Катерина Скаврон
Мое летнее детство
1 Ламская
Каждый год мои родители отправили меня к бабушке на все лето, да и вообще на любые каникулы. Мама сильно злись из-за того, что я днями сидел у телевизора дома и никуда не выходил. Как она часто негодовала: «Ты уже посинел тут! Едешь к бабушке Лене!».
Бабушка была доброй и маленькой. Я вообще не помню, чтобы она когда-либо кричала на кого-либо. Все соседи, ласково называли ее Аленушкой, всегда приходили за советом или попросить продуктов, а порой и занять денег до пенсии в случае, если кому не хватало. Вся семья прислушивалась к ее мнению. Бабушка очень вкусно готовила и всегда была занята каким-нибудь делом, если я вдруг попадался ей на глаза, она подзывала меня и вынимала из фартучка конфетку, а однажды она даже вынула из фартука вареную куриную ножку, и я был несказанно этому рад, так как был голоден.
Слобода «Ламская» находилась недалеко от города и добраться туда можно было на автобусе. На станции меня обычно встречал дедушка Степан, я очень любил его за его улыбку, она была такой доброй и лучезарной, что даже тепло на сердце становилось. Он приезжал за мной на велосипеде, так как станция находилась недалеко от дома.
Так и в этот раз. Когда начались летние каникулы меня посадили на автобус номер девять и отправили к бабушке.
– Ну как доехал внучок? Здоров ли?
– Да, все нормально… .
– Ну, это хорошо! – Дедушка улыбнулся своей добродушной улыбкой и похлопал меня по плечу. Я сел на раму велосипеда, а мою сумку дедушка привязал к багажнику так мы и отправились к дому.
Я отлично знал дорогу и с легкостью мог бы сам доходить до дома, но несмотря на это дедушка всегда встречал меня.
Вот и улица Заречная, вот и номер дома 33, зеленые ворота, оранжевые ступени и голубая дверь. Все было, как всегда… Наш дом был весь деревянный, покрашенный зеленой краской с оранжевыми выступающими углами и черным фундаментом. Его всегда красили в один тот же цвет. Около дома росло два старых клена, залезая на которые мы часто пролезали в дом, так как с легкостью могли добраться до открытого окно. Голубая дверь вела в коридор. Там стояла газовая плита стол и ведра с водой, из которых пили воду. Дом внутри был без межкомнатных дверей только обналичники, покрытые белой краской и шторы, висевшие на старых деревянных карнизах. Мне не разрешали их занавешивать, так как говорили, что карниз может свалиться мне на голову.
В доме было 4 просторные и светлые комнаты. Каждая комната была оклеена обоями с цветами или узорами, на окнах висела тюль и занавески желтого цвета.
Кухня была сердцем дома. Именно там всегда собирались все родственники чтобы обсудить новости. В соседней комнате стоял диван, на против него телевизор, но он показывал каналов 5 не больше и то все неинтересные. Слева от дивана стоял буфет, в буфете был графин с пуговицами, коробка с пахнущими лекарствами, старые газеты и бабушкина одежда, еще бабушка обычно оставляла на нем конфеты, которые я находил и съедал.
В зале по середине стоял квадратный стол с зеленной скатертью, эта скатерть была на нем уже кучу времени, никто не помнит, когда ее в последний раз меняли. У стены рядом со столом стоял сервант, там бабушка хранила стеклянные бокальчики и кружки, мне никогда не разрешали лазить туда, говорили, что побью, на серванте стояло радио, которое изредка работало. Около стола стояло трюмо с большим зеркалом, на котором была приеклена наклейка, я помню, как прикрепил ее сюда года два назад, тогда на меня ругалась мама.
Справа от серванта был еще один проход он вел в спальню. Тут было две кровати которые ужасно скрипят и шатаются, когда переворачиваешься на них, но вполне удобные и большой шкаф. На шкафу была приклеена наклейка совы – это я тоже приклеил, но мама не ругалась, так как не заметила.
