Катерина Калюжная
Тайны тёмной цитадели. Том 2

Полная версия

© Калюжная К., текст, 2019

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2019

© ИП Суховейко Д. А., издание, 2019

Часть 2
Макар

Продолжение

Если бы Макар мог изменить прошлое, то сегодня утром он сделал бы это, не задумываясь. К сожалению, повлиять на историю не умел даже Сантьяго, сильнейший из колдунов. Даже в древности, когда магия обладала поистине невообразимым размахом, никто не мог вернуться назад и исправить совершенные ошибки.

День без девушки по имени Алиса, вихрем ворвавшейся в его жизнь и разделившей ее на бесконечно длинное и неправильное «до» и «после», в котором была только боль и грусть, связанная с вечной разлукой.

Встретив Лейлу на центральной лестнице замка, Макар без обиняков заявил, что уходит от нее. Его больше не трогали ни слезы, ни скандалы, ни истерики. Лейла ибн Халликан стала ему безразлична. Конечно, ему придется встречаться с ней по долгу службы, но не более того. Даже дружеские отношения его не интересовали. Все, что их связывало, для него осталось в прошлом, которое он мечтал изменить.

Как выяснилось, друзей, готовых принять в своем доме рассорившегося с женой человека, у Макара не оказалось. Соседи, занимавшие по нескольку комнат на этаже для избранных, ссылались на разные обстоятельства и вежливо отказывали ему в приюте. Товарищи по группе виновато отводили глаза, но не хотели связываться с Лейлой. Идти к Сантьяго и просить новую комнату было бессмысленно. Во-первых, потому, что в замке таких просто не было. Уже давно воители, поселившиеся здесь во время противостояния, размещались по двое, по трое в клетушках, тесных для одного, а многие вампиры, обычно живущие в городе, вообще обосновались в подвалах, воздух которых для живых был смертельно опасен. Во-вторых, Испанский Дьявол не считал нужным вмешиваться в проблемы своих слуг. Если ты не можешь отбить себе комнату или обманом втереться к кому-нибудь в доверие и напроситься пожить на пару месяцев – ты слабак и глупец, а значит, не заслуживаешь уважения. Можно было, конечно, нарваться на ссору с кем-нибудь, у кого было приличное жилье, и, убив хозяина комнаты на ристалище, занять его место, но подобные методы Макар не любил, хоть и понимал: если противостояние затянется, ему все же придется пойти на этот шаг. Не в коридоре же жить, в конце концов!

Бродя по бесконечным этажам с лабиринтами и тупиками, Макар натыкался на возбужденных предстоящим праздником знакомых. Кто-то его поздравлял, кто-то безразлично проходил мимо, но никого не интересовало, что творится на душе у одного из избранных. Даже для такого сильного человека, каким был Макар, пережить столько стрессов за неполные полгода оказалось слишком. Он не знал, что убивает его больше всего – то, что любимая сестренка Лида оказалась враждебным магом, или что его бывший и, пожалуй, единственный друг стоял по другую сторону баррикад, став для нее тем, кем должен был быть он, Макар, или то, что женщина, которая была его женой, превратилась в ненавистное чудовище, или что он встретил другую девушку, быть с которой вместе не сможет никогда. Немного подумав, Кузнецов пришел к выводу, что в данный момент его сильнее всего беспокоит отсутствие жилья. Над остальным он все равно не властен. Беспомощность раздражала, но помогала относиться к происходящему с некоторым несвойственным темному смирением.

В своих мытарствах Макар добрел до этажа, на котором располагались клетушки вампиров, прикомандированных к «псам» и потому имеющих постоянное жилье в замке. Среди немертвых царило такое же оживление, какое и среди живых, несмотря на то, что большинству из них предстоит провести новогоднюю ночь на стенах, охраняя остальных от возможного нападения. Сегодня только вампиры будут патрулировать территорию, рабам не место за общим столом, и то, что хоть кому-то из них выпадет честь присутствовать при общем веселье, считалось огромной милостью со стороны Сантьяго и вызывало множество пересудов. Такое позволялось далеко не каждый год, только тогда, когда надо было умилостивить всех в преддверии трудного боя, такого, какой намечался на год грядущий.

