Катерина Даймонд
Секрет
Глава 7
Начальник
Плимут, два года назад
Девушка лежала на полу. Юбка задралась, так что были видны следы иглы и грязные трусы. Имоджен посмотрела по сторонам: холодная, пустая, страшная комната. Какое ужасное место для смерти. После закрытия школа для девочек быстро потеряла былое очарование. На доске появились непристойные надписи; окна помутнели от толстого слоя грязи. Хотелось укрыть девушку одеялом, согреть, лечь рядом и погладить по волосам; прошептать, что все будет хорошо. Она выглядела такой покинутой и одинокой. Пришлось отвести взгляд и подавить неуместную слабость.
– О господи! – прошептала Имоджен, возвращаясь к роли офицера полиции, для которого труп – обычное зрелище, и демонстративно зажала нос. Запах мертвого тела, неделю пролежавшего на полу закрытой комнаты, сшибал с ног. И все же приходилось сохранять видимость железной стойкости; так было принято в отделении полиции Плимута. Считалось важным демонстрировать напускную храбрость, иллюзию боевого духа. Если бы при виде ужасных сцен насилия сотрудники позволили себе проявить истинные чувства, то коллапс оказался бы неизбежным. Причем больнее всего душу рвали не кровавые подробности, а такие мелочи, как прилипшие к лицу девушки волосы, или то, что сейчас, зимой, она была одета по-летнему.
– Какое-нибудь удостоверение личности есть? – осведомился напарник, детектив-инспектор Браун. Они работали вместе с тех пор, как несколько лет назад Имоджен поступила на службу в отделение полиции Плимута, и хорошо ладили. По большей части.
– Проверь, если хочешь. Я трогать не буду.
– Пусть посмотрят эксперты-криминалисты. Я тоже не прикоснусь. Боюсь, лопнет.
Имоджен взглянула на рыхлую, обесцвеченную кожу. После смерти тело функционировало так же, как любое другое мертвое тело: разрушало, поедало само себя. Жившие в тканях бактерии стремились освободиться; газы копились и распирали так, что любое прикосновение грозило взрывом.
– А хлопушку тоже боишься тронуть, Сэм? Не круто, – пробормотала Имоджен и, сама того не замечая, провела рукой по своей юбке, потому что не могла поправить юбку мертвой девушки.
– Пожалуй, – рассеянно согласился Сэм. – Пойдем отсюда. Умираю с голоду. Угощу тебя ланчем.
– Неужели сможешь есть? – удивилась Имоджен. В этот момент трудно было представить что-нибудь более отвратительное, чем еда.
– Хороший бифштекс или что-нибудь пожирнее. Вот о чем мечтаю. – Сэм улыбнулся.
– Если будешь так питаться, заработаешь инфаркт.
– Должен заботиться о фигуре, Грей. Чтобы сохранять такую великолепную форму, приходится прикладывать немало усилий. – Он погладил живот. Сэмюэл Браун был невысоким, плотным человеком, у которого из расстегнутого ворота рубашки выглядывало больше волос, чем оставалось на голове. В чем его невозможно было обвинить, так это в самодовольстве.
– Спасибо. Пожалуй, обойдусь без ланча. Через час заканчивается смена, так что лучше займусь бумажной работой.
– Как угодно. Заодно и меня прикроешь. Мне обязательно нужно поесть. Вечером поедешь к маме?
– Да. Так же, как вчера. И, скорее всего, так же, как завтра.
– Но это не может продолжаться вечно, Грей. Ты тоже должна жить. Нужно, чтобы ей помогал кто-то другой.
– Все, кого я нанимала, вскоре наотрез отказываются работать. Она – настоящий кошмар. Но это мой кошмар. Кроме того, если мама не видит меня несколько дней, начинает беспокоиться.
– Понятно, почему ты до сих пор одна. Не даешь себе шанса даже на подобие нормальной жизни.
– Следует сделать вывод, Браун, что у тебя нормальная жизнь есть. И все же ты тоже один. О чем это говорит?
– Я – одинокий волк. Это выбор. Заарканить этого зверя невозможно. Было бы несправедливо по отношению ко всем остальным. К тому же мое одиночество – не утешительный приз. Хочу прожить свою жизнь именно так.
