спорил с ним вчера! Или мало убил ты львов и тебе не хватало одного? Он горд, как царь, этот пес, которому я давно всадил бы нож под лопатку. Галиал! – если сегодня твой Самсон обманет и не совершит какого-нибудь чуда и не напугает Ахимелека…
Галиал. Ты бредишь!
Адорам. Я не прощу тебя! Я сам велю сковать тебя и отправлю к царю, как барана! Все терять из-за твоей глупости! Мало ты брал из царской сокровищницы и дарил Гефторе.
Галиал. Адорам!..
Адорам. Кричи на глупцов, я тебя не боюсь. Отступник!
Спускается по ступеням и идет к тому месту, где Далила, садится рядом с нею и нетерпеливым жестом отвечает на ее вопросы. Увидев Беф-Епанима, идущего к своему месту, пробирается к нему и весело шутит. Галиал смеется.
Галиал. Ты видишь, Фара? И это мой брат, щенок, вскормленный мною. О Самсон, если ты не обманешь! – какой кровавый пир завтра же устрою я в Аскалоне! Сегодня они плачут о Газе, а завтра заплачут о себе, – и как заплачут! И первый, кому я всажу нож вместе с рукою, будет мой брат, Адорам.
Фара (гневно). Поручи его мне.
Пение продолжается. В храме сильное движение: все засматривают в эту сторону, поднялись с мест, тянутся через головы. Голоса: «Самсон! Самсон!» Со стороны тех же задних врат, сопровождаемый стражами и жрецами, быстро подходит Самсон. На нем одеяние раба, но имеет такой вид, будто это нарочно. На голове, однако, золотой обруч, знак высокого достоинства; руки закованы в цепи. От любопытных взоров толпы его отделяют колонна и кучка царедворцев, воинов и жрецов.
Самсон (громко). Где мой друг Галиал? Ведите к нему!
Верховный жрец. Тише! Кто смеет кричать в храме!
Голоса в толпе: «Самсон! Самсон!»
Самсон (не слушая жреца). Где мой друг Галиал?
Галиал. Я здесь, друг Самсон, я здесь! Вот моя рука.
Самсон. Дай руку.
Молча ворочает головой, как бы осматриваясь. Все движения порывисты и резки. Его окружили, но близко не подходят, смотрят на него со страхом. Пение продолжается. Верховный жрец приближается к Самсону.
Верховный жрец. Сын мой, я должен тебе сказать, что здесь нельзя говорить так громко…
Самсон (не слушая, перебивает). Галиал, это храм Дагона?
Галиал. Дагона.
Самсон. А кто шумит там? Я слышу голоса и крики. Это народ?
Галиал. Да.
Самсон. А что они поют? Это жрецы? Кто касается меня рукой?
Верховный жрец. Это я, Самсон, первосвященник храма сего.
Самсон. А! Это ты. У тебя холодная рука, не касайся меня.
Верховный жрец. Ты спрашиваешь, сын мой, о чем они поют? Они поют о славе и силе Дагона, отца богов, о его доброте и милости к живому. Ему ты сегодня поклонишься. Они поют о славе и силе Ваала, повелителя преисподней, бога зла, господа отчаяния и смерти; о семи духах бездны поют они. Ты слышишь, Самсон?
Толпа около Самсона постепенно редеет. Жрецы поют где-то близко, слышны слова.
Жрецы (поют). Их семеро, семеро их! – Семеро их в подземной бездне, семеро поднялись до небесной выси. – Они взращены в недрах подземной бездны. – Не мужского пола они и не женского. – Жен у них нет, детей они не рождают. – Они – опустошительные вихри; – им неведома жалость и пощада. – Мольбам и просьбам они не внемлют. – Они – дикие кони, взращенные в горах. – Богу Дагону они враги. – Они – сидят на больших дорогах, и прохода от них нет. – Бесы они, бесы! – Семеро их, семеро, трижды семеро! – О дух неба, к тебе взываю! – О дух земли, к тебе взываю!
Вся толпа в храме тихо повторяет последнее моление: «О дух неба, к тебе взываю! О дух земли, к тебе взываю!» Пение смолкает. Самсон опустил голову и молчит. На него с любопытством смотрят.
Второй жрец (тихо и заученно повторяет). О дух неба, к тебе взываю…
Самсон. Мне скоро начинать? Или будут петь еще?