Макару немертвые были глубоко безразличны. Он привык смотреть на низших, как на расходный материал. Поговаривали, что у некоторых темных они считаются полноправными членами общества, их уважают, с ними не стыдятся даже породниться. Все может быть, но Кузнецов привык считать подобное блажью. Хотя, если быть честным, в их рядах тоже находились любители пиявок, которые не брезговали ни физической близостью, ни дружбой с кровопийцами. А некоторые, самые безумные и пресытившиеся, даже выскакивали замуж или женились на немертвых. Стоило признать, в постели вампиры были хороши. Совершенно неутомимые любовники! Как и любой темный, Макар несколько раз проводил ночь с прекрасными вампирками, но все удовольствие вмиг исчезало, стоило вспомнить, что по большому счету он держит в объятиях труп.

Сегодня общество рабов Испанского Дьявола было Макару неприятно вдвойне, но он старался этого не показывать: вроде как у них есть чувства, и мало кто выбрал подобную жизнь добровольно. Это не значило, что среди них были его друзья. Даже в свою группу он брал только живых, зная все о преимуществах немертвых.

Мысли проносились в голове, не задерживаясь надолго. Внимание рассеивалось, перескакивая с одного на другое. Макару казалось, что он погрузился в густой туман и постепенно становился его частью. Он брел куда глаза глядят и куда несут его ноги, словно превратившиеся в вату или в мыльную пену. После бессонной ночи слипались глаза, но прилечь ему было некуда. Мелькнула мысль вернуться в машину, но это вызвало бы слишком много пересудов, и Макар продолжал идти вперед без особой цели, таща за собой тяжелый чемодан на колесиках, вмещавший в себя все, что он успел накопить за пятьсот лет рабской службы.

Когда противостояние останется позади и не будет на свете ни крошки Лиды, ни преданного Стаса, ни бесстрашной Сони, ни ее прекрасной дочери, ему выделят новые апартаменты. Но о тех временах Макар думать не хотел. Слишком больно…

Он вырвет победу для своего господина, даже если его сердце при этом разлетится на миллион кусочков и никогда не срастется вновь. Личные чувства ничто по сравнению с долгом. Ничто. Он и сам ничто. Все они, живущие здесь, ничто. К горлу подкатил склизкий ком, пришлось сделать судорожный вдох и сглотнуть горечь, пропитавшую каждую клеточку тела.

После слов Лиды Макар понял многое. Он не смог бы служить свету, но и тьма в лице Сантьяго стала представляться чем-то мерзким и неправильным. Он многое отдал бы, чтобы пасть в грядущем бою, но добровольно складывать голову на плаху не собирался. По природе бывший кузнец был борцом, он не мог позволить себе сдаться, а воинов, способных одолеть его, на свете просто не было. К сожалению…

Только смерть могла позволить Макару быть с той, без которой с этого дня его жизнь не имеет смысла. Мир, который принадлежал бы им двоим, находился за гранью. Но даже это было для него недоступно: фортуна давно избрала его своим любимым сыном и хранила, как нечто очень ценное, от любых напастей, недугов и немилостей. Макар еще раз вздохнул и прикрыл глаза. Неужели он смог бы подставить шею под меч, а грудь под пули, если бы представился шанс? Честнее было бы ответить: «нет». Он был слишком тщеславен, не умел проигрывать. Он так долго шел к славе непобедимого воина, так добивался чести быть избранным, так мечтал, чтобы его имя гремело по всему бессмертному миру наравне с именем его господина… Готов ли он отказаться от всего этого ради сестры, ради старого друга, ради женщины, ставшей для него воплощением грез? Макар знал: он никогда не откажется от всего, что у него есть. Не хватит силы духа, банальной смелости, не той, что нужна, когда с оружием в руках ты идешь на врага. Другой смелости, которая заставляет делать правильный выбор, принимать свою судьбу, какой бы она ни была. Смешно, но в этом он был трусливее любого из своих давно покойных братьев, трусливее простого уличного мальчишки. Он не умел смирять свою гордыню, не умел принимать жизненные трудности с высоко поднятой головой, благодарить судьбу за милости, выпавшие на его долю.