– Что ж, а я хочу именно так прожить свою жизнь.
– Кажется, на перекрестке стоит фургон с бургерами. Перехвачу что-нибудь на ходу, а потом поговорю с очаровательными жителями этой улицы. Выясню, видели ли они что-нибудь. Точно не хочешь истекающий расплавленным сыром смачный жирный бургер?
– Звучит, конечно, заманчиво, и все же нет. Спасибо. – Имоджен улыбнулась и ушла.
Едва открыв дверь маминого дома, сразу поняла, что на плите что-то горит. Бросилась на кухню и увидела дым. На конфорке стояла отчаянно закопченная кастрюлька с четырьмя черными яйцами, но уже – и, видимо, давно – без воды. Должно быть, мама поставила их вариться больше часа назад. Имоджен посмотрела на пожарную сигнализацию и увидела, что прибор разбит вдребезги. Должно быть, мама действовала ручкой метлы. Уже второй раз за месяц. Надо позвать мастера, чтобы починил.
– Привет, мам! Привезла тебе рыбу с картошкой!
– Значит, бросаешь на волю судьбы? Постоянно ругаешь за холестериновую еду, и вдруг сегодня привозишь рыбу с картошкой, – недовольно отозвалась Айрин.
– Тебе надо было стать детективом, – заметила Имоджен. Пристроила жирный пакет на единственный свободный участок стола и открыла шкаф в поисках чистой тарелки. Нужно бы остаться и помыть посуду: раковина едва вмещала почти всю мамину кухонную утварь, а над всей этой красотой летали довольные, сытые мухи. Пожалуй, на будущее нелишне купить бумажные тарелки.
– Куда собираешься?
– На свидание, – солгала Имоджен, оглядывая комнату. Здесь было так грязно, что по коже поползли мурашки. Одному богу известно, какие бактерии живут в этом воздухе. Имоджен почти пожалела, что не осталась на месте преступления. Необходимо срочно вызвать не только мастера, но и уборщицу.
– Свидание? – заинтересовалась Айрин. – С мужчиной?
– Нет, с буйволом.
– Слава богу! А то я уже начала думать, что ты…
– Да, мне известно, что ты начала думать.
– Он преступник? Надеюсь, ты не влюбилась в парня, которого арестовала?
– Нет, он не преступник. – Имоджен выложила рыбу и картошку на тарелку. Торопливо выдавила сбоку кетчуп и поставила тарелку перед мамой.
– Не люблю томатный соус.
– Тогда зачем покупаешь? – Имоджен вернулась на кухню и вытерла жирные руки грязным полотенцем. Айрин говорила неправду, но это не имело значения. Имоджен не собиралась поддаваться на эмоциональный шантаж ради маминого развлечения. Несмотря на слова Сэма, у нее была собственная жизнь. Она знала, что рано или поздно непременно начнется издевательство: как обычно, Айрин доведет дочь до отчаяния. А потому требовалось выскочить за дверь раньше, чем у мучительницы появится шанс начать наступление.
Спустя некоторое время, вдали от хаоса маминого дома, Имоджен затормозила возле отделения полиции Плимута и взглянула на себя в зеркало заднего вида. Достала тушь и подкрасила ресницы.
Вошла, села за стол, извлекла из ящика бланки для отчета о мертвой девушке. Посмотрела на стол Сэма. Браун давно ушел. На стопке фотографий с места преступления лежал порыжевший яблочный огрызок. Разумеется, не его. Имоджен точно знала, что Сэм не ест ничего сырого и не истекающего трансжирами. Дотянулась и взяла фотографии, а заодно сбросила огрызок в мусорную корзину. Остатки яблок неизменно вызывали тошноту. Возможно, из-за множества следов от зубов, обилия слюны и прочих судебно-медицинских факторов. Проведя выходные на семинаре по криминалистике, Имоджен прониклась неистребимым отвращением ко многим вещам: огрызкам, комнатам в отелях, сиденьям такси – особенно к спинкам. Отталкивало множество улик в форме телесных жидкостей.