Галиал. Сейчас прибудут царь Рефаим и Ахимелек. Присядь, отдохни, Самсон.
Самсон. Я не устал. Дай мне воды.
Галиал. Не хочешь ли вина? Оно подкрепит тебя.
Самсон. Нет. Дай мне воды.
Служитель храма приносит воду, и Самсон с жадностью пьет.
Благодарю. Где мне надо стоять?
Галиал. Пока здесь. Я с тобою, Самсон, и Фара здесь.
Самсон (усмехаясь). А, Фара! Дай руку, филистимлянин, ты хорошо натягиваешь лук. Но лев мой, я тогда ошибся, когда сказал, что твой. Ты слышал, как он взревел, умирая? Галиал, скажи, чтобы отошли и не дышали на меня так близко.
Жрецы, пожимая плечами, и другие отходят. Чей-то голос: «Не один ли это из семерых?»
Галиал. Самсон, здесь только я и Фара. Поверь мне, я умоляю: я люблю тебя, я люблю тебя! У меня нет друзей, кроме тебя и Фары. Ты слышишь голоса: это все мои враги, они хотят погубить меня и тебя. Ты молчишь, и я не знаю, о чем ты думаешь! Потерпи, друг, я умоляю.
Самсон. Я на тебя не сержусь. Позови ко мне Далилу, – она здесь?
Галиал. Здесь. Фара, друг…
Фара молча отправляется за Далилой.
(Шепчет.) Нас только двое, – откройся мне, Самсон. Твой бог с тобою? Ты усмехаешься, не веришь? О нет, какой же я предатель! Призови твоего бога – или он с тобою? – и убей моих врагов, я всех отдаю тебе. Только пощади меня и Фару. Ты слышишь? Сегодня тебя привели в цепях, ты раб, но завтра ты поведешь филистимский народ! Клянусь твоим богом, ты будешь царем. И мы будем молиться, мы все будем молиться, чтобы твой бог вернул тебе зрение, – он вернет, ты прозреешь! Самсон!..
Самсон сурово молчит. Галиал вздыхает и искоса смотрит на него, не то готовясь поразить его мечом, не то пасть на колени перед пророком. Подходит Далила, за нею Фара. Они с Галиалом отходят в сторону.
Далила. Возлюбленный мой, ты звал меня? Я здесь.
Самсон (нежно). Далила! Скажи мне: ты прекрасна? Я хочу знать, а сам не вижу. Ты прекрасна?
Далила. Так говорят люди. Для тебя моя красота, возлюбленный. Со вчерашней ночи, когда мчала я тебя в колеснице среди мрака и бури, и ты весь был мой, я полюбила тебя до смерти. Возьми меня куда хочешь, но не покидай меня: тобою дышу. Твой бог и мой бог, твой народ – мой народ, Самсон.
Самсон. Молчи! Я не пророк, Далила. Возле моего дома в Цоре был ручей, шумевший постоянно…
Далила. Я не знаю, возлюбленный, отчего ты так печально говоришь?
Самсон. Да, был. И он больше не шумит, Далила, я проклял его. Тебе не противна моя слепота? У меня такие дурные рубцы и шрамы. Нет, не целуй, тебя увидят – какая ты!
Галиал (подходя). Прибыл царь. Иди, Далила, поспеши. Самсон не уйдет от тебя… Правда, друг Самсон?
Далила. Прощай, возлюбленный мой! Прощай!
Самсон. Прощай.
В отдалении снова поют жрецы. В храме движение, крики: «Дорогу царю!» Предшествуемый воинами и слугами, окруженный царедворцами, медленно проходит к своему месту царь Рефаим, совершенно дряхлый, полуслепой старик. Его поддерживает под руку красивый и гордый Ахимелек, потом садится у его ног. Возжженные новые светильники заливают всю эту группу ярким светом; сияет золото и виссон, сверкают драгоценные камни и оружие; богатство царя и его близких кажется несметным. Пение продолжается, не смолкая. Все в храме становятся при проходе царя на колени, здесь также. Одновременно с этой стороны к Самсону подходят жрецы и служители храма, несут для него пышные одежды.
Галиал (шепчет). Поклонись царю, Самсон.
Самсон. Где он, я не вижу.
Галиал (шепчет). На колени. Тебе надо стать на колени, Самсон. Так требует обычай.
Второй жрец (резко). На колени!