Кто-то стоял на его пути, но, пользуясь правом высшего, Макар не стал уступать дорогу. Избранные не смотрят по сторонам, перед ними должны расступаться. Тот, что шел ему навстречу, видимо тоже думал о своем. Столкновение получилось сильным, заставив крепкого Макара слегка пошатнуться. Подняв глаза, бывший кузнец увидел перед собой вампира. Его имя он запомнил хорошо: слишком много сил потребовалось затратить, чтобы узнать, кем он был раньше. Олег. Бывший воитель Линды, приятель Стаса.

– Извините, сеньор, – быстро пробормотал Олег, заметив, на кого наткнулся. Однако, несмотря на вежливый тон, в его голосе не было ни капли уважения или почтения. Вампир словно посмеивался над избранным, перед которым обязан был пресмыкаться. И хотя Макар чувствовал затаенный в немертвой душе страх, внешне он никак не проявлялся. Это было неприятно и безразлично одновременно. Неприятно, потому что он привык к почестям. Безразлично, потому что ему не было дела до какого-то вампира.

– Извинения приняты, – холодно сказал Макар. А потом ему вдруг вспомнилась Линда. И, сам не понимая, что делает, он неожиданно спросил: – Как дела?

Олег опешил от интереса, проявленного высшим воителем к его скромной особе, но постарался не показать своего удивления.

– Отлично. Сегодня буду не на стене, а на празднике – огромная удача, – парень улыбнулся искренне, будто разговаривал с другом. В его глазах загорелись огоньки. Странные у него глаза: лихорадочно блестят, как у всех вампиров, но при этом остается в них что-то живое, человеческое. И цвет необычный.

– Рад за тебя, – в ответ улыбнулся Макар.

– А у вас как дела, уезжаете? – глянув на чемодан, поинтересовался Олег.

– Переезжаю, правда, пока не знаю куда, свободных комнат нет, – зачем-то ответил Макар. В голосе прозвучала горечь, которую он не собирался показывать низшему. Стало обидно, но, с другой стороны, какая разница, что тот подумает?

– Идите к друзьям, – серьезно посоветовал Олег. Слово «друг» почему-то очень многое для него значило. Сейчас в этом вечно холодном замке, который иногда ни с того ни с сего раскалялся до температуры Сахары в полдень, их у него не было, только приятели. Но когда-то были, раз так трепещет немертвое сердце при одном слове «друг». И у Макара Кузнецова друзья должны быть, он же живой и давно уже состоит на службе у Хозяина, а значит, знает всех вокруг.

– У них нет свободных мест, – ответил Макар, стараясь сделать так, чтобы голос звучал безразлично. Еще не хватало, чтобы его жалел вампир.

– У них же по пять комнат на одного, – удивился Олег и тут же замолчал. Только сейчас он заметил, что воитель выглядит грустным и очень усталым. В светлых глазах притаилась боль – так обычно бывает у бывших людей, ставших вампирами, которые помнят прошлое, но не могут его изменить и сбросить с себя ненавистное ярмо немертвой жизни. – Они не хотят вас пускать… – понял Олег, и ему стало очень жаль этого человека, известного и холеного, одного из избранных, у которого не было друзей.

– Не хотят, – признался Макар, опуская глаза. Ему было стыдно, что он жалуется вампиру. Но так уж получилось, что бывший светлый – единственный, кого заинтересовали его проблемы. А ему так хотелось просто поговорить!

– Можете остановиться в моей комнате, – не раздумывая, предложил Олег. – Свободных все равно сейчас нет. А я пойду в подвалы. Мне все равно.