Она внимательно изучила фотографии мертвой девушки. Пока вглядывалась, на ум пришла фраза: «Только по милости Божьей». Имоджен не отличалась религиозностью, но в этот момент оценила родившееся чувство. Она и сама могла бы лежать лицом вниз в собственных экскрементах и рвоте. Это происходит постепенно. Принимаешь одно плохое решение, потом другое – каждое следующее действует более разрушительно, чем предыдущее. А потом – хлоп! – прежде чем понимаешь, что случилось, становишься наркоманом, готовым на все ради очередной дозы. Имоджен хорошо это знала. Задумавшись, могла бы вспомнить определенные моменты жизни, когда боролась с собой за правильное решение. Когда, слава богу или тому, кто в этот день следил за мировым порядком, сумела побороть стремление к саморазрушению. Да, такие возможности напрашивались, но, к счастью, она точно знала, что существуют решения, которые невозможно повернуть вспять. И была благодарна этому знанию, потому что вредоносная склонность жила в ДНК, досталась по наследству. Она снова задумалась об отце. Каким он был? Неужели обладал той же чертой, что и мама? Ужасной склонностью к саморазрушению? Имоджен никогда его не знала и уже никогда не узнает.
– Детектив Грей? – Голос старшего детектива-инспектора Дэвида Стэнтона мгновенно вывел из задумчивости. Имоджен положила фотографии и обернулась. Начальник стоял у открытой двери своего кабинета, как всегда, мрачный и суровый. Мрачный и суровый, но, несомненно, чертовски привлекательный. В животе что-то вздрогнуло.
– Сэр?
– В кабинет!
Имоджен прошла по комнате, понимая, что все слышат стук каблуков, и надеясь, что никто не поднимет голову. Рабочий день подходил к концу. На местах остались только подхалимы. Подхалимы и она. Остановилась по стойке «смирно», и Стэнтон закрыл за ней дверь. Босс был высоким мужчиной – на добрых несколько дюймов выше шести футов. Каштановые волосы на висках уже подернулись сединой, а щетина на лице никогда не подчинялась бритве безоговорочно. Почти, но не окончательно.
– Возникли проблемы, сэр?
– Думал, сегодня уже не вернетесь.
– Решила написать отчет по свежим впечатлениям.
– Восхищен вашей рабочей этикой, Грей. – Он подошел к стеклянной двери и опустил жалюзи. – А до завтра нельзя было подождать?
– Можно.
Стэнтон возвышался на целый фут. Сейчас стоял за спиной – очень близко, – но не прикасался, и Имоджен ощущала на затылке теплое дыханье.
– Так почему же вернулась? – шепотом спросил он. От этих слов волосы на макушке зашевелились, а по коже побежали мурашки. Дэвид был здесь, рядом, от него веяло жаром сильного, возбужденного мужского тела. Хотелось, чтобы он сейчас же бросил ее на стол.
– Не знаю, сэр.
– Перестань называть меня сэром, Имоджен.
Он придвинулся ближе – так близко, как было возможно без прикосновения. Она ощущала его желание; чувствовала, как он распаляется. Двое ласкали друг друга без ласк, мечтая ощущать кожей кожу, повторять пальцами каждую линию тела, целовать, лизать, кусать. Флирт почти достиг критической точки. Сколько еще могла продолжаться опасная игра?
– Как же мне вас называть? – тихо, многозначительно спросила Имоджен. Каждая его клеточка тянулась к ней. От трепета и предвкушения мутилось сознание. Он склонился еще ближе, и в этот момент в дверь постучали. Стэнтон мгновенно отпрянул. Чары разрушились.
– Войдите, – произнес, откашлявшись, и шагнул в сторону. Стараясь вернуть сердце в обычный ритм, Имоджен глубоко вздохнула.
Дверь открылась в тот момент, когда Стэнтон поправил галстук и сел за стол в очевидной попытке скрыть вожделение. На Имоджен он больше не смотрел.
Вошла секретарша Джейми и подала стопку документов.
– Спасибо, Джейми. Детектив Грей… – Босс поднял взгляд, и щеки Имоджен вспыхнули. – Можете идти домой. Закончите отчет завтра. На сегодня достаточно.
Имоджен коротко кивнула. Не глядя по сторонам, вышла из кабинета и забрала со стола свои вещи. Посмотрела в окно кабинета и увидела, как Стэнтон надевает пиджак: сует руки в рукава. Заставила себя отвернуться. Скорее бы приехать домой и принять холодный душ.