Когда мы вошли в дом я задержал дыхание. Я всегда так делаю, по привычке, уже лет 8 точно, не люблю непривычный мне запах, который исходит от варева для поросенка и кур. Мы прошли на кухню. Ничего не изменилось в углу стояла печка, видимо дедушка недавно ее отделал «керамическими плиточками» и теперь она была розово-белой. Это печка не была огромной как в старых домах, она была небольшой, но обогревала весь дом. На кухне так же стоял стол с голубой клеёночкой, сверху над столом в углу висели иконки. Рядом со столом у окна стоял диван, на нем спала бабушка, дедушка спал в зале у телевизора. Слева от двери стоял рукомойник, в него дедушка вливал воду из ведра, которую он приносил из колодца каждое утро и каждый вечер. Все было на своих местах, даже кот, свернувшийся клубком на диване.
Так и начались мои очередные летние каникулы…
2 Кормилец
У нас была большая семья. У моей бабушки было 6 дочерей: Нина, Настя, Шура, Валя, Таня и Люба. Шурчик- всегда жила с бабушкой и спала на одной из скрипучей кровати в спальне. Она никогда не была замужем и у нее не было детей, наверное, поэтому казалось, что она терпеть нас не могла и гоняла нас по двору метлой.
Приезд тети Тани с моими двоюродными сестрой и братом был чем-то знаменательным. Вся семья собиралась и приветствовала мою тетю, живущую в Сибири. Мой брат Антон – мой ровесник, был совершенным сумасбродом и постоянно досаждал дедушке, который его называл не иначе как «Анчутка безрогий» или «Черт головастый». А сестра Оксанка была старше меня на 5 лет, она начесывала и накручивала на голове такой высокий куль, что он возвышался сантиметров на двадцать, как мне казалось, она считала, что это очень модным и любила измываться надо мной, пугая по ночам.
Так одной ночью я пошел в туалет. А я ужасно боялся этого туалета… Это маленький деревянный туалет на улице, рядом с домом. Чтобы туда попасть, нужно было пройти мимо двух времянок и погреба с острой, трехугольной крышей. Порой ночью во дворе была беспросветная темень, если луна была в тучах, и я ужасно боялся, что кто-то схватит меня либо по пути, либо, что еще хуже в самом туалете или, что я открою дверь из туалета и окажусь в другом измерении. Так вот, иду я раз туда и слышу шорох впереди. Я остановился и прислушался, ничего не было видно, подумал, что куры. А Оксанка как выскочит из-за угла и заорет: «Баааааааааа». У меня от ужаса аж дыхание перехватило, да так, что я «надрупенил» как говорит бабушка себе в штаны. Оксанка еще долго смеялась надо мной после этого.
Но были там и постоянные гости: Олька, Маринка, Ромешь и Катька – тоже мои двоюродные. Олька тихой была, никогда ничего не творила и ни с кем не ссорилась, любила посмеяться над тем, как Ромешь и Катька, которые были родными братом и сестрой ссорились.
Маринка была младше всех, поэтому я особо не обращал на нее внимания правда, если что-то случалось она так визжала, что уши в трубочку заворачивались. Ромеша я терпел… Шурчик называла его «кормильцем» … Причина этого звания мне была непонятна. Помню, как однажды после того, как Ромешь помыл ноги под колонкой к нему подошла Шурчик:
– Пойдем отнесу тебя кормилец мой. Давай ка, на спину садись.
Ромешь был уже давно выше ее на две головы. Он обхватил ее шею руками и Шурчик двинулась. Но так как рост их был очень разный, то его только что вымытые ноги начали волочиться по земле. Он это понял и начал смеяться, так сильно, что не смог удержаться сполз по Шурчику вниз. Пока он сползал Шура почувствовала, как что-то теплое и мокрое появилось на ее спине. Она быстро стряхнула хохочущего Ромеша…
– Ах ты ж паразит ты этакий! – Округлив глаза, тихо произнесла она и отодвинула халат от спины.
Ромешь так сильно хохотал, что совершенно не смог сдержаться. Он продолжал корчиться задыхаться от смеха лежа на земле, пока Шура на него орала.