Предложение немертвого застало Макара врасплох. Вампир, бездушный раб, низший, недостойный дышать одним воздухом с избранным, предложил ему то, в чем отказали живые. Это было чем-то из ряда вон выходящим. Впервые за много веков Макар Кузнецов потерял дар речи.

– Можете идти прямо сейчас, комната номер восемьсот двадцать. Там тесно по сравнению с вашими бывшими апартаментами, но, по-моему, лучше, чем спать в коридоре или в машине, – с этими словами Олег протянул ему ключи. – Я соберу вещи. Как найдете новое жилье, свистните.

– Знаешь что… – Макар не хотел признаваться самому себе, что до глубины души тронут щедростью того, от кого меньше всего мог ее ожидать. Он смотрел в открытое лицо немертвого и искал подвох. Пытался угадать, что вампир попросит взамен. Но парень выглядел совершенно спокойным. В его глазах читалось сочувствие, а на раскрытой ладони лежали ключи от скромной комнаты – единственное, что дали ему взамен полноценной жизни, богатства, друзей темные, превратившие его в монстра. – Думаю, нам там хватит места обоим. Кушетку или надувной матрас я как-нибудь уж раздобуду.

– Уверены? – спорить Олег не собирался: идти в подвалы не хотелось страшно. Но он мог найти себе место под землей, в то время как Макара прогнивший, отравленный воздух казематов сведет с ума, лишит силы, а то и попросту убьет.

– Уверен, – кивнул темный. Это неправильно – выгонять из собственного дома того, кто готов отдать тебе собственную жалкую комнатушку, когда у других не находится свободного места в пяти комнатах, четыре из которых постоянно пустуют.

– Пойдемте, помогу вам устроиться, – спокойно сказал Олег, разворачиваясь назад.

– Давай перейдем на «ты», раз уж мы теперь живем вместе.

– Как скажешь, – легко согласился Олег, подходя к неприметной двери, ничем не отличавшейся от всех остальных, расположенных на этом этаже. Ключ щелкнул в замке, и перед Макаром предстала очень маленькая и очень темная комната, выполненная в насыщенных синих, почти черных тонах.

– Добро пожаловать, – с улыбкой сказал Олег, пропуская своего нового соседа внутрь. – Будь как дома, а мне пора по делам.

С этими словами вампир вышел в коридор, оставив Макара наедине с собственными мыслями, немалую часть которых занимала благодарность. Не раздеваясь, избранный упал на кровать и, не замечая, что по сравнению с той, к которой он привык, она намного жестче, уснул мертвым сном. Ему снилось лицо молодой женщины, чьи нежные руки пробудили в нем нечто, названия чему он не знал. Макар пытался коснуться ее, но она, словно призрак, все время исчезала, стоило протянуть вперед руку. Тогда он стал звать ее по имени. Но она не откликалась. Просто стояла, прекрасная и равнодушная. И тогда Макар понял. Она мертва. Это он убил ее. Темный открыл глаза и, тяжело дыша, сел. По лбу градом катился пот, а сердце колотилось, будто бешеное…

Это все происходило утром, а теперь наступила ночь. В круглом зале, самом большом в замке, собрались все его обитатели. Во главе стоявшего полукругом стола восседал Сантьяго в длинной белой мантии. Рядом с ним, стараясь держаться как можно ближе, сидела молоденькая девушка, человек. Новая игрушка Испанского Дьявола, которой, возможно, повезет, и за свою доступность она получит бессмертие, но более вероятно другое: ее ждет уже заготовленный магом билетик за грань. Или куда там уходят после смерти люди?

Макар занимал место среди избранных, очень близко к Сантьяго. Можно сказать, что он сидел с ним бок о бок, это было очень почетно. Большинство людей, находящихся в зале, не задумываясь, убили бы за возможность оказаться на его месте. Макару же было все равно. Он не замечал своего высокого положения. Как и блюда, с таким аппетитом поедаемые его соседями. Как и заплаканное лицо Лейлы, сидевшей по левую руку от него. То ли бывшая жена, действительно, расстроилась, то ли пыталась воздействовать таким способом на вдруг взбунтовавшегося мужа. Неважно. Макар не хотел думать об этом.