Глава 8
Богиня
Плимут, два года назад
Имоджен и Сэм вошли в кабинет патологоанатома. Мертвая девушка лежала на столе. Сейчас она выглядела аккуратно причесанной, чистой и спокойной. При виде проявленного уважения Имоджен ощутила странное умиротворение.
– Итак, доктор, каково ваше заключение? – спросил Сэм. – Известно, кто она и что ее убило?
– Передозировка эпических масштабов. Приняла нечто кошмарное. В базе данных ДНК отсутствует. Я уже отправила ее фото в отдел поиска пропавших людей. Спросите там, – ответила доктор Кэрол Фостер.
– А на изнасилование проверяли?
– Следы сексуального нападения отсутствуют, – констатировала Кэрол. – Но есть кое-что другое: шрамы, указывающие на роды. Возможно, даже несколько.
– Сколько, на ваш взгляд, ей лет? – спросила Имоджен.
– Примерно двадцать. Точно известно лишь Богу. Жизнь была адом, так что, возможно, даже меньше. – Наступило молчание; все стояли над телом и смотрели. Каждый думал о своем.
– А что показал токсикологический анализ? – наконец осведомился Браун.
– Кристаллическая смесь вроде первитина, но в нее добавлено что-то еще, чего я прежде не встречала. Полная экспертиза займет некоторое время, – заключила доктор Фостер, с очевидной радостью возвращаясь к научным вопросам. Так проще справиться с чувствами.
– А еще что-нибудь есть? – спросила Имоджен.
– Вообще-то есть. – Доктор Фостер подошла к столу и подняла левую руку девушки. – Остатки ультрафиолетового клейма. Скорее всего, пропуск в какой-нибудь ночной клуб.
– Позвольте, посмотрю. – Имоджен склонилась, а доктор направила лампу на левую руку.
– Я знаю эту печать! Пропуск в клуб «Афродита», в центре города, – тут же уверенно заявил Сэм.
– «Афродита»?
– Да. Заведение принадлежит греческой семье. Нечто вроде притона.
– Никогда не слышала. – Имоджен пожала плечами.
– Забавного мало, Грей, однако это кое о чем говорит. Когда ты в последний раз была в ночном клубе?
– Афродита, богиня любви. Это стриптиз-клуб? – уточнила Имоджен. Она бы ничуть не удивилась, выяснив, что Сэм знает все местные клубы определенной направленности. Порою напарник позволял себе такие замечания, что отчаянно хотелось отвесить пощечину.
– Нет, но приходилось слышать, что в дальних комнатах происходит немало интересного. Известно: сунь управляющему несколько фунтов, и получишь дополнительное развлечение в отдельном кабинете. – Сэм широко, масляно улыбнулся.
– Несовершеннолетние? – настороженно спросила Имоджен.
– Нет, обычные шлюхи.
– Очень мило, Браун. Шлюхи тоже люди. – Имоджен покачала головой.
– Как скажешь, – равнодушно отозвался Сэм, поднимая простыню и осматривая тело.
Имоджен никогда не могла понять, было ли подобное поведение напарника показным или свидетельствовало о глубоком презрении к женщинам.
– По-твоему, они там покупают наркотики? В ночном клубе?
– Не знаю. Надо бы выяснить.
Ночной клуб «Афродита» представлял собой розово-красное чудовище, а располагался неподалеку от печально знаменитой Юнион-стрит. Владелец явно пытался вписаться в охватившую город страсть ко всему старинному, однако особого успеха не достиг. Красные кожаные диваны соседствовали здесь с розовыми стенами, местами покрытыми зеркальной плиткой. Все остальное убранство зала представляло собой черные блестящие поверхности. Преобладала тема розовых фламинго, мужской персонал щеголял в гавайских рубашках, а официантки носили платья в стиле пятидесятых годов, больше напоминавшие купальные костюмы и не оставлявшие простора воображению. Повсюду возвышались шесты, но не исключено, что они служили лишь своеобразным украшением. Аморальный дух заведения сомнений не оставлял. Имоджен даже думать не хотела о том, что может происходить в дальних комнатах.
– Мы еще не открылись! – оповестил стоявший за стойкой бара мужчина.