Самсон становится на колени. Пение смолкло. Все встали.
Галиал. Теперь встань, Самсон. Сейчас тебе надо начинать. Помни, друг, помни.
Самсон. Что мне делать?
Верховный жрец. Тебе скажут. Осмотрите, хорошо ли подрублены цепи. Хорошо? Тебе их нетрудно будет разорвать, иудей.
Служители храма осматривают цепи.
Галиал. Ты еще не видал твоих одежд, Самсон, которые ты наденешь. Эй, подойти сюда! Попробуй, Самсон, нет, попробуй, – ты еще не знаешь какие. Правда, хорошо? Я тебе не хотел говорить, но это мантия самого царя Рефаима, пожалованная тебе. (Тихо и страстно.) Когда ты облечешься в нее, ты станешь нашим вторым царем, и весь народ пойдет за тобою!
Верховный жрец (перебивая). Ведите его! Не уходи, Галиал, ты мне нужен.
Галиал. Мое место возле царя.
Верховный жрец. Нет, твое место здесь. Ты еще нужен. И здесь повелеваю я! Иди за Самсоном и стой возле него.
Два вторых жреца выводят Самсона на возвышенное место между двумя колоннами, видимое всему народу. В толпе широкий гул и затем полное молчание. Верховный жрец, скрываясь в тени колонны, со злой усмешкой наблюдает за обрядом. Возле Самсона теперь остается только один третий жрец. Галиал стоит немного позади.
Жрец (протяжно). Раб милостивого царя нашего Рефаима, иудей Самсон, сын Маноя из Цоры, ранее бывший судиею и повелителем над нечестивым Израилем, желает преклонить колена перед народом и царем филистимским. Он просит позволения царя и народа.
Царь усиленно кивает головой, шепчет Ахимелеку.
Ахимелек (срывающимся голосом). Царь Рефаим снисходит на мольбы Самсона из Цоры. Пусть преклонит колена. Мы ждем!
Жрец. Самсон, сын Маноя из Цоры, преклоняет колена и униженно молит царя и народ филистимский простить его за содеянное зло. Кровь убитых на голове его и народа его до седьмого колена. (Негромко.) Становись же.
Самсон опускается на колени. В толпе гул восклицаний, смех, радость. Далила бледна, глаза ее гневно опущены.
(Тихо.) Теперь встань. (Громко и протяжно.) Слуга царев, верный Галиал, приблизься! Преисполни чашу скорби и унижений раба Самсона, князя израильского, и ударь его десницею твоею по ланите. (Негромко.) Бей же.
Галиал (в страхе шепчет жрецу). Этого не надо. Что ты еще придумал?
Верховный жрец (из-за колонны). Здесь я повелеваю. Бей!
Галиал (отступая). Я не стану, я не могу.
Самсон неподвижен, как будто не слышит. В толпе недоумение, гул. Ахимелек, встав, через головы гневно смотрит на Галиала.
(Нерешительно подвигаясь.) Самсон, ты позволишь мне… Самсон, клянусь, я сам не знал, они хотят погубить тебя и меня…
В толпе крики: «Бей же! Что же ты стоишь! Что ты медлишь! Он боится!» Толпа испугана.
Самсон, друг…
Нерешительно, точно обжигаясь, прикасается рукою к щеке Самсона. Тот неподвижен, как и прежде. В храме легкий вскрик и затем бешеный гул восклицаний, проклятий, хохота, женского визга. Царь слегка испуган. Далила с нескрываемой ненавистью смотрит на царя и народ.
Жрец. Молчание! Молчание! (Тихо.) Теперь стань сюда, обопрись о камни, так. (Громко и протяжно.) Раб Самсон! Ты показал нам степень смирения твоего и порадовал царя и народ филистимский. Теперь покажи силу твою. (Тихо.) Подними руки вверх. (Громко.) Разорви цепи, которыми ты окован, дабы видели мы несокрушимую и несокрушенную силу твою! Смотри, народ.
Самсон легким движением рук разрывает цепи: они падают со звоном. В первую минуту молчание испуга; почти все встали, но Самсон неподвижен, и снова своды храма сотрясаются бешеным воплем восторга. Громовой хор жрецов, покрывая голоса народа, возглашает славу Дагону и богам.