После боя курантов началось истинное веселье, вернее, то, что слуги Сантьяго понимали под этим словом. Естественно, в программу входили танцы и выпивка. Но основное внимание уделялось тяжелым наркотикам, оказывавшим на организм воителей небольшое действие и не вызывавшим привыкания, грубые сексуальные оргии, устраиваемые прямо на столах, издевательства над пленниками, происходящие посреди этого бедлама на глазах у продолжающих ужинать, танцевать или заниматься сексом товарищей. Для вампиров стояли целые графины свежей крови. Периодически ответственный за угощение немертвых человек, подходил к дальнему углу залы, где сидели связанные по рукам и ногам девушки, метким движением перерезал одной из них горло, и наполнял новый сосуд красной жидкостью. При всем при этом присутствовали не только опытные воители и вампиры. Здесь были также дети, живущие в замках, в том числе и трое младшеньких Макара. В их глазах не было ни страха, ни удивления, ни отвращения. Они с рождения привыкли к подобным развлечениям, и некоторые уже активно принимали в них участие. Например, обе дочери Макара, одной из которых было шестнадцать, другой недавно исполнилось четырнадцать, постанывали под своими любовниками, на каждую приходилось сразу по три мужчины. Лейла ходила кругами по залу, стараясь испепелить бывшего мужа взглядом. Но ее не замечали. Злая и обиженная, она подошла к группе, издевающейся над светлой воительницей. Последовала серия ударов; несчастная девушка, вытаращив от боли и страха глаза, испытала на себе всю ярость почтенной госпожи ибн Халликан, использовавшей страдалицу вместо боксерской груши. Видимо, желанного облегчения темная не получила, так как быстро оставила свою жертву и, пометавшись еще немного, присоединилась к самой бурной оргии, разворачивающейся в центре зала. Это был первый раз почти за пятьсот лет, когда Лейла отдала свое тело другому мужчине, и не одному, а сразу трем или четырем. Макару было противно. Он не мог понять, что видел в этой испорченной, жестокой женщине на протяжении столь долгого времени.

– Нашел комнату? – спросил Кирилл Коршунов, прогнавший Макара из своих апартаментов несколько часов назад.

– Нашел, – холодно ответил бывший кузнец, не считая нужным смотреть на человека, имевшим наглость называться его другом.

– Я знал, что все будет нормально. Здесь места много, всем хватит, – Кирилл противно улыбался. Макар едва сдержался, чтобы не стереть лживую ухмылку с этих губ. Только воспоминание об Алисе, которой этот мужчина приходился родным дедом, помогло ему остаться сидеть. Впрочем, даже если он убьет Коршунова, вызвав на ристалище, девушка вряд ли опечалится. Она никогда не видела своего темного родственника.

Продолжать разговор не хотелось. Уходить было рано. Вокруг творилась ужасная вакханалия, достойная пера живописца, решившего изобразить ад во всем его безобразии. Кровь, секс, препараты, запрещенные в любом нормальном обществе, крики и стоны, слившиеся воедино. Все это дополняла громкая музыка, под которую вальсировало несколько пар. Рядом сам великий Сантьяго, окруженный тремя фаворитками, улыбается старческими губами, пока молоденькие девушки всячески ублажают покрытое морщинами тело.

Неужели раньше он мог участвовать в этом безумии? «Мог», – отвечал внутренний голос. К горлу подкатывала тошнота. Макар постарался заглушить ее очередной порцией виски. Не помогло, стало только хуже, закружилась голова.

В поисках хоть одного нормального человека Кузнецов начал озираться по сторонам, но, сколько хватало глаз, везде творилось одно и то же. Даже его малолетний сын накачивался водкой, катая по полу нагруженную презервативами машинку.