– Я – детектив Браун, а это детектив Грей, – представился Сэм и показал служебный жетон. Они подошли к бару и присели на высокие табуреты.
– Правда? И это ваши настоящие фамилии? Или вы просто поклонники Тарантино? – осведомился бармен, бесцеремонно оглядывая Имоджен с головы до ног и обратно.
Имоджен посмотрела на Сэма. Тот пожал плечами.
– Помните фильм «Бешеные псы»? Мистер Пинк и мистер Орандж?[2] Самая маленькая скрипка в мире? – Голос донесся с дальнего конца бара, где сидел человек со стаканом виски в руке и смотрел, вопросительно вскинув брови. Униформы на нем не было.
Имоджен покачала головой.
– Мы пришли, чтобы показать фотографию. В морге лежит требующее идентификации тело. На руке жертвы заметно клеймо этого заведения. – Она подошла к человеку с виски. Тот выглядел невозмутимым. Должно быть, провел здесь немало времени.
С интересом осматриваясь, Сэм неторопливо направился в противоположную сторону.
– Хорошо. Только для начала предъявите удостоверение. Осторожность никогда не помешает, особенно здесь. – Незнакомец улыбнулся и вытянул руку. У него были волосы цвета ириски, зеленые, с янтарными искрами глаза и такой же, как у Клинта Иствуда, невероятно тяжелый, пронзительный взгляд. Имоджен подумала, что, должно быть, этот человек часто и подолгу смотрит вдаль.
Она достала из кармана бумажник, открыла и показала удостоверение. Незнакомец взял карточку.
– Имоджен. Какое красивое имя. – Склонил голову и посмотрел пристально. В отличие от бармена, он глаз не отводил. Медленно встал, подошел вплотную и вложил удостоверение в руку. – Итак, чем могу помочь, Имоджен?
Трудно было понять, пытался он напугать или флиртовал. Глаза танцевали, а на губах играла уверенная улыбка. Детектив Грей слегка откашлялась.
– Прежде всего, можете представиться.
– Меня зовут Дин. Желаете получить номер телефона? – Он улыбнулся, и морщина на лбу разгладилась.
– Прошу посмотреть на фотографию и сказать, знакома ли вам эта девушка.
Она достала снимок и протянула. Дин коротко взглянул и тут же вернул.
– Извините, такой не знаю.
– Уверены? Вы ведь здесь управляющий, не так ли?
– Боюсь, что нет. Просто зашел по дороге. – Он посмотрел прямо и снова улыбнулся; на этот раз мягче. Несмотря на улыбку, Имоджен заметила в глазах непреклонность. Прищурилась и отвела взгляд, не понимая, что у него на уме. Решила, что зрительного контакта пока лучше избегать. Что-то в этом человеке вызывало тревогу.
– Владелец заведения, Элиас Папас, вам знаком?
Дин вздрогнул.
– Да, я его знаю. Только он редко здесь бывает. Скорее, руководит на расстоянии.
– А как насчет его брата, Антониса Папаса?
Имоджен почти не сомневалась, что Дин попытался спрятать усмешку за стаканом, проигнорировав вопрос. Судя по всему, Антониса он хорошо знал и не любил.
– Уверены, что не узнаете девушку? – Рядом неожиданно возник Сэм и впился глазами в лицо Дина. Имоджен даже не заметила, как тот подошел. Дин по-прежнему не отводил глаз; хотя она на него не смотрела, все равно чувствовала, что ее очевидный дискомфорт вызывает у него улыбку.
– Могу сказать только то, что по четвергам мы проводим дамские вечера. Вполне вероятно, она их посещала.
– Мы? А мне показалось, что вы просто зашли по дороге, – заметила Имоджен.
– Просто фигура речи.
– Несомненно.
– Эти камеры работают? Подождите, не отвечайте. Пущу в ход силу мысли и сам догадаюсь, что нет. – Сэм усмехнулся.
– Кажется, в настоящее время аппаратура неисправна, но лучше спросить Джорджа. Он здесь работает и все знает. Джордж! Иди сюда!
Бармен в гавайской рубашке подошел и притворно улыбнулся. Дин протянул руку за фотографией и передал коллеге.
– Видел эту девушку?
– Нет, сэр, никогда. – Джордж покачал головой.