Жрецы (поют). Слава и сила Дагону! Перворожденному, отцу богов и людей! Сотворившему небо и землю! Слава светлоокой богине Иштар! Дарующей смех и любовь! Слава великому и мрачному Ваалу, господу зла и мрака, повелителю преисподней! Слава и сила! Слава и сила! Слава и сила! (Смолкают.)
Жрец. Молчание! Молчание! Самсон хочет говорить к Дагону, царю и народу филистимскому. Внимайте!
Самсон в недоумении молчит. Галиал также в недоумении и яростно смотрит на улыбающегося верховного жреца. Голос в дальних рядах: «Охрип, пес!» Смех. Самсон в недоумении ворочает головой и молчит. В толпе настойчивые крики:
– Говори, Самсон!
– Кайся!
– Пляши, Самсон!
– Палками иудейскую ослицу!
– У него вырвали язык, как и глаза! Зачем нам нужен немой! (Смех.) Несите палки – воловьими жилами бейте его!
– Говори, Самсон!
Самсон (громко и тупо). Что мне говорить?
Новый взрыв смеха, визга, проклятий. Некоторые из воинов и служителей храма тщетно стараются охранить порядок и восстановить тишину. Ахимелек, покраснев от обиды, гневно смотрит то на Самсона, то на кричащих.
Голоса. Пляши, Самсон!
– Расскажите ему, как плясали сегодня иудеи на базаре!
– Рря! – рря!
– Бейте его!
Галиал (кричит). Говори, Самсон! Вспомни! Дай знамение!
Самсон. Молчать!
Крики стихают. Самсон угрожающе делает шаг вперед.
Эй, вы, рабы филистимские, молчать!
Крики стихли. Одинокий голос: «Ты не царь, а мы не рабы». Короткий смех и молчание.
Я пророк, я меч, я жезл гнева господня! Волею бога Израиля и приказываю вам замолчать и в молчании внимать глаголу моему. Внимайте, народы! Внимай, небо и земля!
Галиал (в ужасе). Это молния Синая. Остановись!
Самсон. Господь сказал: «Я есмь господь бог твой, и да не будут тебе боги иные, кроме меня!»
Галиал (в ужасе кричит). Это молния Синая! Спасайтесь! Спасайся, Фара! Все погибло!
Амморей. Воины, за мной! Спасайте царя! Спасайте Ахимелека! За мной! Бейте его!
Устремляются к Самсону. Одни из воинов обнажили мечи и пробираются сквозь толпу, давя и тесня, другие натянули луки и целятся. Фара выхватил лук у воина и натягивает тетиву, спокойно целясь.
Самсон. Кто смеет поднять меч на пророка? Да падут мечи наземь. (Со звоном падают мечи.) Да разорвется тетива, как лен перегорелый! У меня нет очей, чтобы приказывать и повелевать, но взгляни на них Ты, боже Израиля, и одень их в неподвижность камня! Пусть станут камнями, окаменятся и станут безгласны и неподвижны, подобно камню стен и подпорок!
Два-три легких движения, вздох, и все каменеет. Еще пытается Фара сбросить страшное оцепенение и бессильно падает на одно колено; так застывает. Пал ниц Галиал, весь огненно-золотой, блистающий; увял, как ранний цветок на стебле, юный и прекрасный Ахимелек. Одна Далила, при начале успевшая близко подойти к Самсону, превозмогает силу наваждения, распластываясь, как под неимоверной тяжестью, подползает к Самсону и смотрит на него глазами поверившей. Застывает и она. Храм безмолвен, как кладбище.
Боже Израиля! Непреклонна Твоя воля, но сосуд нечистый избрал Ты для Духа Твоего, и недостоин я вести Израиля. Кто я, сын Маноя из Цоры, Самсон, которого бьют по щекам? Я полон скверны, я раб и собака, я люблю золото, вино и песни, – таковы ли Твои пророки, и мне ли возвещать Твои глаголы? Слепец на дорогах, куда приведу я Твой избранный народ? О, горе мне, горе, – я слеп и ничего не вижу. Что делать мне с силою Твоею? Ни храма Тебе я не создам, ни славы Твоей не умножу, – я слеп и ничего не вижу! – Почему все молчит? – Боже, ты здесь. Ты слышишь меня? Я, Самсон, я слеп и ничего не вижу. Ты слышишь меня? О господи боже, куда мне пойти с силою Твоею? Умри, душа моя, с филистимлянами. (Колеблет колонны, и храм рушится, погребая мертвых.)