Наиболее приличная тусовка собралась в дальнем и самом темном углу. Человек десять пили шампанское и весело смеялись, не обращая внимания на разворачивающийся перед глазами фарс. Макар знал каждого воителя, не участвовавшего в безобразиях. Трое из них принадлежали к его группе. Остальные считались его приятелями. Раньше он непременно подошел к ним и поговорил о делах насущных, потравил анекдоты, принимая участие в общем веселье, может, выкурил косячок-другой марихуаны, привезенной из Голландии. Раньше, не сегодня… Сегодня он уставился в одну точку, отключая сознание от происходящего, словно старался разглядеть, что творится в другом зале, огромном и очень светлом, как докладывали редкие разведчики, сумевшие вернуться из своих рейдов невредимыми. Там в эту ночь тоже проходит новогодний праздник. Маскарад, говорила Алиса, прижимаясь к его груди еще прошлой ночью. Мужчины и женщины, наряженные средневековыми рыцарями, принцессами, дриадами, крылатыми феями, вальсировали под музыку оркестра или танцевали под современные напевы какой-нибудь группы. Нежные поцелуи, дружеские рукопожатия, пробки шампанского, летящие в потолок, магические шары и свечи, с оплывающим по бокам воском. Таким он представлял себе праздник в доме сестры. Ему казалось, что он видит, как Стас смеется над шуткой кого-то из своих ребят, крепко обнимая белокурую жену с добрыми голубыми глазами за талию, как хмурится светлая София, не находя на серебряном подносе своего любимого кушанья, как улыбается, пряча серые глаза, девушка, которую ему представили как Дубровину Алину, как подносит к губам бокал игристого вина парень, показавший чудеса выносливости, пережив в их замке восемь лет жестоких пыток.

Реальность ворвалась в его грезы в виде хорошенькой вампирши, опьяненной не то кровью, не то всеобщим сумасшествием.

– Потанцуй со мной, избранный, я покажу тебе, что такое настоящая вампирская женщина!

Лихорадочный блеск ее глаз в совокупности с бледной, очень гладкой кожей, делали ее похожей на призрака. От нее пахло мускусом и чем-то еще очень неприятным. Возможно, смертью. Макар не знал. Девушка наклонилась слишком близко, желая найти его губы своими, Кузнецов резко отпрянул, смахнув со стола пустое блюдо, с громким бряцаньем упавшее на пол.

– Ну же, красавчик, – не унималась вампирша, обвив его шею руками. Она не понимала или не хотела понимать, что ее ласки неприятны. Когда смердящее дыхание коснулось его щеки, Макар не выдержал, схватил со стола нож и полоснул немертвую по шее. Голова скатилась на пол, сверкая недоуменным взглядом и обиженно кривя губы. Ничего, переживет… кто-нибудь приставит безмозглую башку недобитой красавицы на место, возможно сначала воспользовавшись столь любезно предлагаемым каждому встречному укороченным телом. Со злостью пнув немертвый бок, Макар отошел к соседнему столу. Там никого не было, кроме одиноко сидящей фигуры Олега. Вампир смотрел в пустой бокал, крутя длинную ножку фужера в тонких пальцах.

– Не нравится наш праздник? – спросил Макар.

– Не в моем вкусе, – кивнул Олег, не отрываясь от бликов, мелькавших на гранях дорогого хрусталя.

– И не в моем, – честно признался Макар, – всегда предпочитал тихие вечеринки.

– Не знаю, что я предпочитал, но не это, – Олег обвел рукой по кругу, охватывая всю площадь помещения.

– Почему ты не ешь? У тебя голодный взгляд.

– Я не убиваю людей, я затуманиваю им память. Они не должны страдать из-за противоестественного вампирского голода, – резко ответил Олег, уставившись в глаза Макара.

– Не заводись, я просто спросил. Ты же слышал приказ: из замка теперь неделю никого не выпустят. Справишься?

– Постараюсь, а нет, запрусь в подвале до наступления моей очереди охотиться. Безумного вампира на стену не поставят, себе дороже, вдруг кусаться начну, – Олег клацнул зубами, показывая слегка удлиненные клыки.