– Сэр? – Имоджен улыбнулась. Как все просто! – Это тоже фигура речи?
– Поверили бы мне, если бы я ответил «да»? – Дин пожал плечами.
– Интуиция подсказывает, что вы слишком свободно обращаетесь с правдой, – заметила Имоджен. Дин склонился и оказался в опасной близости.
– Вас учили понимать людей? – поинтересовался иронично, вернулся в прежнее положение и снова поднял к губам стакан. Имоджен забрала у бармена фотографию и спрятала в бумажник.
– Джордж, камеры сейчас работают?
– Прошу прощения, детектив. Не работают.
– Что же. – Она покачала головой. – И на том спасибо, парни.
Дин достал визитную карточку и молча протянул. Имоджен взяла и прочитала имя: Дин Кинкейд.
– Может быть, дадите свою? Вдруг что-нибудь вспомню?
Она неохотно отдала визитку. Не оставалось сомнений, что с этим человеком еще предстоит встретиться. Трудно было понять, насколько он важен. Вообще-то люди обычно тянутся к соотечественникам, однако в облике Дина Кинкейда, с его зелеными глазами и волосами цвета темного песка, не было ничего греческого. Имя говорило об ирландском происхождении. Возможно, в будущем он окажется полезным; всегда легче бить того, кто не проявляет безусловной преданности.
Глава 9
Любовник
Сейчас
Едва очнувшись, прежде всего Бриджит почувствовала свою ногу. Нога болела, и импульсы острой боли волнами распространялись по всему телу. Она раскрыла ладонь, прикоснулась к поверхности, на которой лежала, и ощутила не грязный берег реки, где заснула, а кровать.
«Голова убивает». Бриджит открыла глаза. Когда они привыкли к свету, увидела, как из дальнего угла комнаты заглядывает солнечный луч. Посмотрев по сторонам, поняла, что лежит в каком-то подвале или погребе. Точно ниже уровня земли. За оконной решеткой виднелась дорога, на которой время от времени мелькали тени ног: люди ходили по стеклоблокам. «Где же я, черт возьми?»
Взглянула вдоль тела и увидела, что нога забинтована. Спортивных штанов на ней больше не было: она лежала в трусах и в куртке с капюшоном – той самой, которую второпях схватила в борделе. Куртка оказалась расстегнутой, и Бриджит инстинктивно потянула молнию. В голове шумело, как с похмелья, но ведь накануне она не пила. Значит, это от холодной речной воды и от усталости. В комнате пахло сыростью. Порванные грязные обои отстали от стен и свисали клочьями. Возле кованой железной кровати лежал персидский ковер. Рядом стоял большой торшер с розовым абажуром – точно такой же, как у бабушки. Угол занимал овальный туалетный столик, где лежали расческа и ручное зеркало. Над кроватью даже висела картина. Судя по всему, это была чья-то спальня.
Бриджит спустила ноги с кровати и встала. Голова закружилась; она снова села и посмотрела на руки: ладони показались чужими. Снова поднялась и, превозмогая боль, подошла к железной двери в дальней стене. Потянула, потом толкнула, но открыть так и не смогла. Окно оставалось все тем же: маленьким, с толстым непрозрачным стеклом и решеткой. Выхода отсюда не было. Бриджит заглянула за занавеску в углу и увидела старый грязный унитаз. Казалось, эту комнату обустроили специально для нее. Она задумалась. Не вызывало сомнений, что тот, кто это сделал, не стал бы хлопотать, если бы собирался сразу ее убить.
Теперь голова не просто кружилась, а еще и раскалывалась от боли. Стены покрывала плесень, плотный сырой воздух застревал в горле. Над дверью виднелась отдушина. Бриджит подняла руку, но сквозняка не ощутила. Где же остальная одежда? Огляделась и обнаружила штаны: аккуратно сложенные, они лежали в конце кровати. Торопливо схватила и надела. Штаны оказались чистыми, пахли стиральным порошком. Здесь было тепло, где бы ни находилось это место. На тумбочке возле кровати стояла наполовину пустая бутылка минеральной воды. Бриджит жадно припала к горлышку. «Что за странный вкус?» Наверное, преследователь нашел ее на берегу. Неужели не поленился донести до машины и отвезти обратно в город? Внезапно все в комнате задрожало. Наверное, рядом железная дорога или станция. Может быть, это вообще не Эксетер?