Но больше всех я не любил Катьку родную сестру Ромеша. Противная меры нет. Она угловатая и высокая. Ее длинный нос везде лезет. Я даже знаю почему он у нее длинный! От того, что она постоянно повсюду вмешивается и лезет не в свои дела. Она со своими лопоухими ушами все слышит, они как эхолокаторы. Нет того, чтобы она не знала и где бы не была. И правильно Шурчик ее «Рыжей» называет. Не из наших она, все у нас в семье темные, на улице соседи обзывают нас цыганами, так как и волос темный и глаза. У нее одной волос коричневый и отдает рыжим и глаза зеленые. Бестия одним словом!
Есть у меня тут друг – Митька… Он живет на нашей улице через три дома. Это белокурый мальчишка с голубыми зоркими глазами, он всегда придумывает чем бы нам заняться. Он тоже не ладил со своими братьями и сёстрами, поэтому мы сошлись и пакостили то моим, то его.
3 Рыбалка
Одним утром повстречался я со своим другом – Митькой. Еще с вечера мы договорились пойти на рыбалку. Встал я рано и потащил с собой Ольку и ее Ленку.
Мы с Митькой вязли лодку. Удочек у нас не было, потому мы решили глушить рыбу веслом, а после того, как она оглушенная начитает плавать кругами по поверхности, ловить ее руками.
– Мить, а, Мить. – окликнула его Олька.
– Чего тебе?
– Нас вы зачем взяли, если в лодке только два места?
– Как зачем? Рыбу поймаем? Поймаем. А есть как?
– Ну так дома.
– А в чем же тогда смысл рыбалки? Нет, вы будете сидеть и смотреть, как мы ловим рыбу и разжигать костер, а потом, когда мы придем жарить ее.
– Мить, так тарелок нету и ножа… Ее же почистить надо, а я боюсь.
– У меня все есть, не боись!
Мы дошли до берега реки. Пахло утреней росой и ряской. Было видно, как над деревьями встает солнце рассеивая туман на водой. Рассвет был розовым, как наша печка, на небе виднелись белые облачка, принимавшие различные формы.
У Митькиного деда была старая, деревянная лодка, в боку у нее была маленькая течь, так что плавать приходилось с ковшиком, которым нужно было регулярно вычерпывать набирающуюся в лодке воду. Я помог Митьке перевернуть лодку и спустить ее в воду. Митька хоть и сообразительный, но, когда занят делом не особо разговорчив.
Мы поплыли вдоль по реке, течение было спокойным и поэтому мы не спеша передвигаясь высматривали рыбу, подплывающую к поверхности. Я взял весло и стал выжидать. На себе я ощущал всю ответственность, и не должен был пропустить ни одной рыбины.
– Плывет. – прошептал мне Митька и указал на подплывающую к борту рыбешку. Я взял весло покрепче и приготовился. Рыбка подплыла совсем близко, тогда я замахнулся и ударил веслом по воде. Оглушенная рыба выскочила из воды, я, откинув весло в сторону, вместе с Митькой смогли поймать нашу скользкую добычу.
Спустя полтора часа мы ловили целых три рыбины. Нам было весело и захватывающе интересно, мы много шутили и представляли, как мы будем жарить наш улов. На обратном пути, уже поворачивая к берегу я заметил еще одну. Я взял весло и ударил по воде. В порыве ажиотажа я откинул весло в сторону, но почувствовал, как оно что-то задело. Повернув голову, я увидел злобное лицо Митьки. У него были совершенно ошарашенные глаза, я почувствовал, как к нему подступает гнев и был уверен, что он выкинет меня из лодки вместе с рыбой.
Но, к моему удивлению, Митька повернул голову к девчонкам, сидевшим на берегу и наблюдающим за нами и заорал:
– Никому рыбу не дам! Вся рыба моя!
Я был поражен реакции Митьки, так как я был уверен, что он меня убьет, но видимо я настолько хорошо приложим его веслом, что он совершенно дезориентировался и меня пронесло…Девчонки обиделись и ушли. Мы же почистили рыбу зажарили ее на костре, на старой сковородке, которую Митька притащил из дома, и набили себе животы.