– Забавно, всегда считал, что вампиры – нелюди, животные, а оказывается, некоторые из вас человечнее иных людей. – Несколько минут они сидели в молчании, Макар разглядывал необычного немертвого, в корне изменившего его отношение к низшим, а вампир с отвращением глядел в зал. Казалось, его вот-вот стошнит.

– Я добуду для тебя разрешение на охоту на завтра, – пообещал Кузнецов, похлопав Олега по плечу. – Ты не должен страдать из-за принципов, это неправильно.

– Буду очень признателен, – согласился вампир. И снова Макар удивился, что в нем не было ни капли свойственного его племени желания угодить и раболепной униженности, скрывающей лютую ненависть, которую каждый немертвый испытывал к живым.

Алина кружилась в танце под аранжировку популярного некогда вальса, поддерживаемая твердой рукой Антона. Кисточки на его талии мешали прижаться к любимому всем телом, а болтавшийся на цепочке мольберт периодически ударял по бедру. Вокруг танцевали другие пары. Иногда кто-нибудь из знакомых дружески махал им рукой или посылал воздушный поцелуй. Джефф, разряженный ковбоем дикого Запада, пронесся с дамой в черной маске и улыбающимися губами, накрашенными бордовой помадой. Его широкополая шляпа залихватски сползла набок, открывая конопатое лицо «льва». Прямо за ним, увлекая за собой партнершу, пролетел султан – Али. Потерявшая маску девица из «сокрытых» громко смеялась, то и дело опуская голову на плечо турка. Соня с Владом отплясывали в самом центре зала, и равных им в искусстве танцевать не было. Фиолетовый вел свою женщину уверенно и красиво, а она, словно грациозная кошка, скользила, практически не касаясь паркета, полностью доверяя крепким рукам партнера. Их парой любовались сидевшие за столами воители, не умевшие или не желавшие показать свои навыки по части вальсирования. От них не могла отвести взгляда даже Линда, раскачивавшаяся на месте в такт музыке.

С потолка в замысловатом танце мягко падали снежинки, оставлявшие на коже следы теплого прикосновения. Иногда начинался дождь из разноцветного конфетти, с хрустальных люстр свисал серпантин, задевая самых высоких по головам. В воздухе продолжали носиться ведьмы и деды морозы, к ним присоединились неизвестно откуда взявшиеся феи с огромными прозрачными крылышками, из волшебных палочек которых вырывались снопы искр. На столах вальсировали фарфоровые статуэтки, ловко обходя салаты и тарелки гостей.

– Ты великолепно танцуешь, – шепнул Антон. – Максу надо отдать должное, в нем погиб учитель, – улыбнулся Антон.

– Это точно, после наших занятий я не могла пошевелиться, а было это уже после экзаменов.

– Зато теперь ты лучшая в этом зале, – Антон говорил искренне, хоть и не совсем объективно. Прекрасных танцоров здесь было множество, и многие из них обучались этому искусству у лучших мастеров своего времени.

– Я лучшая, потому что со мной ты, – Алина прижалась к любимым губам, наслаждаясь их мягкостью. Все ее существо затопило невозможное счастье. Она не могла представить, как жила без Антона. Без его теплой руки на своей талии, без его запаха, щекочущего ноздри, без зеленых глаз, способных заменить собой весь мир. Она не понимала, как не ослепла без его сияющей любви, когда он исчез из ее жизни.

Раньше она думала, что ей достаточно просто знать: он жив и дышит тем же воздухом, каким она. Изредка смотреть украдкой на его силуэт, скрытый от нее полутьмой комнаты их общего коттеджа. Слышать его голос, когда он разговаривает с кем-то еще. Она верила, что могла оставаться женой его брата, стать ему сестрой и подругой, не претендуя на ласковый взгляд или страстное прикосновение. Могла довольствоваться дружеским рукопожатием и коротким поцелуем в щеку при встрече или прощании. В этом она видела свой долг перед надежным и всецело преданным ей Максом, вытащившим ее из депрессии, день за днем убивавшей ее душу. Он был отцом ее сына и прекрасным человеком, которого она тоже любила. Но та любовь, спокойная, без всплесков эмоций, без бури страстей, разрывающих сердце, без агонии, наступающей при разлуке на пять минут, без слез по ночам в подушку от счастья, не могла идти ни в какое сравнение с тем всепоглощающим чувством, которое она испытывала к Антону, хотя любая другая женщина посчитала бы его достаточным и не искала бы лучшего.