Пути на волю не было. Бриджит забарабанила в дверь, но та оказалась такой толстой, что поглотила шум. Провела пальцами по стенам в надежде, что кирпичи держатся неплотно, но ни один не дрогнул и не пошевелился. Снова посмотрела на руки. В детстве в наказание за плохое поведение ее часто запирали в комнате. Этот подвал странным образом напоминал прежнюю обстановку – вплоть до плохой картины из семидесятых над кроватью. Когда отец ее запирал, брат непременно находил способ принести еду, и она сидела в одиночестве: без телевизора, без общения с семьей. Строгость отца проявлялась и на службе, в полиции. Да и сама Бриджит выбрала эту работу во многом благодаря ему. Ничего страшного, она справится. Сумеет отсюда выбраться. Обязательно сумеет.
Внезапно послышался звук ключа в замке. Хромая, Бриджит добралась до кровати, легла и почти полностью закрыла глаза; оставила лишь маленькую щелку между ресниц, чтобы видеть, что происходит. Дверь медленно приоткрылась, и в комнату вошел молодой мужчина. Сама не понимая почему, Бриджит совсем не испугалась. Напротив, сразу, хотя и без причины, почувствовала, что ему можно доверять. Странное ощущение противоречило всем правилам полицейской службы. Она поднялась и села на кровати.
– Проснулась? – Мужчина принес еду. Поставил поднос на стул и опустился рядом. В голове мелькнула мысль: «Ты не Сэм». Незнакомец убрал с ее лица волосы и поцеловал в щеку.
– Почему я здесь? – собственный голос показался странным, чужим.
– Прости, Бриджит. Просто пытаюсь защитить тебя от опасности. Знай, что я всегда на твоей стороне.
– Мне нужно срочно связаться с Сэмом.
– Я с ним разговаривал. Он приедет за тобой, как только сможет, а сейчас велел сказать, чтобы ты вела себя тихо.
– Правда? – растерянно спросила Бриджит. – Можно ему позвонить?
– Прости, но пользоваться телефоном очень опасно. За нами постоянно следят. – Человек показал на камеру в темном углу возле окна: Бриджит ее не заметила. – Как только появится возможность, сразу переправлю тебя в надежное место. Не обижайся, моя хорошая. – Он положил руку на плечо. Удивительно, но прикосновение оказалось приятным, успокаивающим. – А сейчас надо поесть. Поддержать силы.
Бриджит посмотрела на поднос. Кем бы ни был этот человек, он знал, что ей нравится. «Лукозейд» любила с детства. Брат обычно покупал бутылку по дороге из школы и тайком передавал, когда она сидела взаперти. И красное яблоко здесь было. Она любила красные яблоки. В детстве вытаскивала семечки и выкладывала из них узоры. Они с братом изобрели собственный тайный язык и с помощью яблочных семечек передавали друг другу сообщения. А еще на подносе оказался йогурт с ложечкой и сэндвич с курицей, листьями салата, майонезом и горчицей на зерновом хлебе. Отлично. Но откуда он все это знает?
Человек улыбнулся. Обнял, привлек и коснулся губами губ. Мысли путались. Никак не удавалось вспомнить, как его зовут. Она ответила на поцелуй. Губы оказались мягкими и пахли сигаретами. Словно в тумане, Бриджит погладила небритую щеку. Он поцеловал жадно и опрокинул на кровать. Она вцепилась в его одежду, отчаянно стремясь ощутить безопасность. Почему-то не сомневалась, что в страстных объятиях найдет утешение и покой. Сбросила трусы, и они вместе спрятались под одеяло. Бриджит забралась наверх: под тяжестью его тела нога болела. Быстро расстегнула молнию на куртке; он тут же запустил ладони и принялся гладить. «Боже, до чего же хорошо!»
Когда они вместе двигались, очень хотелось, чтобы незнакомец не уходил, а все время оставался рядом, но почему-то было ясно, что это лишь украденный миг, что времени мало. Человек защищал; он не мог держать ее в плену. Тело пылало. С Сэмом она никогда не испытывала подобного экстаза. Или испытывала?