Только впервые после восьми лет разлуки оказавшись в его объятиях, Алина поняла, как заблуждалась. Один-единственный раз утонув в омуте глаз Зеленого, она уже не могла выплыть на поверхность и не хотела этого. Максим был ее мужчиной, ее мужем, ее другом. Она могла рассказать ему о своих проблемах, разделить на двоих радости и горести, могла веками просыпаться и засыпать рядом с ним, чувствуя полноту жизни и наслаждаясь ее вкусом. Антон же был частью ее самой, второй половинкой ее души, словно разделенной кем-то могущественным на две части. Она чувствовала каждое его движение, знала его тайные страхи, слышала стук его сердца, когда он был далеко. Они дышали одними легкими на двоих, смотрели на мир одними глазами. Они не были похожи, скорее, наоборот, они были разными. Алина для Антона была тихой гаванью, в которой можно отдохнуть от тревог и невзгод, раствориться в ее тепле, спрятаться под покрывалом ее ощущений от мира, рвущего его на части своим многообразием. Он для нее был учителем и наставником, давал ей возможность соприкоснуться с неведомым, которое несла в себе его душа. Иногда ей казалось, что ее скромный разум никогда не сможет постичь всей глубины и многогранности его натуры. Внутри Зеленого постоянно жила боль и неудовлетворенность. Он всегда искал свое место и, даже найдя, не останавливался на достигнутом. Он оставлял себя открытым для нового, но не умел отгораживаться от старого. С Антоном не бывало скучно. Он знал вещи, о которых уже забыли те, кто родился за несколько тысячелетий до него. Он видел то, о чем не догадывались самые умные и прозорливые маги. Он умел анализировать и оценивать, все время оставаясь пленником собственных эмоций. Он интуитивно находил общий язык со всеми, но не обладал талантом заводить близких друзей.

Слишком часто погружаясь в мир фантазий, Антон постоянно нуждался в проводнике, освещающем его путь в реальности. Всю его долгую жизнь им был Максим, который являлся полной противоположностью слишком тонкого и ранимого брата. Сильный, уверенный в себе, Бордовый не знал колебаний и сожалений. В его мире не было полутонов – только черное и белое. Он выбирал только прямую дорогу и никогда не сворачивал, никогда не отступал. Он не умел проигрывать, не поддавался эмоциям, не ведал жалости к противнику, не воспринимал мнения, противоположные его собственному. Он, не оглядываясь, шел по жизни, ведя за собой брата. Так же он взял на себя опеку над Алиной, закрывая своей грудью от трудностей, несчастий и стрел. Ему не нужно было ее тепло, он не мог пропустить сквозь себя ее ощущения и будил несвойственную натуре активность, при этом вставая непреодолимой стеной между ней и жестоким миром. Максим имел множество врагов, частенько вступал в противостояния из-за пустяков, но умел и дружить, полностью открывая себя для других. Его любили, но мало кто хотя бы раз не мечтал расквасить его красивую физиономию.

Антон делал Алину одновременно королевой и ребенком, позволяя оставаться самой собой. Максим видел в ней обычную красивую женщину и считал, что этого достаточно для них обоих. Антон всегда оставлял ей выбор в мелочах, даже готовя на ужин то, что хотелось бы ей, но решение серьезных вопросов всегда брал на себя и часто ошибался. Максим освобождал ее от бытовых проблем, взваливая их на плечи домработниц, официантов, стилистов, визажистов, консультантов, но жизненно важные проблемы всегда проговаривал, давая ей возможность уйти или остаться, положиться на него или сделать по-своему, но в любом случае находил возможность оберегать ее. Он всегда оказывался прав.