Потом он встал, натянул брюки и, глядя на нее сверху вниз, застегнул молнию. Подал спортивную куртку с капюшоном, и Бриджит прикрыла плечи и грудь. Улыбнулся и ушел за занавеску, в туалет. Бриджит схватила сэндвич и молниеносно проглотила. Йогурт не тронула, но ложку спрятала в карман. Жадно выпила «Лукозейд». Незнакомец подошел к кровати. Взял стоявшую возле стены большую сумку, покопался в глубине и протянул бутылку воды. Бриджит благодарно приняла.
– Скоро вернусь. Обещаю. – Он шагнул к выходу, но тут же остановился. – Забыл: надо принять антибиотик, чтобы нога не воспалилась.
Достал из кармана упаковку и протянул две таблетки. Бриджит положила их на язык и запила водой из бутылки. Сразу захотелось в туалет. Когда вернулась из-за занавески, человек исчез вместе с пустым подносом. Жалко, что яблоко тоже унес.
Бриджит подошла к двери и дернула ручку. Заперто. С трудом вернулась к кровати: голова закружилась. Не надо было принимать эти таблетки. Что же происходит? Снова очень захотелось спать. Она подняла ногу на кровать и размотала повязку. Рана оказалась не такой страшной, как представлялась. Уже начала затягиваться. А когда это случилось, было очень больно: стекло застряло глубоко. Воспоминания ускользали все дальше и дальше, словно растворяясь в густом тумане.
Вдруг послышался царапающий звук. Бриджит обернулась. Звук доносился сзади, из угла. Кто-то скреб стену. Но не человек: удивительно, но в углу сидела собака, причем странно знакомая – коричневая, с белыми пятнами. Совсем как ее давний любимец, Уилберфорс. Пес скреб бетонный пол, пытаясь прорыть ход и выбраться на волю. Звук частого дыхания успокаивал, напоминал, что рядом есть кто-то живой.
– Эй, песик! – позвала Бриджит.
Как он мог здесь оказаться?
Собака тут же перестала скрести, подбежала к кровати, послушно села и горячо задышала в лицо. Непонятно, как такое могло случиться, но это действительно оказался Уилберфорс: на ошейнике красовалась медная бляшка с большой буквой «У». Уилберфорс умер, когда Бриджит было тринадцать лет. Должно быть, это сон. Пока она смотрела, собака легла на пол и захрипела. Глядя, как отчаянно та ловит воздух, Бриджит вспомнила, как нашла Уилберфорса мертвым. Его сбила машина. Ужасно, но сейчас все происходило заново: из-под собаки сочилась кровь. Красная лужа покрыла пол и начала подниматься. Бриджит запаниковала. Что было в этих таблетках? Легла, постаралась успокоиться и совладать с мыслями.
– Это неправда, неправда, – твердила громким шепотом.
Бриджит лежала на кровати, а красная вода уже плескалась рядом, заливала покрывало. Волны становились все агрессивнее, и она ощущала их вкус. Руки, ее собственные руки, стали красными. Может быть, так проявилось чувство вины за то, что случилось с Ди? Если бы она внимательно следила за происходящим, Ди не погибла бы.
«Прости, прости, Ди. Это неправда, неправда».
Кровать качалась. Бриджит лежала неподвижно. Ощущение напомнило, как в детстве она играла с мамой в прятки. Залезала под пуховое одеяло и не дышала, пока та лихорадочно обыскивала дом. До сих пор не знала, действительно ли хорошо пряталась, или мама искусно подыгрывала. Первое объяснение казалось менее вероятным. Наконец качка прекратилась. Время медленно тянулось. Бриджит осторожно приоткрыла глаза. Красная вода исчезла, а вместе с ней пропал и Уилберфорс. Комната вернулась в нормальное состояние. Если не считать страшной головной боли, наступило успокоение.
Бриджит снова перевязала рану на коленке, осторожно поднялась с кровати, взяла стоявшую возле туалетного стола табуретку и отнесла к камере, стараясь оставаться вне поля зрения. Залезла на табуретку и потянула за отходивший сбоку провод. Провод свободно поддался и повис, ни к чему не прикрепленный. Обрезан. Оказалось, камера здесь просто для вида.
